Глава 11

— Сэр, — торопливо объяснил Куделка Форкосигану, — защищенный комм-пульт был намеренно испорчен. — Командующий СБшной охраной, стоявший рядом, утвердительно кивнул. — Я как раз шел сообщить вам… — Куделка испуганно покосился на лежащее на траве тело Негри. Двое СБшников, опустились рядом на колени и отчаянно пытались запустить срочную реанимацию: массаж сердца, кислород, инъекции… Но при всех их усилиях тело оставалось безжизненным, а лицо — восковым и неподвижным. Корделии уже приходилось видеть смерть, и признаки были ей знакомы. «Нет, ребята, вы не вызовете его обратно. В этот раз — все. Негри ушел, чтобы доставить свой последний доклад Эзару лично…»

— Когда случилась диверсия? От и до? — спросил Форкосиган. — Это было устройство замедленного действия?

— Нет, с виду похоже, что сразу, — доложил командир охраны. — Никаких следов заряда с часовым механизмом. Кто-то просто взломал заднюю панель и разбил все внутри.

Взгляды всех присутствующих обратились к тому СБшнику, который был назначен на пост у дверей комнаты связи. Одетый в такую же черною форму, как и большинство здесь, тот стоял, обезоруженный, между двумя своими товарищами. Охранники выбежали вслед за своим командиром, когда на лужайке перед домом раздались крики. Лицо пленника было сейчас таким же свинцово-серым, как у мертвого Негри, и лишь проблеск страха оживлял его.

— И? — лаконично переспросил начальника охраны Форкосиган.

— Он все отрицает, — пожал плечами СБшник. — Естественно.

Форкосиган перевел взгляд на арестованного. — Кто заходил туда после меня?

Охранник затравленно осмотрелся вокруг и вдруг ткнул пальцем в Друшнякову, все еще обнимающую рыдающего Грегора. — Вот она.

— Я?! — возмущенно выкрикнула Дру и крепче прижала к себе мальчика.

Форкосиган поджал губы, на его челюсти заиграл желвак. — Что ж, и без фаст-пенты понятно, что один из двоих лжет. Сейчас у нас нет времени. Коммандер, арестуйте обоих. Разберемся позже.

Он тревожно вгляделся в горизонт на севере. — Ты, — указал он на одного из СБшников, — собери весь транспорт, какой найдешь. Мы эвакуируемся немедленно. Ты, — махнул рукой одному из графских оруженосцев, — беги в деревню предупреди жителей. Ку, собери все файлы, возьми плазмотрон и доплавь комм-пульт до полной непригодности, а затем возвращайся.

Куделка, страдальчески покосившись через плечо на Друшнякову, быстро похромал к дому. Дру стояла оцепенев, холодный ветер трепал подол ее юбки. Она нахмурила брови и не сводила глаз с Форкосигана. Ухода Куделки она почти не заметила.

— Ты сперва в Хассадар? — странно мягким тоном уточнил граф у сына.

— Именно.

Хассадар, столица форкосигановского Округа, где были расквартированы имперские войска. Сохранил ли гарнизон верность?

— И не собираешься там задерживаться, я полагаю, — заметил Петр.

— Конечно. Хассадар, — на лице Форкосигана промелькнула хищная усмешка, — станет моим первым подарком коммодору Фордариану.

Петр кивнул, словно довольный услышанным. У Корделии голова кругом шла. Несмотря на ошеломляющую неожиданность, какой было появление умирающего Негри, ни Эйрел, ни Петр не высказывали никакой паники. Ни лишних движений, ни лишних слов.

— Ты, — вполголоса сказал Эйрел отцу, — возьмешь мальчика. — И встретишь нас… нет. Даже мне не говори, где. Мы с вами свяжемся.

— Верно.

— Возьми Корделию.

Петр открыл было рот возразить — но передумал и захлопнул, произнеся лишь:- А-а…

— И сержанта Ботари. Для охраны Корделии. Поскольку Дру — временно — отстранена.

— Тогда мне понадобится Эстергази, — сказал Петр.

— Но остальные твои люди понадобятся мне, — предупредил Эйрел.

— Ладно. — Граф отвел Эстергази в сторону, что-то тихо сказал ему, и тот быстро помчался наверх по склону. Стоило приказам пробежать по командной цепочке, и люди рассыпались во всех направлениях. Петр подозвал еще одного оруженосца, приказал ему взять графскую машину и ехать на запад.

— Как далеко, милорд? — спросил тот.

— Насколько тебе сообразительность подскажет. Потом удирай, если сумеешь, и присоединяйся к милорду Регенту.

Оруженосец кивнул и умчался бегом, как и Эстергази.

— Сержант, будешь повиноваться голосу леди Форкосиган как моему собственному, — приказал Эйрел Ботари.

— Всегда, милорд.

— Мне нужен этот флайер. — Граф кивнул на разбитую машину, которая хоть и перестала дымиться, но все же, на взгляд Корделии, выглядела не очень-то годной к полету. И вовсе не годной для бешеной гонки, виражей и пикирования, без которых не обойтись, если придется уходить от повисших на хвосте врагов… «Боюсь, мы с ним оба в равно плохой форме». — И сам Негри, — добавил Петр.

— Он бы это оценил, — согласился Эйрел.

— Наверняка. — Петр коротко кивнул и повернулся к команде, которая занималась первой помощью. — Оставьте его, парни, теперь уже поздно. — Он жестом приказал им перенести тело в кабину флайера.

Только сейчас Эйрел повернулся к Корделии — наконец-то, в первый раз за это время. — Милый капитан… — Его черты по-прежнему сковывало то безжизненное выражение, которое застыло на его лице с того момента, когда из флайера выпал Негри.

— Эйрел… случившееся не стало сюрпризом ни для кого, кроме меня?

— Ты была так больна, что я пока не хотел тебя этим беспокоить. — Он плотно сжал губы. — Мы обнаружили, что Фордариан плетет заговор, втянул в него генштаб и не только. Иллиан активно начал расследование. У людей на самой верхушке СБ просто обязана быть такого рода интуиция. Но чтобы осудить за измену человека с такими связями и влиянием, как Фордариан, нам нужны были неоспоримые доказательства. Совет Графов нетерпимо реагирует на любое давление имперской власти на одного их них. Мы не могли просто заявить им, что есть некий заговор. Однако прошлой ночью Негри позвонил мне и сообщил, что у него в руках наконец-то есть улики, достаточные, чтобы привести механизм в движение. Для ареста правящего графа ему требовался мой — императорский — указ. Предполагалось, что сегодня вечером я поеду в Форбарр-Султану надзирать за самой операцией. Но Фордариана, очевидно, предупредили. Изначально он собирался выступить месяцем позже, желательно — сразу после моего успешного устранения.

— Но…

— Иди. — Он подтолкнул Корделию к флаеру. — Войска Фордариана будут здесь с минуты на минуту. Вы должны бежать. Кто бы ни попался к ним в руки, но пока на свободе Грегор, у Фордариана будет земля под ногами гореть.

— Эйрел… — Ее голос сорвался на дурацкий писк, она сглотнула ледяной комок слюны. Во рту у нее теснилась тысяча вопросов, десять тысяч возражений. — Береги себя.

— Ты тоже. — В глазах последний раз вспыхнул огонек, но лицо уже было далеким, ведомым внутренним ритмом тактических расчетов. Времени нет.

Эйрел подошел к Дру и, что-то шепнув девушке на ухо, принял Грегора у нее из рук; та выпустила ребенка неохотно. Все вместе набились во флаер: Ботари сел за штурвал, Корделия втиснулась назад рядом с телом Негри, Грегор сидел у нее на коленях. Мальчик не произносил ни звука, лишь дрожал. Глаза, обращенные на Корделию, были огромными от шока. Машинально она обняла его. Грегор не вцепился в нее, а обхватил себя руками. В этой машине одному только развалившемуся на сиденье Негри было уже ничего не страшно, и Корделия ему почти позавидовала.

— Ты видел, что стало с мамой, Грегор? — тихонько спросила Корделия.

— Ее увели солдаты. — Тоненький голосок был ровен.

Перегруженный флаер, икая мотором, поднялся в воздух, и Ботари повел его прямо вверх по склону, в каких-то метрах от земли. Машина завывала, стонала и скрипела. Корделия — тоже, хоть и мысленно. Она извернулась всем телом, чтобы сквозь покореженное заднее стекло бросить взгляд — последний взгляд? — на мужа. Эйрел уже развернулся и стремительно шагал к подъездной аллее, куда его солдаты сгоняли уйму разнообразных транспортных средств, частных и правительственных. «Почему мы не взяли одно их них?»

— Когда перевалишь через второй холм — если сумеешь, — то поворачивай направо, сержант, — распорядился Петр. — И давай вдоль ручья.

Ботари повел машину в метре над острыми камнями и бурлящей водой, ветки хлестали по стеклу.

— Приземляйся вон на том пятачке и выключай питание, — приказ Петр. — А теперь все снимайте с себя энергетические устройства, у кого что с собою. — Он стянул с запястья хроно и комм-линк. Корделия бросила свое хроно. Ботари, который умудрился аккуратно посадить флаер подле ручья, подле двух земных деревьев — лишь слегка задев кроны, — спросил: — И оружие, м'лорд?

— Особенно оружие, сержант. Батарея парализатора видна на сканере не хуже факела. А зарядник плазмотрона светится как целый чертов костер.

Ботари положил на землю плазмотрон и парализатор плюс еще кучу полезных вещей: комм-линк, ручной тяговый луч, что-то вроде медицинского диагностического приборчика. — И нож тоже, м'лорд?

— Вибронож?

— Нет, обычный стальной.

— Оставь. — Петр сгорбился над панелью управления флайера, перепрограммируя автопилот. — Все из машины. Сержант, заклинь фонарь полуоткрытым.

Ботари справился с задачей, попросту глубоко забив в паз фонаря камешек, и резко обернулся на шум, донесшийся из подлеска.

— Это я! — раздался задыхающийся голос оруженосца Эстергази. Сорокалетний Эстергази был просто юнцом на фоне прочих оруженосцев Петра — седеющих ветеранов, и он был в отличной форме; раз даже он так запыхался, то явно спешил изо всх сил. — Я привел их, милорд.

«Они» оказались четырьмя графскими лошадьми, связанными за веревки, идущие к металлическим полоскам у них во рту… по-барраярски эта штуковина называлась «удила». Корделия подумала, что для такого массивного транспортного средства контролирующая поверхность чересчур мала. Среди деревьев лошадиные фигуры выглядели пугающими. Огромные звери дрожали, топали ногами и со звоном трясли головой; их красные ноздри раздувались и трепетали,

Петр закончил возиться с автопилотом. — Ботари, иди сюда, — позвал он. Вместе они переложили тело Негри в пилотское кресло и пристегнули ремнями. Ботари запустил двигатель флайера и отпрыгнул. Машина взмыла в воздух, чуть не врезавшись в дерево, и тяжело перевалила через кряж. Петр, провожавший машину взглядом, пробормотал себе под нос: — Передай ему от меня поклон, Негри.

— Куда вы его отправили? — спросила Корделия. «В Валгаллу?»

— На дно озера, — с удовлетворением ответил Петр. — Пусть поломают голову.

— А разве наши преследователи его там не обнаружат? Не поднимут со дна?

— Рано или поздно поднимут. Но там, где он должен затонуть, глубина метров двести. Так что потребуется время. И даже когда они его поднимут, то не смогут сказать, сколько в кабине было тел сперва и не потеряли ли они одно. Им придется обыскать весь этот участок озерного дна, чтобы убедиться, что Грегора там нет. И негативный результат никогда не бывает до конца убедителен, верно? А теперь: в седло, солдаты, нам пора ехать. — Он решительно направился к животным.

Корделия, полная сомнений, поплелась следом. Лошади. Кто они для здешних людей — рабы или симбионты? Та, к которой подтолкнул ее Эстергази, была метра два в высоту. Оруженосец всучил Корделии поводья и отвернулся. Седло было на уровне ее подбородка; она что, должна взлететь туда? Вблизи лошадь выглядела еще громаднее; не то, что когда она живописно гуляет по пастбищу в отдалении. Бурая, покрытая шерстью шкура на плече внезапно подернулась. «Бог мой, мне дали испорченный экземпляр, у нее сейчас начнутся судороги…» Корделия тихо пискнула.

Ботари уже умудрился каким-то образом оказаться в седле. Он, по крайней мере, на фоне этой зверюги не делался маленьким и незаметным. При росте Ботари обычная лошадь смотрелась под ним как пони. Выросший в городе, сержант отнюдь не был лошадником, и, несмотря на всю кавалерийскую подготовку, что задавал граф своему оруженосцу за месяцы службы, смотрелся в седле угловато и неуклюже. Но сидел он явно уверенно, хоть и не слишком красиво.

— Поедешь первым, сержант, — проинструктировал Петр. — Растянемся гуськом, так чтобы только-только видеть друг друга. Не скучиваться. Скачи к плоской скале — ты знаешь, где это, — и жди нас там.

Ботари задрал лошади голову, натянув поводья, ударил ее каблуками в бока и с топотом понесся вверх по лесной дороге тем отбивающим задницу манером, который здесь зовут «галоп».

Граф, из которого вроде уже песок должен был бы сыпаться, взлетел в седло одним плавным движением. Эстергази передал ему в руки Грегора, и Петр посадил мальчика перед собой. Грегор, как ни странно, при виде лошадей заметно повеселел — Корделии было совершенно непонятно, отчего. Петр вроде бы ничего не сделал, но его лошадь стала мордой точно по направлению к тропе, готовая тронуться. «Телепатия», со злостью подумала Корделия. «Они тут мутировали в телепатов, а мне этого никто не сказал…» А может, это лошадь-телепатка?

— Давай, женщина, дело за тобой, — нетерпеливо прикрикнул Петр…

Корделия с отчаянием засунула ногу в эту, как они там ее называют, подставку для ступни, — а, стремя, — во что-то вцепилась и попыталась подтянуться. Седло плавно сползло под брюхо лошади, а вместе с ним и Корделия. Она повисла между похожих на стволы лошадиных ног, звучно шлепнулась на землю и на четвереньках отползла в сторону. Лошадь выгнула шею и, обернувшись, уставилась на нее в не меньшем недоумении, потом опустила голову к земле и мягкими, как резина, губами принялась пощипывать траву.

— О, боже, — недовольно простонал Петр.

Эстергази спешился и кинулся к ней, чтобы поддержать за локоть и помочь подняться. — Миледи, вы в порядке? Простите, это моя вина, мне нужно было проверить, чтобы седло… Вы что, никогда раньше верхом не ездили?

— Никогда, — призналась Корделия. Тем временем оруженосец быстро подтянул седло наверх, выровнял его на лошадиной спине и крепче подтянул подпругу. — Может, я смогу идти. Или бежать. — «Или вскрыть себе вены. Эйрел, зачем ты отослал меня вместе с этими психами?»

— Это не так сложно, миледи, — пообещал Эстергази. — Ваша лошадь пойдет за остальными. Роза — самая смирная кобылка в конюшнях. Ну разве она не красавица?

Злобные карие глаза с фиолетовым зрачком на Корделию даже не смотрели.

— Я не могу! — Из ее груди вырвалось рыдание, первое за этот ужасный день.

Петр поглядел на небо, оглянулся через плечо. — Не на что ты ни годна, бетанская баба! — рявкнул он на нее. — Хватит рассказывать мне сказки, что ты никогда верхом не ездила. — Он оскалил зубы в усмешке. — Представь, что это мой сын.

— Давайте сюда ногу, вот так, — опасливо покосившись на графа, пробормотал Эстергази и сцепил ладони в «замок».

«Да забирай эту чертову ногу хоть целиком!» Корделию трясло от гнева и страха. Она зло воззрилась на графа и снова ухватилась за седло. И Эстергази каким-то образом удалось вытолкнуть ее наверх. Она изо всех сил вцепилась в луку, посмотрев вниз лишь раз и решив больше этого не делать.

Эстергази кинул поводья ее лошади графу, поймавшему их одним небрежным движением кисти. Путь превратился в калейдоскоп деревьев, камней, чавкающих грязью луж, хлещущих веток; все это кружилось и проносилось мимо. Живот заныл, в шраме возникла дергающая боль. Если снова начнется внутреннее кровотечение… Они ехали, ехали и ехали.

Наконец, они перешли с галопа на шаг. Корделия моргала, лицо у нее было красным, она задыхалась, голова кружилась до тошноты. Оказывается, они взобрались на открытое место, откуда было хорошо видно озеро — они явно объехали кругом мелководный залив левее форкосигановского поместья. Когда у Корделии зрение прояснилось, она разглядела зеленое пятнышко среди общего красно-бурого фона: покатый газон у старого каменного дома. По другую сторону залива виднелась деревенька.

Ботари оказался здесь первым. Он сам сидел не на виду, в кустарнике, а взмыленную лошадь привязал к дереву. Сержант молча встал и подошел, озабоченно всматриваясь в Корделию. Она соскользнула с седла и практически свалилась ему на руки.

— Вы едете слишком быстро для нее, м'лорд, Она еще больна.

Петр фыркнул. — Она не почувствует себя лучше, если нас настигнет фордариановский отряд.

— Я постараюсь, — прохрипела Корделия, сгибаясь пополам. — Минуточку. Только. Дайте мне. Минутку. — Свежий ветер, холодеющий по мере того, как склонялось к горизонту осеннее солнце, хлестнул по разгоряченной коже. Небо затянули серые тучи — ровной молочной пеленой. Постепенно, понемножку ей удалось выпрямиться, несмотря на боль в животе. Эстергази, который замыкал их отряд и гнал лошадь в не столь бешеном темпе, наконец, присоединился к ним на поляне.

Ботари кивнул на далекое зеленое пятнышко. — Вот они.

Петр прищурился. Корделия вгляделась. На лужайку приземлились пара флайеров. Это не машины Эйрела. Из флайеров, точно муравьи, высыпали люди в черной форме — среди них виднелось несколько ярких проблесков бордового с золотом или темно-зеленых точек офицерских мундиров. «Прекрасно. Наши враги и друзья носят одну и ту же форму. И что нам делать: стрелять в любого и пусть бог отличит своих?»

У графа был кислый вид. Что они делают там — громят его дом, переворачивая все вверх дном в поисках беглецов?

— Разве они не могут сосчитать, сколько лошадей недостает в конюшне, и понять, как именно мы уехали? — спросила Корделия.

— Я выпустил всех лошадей, миледи, — ответил Эстергази. — Так у них хоть шанс есть. Не знаю, скольких нам потом удастся собрать.

— Боюсь, большинство их так и будет бродить поблизости, — пожал плечами Петр. — Рассчитывая на овес. Жаль, что им не хватит ума разбежаться. Бог знает, до каких зверств способны дойти эти вандалы, когда поймут, что прочая добыча ускользнула.

На краю деревеньки сели еще три флайера. Вышедшие оттуда вооруженные люди исчезли между домов.

— Надеюсь, Зей успел их предупредить, — пробормотал Эстергази.

— А эти несчастные тут причем? Кому они-то могут понадобиться? — удивилась Корделия.

— Не они, а мы, миледи, — ответил Эстергази мрачно. Встретив ее смущенный взгляд, он объяснил. — Мы, оруженосцы. Там наши семьи. Эти типы вышли на охоту за заложниками.

Корделия вспомнила, что у Эстергази в столице жена и двое детей. Что с ними сейчас? Предупредил ли их хоть кто-то об опасности? Судя по виду, Эстергази спрашивал себя о том же.

— Конечно, Фордариан включится в игру с заложниками, — сказал Петр. — Он уже готов. Тут или пан, или пропал.

На узкой челюсти Ботари заиграл желвак, когда он уставился в темнеющее небо. Вспомнил ли кто-нибудь про мистрис Хисопи?

— Скоро они начнут поиск с воздуха, — заявил Петр. — Нам пора в укрытие. Я пойду первым. Сержант, поведешь ее.

Он развернул коня и исчез в подлеске, двигаясь по настолько малозаметной тропинке, что Корделия сперва ее даже не разглядела. Теперь, чтобы водрузить ее на борт транспортного средства, потребовались совместные усилия Эстергази и Ботари. На этот раз Петр ехал шагом; не ради нее, как подозревала Корделия, но ради потемневших от пота взмокших лошадей. После того безумного галопа езда шагом была похожа на помилование. Сперва.

Они ехали сквозь кустарник и между деревьев, по оврагу, через гребень холма… копыта лошадей скребли по камням. Корделия прислушивалась, не раздастся ли над головой вой флайеров. При звуке одинокой машины Ботари повел ее лошадь вниз по дикому, головокружительному склону на дно оврага, где они спешились и укрылись под скалой. Через несколько минут вой мотора затих вдали. Выбраться из оврага оказалось еще труднее, чем туда спуститься. Им пришлось вести лошадей в поводу, и Ботари чуть ли не на себе втащил свою лошадь по ненадежному, заросшему кустарником склону.

Стемнело, похолодало, поднялся ветер. Два часа превратились в три, потом в четыре, пять, и сероватые, как дым, сумерки перешли в черную смоль темноты. Теперь лошадей вели гуськом, голова к хвосту, чтобы не потерять графа, который вел кавалькаду. Начался дождь — унылая мелкая морось, от которой седло Корделии стало совсем скользким.

Около полуночи они выбрались на прогалину — чуть менее черную, чем окружающая их темнота, — и Петр наконец скомандовал привал. Корделия села, привалившись спиной к дереву, оцепенев от усталости, с натянутыми как струна нервами. Она прижимала к себе Грегора. Ботари извлек из нагрудного кармана плитку рациона — их единственную еду, — и, разломив, поделил между Корделией и Грегором. Завернутый в форменную куртку Ботари, Грегор, наконец, согрелся достаточно, чтобы задремать у нее на коленях. Под его тяжестью у Корделии затекли ноги, но он был хотя бы теплым.

Где сейчас Эйрел? И, уж если на то пошло, они сами где? Корделия только надеялась, что Петр знает. Они не могли удаляться быстрее пяти километров в час, с этой петлявшей дорогой и спусками-подъемами. Неужели Петр действительно рассчитывает, что так они смогут оторваться от преследователей?

Петр, устроившийся под деревом в паре метров поодаль, встал и отошел в кустарник отлить, а, вернувшись, всмотрелся в Грегора. — Уснул?

— Да. Удивительно.

— Хм. Дело молодое, — проворчал Петр. Завидовал?

В тоне его не звучало прежней враждебности, и Корделия рискнула спросить: — Как думаете, Эйрел уже в Хассадаре? — Она не смогла выговорить «Сумел он вообще добраться до Хассадара?»

— Был уже там и уехал.

— Я думала, он собирается возглавить тамошний гарнизон.

— Ага, поднять под ружье и приказать рассеяться в сотне разных направлений. Поди догадайся, в котором из взводов спрятан император. Фордариан этого знать не будет. А если повезет, то изменник не устоит перед соблазном занять Хассадар.

— Повезет?

— Отвлекающий маневр, небольшой, но ценный. Хассадар не имеет стратегического значения, как ни крути. но Фордариан будет вынужден выделить часть войск из тех, что ему безусловно верны, — а их численность не бесконечна, — на то, чтобы удерживать город в глубине враждебной ему территории с давними традициями партизанской войны. У нас будут отличные разведданные обо всем, что он здесь делает, а с ними население сотрудничать не станет. К тому же Хассадар — моя столица. Он оккупирует столицу графского округа силами имперских войск — и все мои собратья-графы над этим призадумаются. Кто станет следующим?

А Эйрел, наверное, направился в космопорт базы Тейнери. Ему нужна независимая линия связи с силами космического базирования, если Фордариан действительно придавил Генштаб. То, сохранит ли верность флот, будет критичным. Предвижу серьезную эпидемию технических неполадок в рубках связи, пока капитаны кораблей станут лихорадочно вычислять, на победу какой из сторон им поставить. — Петр издал в темноте мрачный смешок. — Фордариан слишком молод, чтобы помнить войну Безумного Юрия. Тем хуже для него. Да, он начал внезапно и тем самым выиграл достаточное преимущество, но будь я проклят, если дам ему получить хоть что-то еще.

— А все правда произошло внезапно?

— Мгновенно. Когда я был в столице утром, там не было ни намека на беспорядки. Должно быть, все разразилось вскоре после моего отъезда.

Между ними ненадолго пробежал холодок, не имевший никакого отношения к моросящему дождю: оба вспомнили, зачем Петр предпринял сегодняшнюю поездку.

— А столица… имеет стратегическое значение? — спросила Корделия, меняя тему и не желая снова затрагивать больной вопрос.

— В некоторых войнах — имела. Но не в этой. Это не война за территорию. Интересно, Фордариан это понимает? Это война за верность, за умы людей. И материальные объекты в ней могут иметь лишь преходящее тактическое значение. Хотя… Форбарр-Султана — центр связи, а связь значит немало. Но это не единственный центр. Нам послужат резервные каналы.

«Да у нас вообще никакой связи нет», непонимающе подумала Корделия. «Здесь, в лесу, под дождем…»

— Но если Фордариан сейчас удерживает генштаб…

— То, что он действительно удерживает, — если только я совсем не потерял соображение, — это огромное здание, где царит полный хаос. Сомневаюсь, что на постах осталась хотя бы четверть личного состава; и половина оставшихся замышляют диверсии в пользу той стороны, которую они втайне поддерживают. А остальные — бегут и прячутся или пытаются вывезти из города свои семьи.

— А капитан Форпатрил не… как полагаете, Фордариану нужны будут лорд и леди Форпатрил?

Элис Форпатрил была на последних днях беременности. Когда она навещала Корделию в госпитале — неужели это было всего десять дней назад? — то ее плавная легкая походка сменилась тяжелой валкой поступью, а живот вздымался и покачивался. Доктор обещал, что это будет крупный мальчик. Айвен, так его должны были назвать. «Я уже полностью обставила и украсила детскую», тяжело выдохнула тогда Элис, поудобнее устраивая на коленях огромный живот… Сейчас должен был наступить ее срок.

Неподходящий срок для чего бы то ни было.

— Падма Форпатрил возглавляет список. На него будет идти охота, точно. Они с Эйрелом — последние потомки принца Ксава, если кому-то сейчас придет в голову глупость вновь завести этот чертов спор о линии наследования. Или если что-то случится с Грегором. — Он резко оборвал фразу, точно мог не только прикусить язык, но и изменить саму судьбу.

— А леди Форпатрил с малышом тоже?

— Элис Форпатрил, может, и нет. А мальчик — определенно.

«Только в этот момент они неразделимы».

Ветер наконец стих. Корделия могла расслышать, как хрустела трава за зубах лошадей: это было ровное, монотонное хрум-хрум.

— Но разве термосенсоры не засекут наших лошадей? И нас тоже, хоть мы и выкинули аккумуляторы. Не понимаю, почему они так долго не могут нас обнаружить? — Неужели их солдаты сейчас прямо здесь, глаза в облаках?

— О, их термосенсоры покажут всех людей и животных в этих горах, стоит только нацелить их в нужном направлении.

— Всех? Я никого не видела.

— За ночь мы проехали штук двадцать небольших хуторов. Приборы засекут людей, и их коров, их коз, их оленей, и лошадей, и детей. Мы — иголки в стоге сена. И еще: нам будет лучше поскорей разделиться. Если мы до позднего утра доберемся к дороге на перевалу Эйми, у меня есть идея-другая, — сказал Петр.

Глубокая чернота начала сереть, и Ботари снова подсадил ее в седло Розы. Они двинулись, когда меж деревьев просочился предрассветный свет. Ветви угольными штрихами проступали во влажном тумане. Корделия вцепилась в седло с безмолвным стоном боли и двигалась вслед за Ботари. Грегор минут двадцать отнекивался, но потом снова уснул на руках у графа, бледный, обмякший, с открытым ртом.

При свете наступающего дня стало видно, как плачевно сказалась на них эта ночь. Оба оруженосца были в грязи, потрепаны, небриты, а их коричневые с серебром мундиры — словно изжеваны. Ботари, отдавший форменную куртку Грегору, остался в рубашке с коротким рукавом; а расстегнутый воротничок-стойка придавал ему сходство с преступником, которого ведут на эшафот рубить голову. Генеральская форма графа перенесла злоключения прошлой ночи получше, но над зеленым парадным воротником виднелась покрытая щетиной, с воспаленными глазами физиономия настоящего бродяги. Сама Корделия чувствовала себя неисправимой оборванкой: влажные космы, разномастные старые тряпки и домашние тапочки.

«Могло быть хуже. Я могла носить ребенка. Теперь, по крайней мере, если я умру, то умру одна». Можно ли считать, что маленький Майлз сейчас в большей безопасности, чем она? Безымянный, в репликаторе на полке в секретной лаборатории Ваагена и Генри? Корделия не испытывала уверенности и могла лишь молиться. «Отцепитесь от моего сына, вы барраярские ублюдки!»

Они двинулись зигзагом вверх по склону. Лошади тяжело дышали, их бока вздымались, как кузнечные меха, хотя они всего лишь шли шагом; они упрямились, спотыкаясь о корни и камни. На полпути наверх они остановились отдохнуть в небольшой низине. И люди и лошади попили из глинистого ручья. Эстергази ослабил подпруги. Он почесывал шеи лошадям, а те толкали его мордами, вынюхивая лакомства в пустых карманах. Оруженосец тихонько просил у них прощения и подбадривал: — Все нормально, Роза, до конца дня ты еще отдохнешь. Всего пару часиков. — Более полная информация, чем та, которую хоть кто-нибудь удосужился сообщить Корделии.

Эстергази оставил лошадей на сержанта и пошел вслед за графом куда-то в лес, вверх по склону. Грегор развлекался тем, что рвал листья и пытался их скормить животным. Но лишь тронув губами местные барраярские растения, те отказывались их есть и нетронутыми роняли на землю. Грегор подбирал листья и предлагал лошадям снова, пытаясь засунуть им прямо в рот.

— Что задумал граф, не знаете? — спросила Корделия у Ботари.

Тот пожал плечами. — Наладить с кем-то связь. Так дальше дело не пойдет. — Мотнув головой в неопределенном направлении, он обозначил их ночные рысканья по лесу.

Корделия могла только согласиться. Она легла на спину и прислушалась, не доносится ли звук флайера, но слышно было лишь журчание ручейка, которому вторило бульканье ее пустого желудка. Только раз она судорожно дернулась, чтобы не дать голодному Грегору попробовать на зуб ягоды с какого-то, возможно, ядовитого куста.

— Нельзя!

— Но лошади их ели! — запротестовал тот.

Корделия содрогнулась, в ее голове моментально и в подробностях всплыла молекулярная картина всяческих негативных биохимических и гистаминных реакций. — Знаешь, это первая привычка, к которой приучают в бетанских астроэкспедициях. Никогда не брать в рот неизвестные вещи, пока их не проверят в лаборатории. Если точно, избегать контакта незнакомых объектов со ртом, глазами и слизистой оболочкой.

Грегор, неосознанно протестуя, тут же потер глаза и нос. Корделия вздохнула и снова села. Она сглотнула слюну, подумала о том ручье, из которого они пили, и понадеялась, что Грегор не поймает ее на непоследовательности. Мальчик принялся бросать камешки в лужи.

Эстергази вернулся целый час спустя. — Пойдемте, — сказал он. На сей раз лошадей просто повели в поводу; верный признак того, что скоро — крутой подъем. Карабкаясь вверх, Корделия ободрала все руки. Бока лошадей тяжело вздымались. Через гребень холма, вниз, снова вверх, и они вышли на широкую глинистую просеку в лесу, где могли бы разминуться двое.

— Где мы? — спросила Корделия.

— Дорога к перевалу Эйми, миледи, — подсказал Эстергази.

— Это — дорога? — в смятении пробормотала Корделия, поглядев вверх и вниз по тропе. Чуть поодаль Петр стоял, а рядом с ним — еще один старик, держащий поводья низкорослой крепенькой белой с черными пятнами лошади.

Лошадь была ухожена явно лучше, чем ее владелец. Ее шкура блестела там, где шерсть была черной, и была белоснежной — там, где светлой. Грива и хвост оказались расчесаны до полнейшей, пуховой мягкости. Хотя копыта и щетки за ними были темными и влажными, а брюхо заляпано свежей грязью. На ней было такое же старое кавалерийское седло, как и на графских лошадях, но вдобавок к нему пегая несла четыре большие седельные сумки, по паре спереди и сзади, и еще скатку.

Старик, такой же небритый, как и Петр сейчас, был в форменной куртке Имперской почтовой службы, выцветшей от солнца настолько, что ее некогда синий цвет превратился в серый. Остальная одежда представляла собой мешанину старого обмундирования самого разного образца: черная рубашка от рабочей формы, древняя пара брюк от парадной зеленой, и на кривых ногах кавалериста — высокие офицерские сапоги, поношенные, но начищенные маслом до блеска. И еще на нем была совершенно неуставная фетровая шляпа, на ее тулье — лента с выцветшей надписью, за которую заткнут букетик сухих цветов. Он причмокнул губами и уставился на Корделию. Губы его были черными, нескольких зубов не хватало, а остальные были длинными и желтовато-коричневыми.

Взгляд старика остановился на Грегоре, вцепившемся в ладонь Корделии. — Это и есть он самый? Ха. Невелик. — Он задумчиво сплюнул в придорожный бурьян.

— Должен стать ничего в свое время, — заверил его Петр, — если ему это время дадут.

— Посмотрю, что можно сделать, генерал.

Петр усмехнулся, словно при шутке, понятной только им двоим. — У тебя с собой припасы найдутся?

— А как же. — Старик ухмыльнулся и принялся рыться в одной из седельных сумок. Он извлек оттуда кулек с изюмом, сделанный из смятой пластиковой распечатки, несколько плиток коричневатых кристаллов, завернутых в листья, и что-то, похожее на клубок сыромятных ремней с кулак размером, снова в кульке из старой распечатки. Корделия краем глаза заметила заголовок: «Дополнения к правилам Почтовой Службы; C6.77, обновления от 17 июля. Незамедлительно подшить к файлам постоянного хранения».

Петр придирчиво оглядел запасы. — Сушеная козлятина? — кивнул он на спутанный клубок ремней.

— В основном, — ответил старик.

— Мы возьмем половину. И изюм. А кленовый сахар прибереги для детей. — Но один кубик Петр все же кинул в рот. — Я разыщу тебя дня через три, может, через неделю, Ты-то помнишь службу еще с войны Юрия, а?

— Да уж, — протянул старик.

— Сержант, — Петр жестом подозвал Ботари. — Пойдешь вместе с майором. Возьми ее и мальчика. Майор приведет вас туда, где можно укрыться. Сидите тихо, пока я сам за вами не приду.

— Да, м'лорд, — ответил Ботари бесстрастным голосом. Лишь беспокойно бегающий взгляд выдавал его волнение.

— И кто это у нас, генерал? — спросил старик, глядя снизу вверх на Ботари. — Новобранец?

— Городской парень, — ответил Петр. — От моего сына. Не слишком разговорчив, но глотки резать умеет. Сгодится.

— Да? Ну ладно.

Сейчас Петр двигался куда медленнее. И он подождал, пока Эстергази не помог ему взобраться на лошадь. Граф устроился в седле, вздохнул и ссутулился совершенно нехарактерным для себя образом. — Проклятье, я становлюсь староват для таких вещей.

Тот, которого он назвал майором, полез в боковой карман и достал оттуда кожаный кисет. — Хотите жевательного листа, генерал? Жуется лучше козлятины, хоть и не так долго.

Петр просветлел. — О! Буду весьма признателен. Но не весь кисет, а половину, старина. — Он запустил руку в мешочек и, вытащив оттуда добрую половину прессованной плитки из сушеных листьев, затолкал их в нагрудный карман куртки. Кусочек он сразу положил за щеку и с кивком благодарности вернул кисет. Жевательные листья были мягким стимулятором; в Форбарр-Султане Корделия никогда не видела, чтобы граф к нему прибегал.

— Береги лошадей м'лорда, — без особой надежды напутствовал Эстергази сержанта Ботари. — Не забывай, это не машины.

Ботари проворчал в ответ что-то неразборчивое, и граф с Эстергази пустили своих лошадей вниз по тропе. Через несколько минут они скрылись из виду. Настала глубокая тишина.