Глава 4 Яковлев Александр Николаевич, агент абвера «Крот»
16 февраля 1945 г., м. Фриденталь,
80 км от Берлина
– Быстрее, еще быстрее! Шнель! – с плохо скрываемым раздражением покрикивал Ганс Фогель, наш инструктор по джиу-джитсу. – Пятьдесят восемь, пятьдесят девять – финиш!
«Выложившись до конца, я в полном изнеможении разлегся на деревянном полу спортзала – при этом обессиленно перевернулся на спину и картинно раскинул руки в разные стороны.
Весь мой взмыленный вид красноречиво говорил: «Все, больше не могу!» Шутка ли – три часа «форсированной» (по выражению Фогеля) тренировки! А в довершение – 60 скоростных отжиманий на «кулачках», да чтоб ноги на скамейке высотой не менее фута!
«Вот такие пироги», – как любил приговаривать один мой «заклятый» знакомый, некто Дубовцев…
– Я вами недоволен, лейтенант! – навис надо мною коренастый тридцатилетний крепыш. – Чересчур себя жалеете. Оттого и работаете не в полную силу!
Слова Фогеля громко отдавались в полупустом спортзале, где, кроме нас, никого не было: прочих курсантов тренер отпустил еще час назад. Со мной же он занимался по особой индивидуальной программе – по личному приказу самого Скорцени, как пояснил словоохотливый Ганс. Не доверять его словам не было ни малейших оснований: в последнее время я и сам почувствовал особый интерес, который начали проявлять к моей «скромной персоне» некоторые руководители германской разведки. Неужели это связано с порученным мне заданием – в сущности, ничем особенным не выделявшимся? Конечно, найти в тайнике в глубоком советском тылу некую тетрадь, а затем доставить ее назад – дело весьма опасное и далеко не такое простое, как может показаться на первый взгляд. Однако в моей богатой абверовской «практике» и не такое бывало…
– Завтра в то же время жду вас в спортзале, – сообщил в заключение Фогель и, насвистывая что-то из Вагнера, направился к выходу.
– Но, господин тренер! – закричал я вслед. – По графику у меня ночные стрельбы, а днем я должен отдыхать!
– Это приказ капитана Шмидта! – безапелляционно заявил немец, прежде чем закрыл за собой дверь.
Чертыхаясь, я сел, обругав про себя Фогеля последними словами. Хотя, в сущности, он был ни в чем не виноват: приказ есть приказ. По большому счету я всегда уважал Ганса – тренер-то он был классный, про таких говорят: «От бога!» Искусством восточной борьбы джиу-джитсу он овладел в детстве и юности в далеком Китае, где проживал до 36-го года вместе с отцом, практикующим врачом.
Снова скрипнула дверь, и на пороге полутемного зала (электричество повсеместно экономили) возникла запыхавшаяся фигура в шинели и каске: молоденький солдатик-вестовой сбивчиво доложил, что «господину лейтенанту приказано через тридцать минут явиться в канцелярию штаба». Отпустив рядового, я устало поднялся («Зря Фогель меня попрекнул, что выкладываюсь не в полную силу!») и прошел в раздевалку. Здесь первым делом глянул на часы: одиннадцать тридцать. В штабе меня ждут ровно в полдень – интересно, с какой целью? Пока наскоро принимал душ, в голову лезли сумбурные и отнюдь не веселые мысли.
…Итак, мой «крестовый поход» в союзе с Германией против большевиков и сталинского режима потерпел полный крах. Я давно это понял и, по сути, продолжал воевать на стороне немцев просто по инерции. Да и куда мне было деваться. Тем более сын-то здесь, у них. А мать, между прочим, – там! Как сказал этот Дубовцев? «О ней позаботятся…» Успокоил, «благодетель»! Встреча с этим человеком, оказавшимся советским разведчиком, всколыхнула в моей мятущейся душе целый пласт самых противоречивых мыслей и чувств. Да, я ему помог – спас вместе с напарником-смершевцем. Но помог не коммунисту Дубовцеву – повторял я, как заклинание, – помог русскому человеку, моему соплеменнику по имени Иван. Впрочем, какая разница?!..
Или все-таки разница есть? Общаясь на «той» стороне с солдатами и офицерами Красной армии, да и здесь – внимательно приглядевшись к тому же Дубовцеву, – я все чаще задавал себе один и тот же неутешительный (а, может быть, наоборот – внушающий оптимизм?) сакраментальный вопрос: «Не ошибся ли я, скопом записав весь русский народ в колхозные рабы, удел которых – вечно быть в ярме, под властью всяких там «ежовых – берий – сталиных» и прочей сволочи?» Ведь именно сейчас, казалось бы, на веки вечные забитые, запуганные и затюканные простые русские люди начали расправлять плечи: в их глазах появились немыслимые ранее чувства духовной свободы и внутреннего достоинства. Это были чувства Победителей! Такое не может пройти бесследно, и я вдруг начал подспудно осознавать: рано или поздно диктатуре коммунистов в России придет конец. Не может не прийти! Так что же, штык в землю?! Простите, люди русские, «бедную заблудшую овечку» – лейтенанта абвера Яковлева! Допустим… А дальше-то что? Во-первых, не простят. Во-вторых, у кого просить прощения, если у власти в Кремле по-прежнему большевики – те самые, которым я объявил войну, а будущая свободная Россия без коммунистов, о которой я мечтал, пока лишь плод моего воспаленного воображения?..
Впрочем, постепенно я начал понимать: если на первое место ставить не свои «комплексы» и личные обиды, а благо Родины (как бы громко это ни звучало), то ответы на многие вопросы становятся очевидны.
Без пяти двенадцать я подходил к приземистому одноэтажному дому из красного кирпича с островерхой черепичной крышей, где теперь размещалась канцелярия «специальных курсов» – так в официальных документах именовались диверсионные подразделения под командованием оберштурмбанфюрера СС Отто Скорцени.
Сам Скорцени вот уже третью неделю как отбыл на передовые позиции в районе так называемого «шведского плацдарма». В последний день января он получил телеграфное сообщение следующего содержания:
...
«Фригенталь. Скорцени.
Приказ № 831.
Истребительным батальонам со всеми имеющимися диверсионными подразделениями сегодня же выступить к Шведту-на-Одере и создать плацдарм севернее Одера, достаточно большой, чтобы в дальнейшем перейти оттуда в наступление и нанести удар противнику.
Командующий группой армий «Висла» Гиммлер»
Таким образом, «курсы» во Фридентале значительно обезлюдели: Скорцени бросил на берлинское направление, где стремительно развивалось наступление советских войск, почти все имеющиеся в его подчинении людские резервы. Исключение составили лишь особо доверенные и ценные агенты – видимо, к таким причисляли и меня.
Ответив на приветствие часового у крыльца, я толкнул тяжелую дубовую дверь и оказался в просторном помещении – нечто вроде вестибюля – с истертым от времени паркетным полом и единственным маленьким круглым окном над входом. После улицы (день был солнечный, к тому же с утра выпал снег) здесь было чересчур сумрачно.
За столом дежурного справа от входа пожилой обершарфюрер СС в черной униформе перебирал при свете настольной лампы какие-то бумаги: при моем появлении он встал. Мы были знакомы, и я машинально вспомнил его редкую «смешную» фамилию: Хольцаугель – что в переводе с немецкого означает «деревянный глаз», или, попросту, «сучок».
– Похоже, лейтенант, по вашу душу прибыли важные боссы из Берлина, – на правах старого знакомого несколько фамильярно заметил эсэсовец, понизив голос и скосив глаза в сторону кабинета начальника.
– Давно они здесь?
– Минут десять. Штандартенфюрер и еще один в штатском.
Недалеко от канцелярии я заметил черный «Мерседес» с берлинскими номерами – вероятно, на нем эти двое и прибыли.
Повесив шинель и фуражку на длинную металлическую вешалку напротив стола дежурного, я бросил взгляд в большое зеркало, что висело тут же. Из «зазеркалья» на меня внимательно смотрел подтянутый русоволосый «двойник» чуть выше среднего роста в серо-зеленом офицерском кителе – вполне обычное лицо (некоторые женщины считали его даже симпатичным): прямой с небольшой горбинкой нос, чуть прищуренный взгляд темно-карих глаз; единственное, что бросалось в глаза, – «роскошные» усы. Их я отпустил недавно, по совету специалиста-гримера: перед очередной заброской необходимо было максимально изменить внешность – ведь мои приметы чекистам уже были известны. Впрочем, в ориентировках на таких, как я, в конце обычно добавляют: особых примет не имеется. Ничем не выделяться, быть «как все» – в моем тайном ремесле это, пожалуй, самое главное.
Одернув мундир и пригладив волосы, я направился по короткому полутемному коридору в левое крыло – к кабинету начальника канцелярии капитана Шмидта. (В отсутствие Скорцени именно он остался в опустевшем Фридентале за старшего.) Тишину в здании нарушал лишь отдаленный стрекот пишущей машинки где-то на противоположном конце коридора. Кстати, канцелярия переехала сюда совсем недавно – после ожесточенных бомбежек, частично разрушивших старинный охотничий замок, где размещался штаб эсэсовских подразделений.
Постучавшись, я вытянулся на пороге кабинета и, следуя введенным в прошлом году изменениям в армейском уставе, вскинул руку в нацистском приветствии. Присутствующие (все трое стояли около большой карты на стене) отсалютовали в ответ, после чего среднего роста плотный брюнет лет тридцати в таком же, как на мне, серо-зеленом армейском мундире с погонами капитана – это и был Шмидт – подошел и крепко пожал мне руку:
– Знакомьтесь, господа, один из лучших наших разведчиков «дальнего тыла» лейтенант Яковлефф!
Я обменялся вялыми рукопожатиями с толстым немолодым коротышкой с обрюзгшим лицом в черной униформе полковника СС, а также со штатским – высоким представительным мужчиной среднего возраста в круглых очках с позолоченной оправой и в дорогом коричневом костюме.
– Штандартенфюрер Вайс, доктор Бергман, – поочередно представил их Шмидт.
Обе фамилии мне были неизвестны, да и самих «гостей» я видел впервые – поэтому невольно задал себе вопрос: «Что за «гуси» и что им от меня понадобилось?» Впрочем, я уже догадывался: их визит наверняка связан с предыдущим заданием. Конечно, мелькали и тревожные мыслишки: «А вдруг немцы узнали о моем кратковременном контакте с советской разведкой или даже о вербовке к американцам?» Но интуиция подсказывала – это вряд ли. И в том, и другом случае моя «преступная связь» с Дубовцевым в Латвии и с американским резидентом здесь, во Фридентале, носила эпизодический характер – почти невероятно, что на этой стадии я мог попасть в поле зрения гестапо. Хотя, если они следили за «другой стороной»?.. Да и вообще, мне ли не знать, что всяческих «если» в разведке может быть столько – самый изощренный ум даже десятой доли не сумеет предугадать…
– Я являюсь специальным уполномоченным бригаденфюрера СС Шеленберга, – обращаясь ко мне, вступил в разговор полковник Вайс. – Доктор Бергман возглавляет в 6-м Управлении специальный отдел VIG.
– Мы занимаемся сбором научно-технической информации, – мягким баритоном добавил штатский.
– Прошу садиться, господа! – На правах старшего по званию штандартенфюрер первым занял место за небольшим полированным столиком на четверых, вплотную придвинутым к письменному столу в центре просторного кабинета. – Как говорят русские: «На ногах правды нет!»
– В ногах правды нет, – поправил я Вайса и сел рядом с капитаном Шмидтом напротив берлинского начальства.
– Насчет русских пословиц вам виднее, герр Яковлев, – скупо улыбнулся уголками рта эсэсовец. – Однако приступим к делу!
Он приказал Шмидту подробно доложить о подготовке операции «Золотое руно» – так не без пафоса окрестили в Берлине мой будущий вояж за загадочной тетрадью, о содержании которой мне пока ничего не сообщили. «Как аргонавты в старину…» – вспомнилась когда-то слышанная фраза о древних греках, которые отправились в дальний и опасный поход за тем самым легендарным руном. При этом я никак не мог вспомнить: справились они со своим «спецзаданием» или нет!
– …Таким образом, – энергично продолжал гауптман Шмидт, – за истекшие две недели мы максимально уплотнили график спецтренировок, подготовили для Яковлева необходимую экипировку и вполне надежные личные документы советского офицера…
– Документы придется заменить! – властно перебил его эсэсовский полковник.
– Но, господин штандартенфюрер! – удивленно отреагировал Шмидт. – Что значит заменить? Это же целый комплект! Удостоверение личности, расчетная книжка, вещевые и продовольственные аттестаты, справка из госпиталя, командировочное предписание, партбилет, орденские книжки и еще ворох всяких бумаг – включая письма от «матери» и «любимой жены»! К тому же…
– Я вас понял, капитан! – повысил голос Вайс. – Поверьте, мы не хуже вас разбираемся во всей этой «кухне»! Тем не менее для такой замены появились веские причины. Соответственно, придется разработать и новую «легенду».
Он достал из стоящего у ног портфеля и выложил на стол большой толстый пакет из плотной серой бумаги, опечатанный сургучной печатью:
– Здесь тот самый «комплект», Шмидт, о котором вы только что упомянули – включая письма от невесты и ее фото!
Последнюю фразу насчет писем полковник произнес с еле уловимой иронией. Затем, погасив скупую то ли улыбку, то ли усмешку – уточнил:
– Вчера прямо с фронта нам доставили личные документы русского подполковника – его захватили в плен наши армейские коллеги…
Далее Вайс поведал весьма любопытную историю. Буквально сутки назад разведчики одной из фронтовых абвергрупп во время вылазки по ближним тылам противника (действие происходило в Восточной Пруссии) захватили в плен советского офицера. К сожалению, дотащить его живым до немецких окопов не удалось: во время начавшегося артобстрела уже на нейтральной полосе русского смертельно ранило осколком снаряда. Тем не менее с этим подполковником фронтовым разведчикам невероятно повезло. Офицера захватили, подорвав гранатой «Виллис» на лесной дороге, как раз в момент убытия с передовой, где тот находился в командировке. Таким образом, при нем оказались не только все необходимые документы, но даже личные письма и фотографии. Мало того, подполковник служил старшим оперуполномоченным управления контрразведки «Смерш» Московского военного округа!
– В Берлине принято решение легендировать вас под этого русского контрразведчика, – сообщил мне штандартенфюрер, открывая пакет.
Он выложил на стол и подвинул нам пухлую стопку документов. Я с любопытством раскрыл небольшого формата красную книжечку – служебное удостоверение с тисненой «позолоченной» надписью на обложке «контрразведка Смерш». С маленькой фотографии на меня внимательно смотрел молодой мужчина в гимнастерке с подполковничьими погонами: короткая армейская стрижка, чуть широковатый нос и слегка оттопыренные уши – вполне заурядное лицо, каких тысячи. «Особых примет не наблюдается, – отметил я. – Уже хорошо… Как его? Коваленко Виктор Петрович. И фамилия «неброская»…»
– Год рождения – девятьсот тринадцатый, ноябрь месяц. Всего на два с половиной года старше! – удовлетворенно воскликнул Шмидт, подвинув ко мне удостоверение личности. – Вы с ним почти ровесники!
– Мало того, – заметил полковник, – обрати внимание на записи в вещевой книжке.
Я сразу понял, к чему он клонит, и быстро отыскал нужную страничку. Ага!.. Вот. Шинель – пятьдесят второй, шапка – пятьдесят восьмой, сапоги – сорок второй…
– Этот Коваленко немного крупнее, но разница незначительная. Сапоги – те вообще «мои»…
– Все верно, герр Яковлев. Наши специалисты сразу обратили внимание на все эти удачные совпадения, – кивнул Вайс. – По сути, нам остается заменить фотографии и подкорректировать дату убытия в командировочном предписании.
– Еще один нюанс, господа, – вступил в разговор молчаливый до сих пор «штатский». – Конечный пункт маршрута, город Энск, входит в Московский военный округ – где, собственно, и служит этот русский офицер. Вернее, служил.
«Если Бергман действительно из научно-технического отдела, то для «технаря» очень неплохо разбирается в чисто оперативных вопросах», – подумал я вскользь. В этот момент в дверь осторожно постучали, и на пороге замер по стойке «смирно» обершарфюрер Хольцаугель.
– Что вам? – раздраженно спросил Шмидт. – Не видите, мы заняты?!
– Извините, господин капитан! – вытянулся дежурный. – Вы приказали накрыть стол. Сейчас ровно тринадцать ноль-ноль – обед доставлен!
– Ах, да… Хорошо, идите!
Начальник канцелярии встал:
– Господин штандартенфюрер! С вашего разрешения, позвольте сделать небольшой перерыв. Приглашаю присутствующих отобедать: в соседней комнате накрыт стол.
– Что ж, я не против, – охотно согласился Вайс. – Думаю, доктор Бергман тоже!
«Ну вот, – подумал я, – немцы есть немцы. Война – войной, а обед – обедом!»
Минут через сорок, вернувшись в кабинет, мы продолжили обсуждение – при этом все тот же Хольцаугель подал всем по чашке неплохо заваренного кофе, а капитан любезно предложил настоящие гаванские сигары из своих «стратегических» запасов. Он же и задымил на пару с полковником – доктор, как и я, оказался некурящим.
– Вас, наверное, мучает вопрос: что это за тетрадь, из-за которой, рискуя жизнью, надо совершать такой дальний вояж? – обратился ко мне Бергман.
– Ничего себе вояж! – хохотнул штандартенфюрер, выпуская клубы дыма.
– Хорошо, пусть будет заброска, – поморщился доктор. – Теперь я точно выразился?
– Абсолютно! – благодушно отреагировал полковник (похоже, обед с последующим десертом значительно улучшил настроение толстяка). – Что скажете, Яковлев?
– Профессия разведчика приучила не задавать лишних вопросов, – заметил я. – Но мне, конечно, небезынтересно содержание документа, из-за которого – как верно заметил господин Бергман – предстоит рисковать жизнью.
– Мы удовлетворим ваше любопытство! – блеснул очками доктор. – В тетради, насколько нам известно, теоретические выкладки и научные гипотезы из области строения атома. Возможно, приводятся какие-то формулы…
Минут десять он скучно рассказывал о некоем профессоре по фамилии Зайцев – авторе этих заметок – и объяснял, почему они вдруг понадобились немецким физикам. Объяснения получились довольно путаными и туманными.
Одно было очевидно: зайцевская тетрадь для немцев крайне важна. (Иначе, зачем бы тогда затевалась вся эта операция?) Но, со слов Бергмана, выходило, что записи имеют скорее теоретический, нежели практический интерес.
«О чем-то он явно недоговаривает, – подумал я, выслушав доктора. – Германия сейчас не в том положении, чтобы позволить ученым заниматься отвлеченными теоретическими изысканиями». Впрочем, никаких вопросов я не задавал, потому как твердо усвоил: разведчик не должен обладать «лишней» информацией. Ему сообщается только то, что необходимо для выполнения задания – в данном случае немцы могли вообще ничего не говорить о содержании тетради. Но ведь сказали! Зачем? Да просто понимали: когда тетрадь окажется в моих руках, я, имея техническое образование, и сам разберусь, что речь идет об атомных исследованиях. Стоп!.. А не связано ли это с разработкой новейшего чудо-оружия, о котором в последнее время трубит геббельсовская пропаганда? Не наводит ли Бергман «тень на плетень», рассуждая о теоретических аспектах – на самом же деле интерес к работам Зайцева у них сугубо практический?..
…Только к шести вечера мы закончили обсуждение различных аспектов предстоящего задания. Единственное, что мне пока не сообщили, – так это точное место нахождения тайника с тетрадью. Об этом я узнаю перед самой заброской. Пока же мне было заявлено: конечная цель маршрута в советском тылу – город Энск.
На прощание все выпили по рюмочке французского коньяка (столичное начальство в тот же вечер отбывало в Берлин), и штандартенфюрер произнес цветистый тост за мое успешное возвращение из русского тыла. Затем он «по-отечески» похлопал меня по плечу и с самодовольной улыбкой сообщил:
– Кстати, герр Яковлев, ваш рапорт по поводу посещения детского приюта, где находится ваш сын, удовлетворен. Вам предоставляется краткосрочный отпуск ровно на сутки – больше, увы, не позволяет обстановка.
...
Приложение 4.1. Аналитическая информация
СД, Служба безопасности (SD, Sicher-heitsdienst): особое ведомство, осуществляющее в Третьем рейхе тотальный контроль за настроениями в обществе. Входит в состав Главного управления имперской безопасности (РСХА), где состоит из двух управлений: 3-е – Служба безопасности / Германия и 6-е – Служба безопасности / Заграница.
3-е управление осуществляет политическую разведку внутри Германии;
6-е – разведку на территории зарубежных государств («внешнюю» разведку).
(С февраля 1944 г. в состав 6-го управления РСХА вошла и большая часть военной разведки – абвера, ранее подчинявшейся Верховному командованию вермахта.) Начальник 6-го управления: бригаденфюрер СС Вальтер Шелленберг.
...
Приложение 4.2. Досье
Краткая биографическая справка.
Шелленберг (Schellenberg) Вальтер (род. 16.01. 1910, Саабрюккен), один из руководителей разведки в гитлеровской Германии, бригаденфюрер СС и генерал-майор войск СС (21.06.1944). В 1933 году окончил юридический факультет Боннского университета. Член НСДАП (билет № 3504508). Весной 1933-го вступил в СС (билет № 124817). Служил в Имперском министерстве внутренних дел, одновременно являясь секретным агентом СД. Вскоре был переведен в центральный аппарат СД. С 1939-го начальник группы IV Е 4-го управления РСХА (гестапо), которая занималась вопросами контрразведки, борьбы со шпионажем в Германии и оккупированных странах. 22.06.1942 г. возглавил 6-е управление РСХА.
