Эпилог

— Ну, Вааген! — пыхтела себе под нос Корделия. — Ты ни разу мне не говорил, что этот маленький бандит вырастет гиперактивным!

Она слетела вниз по лестнице, пробежала через кухню и выскочила на террасу в самом конце каменного дома. Обшарила взглядом лужайки, пригляделась к деревьям, всмотрелась в сверкающее под летним солнцем озеро. Ни шевеления.

Из- за угла вышел Эйрел, в поношенных форменных брюках и выцветшей пестрой рубашке, увидел жену и развел руками. — Там его нет.

— В доме тоже. Вниз или вверх, как думаешь? И где малышка Елена? Держу пари, он там же, где и она. Я запретила ему идти на озеро без взрослых, но уж не знаю…

— Не на озере точно, — прокомментировал Эйрел. — Они и так все утро плавали. Я даже глядеть за ними устал. Я специально засек: за пятнадцать минут он вскарабкался на причал и спрыгнул с него ровно девятнадцать раз. Умножь на три часа.

— Тогда наверх, — решила Корделия. Они поплелись в гору по усыпанной гравием дорожке, по обе стороны от которой росли всякие местные, земные и просто экзотические кусты и цветы. — Подумать только, — задыхаясь, пожаловалась она, — я еще мечтала о дне, когда он начнет ходить!

— Эта энергия копилась пять лет, а теперь вырвалась на свободу, — сделал вывод Эйрел. — Хорошо, что так, а не в отчаянии и попытках навредить самому себе. Одно время я этого боялся.

— Да. А ты заметил, что со времени последней операции это его бесконечное щебетание сошло на нет? Сперва я радовалась, а теперь боюсь: что если он вообще онемеет? Кстати, я даже не знала, что тот морозильный элемент разбирается. Немой инженер…

— Полагаю, э-э, речевая и двигательная активность в конце концов уравновесят друг друга. Если он выживет.

— Нас, взрослых, много, а он один. Мы должны легко одерживать верх. Но почему у меня такое чувство, словно мы в окружении превосходящих сил противника? — Наконец, они добрались до вершины холма. В ложбине под ними виднелись графские конюшни — полдюжины деревянных и каменных строении, выкрашенных красным, огороженные паддоки, пастбища, засеянные ярко-зеленой земной травой. Видно было лошадей, но детей нигде не было. Ботари до конюшен добрался первым, он же выходил из одного здания, направляясь в другое. До Эйрела с Корделией донесся его окрик, приглушенный расстоянием: — Лорд Майлз?!

— О боже, надеюсь, он не вспугнет лошадей Петра, — вздохнула Корделия. — Как ты думаешь, на этот раз попытка примирения нам удастся? Ведь Майлз наконец-то ходит.

— Прошлым вечером за ужином он держался довольно мирно, — рассудительно заметил Эйрел.

— Это я держалась мирно, — пожала плечами Корделия. — А он обвинил меня в том, что я морю сына голодом, поэтому он растет карликом. А что я могу поделать, если мальчишка предпочитает играть с едой, а не есть? Я не хотела бы пичкать его гормонами роста: Вааген совершенно не уверен, как они скажутся на прочности костей.

Эйрел ухмыльнулся. — По-моему, диалог с горошинами, которые окружили рогалик и потребовали от него сдаться, был весьма оригинален. Так и видишь их солдатиками в зеленой имперской форме.

— Ага, а от тебя помощи никакой: ты только смеялся, вместо того, чтобы запугать его всякими строгостями, как истинный отец.

— Я не смеялся.

— У тебя глаза смеялись. И он это тоже видел. Обвел тебя вокруг пальца.

Чем ближе они подходили к зданиям, тем явственней чувствовался в воздухе запах — теплый лошадиный дух и аромат их неизбежных органических отходов.

Из двери появился Ботари, увидел их и виновато развел руками. — Я только что видел Елену. Велел ей слезть с сеновала. Она сказала, что лорда Майлза там нет, но он где-то поблизости. Простите, миледи: когда он сказал, что хочет посмотреть на животных, я не понял, что он имеет в виду «немедленно». Уверен, я его сейчас же отыщу.

— Я надеялась, что Петр предложит показать нам конюшни, — вздохнула Корделия.

— Мне казалось, ты не любишь лошадей, — удивился Эйрел.

— Ненавижу. Но я полагала, это заставит старика разговаривать с Майлзом по-человечески, а не смотреть поверх его головы, точно на цветок в кадке. Майлз без ума от этих тупых зверюг. Пойдем отсюда, не хочу тут задерживаться. Это место такое… совсем как твой отец. — «Архаичное, опасное и требующее быть постоянно начеку».

Легок на помине, появился граф — вышел из дверей старого каменного склада для фуража, сматывая на ходу какую-то веревку. — А, вот вы где, — поприветствовал он их безо всякого выражения, но достаточно дружелюбно подошел поближе. — Вряд ли вам захочется взглянуть на мою новую кобылку…

Голос его был таким ровным, что Корделия решительно не могла понять, ждет он от нее отказа или согласия. Но нельзя было упускать случай. — Майлз наверняка захочет.

— Хм.

Она обернулась к Ботари. — Почему бы вам не…

Но Ботари в смятении уставился на что-то за ее плечом, приоткрыв рот. Корделия резко повернулась. Из конюшни рысил один из самых здоровенных графских коней: без седла, уздечки, поводьев, вообще безо всего, за что можно было бы ухватиться. В его гриву впился, точно репейник, крошечный темноволосый мальчишка. Его острое личико освещала смесь восторга и страха. Корделия чуть в обморок не хлопнулась.

— Мой привозной жеребец! — в ужасе взвыл Петр.

Чисто машинально Ботари потянул из кобуры парализатор и застыл, не понимая, в кого и куда стрелять. Если лошадь упадет и придавит своего крошечного наездника…

— Смотри, сержант! — окликнул его радостный тонкий голосок Майлза. — Я тебя выше!

Ботари бросился к нему. Вспугнутая лошадь попятилась и перешла на легкий галоп.

— …и бегаю быстрее! — Слова унеслись прочь в равномерном стуке копыт. Лошадь исчезла за углом конюшни.

Четверо взрослых бросились следом. Криков Корделия больше не слышала, но когда они вылетели из-за угла, Майлз лежал на земле, а конь стоял чуть поодаль и, вытянув шею, пощипывал траву. Заметив людей, жеребец недружелюбно фыркнул, поднял голову, переступил с ноги на ногу, но потом снова принялся пастись.

Корделия упала на колени рядом с сыном, но он сам уже садился, отмахиваясь от нее. Майлз был бледен и чересчур знакомым жестом прижимал правую руку левой.

— Видишь, сержант? — пропыхтел он. — Я могу ездить верхом, могу!

Петр, направлявшийся к коню, замер на полушаге и поглядел на него с интересом.

— А я не говорил, что вы не можете, — чуть ли не оправдывался сержант, — я говорил, что вам нельзя.

— А-а.

— Снова сломали? — Ботари кивком показал на руку.

— Ага, — вздохнул мальчик. У него на глазах выступили слезы боли, но он крепко сжал зубы, чтобы не дать голосу дрогнуть.

Сержант что-то проворчал, закатал Майлзу рукав и прощупал предплечье. Майлз зашипел сквозь зубы. — Ну да. — Ботари потянул его руку, повернул, выровнял, извлек из кармана пластиковую манжету-фиксатор, натянул на руку Майлза и надул. — Вот так, пусть доктор посмотрит.

— Вы что, не могли как следует… запереть эту ужасную лошадь? — возмущенно спросила Корделия у свекра.

— И вовсе она не ужасная, — запротестовал Майлз, поднимаясь на ноги. — Она самая красивая.

— Вот как? — спросил граф напрямую. — А с чего ты это взял? Из-за коричневой масти?

— Потому что она лучше всех скачет, — с энтузиазмом объяснил Майлз, подпрыгивая на месте в попытках изобразить, как именно скачет лошадь.

Вот тут он завладел вниманием деда целиком. — Именно так, — озадаченно подтвердил граф. — Он у меня будущий фаворит на выездку… А тебе нравятся лошади?

— Они классные. Они чудесные. — Майлз извернулся.

— А твоего отца я так и не смог ими заинтересовать. — Во взгляде графа, брошенном на Эйрела, читалась обида за сыновью неблагодарность.

«И слава богу», подумала Корделия.

— Спорим, на лошади я буду ехать так же быстро, как все, — предложил Майлз.

— Сомневаюсь, — заметил Петр холодно, — если судить по тому, что мы только что видели. Если ты собираешься заняться верховой ездой, ты должен делать это правильно.

— Научи меня, — предложил Майлз немедленно.

Брови графа полезли на лоб. Он глянул на Корделию и кисло улыбнулся. — Если твоя мать разрешит. — И отвернулся, самодовольно чувствуя себя в полной безопасности, поскольку знал, что за глубокую нелюбовь испытывает Корделия к этим зверюгам.

Корделия прикусила язык, едва не выпалив «Только через мой труп!», и принялась стремительно соображать. Эйрел сверлил ее взглядом, подсказывая что-то, но что именно. Неужели это новое покушение Петра на жизнь ее сына? Граф хочет, чтобы ее мальчика растоптали, задавили, чтобы он разбился… или вымотался? А это мысль…

Риск или безопасность? Последние несколько месяцев, с того самого момента, как Майлзу стала доступна вся роскошь передвижения, Корделия жила в постоянной изматывающей панике. Она изо всех сил пыталась уберечь сына от травм, а он все время тратил на отчаянные попытки сбежать из-под ее надзора. Если они и дальше будут так воевать, скоро или она свихнется, или он.

Если она не может держать его в вате, может, приемлемой альтернативой будет научить его справляться с жизненными опасностями? Например, плавает он уже как рыба. Огромные серые глаза глядели на нее с отчаянной, безмолвной мольбой: «Разреши, разреши, разреши…» Интенсивности этого излучения хватило бы, чтобы проплавить сталь.

«Я могу драться за тебя со всем миром, но будь я проклята, если знаю, как спасти тебя от самого себя». Давай, малыш.

— Разрешаю, — согласилась она, — если с тобой рядом будет сержант.

Ботари стрельнул в нее взглядом, в котором ужас смешался с упреком. Эйрел потирал подбородок, его глаза сияли. Граф был совершенно ошарашен — он и не предполагал, что в ответ на свой блеф услышит «да».

— Здорово! — обрадовался Майлз. — А можно у меня будет своя лошадь? А можно вот эта?

— Только не эта! — с негодованием среагировал граф. Потом глубоко вздохнул и добавил. — Может, пони?

— Лошадь, — настаивал Майлз, внимательно наблюдая за лицом деда.

Корделия узнала Режим Молниеносного Натиска — насколько она могла судить, он включался у Майлза инстинктивно при малейшей уступке оппонента. Малыш мог бы выбивать контрибуцию по мирному договору из цетагандийцев. Интересно, сколько лошадей он бы, в конце концов, выторговал сейчас?

— Пони, — вмешалась она, приходя на помощь графу, который еще не осознал, как сильно он будет нуждаться в поддержке. — Смирный пони. Смирный маленький пони.

Петр поджал губы и посмотрел на невестку с вызовом. — Может, дело дойдет и до лошади, — обещал он Майлзу. — Заслужи это право, если будешь хорошо учиться.

— А можно мне начать прямо сейчас?

— Сперва надо показать доктору твою руку, — твердо пресекла эту попытку Корделия.

— Но не обязательно ждать, пока она заживет, да?

— Это тебе урок: не ломать себе что попало.

Петр посмотрел на Корделию из-под полуопущенных век. — Вообще-то обучение выездке начинается на корде. Пока учишься правильной посадке в седле, руками пользоваться не разрешается.

— Правда? Ух ты! — обрадовался Майлз, впечатленный этим объяснением. — А что еще…?

Когда Корделия уходила за личным врачом, сопровождающим бродячий цирк, — то есть, конечно, свиту — лорда Регента, Петр уже без проблем изловил своего коня (еще бы, ведь в кармане у него был сахар) и объяснял Майлзу, как превратить простую веревку в недоуздок, с какой стороны подходить к зверюге и как ею управлять. Мальчик, ростом старику едва по пояс, впитывал рассказанное, как губка, задрав лицо, выражавшее самую страстную сосредоточенность.

— Хочешь пари — кто у кого будет ходить на корде к концу недели? — шепнул Эйрел ей на ухо.

— Силы фатально неравны. Надо сказать, за месяцы, которые Майлз провел неподвижно в этом чудовищном позвоночном корсете, он научился безошибочно очаровывать людей. Самый эффективный и долгоиграющий способ управлять теми, кто вокруг тебя, и заставлять их исполнять твои желания. Но я рада, что он предпочел в качестве стратегии обаяние, а не искусное нытье. Наш сын — самое своевольное маленькое чудовище на свете, но он ухитряется сделать так, что окружающие этого не замечают.

— Да, шансов у графа нет, — согласился Эйрел.

Корделия улыбнулась, представив себе эту картину, потом посерьезнела. — Как-то раз, когда мой отец вернулся в домой из астроэкспедиции, мы с ним делали модели планеров. Чтобы планер полетел, нужно две вещи. Первая — разогнать его на старте. А вторая — вовремя отпустить. — Она вздохнула. — Научиться вовремя отпускать было самым трудным.

Петр, конь, Ботари и Майлз скрылись в конюшне. Судя по жестикуляции, Майлз выпаливал один вопрос за другим со скоростью лесного пожара.

Они с Эйрелом двинулись вверх по склону. Он обнадеживающе стиснул руку Корделии. — Я верю, что этот планер будет парить высоко, милая капитан.