Глава 20
ГИБРАЛТАР. 8 ОКТЯБРЯ 1941 Г
Случай — это ничто. Случая не существует. Мы назвали так действие, причину которого мы не понимаем. Нет действия без причины, нет существования без оснований существовать.
Вольтер
Как все просто и, одновременно, как все сложно… Как быстро вошла Вероника в его жизнь, и как быстро она вытеснила Анну. Но вытеснила ли? Нет. Что-то в этом было от жеста отчаяния. Может быть, их отношениям не хватало безумства? Хотя уж куда больше? Хельмут как-то спросил ее: «Что ты чувствовала, тогда, в ванной?» — «Это было, как глоток ледяной колодезной воды в летний зной», — ответила она. И она не врала. Но волшебный огонь, тот огонь, который вздымался к небу, подобно жертве Авеля, никак не хотел возгораться. Вероника оказалась отменной бесстыдницей, в этом она вполне могла посоперничать с Анной, но когда отдавалась Анна — это была жертва. Жертва эгоистки, не привыкшей никому никогда принадлежать. Вероника же жила тем, что принадлежала. И будь на его месте покойный майор, изменилось бы что-то?..
А пока готовность 24 часа. И курс — квадрат CG 83! Гибралтар!
<…> Мы не преуспели в том, на что я всегда надеялся, — в налаживании связей между Великобританией, особенно между английским народом и германским народом. Если дружба Англии не могла быть завоеванной теми мерами, которые я предпринял, и предложениями, которые я сделал, то она не была бы завоевана и в будущем. Не оставалось иного выбора, кроме борьбы. Я благодарен судьбе, что именно я возглавляю эту борьбу. Я убежден, что с этими людьми нельзя достичь никакого взаимопонимания. Они — безумные дураки, люди, которые в течение 10 лет не говорили ничего, кроме: «Мы снова хотим войны с Германией». Когда я хотел добиться понимания, Черчилль кричал: «Я хочу войны!»
Теперь он её имеет. И вся его компания поджигателей войны, которые говорили, что это будет «очаровательная война», которые поздравляли друг друга 1 сентября 1939 года с началом «очаровательной войны», — они, возможно, теперь думают по-другому. И если они все же не знают, что война — это вовсе не очаровательное дело для Англии, то они, конечно, все узнают должным образом, не сойти мне с этого места. Эти поджигатели войны с успехом подстрекали Польшу, они разжигают войну не только в Старом, но и в Новом Свете. <…>
Радиообращение рейхсканцлера А. Гитлера к нации по случаю открытия кампании «Зимней помощи».
Берлин, 3 октября 1941 г.
Погода была против них… Все время, которое лодка шла от квадрата CG 33 до пролива, штормило, из-за большого волнения не было никакой возможности расстреливать суда противника из палубного орудия, и приходилось тратить драгоценные торпеды. Двухмесячный перерыв не сказался на воинском искусстве командира. Одна торпеда — одна цель. Подходили близко — иногда не более 1000 метров. Били наверняка. Большая волна хорошо маскировала перископ, но она же мешала точному прицеливанию и идентификации цели… Но стоило выйти на траверз Кадиса, как все стихло, океан подернулся легкой дымкой и воцарился мертвый штиль, солнечная погода.
Ройтер встал в непосредственной близости от оживленных морских путей в ожидании ночи. Хорошо было лишь одно — глубины в этом месте большие — можно смело погружаться на 100–120 метров и дальше — только выдержка, только терпение — медленно-медленно — на бесшумном ходу двигаться к цели. Всплывать под перископ как можно ближе…
Акустик услышал торговое судно, приближающееся с юго-запада. То, что надо! Нос лодки пошел вверх, зашипел воздух, подаваемый в цистерны главного балласта. 40, 30, 20… Папенберг задумался и замер на отметке 12… Судно, а это был сухогруз где-то на 4000 тонн, оказалось довольно прытким… Он приближался куда быстрее, чем рассчитывал Ройтер, а может быть, это его лодка поднималась слишком медленно. К моменту визуального контакта он уже оказался за кормой. Угол получался очень острым, при том для кормового аппарата… Зеркальную гладь вод резала ржавая труба перископа. А с юга к ней уже неслась маленькая точка эсминца.
— Контакт! Военный корабль, скорость высокая, приближается…
— Срочное погружение!
Нос лодки пошел вниз, замолотил компрессор, что означало, что газгольдер опорожнен и нуждается в воздухе, чтобы снова закачать его при продувке балласта. Эсминец прошел над головой, разрывая нервы звуком своих винтов. Пара бочонков отправилась в пучину. Не прицельно, так, на всякий случай… Ведь с сухогруза могли видеть лодку и передать «по инстанции». Ройтер залег, вернее завис. Завис на глубине 80 метров и застопорил ход. Сильное течение стало сносить дрейфующую лодку на… восток. Над головой еще раз просвистели винты эсминца. Еще пара «плюхов». Гулкие раскаты взрывов. Далеко. Слава богу, далеко… Но всплывать нельзя, и моторы на полную мощность тоже не включишь… Рах попробовал выровнять лодку, но безуспешно. Самого малого хода не хватало, чтобы перебороть течение, лодку все больше и больше сносило на восток, в жерло воронки, разделявшей Европу и Африку.
То, что слева находится Европа, а справа Африка, похоже, было большим открытием для Вольфа Дегена. Он не поверил командиру, посчитав это шуткой. «Во дает командир!» — казалось, говорил его весьма выразительный взгляд, когда в торжественный момент прохождения самого узкого места пролива вытащили перископ. А зачем ему все эти Африки в его родной деревеньке Тойзен, где нет даже железной дороги. Зато, если вы хотели бы знать, как чествуют античных героев, стоило попасть в Тойзен, когда зенитчик приезжал туда в последний раз в отпуск. Пять самолетов! Железный крест! Упоминание в центральной прессе! Городской совет Деммина тотчас сделал его почетным гражданином. Это крупный город в восьми километрах. Больше 10 тысяч жителей! Что там Берлин с Гамбургом! Там есть даже железнодорожный вокзал, и останавливаются все автобусы.
— Контакт! Военный корабль, скорость средняя, приближается!
— Контакт! Военный корабль, скорость низкая, удаляется…
— Контакт!.. Контакт…
Про эти места Ройтер был наслышан. Но почувствовать на своей шкуре, насколько мощную противолодочную защиту имеют здесь англичане, — это совсем другое… Акустик отслеживал одновременно до восьми контактов ВМС Его Величества. Терялись на пеленге 180 одни, но тотчас почти прямо по курсу возникали другие. Так протянулось более суток. Иногда англичанам казалось, что они что-то такое обнаружили, и в воду наугад летели глубинные бомбы. Пара таких бомб разорвалась совсем рядом. Был поврежден главный компрессор, но эту неисправность удавалось быстро устранить благодаря замечательным ремонтникам… Всплыть — даже ночью не было никакой возможности, а воздух был уже на исходе. Пару раз они высовывали перископ, но тут же его приходилось прятать — эсминцы и торпедные катера только что не царапали бортами по нему. Они шарили прожекторами по тихой водной глади и готовы были в любой момент уничтожить сумасшедших, которым пришло в голову сунуться сюда…
Но наутро левый берег резко обнажил уходящий в глубину материка залив. А прямо по курсу открывалась безбрежная гладь.
Да, сейчас бы совсем не помешали два авиаполка «Юнкерсов».
— Мы загнали себя в ловушку… Надо всплывать, а утро, штиль, малая облачность… — пробормотал вахтенный.
— До вечера не продержимся? Унтерхорст, на сколько у нас хватит воздуха?
— На шесть часов максимум.
Ладно, прибавим еще три, он всегда перестраховывается. Все равно не хватит. Погода тоже не изменится…
— Всплытие! Полный вперед! Курс 50!
— Есть курс 50!
— Это же Сеута.
— Вот именно, нейтральная страна. Главное, войти в акваторию порта — нас там не будут атаковать.
На всякий случай Дегена с его подопечными поставили к зениткам. Нужно быть готовым отразить любой удар. В лодку стал поступать воздух, компрессор начал пропускать через себя первые кубические сантиметры.
Через полчаса со стороны моря пришел «Сандерленд». Он зашел на лодку, но огонь открывать не стал, а сделал большой круг, потом еще и еще. Испанский берег был хорошо различим. Кое-где на легкой волне покачивались рыбацкие шхуны. Мы в территориальных водах Испании… Поэтому нас и не атакуют…
Прямо по курсу возник силуэт патрульного катера береговой охраны. Он просигналил: «Застопорить ход! В противном случае открываю огонь».
— Унтерхорст! Вы вроде испанским владеете… — вспомнил Ройтер. — Ваша задача заговаривать им зубы. Нам нужно пару часов. Все делаем о-о-о-чень медленно! (Это уже ко всем остальным, кто был на мостике.)
«Сандерленд» продолжал описывать круги в некотором отдалении. Пилот, очевидно, желал наблюдать, что будет происходить дальше.
— Señores! Noesnecesarioagitarse! Nossometemos! — выкрикнул старпом в мегафон.
— Считайте, что это стажировка, — усмехнулся Ройтер. — Постараемся их запутать.
— Habéis violado las aguas jurisdiccionales de España! — прозвучало в ответ. — Pedimos seguirnos!
— Это чего? Мы арестованы, что ли?
— Ну в общем — да…
— Скажите им, что не можете самостоятельно передвигаться, что нужен буксир. Пока туда-сюда конец будут передавать — все минут 20 выиграем.
— А что потом?
— Потом погрузимся и уйдем в открытое море.
— Конец крепить без узла… — прошипел Унтерхорст матросам, когда с катера бросили канат. Испанцы не без удивления наблюдали, как на лодке производились работы, как действовали матросы, похожие на героев кинофильма, который по прихоти киномеханика запустили вдвое медленнее обычного. Британец ушел в сторону Гибралтара. Через несколько минут появился другой и стал так же методично кружить в отдалении. Наверное, его устроило, что лодку взяли на буксир, и через несколько минут после начала буксировки он исчез за горизонтом.
— Запас воздуха 100 %, — отрапортовал из центрального Карлевитц.
— Вахту с мостика, отпустить конец! Срочное погружение!
Конец пополз с кнехтов, и прежде, чем испанцы успели сообразить, что же произошло, над рубкой уже успели сомкнуться теплые воды Альборанского моря.
Через несколько часов лодка находилась на перископной глубине у входа в створ бухты Гибралтара.
Это была настоящая крепость… в берега вросли доты, на специальных ложементах стояли прожектора, орудия береговой артиллерии… по берегам хорошо просматривались крупные укрепления…
Медленно-медленно U-Reuter на закате входила в бухту.
В перископе появилось как минимум две лакомые цели — пришвартованный эсминец (скорость 0) и с другой стороны того же пирса — танкер, под разгрузкой…
— План таков… — раскрыл Ройтер свой замысел. — Сейчас на самом малом входим в бухту, разворачиваемся под 180, из носовых торпедируем танкер, затем даем полный и с кормы — залп по эсминцу. И на максимальной скорости уходим в открытое море.
Самое трудное в этом было даже не маневрирование в гавани, не расчет торпедной атаки. По метру двигаться все дальше и дальше в логово врага. Никак не дать себя обнаружить. Полная тишина. Идем на максимально возможной глубине. Акустик отслеживал движение на поверхности. С запада в порт шли грузовики. Здесь имело место довольно оживленное судоходство. Они подходили, огибая мыс Хетарес, и на зигзаге шли по сложному фарватеру. Тут были минные поля.
Восток охраняли два эсминца, они курсировали в горле Гибралтарской бухты, двигаясь навстречу друг другу, через равные промежутки времени встречаясь в центре. У мыса Гибралтара эсминцы появлялись поочередно с интервалом в час. Стало быть, можно точно определить время относительно безопасного прохода.
Медленно движется стальной корпус в аквамарине прибрежных вод. Кажется, что каждый оборот винта отдает в позвоночник. Аккумуляторы пока еще держат заряд больше 50 %. Для самого полного не хватит, да он и не нужен.
В поднятый на несколько секунд перископ виден жирный борт танкера, уткнувшегося носом в пирс, и сразу за пирсом — бетонный барбет 155 мм орудия, направленного на юго-восток. Судно уже накрывала тень от гористого противоположного берега, где в ложбине раскинулся Альхесирас. Этот город даже не гасил огней.
Трехторпедный залп подбросил нос лодки вверх. «Свинки» ушли ловить удачу.
«Тик-тик-тик» — работает секундомер.
В тишине прекрасного морского вечера раздался невероятный грохот (это звуки двух разрывов слились в один), и вспыхнул огненный фонтан. Третья торпеда угодила в пирс. Тотчас по воде зашарили прожектора, завыла сирена, послышалась беспорядочная стрельба.
— Курс на юго-юго-восток, — прошептал Ройтер. — Малый вперед! Кормовой, товьсь!
Поднятый над водой перископ ничем не помог. Зарево от полыхающего пирса слепило. В воду полилась нефть. Один из рукавов, по которому перекачивалось содержимое танкера, оторвался и, извиваясь, как змея, поливал окрестности ярко желтым пламенем. Около 20 минут потребовалось, чтобы выйти на позицию второго залпа.
* * *
Корневель жил своей обычной жизнью. На стол вице-адмирала легла расшифровка радиоперехвата. Из нее следовало, что в районе Гибралтара отмечена высокая активность немецких подводных лодок, две из которых англичане потопили. Разведка сообщила, что в Гибралтаре у пирса уничтожен танкер и сильно поврежден эсминец. Пожаром выведен из строя терминал перекачки нефти. Все это было очень странно, потому что, по всем мыслимым расчетам, ни Дривер, ни Хайдтман не успели бы так быстро прорваться через пролив, тем более что Хайдтман только что выходил на связь. Вчера еще был заявлен протест испанского правительства в связи с нарушением немецкими лодками территориальных вод Испании. Понятно, что это была сущая проформа. Испанцам нужно было держать красивую мину перед Англией, а самим-то им все это по барабану… Совсем недавно они не только не имели ничего против, но даже заправляли лодки и грузили торпеды в Виго и Санта-Крусе. А сейчас Британия надавила… Союзнические отношения и военное братство 37-го года позабыты.
— Кто у нас может быть в районе Гибралтара?
— Оберлейтенант Ройтер, герр вице-адмирал, но он уже трое суток не выходит на связь…
— Две лодки англичане потопили?
— Так точно, две.
— Тогда не страшно. Хуже было бы, если бы одну. Передайте в Специю. Пусть наши итальянские друзья готовятся к встрече.
