Глава 23
УНТЕРХОРСТ ПРОТИВ ЭСМИНЦА
Ты уже знаешь: жизнь — это борьба. Кто хочет жить, должен бороться. Наша борьба — здесь, на нашей лодке. Это большое счастье, что мы смогли стать подводниками. И возраст для этого у нас подходящий. И время сейчас — самое подходящее. У моих родных светятся глаза, когда они провожают меня в поход. Кто гордится, кто тайно завидует. «Этот парень выходит завтра, а мы вынуждены остаться». С девушками хуже всего. Вдвое более горько она чувствует в такой час бессилие женского пола, в наивысшие мгновения жизни не имея возможности стоять в моменты между жизнью и смертью плечом к плечу с любимым человеком. Но ничего не поделаешь. Она должна довольствоваться этим.
Иоахим Шепке. «Подводник сегодня»
То, что могло обернуться для Ройтера серьезными проблемами с карьерой, обернулось для него большой удачей. Ведь приобрести преданного друга — это удача. А итальянцы преданные друзья. Они эмоциональны и очень сентиментальны. Северяне — меньше, южане — больше. Джанфранко Гаццана-Прьяроджия был родом с севера. Но даже самый северный итальянский северянин в тысячу раз эмоциональнее самого сумасшедшего шлезвиг-гольштейнца. А ведь было из-за чего. Немцы спасли его дочь. Жители Апеннинского полуострова зачастую любят преувеличивать, но тут опасность была налицо.
Идея атаковать Гибралтар вновь могла прийти в голову только сумасшедшим. Противолодочная оборона в проливе, и без того неслабая, была многократно усилена, и не в последнюю очередь из-за дерзкой акции Ройтера пятью неделями раньше. Но идея была поддержана итальянцем. А два психа — не один псих. Итальянцу удалось доказать своему руководству, что акция будет иметь успех, тем более что самого его новичком считать было ну никак нельзя. Работать парой? Подлодки вообще-то не самолеты. А что, собственно, меняется по сравнению с работой стаей… Тут главное поддерживать связь и до тонкостей обсудить тактику. А это-то как раз было сложнее всего. Ройтер обычно импровизировал. Примерно на 30 градусов от Марбельи (примерно на 3,5 к западу от Гринвича) была обозначена точка, в которой лодки встречались после разведки для согласования действий. На входе в бухту было все, как и раньше. Те же два эсминца, с тем же периодом в час на 15 узлах. Судоходство в бухте стало более интенсивным. Идея была — блокировать фарватер, затопив на нем крупное судно. А лучше не одно.
…В своей речи от 11 сентября Рузвельт наконец лично признал, что отдал приказ об открытии огня по всем кораблям стран оси, и повторил этот приказ. 29 сентября американские патрульные корабли атаковали германскую подводную лодку к востоку от побережья Гренландии с помощью глубинных бомб. 17 октября американский эсминец «Керни», охранявший британский конвой, атаковал германскую подлодку глубинными бомбами, а 6 ноября американские вооруженные силы захватили германское судно «Оденвальд» в нарушение международного законодательства и отконвоировали его в американский порт, заключив под стражу его команду.
Я пропущу, как бессмыслицу, оскорбительные выпады и грубые выражения, сделанные по моему адресу этим так называемым президентом. Особенно бессмысленно то, что он называет меня гангстером; прежде всего, это выражение родилось не в Европе — такие выражения тут не в ходу, — а в Америке. Я не говорю уже о том, что Рузвельт просто-напросто не может меня оскорбить, ибо я считаю, что у него заболевание мозга, так же, как и у его предшественника, Вудро Вильсона. Нам известно, что этот человек, вместе со своими еврейскими покровителями, действовал против Японии таким же образом. Мне нет необходимости подробно говорить об этом.
Методы были теми же самыми. Сначала он подстрекает к войне, затем фальсифицирует ее причины, затем, прикрываясь христианским лицемерием, медленно, но верно ведет человечество к войне, привлекая Господа Бога в свидетели праведности своего нападения, — обычная манера старого масона…
Из речи Канцлера Германии А. Гитлера об объявлении войны США 11 декабря 1941 года.
За трое суток до этого радио принесло воодушевляющую новость. Американский тихоокеанский флот внезапно атакован японцами в месте якорной стоянки на Гавайях и понес большие потери. США в состоянии войны с Германией, теперь хоть, по крайней мере, руки у нас развязаны. Эх, если бы Геринг так же атаковал в 39-м Скапа-Флоу… Ну а мы теперь устроим им тут свой Перл-Харбор.
Ночь. Рассвет. Медленно тянутся минуты. С юго-юго-запада на горизонте показывается точка. По поверхности ходят белые барашки. Скорость ветра 18 узлов. Облачность малая. Черная точка растет, превращаясь в треугольник, в вершине которого трепещет белый бурун.
— Военный корабль, скорость средняя, приближается.
«Да вижу, что приближается». И приближается с очень неудобного угла. Либо он подставится на дистанции, близкой к минимальной для торпедной атаки, либо вообще пройдет за кормой. Эсминец совершает поворот на 30 градусов, увеличивает скорость. Может, что-то услышал? Итальянские лодки, говорят, шумнее немецких. Нет. Уходит на восток. Ага, снова меняет курс… Меняет курс через равные промежутки времени… и все время на одну и ту же величину… Его можно попробовать достать из кормового. Так, данные на карту! Если все будет без изменений, то его можно будет накрыть вот здесь…
— Пеленг 300. Дистанция увеличивается.
— Малый вперед. Пятый, товьсь!
— Цель меняет курс. Скорость средняя, приближается.
Крадемся на мягких лапах, как в Лох-Иве. Медленно огибаем скалу. Да, что-то насторожило «томми». Вместо того чтобы уйти на разворот и удалиться, он пошел по большому кругу. «Блям-блям-блям» — затрезвонил «асдик». Этого еще не хватало. Нас обнаружили. Курс цели очень неудобный.
— Лево 20!
— Есть лево 20!
Визир перископа поплыл и сравнялся с форштевнем врага.
— Пятый, пли! Срочное погружение, двойной разворот влево!
Торпеда выпрыгнула из аппарата и понеслась по заданному ей курсу. Глубина два метра. Она похожа на плоский камушек, который, развлекаясь, кидают в воду мальчишки. Прыг-прыг-прыг с волны на волну. Эсминец дал резко право на борт и увеличил скорость. И тут торпеда взорвалась. Раньше, чем было нужно. Ройтер в это время падал камнем на дно. Взрыв торпеды на лодке расценили как попадание. Однако всплывать не торопились. Что-то удерживало Ройтера. Курс 40. Самый малый. Глубина 80.
Да нет, не попадание никакое. Контакт не исчез из акустического поля. Вот он, и вовсю сыплет бочонки.
Вопреки ожиданиям он шел в глубь бухты, в бутылочное горло Гибралтара. Торговое судно — доложил акустик, под 90 градусов, и это было хорошо. Хуже было другое — на полном ходу к эсминцу летели еще два военных контакта: один с северо-запада, другой с юга. О, да тут придется поработать. День…
— Корвет на атакующем курсе — доложил акустик.
— Поворот вправо, уходим на 120 метров!
Ройтер выпустил наблюдательный перископ, в толще синей воды было видно высоко вверху светлое пятно и где-то по курсу 190–200 градусов киль корвета. Они очень вовремя ушли на глубину, потому что вслед за корветом в толщу воды падали бочонки. Как будто он их сеял в море.
— Глубинные бомбы в воде, — сообщил акустик.
— Вижу… — Это было уникальное зрелище, чем-то похоже на салют. Бочонки медленно погружались и превращались в оранжево-красные цветы. Рождение каждого цветка сопровождалось гулким разрывом. Слава богу, что далеко! Первая серия прошла как раз на глубине 80. Черт! Как хорошо они знают, куда сыпать…
Полный вперед! Курс вест! Чистый вест. Пусть не верят своим ушам, глазам и радарам. Лодка спасается от разрывов, уходя в глубь позиций «томми».
Они шли с корветом почти параллельными курсами, и самое главное было угадать, когда тот станет поворачивать. В перископ был виден его киль, но он был слишком близко. Когда станет ясно, что их курсы пересекутся, может быть поздно, смертоносные бочонки уже будут в воде.
Ройтер угадал. Он пропустил бочонки перед лодкой, резко переложив реверс. Торговец приближался, и нужно было выходить под перископ.
— Контакт! Торговое судно, скорость низкая. Приближается. О, уже два контакта, отлично!
Корвет и эсминец кружили над тем местом, где обнаружили лодку, когда Ройтер делал расчеты атаки. Времени было очень мало. Корвет с минуты на минуту увидит их и в два прыжка будет тут как тут.
Дать полный? На всплытие под перископ? А потом камнем обратно. Главное, чтобы торпеды к этому моменту вышли. Если это крупный пароход, надо ставить глубину побольше, где-нибудь на девять метров. У меня в залпе пять торпед. Я могу уничтожить пять целей… если их выберу правильно… Похоже, эсминцы нас потеряли. Они резко отвернули и стали сыпать бочонки южнее. Там могли быть итальянцы. Бесшумное всплытие под перископ. Танкер и два малых транспорта шли в кильватер в сторону Гибралтара. Хорошо шли. Можно даже сказать, отлично шли. Еще немного, и они бы ушли за волнолом. Но четыре торпеды уже резали своими вертушками толщу синей воды.
— Срочное погружение! Все в нос! — Скрип механизма перекладывания рулей на погружение. От четырехторпедного залпа с такой дистанции невозможно было защититься, но возмездие уже было близко. Корветы начали свою дьявольскую работу, бочонки снова посыпались в море.
— Резкий левый разворот! Глубина 120! — Легко сказать — до глубины 120 им погружаться и погружаться даже на самом полном. В это время для сонара они как на ладони. Вот он уже рядом. Звенит гнусный колокольчик, сначала дзынь, потом дзынь-дзынь-дзынь… Сейчас можно было только угадать, как в футболе во время пенальти, отвернет ли корвет вправо или влево. Он может отвернуть куда угодно. Скорость у него все 25 узлов против наших девяти. Три бочонка взорвались один за другим прямо над рубкой. Свет погас, послышался железный скрежет.
— Командир! Во втором отсеке затопление!
— Аварийную команду в отсек!
Эрнст Аккерман был уже там. Он там был сразу — просто он отдыхал там после вахты. Ройтер слышал, как во второй отсек протопали башмаки трех боцманов-ремонтников.
— Командир! Затопление в посту радиста!
— Глубина?
— 105!
— У нас критическое затопление второго отсека!
— Продуть балласт!
— Есть продуть балласт!
— Глубина?
— 107!
Вот тебе и раз! Такое было на учениях в Мюрвике. Единственно разница была в том, что там все это происходило в родной Фленсбургской бухте. Потом отрабатывали приказ «покинуть лодку». Здесь как ее покинешь? Хрен с ним 100 метров — у нас под килем больше 1000. Но там на верху «томми»… Привет, старина Кречмер! Давненько не виделись, с Парижу… Бл…ство какое!
Глубиномер тем временем показывал 121… Нет, так вот потонуть, как банка бычков в томате, брошенная в воду… Он представил проткнутую ножом банку, опускающуюся на дно. За ней тянется красновато-водянистый шлейф томатного соуса… Банка касается дна, зарывается в песок. Песок оседает. Еще некоторое время она кровоточит томатом. Потом все. Алес! Капут!
— Аккерман! Что там у вас? В чем причина? Почему не можете откачать это дерьмо?
— Откачиваем, герр оберлейтенант.
— Х…во откачиваете! Что вам нужно для этого? Матросов?
— Да матросов тут как раз хватает. Еще немного, и будет некуда встать…
— Так какого хера!
— Работаем, герр оберлейтенант.
Ну что, профи сраные? Ройтер не знал, куда правильнее смотреть: в перископ, где над лодкой барражировали корветы и вода расцветала оранжево-красными цветами, звук взрывов которых уже превратился в постоянный гул, или на шкалу глубиномера, которая приближалась к 130… Ни на то, ни на другое он не мог повлиять. К мелким острым обводам корветов прибавилась туша пожирнее. Это эсминец вновь вышел на боевую позицию. И тут, вот это действительно чудо, такое можно увидеть только раз. К жирному боку эсминца плавно подлетела сигара торпеды. Раздался хлопок, и в глаза полыхнул яркий свет. Эх, макаронник, молодец! Отомсти за нас! Потрясающе красиво, если бы не было так страшно. Возможно, это последнее, что Ройтер видел бы в жизни. Ну а если и так, то за такое и не жалко. Как бы он сейчас хотел оказаться дома. Дома — где? В Потсдаме? В Бресте? Во Фленсбурге? Да хоть где — лишь бы дома. Перед глазами забегали кадры из «фильмов», но как-то очень хаотично и бессмысленно. Вот Вероника вяжет какой-то свитер, сидя в кресле-качалке, она откладывает вязанье, делает попытку встать, и становится видно, что она беременна. Затем Анна, выводящая Ади из машины. Ему здесь лет восемь, наверное. Незнакомая местность… Горы, южная растительность. Италия? Ливорно? Специя? Он хотел как бы зацепиться за изображение и улететь вместе с ним. Но предатель-киномеханик отключил электричество. Сейчас наполнятся водой два отсека, и все. Мы идем камнем на дно. Где-то на глубине 300 метров вода раздавит лодку, как ореховую скорлупу.
Серия разрывов на пеленге 0. Раз, два, три… Четвертого нет. А нет, вот и четыре. Все. Не зря он выплывал. Теперь наверху сейчас с огнем и водой борются добрых три сотни врагов. Но у них есть шанс, а у нас нет.
Лодка качнулась, звук стравливаемого воздуха из системы ВВД вдруг на секунду усилился. Шипение перебитых трубопроводов вдруг захлебнулось и прекратилось. Глубина стабилизировалась. Можно было продувать балласт.
— Элетромашина?
— Есть электромашина!
— Малый вперед! Рули на всплытие!
Теперь нужно было получить передышку. Всплыть, пополнить запасы воздуха, зарядить батареи. Нужен был полный заряд, иначе невозможно будет бороться со встречным течением. Прорываться сейчас мы можем только через пролив в Атлантику. Обратно путь нам закрыт.
Это безумие. Мы сейчас стартуем в путь, который едва преодолели с гораздо лучшими вводными. Тогда за нас было хотя бы течение. Сейчас и оно против нас. Лодка пересекла курс атакованных целей. В воде был разлит соляр. Это было очень хорошо. Через некоторое время послышался треск ломающихся переборок. Значит, одна цель точно потоплена. А сейчас, не поднимая перископа, не привлекая внимания, аккуратненько оставляем за кормой порт и уходим за мыс. Как можно ближе к берегу…
— Изменение глубины докладывать…
В борьбе с затоплениями и повреждениями прошли сутки.
На вахту заступил мрачный гамбуржец. Властелин моря, король артиллерии и кладезь флотских суеверий и предрассудков.
— Командир, — начал он сухо. — У нас есть шанс прорваться. Дело в том, что гибралтарские течения — очень непростые. Я здесь ходил несколько раз. И кое-что полезное запомнил. Как известно, Средиземное море испаряет много воды, но слабо пополняется. В результате его уровень на метр ниже, чем в Атлантике. Разница уровней создает поток в среднем в 1 узел. Это значит, что за секунду при такой скорости через Гибралтар проходит миллион кубометров воды. Но есть еще и приливные течения. Они могут достигать 3 узлов. В зависимости от того, прилив это или отлив, течения складываются или вычитаются. В результате мы имеем течение от 1 на запад до 4 узлов на восток. Интенсивность меняется по ширине пролива. Ветер может или усиливать или ослаблять течение, в зависимости от направления. Сейчас прилив и ветер с запада. Если пойти в надводном положении, мы можем получить в корму + 1 узел, ну и ветер еще. Но идти надо вдоль берега.
— Мы можем пройти какое-то расстояние, прикрываясь туманом…
— В любом случае, надо быть готовым в любой момент отразить атаку. Я предлагаю идти с заряженными орудием и зенитками. И это должна быть не ночь, а сумерки. Два часа утром, два часа вечером.
Учитывая то, что нам придется преодолеть расстояние чуть более 40 км. Это всего лишь вдвое быстрее, чем если бы мы преодолевали его пешком.
Жив ли наш итальянский друг «Карро Франк»? Сегодня он их спас. Если бы не его торпеда, которая вынудила «томми» заняться спасательными работами, сейчас бы уже они уже были пассажирами на судне капитана Харона. Погода портилась. С Атлантики шел грозовой фронт. Сталкиваясь с африканским суховеем, он огибал пролив, но все в любой момент могло перемениться. Ветер стал крепчать. И, хотя он был в спину, это было очень плохо. К темноте рассеялись окончательно остатки тумана, а качка не давала возможности использовать орудия. Тем не менее зенитчики и артиллеристы стояли по местам. Дизеля завывали на максимальных оборотах, чтобы давать напряжение на батареи. Ветер мог в любой момент перемениться. Да через час бы он точно переменился, а это значило, что из помощника он становился противником. Могло получиться так, что лодка на самом полном при таком противотоке стояла бы на месте. Отличный подарок для «томми».
Три четверти пролива позади. Они отклонились от первоначального плана. Идем, пока идется. Шкеримся к берегу. Через час хлынул ледяной дождь и ветер сменил направление. Дизеля по-прежнему заливались своим металлическим цоканьем, которое так ненавидели механики. Черно-фиолетовую стену дождя прорезал яркий луч прожектора. Завыла сирена. Прямо в борт с расстояния 3–4 сотни метров шел эсминец. Он увеличивал скорость и готов был таранить лодку. Мгновенно ожили стволы подлодки. Гулко ухнуло орудие, а с юта ночную тьму прорезали четыре линии трассеров. «Бронебойный-разрывной-светящийся» — все, как у Люфтваффе. Кинжальная контратака возымела успех. 88 мм снаряд разорвался на баке, а зенитным огнем был уничтожен прожектор. Теперь эсминец стал добычей. Он был слеп, а пожар на баке давал ориентир для стрелков. Но этот ориентир с бешеной скоростью несся в борт лодке.
— К чертям собачьим, срочное погружение! Полный вперед!.. Забарабанили ботинки по палубному настилу. Лодка уже начала принимать носовой дифферент, как в борт, на уровне матросского кубрика, вдавливая прочный корпус, вошел киль эсминца. Командир БЧ немедленно приказал задраить «палату лордов». Так же поступили в центральном. Отсек оказался полностью затоплен.
По внутренней связи торпедисты сообщили, что отрезаны. Дальше погружаться нельзя. Переборки не выдержат. Центральный будет еще держать, а эти — нет. Слава богу, что осталась нетронутой магистраль ВВД. С ее помощью создали избыточное давление в носовых отсеках. Ройтер постоянно вел переговоры с командиром БЧ, чтобы не давать ребятам пасть духом.
«Да, все нормально. Глубина 12. Скорость 9».
«У нас утечка. Возможно, идет утечка через крышки торпедных аппаратов».
«Буду потихоньку подавать вам ВВД. Не беспокойтесь, у нас его полно, только что накачали».
Воздух подавать Ройтер, конечно, мог, но избавить «лордов» от передозировки углекислого газа было не в его силах. А посему единственной возможностью спасти ребят было всплыть. Но по поверхности сновали эсминцы… Наконец в утреннем тумане, имея на сонаре всего один акустический контакт, Ройтер решился на всплытие… В пробоину, которая оказалась, к счастью, выше ватерлинии, был введен шланг и с помощью электропомпы удалось ликвидировать затопление… Торпедистов благополучно эвакуировали в корму. Пробоину заделать не удалось, шли опять в надводном положении.
Радио из штаба:
«Следуйте в Ля-Рошель, эскорт выслан».
«Ройтеру — лично. Командир подлодки „Таццоли“ молился за вас. Он на пути в базу с 15 тыс. БРТ. Привет от фрау Лутц. У нее для вас хороший сюрприз».
«Оберфенриху Карлевитцу — решением гросс-адмирала вы направляетесь на двухмесячные курсы повышения квалификации в Мюрвик. Поздравляем! Почти что герр инженер-лейтенант цур зее!»
