Глава 20
ПЕРЕД БУРЕЙ

Судно «Хальмайра» под индонезийским флагом (порт приписки Сурабайя) с грузом урановой руды следует в Рио-Гальегос (Аргентина). Две неизвестные подлодки всплыли с обоих бортов и держали на мушке ходовой мостик. Бородатый офицер в кожаной куртке внимательно просматривал судовые документы. Национальную принадлежность и звание понять было нельзя. Вроде бы должен быть британец. Наконец он сказал на ломаном английском: «В целях соблюдения режима секретности дальше ваш корабль поведет специальная команда. Прошу проследовать в ваши каюты и задраить иллюминаторы». Специальная команда прибыла тотчас. Отправили в каюты всех, кроме испанского лоцмана. Ему почему-то «британцы» доверяли. В море Лазарева «Хальмайра» резко изменила курс на юг и стала удаляться от судоходных трасс. В октябре 46 года первая партия урановой руды из Индонезии поступила на склады форта «Арнольд».

Такого активного судоходства эти места не знали никогда. Малые транспорты курсировали по маршрутам Новый Берлин — Калета-Оливия, Новый Берлин — Каманданте Луис, Новый Берлин — Пунта-Аренос. Все это не могло не привлечь внимание союзников, тем более что часть архивов, пусть меньшая, но попала им в руки. Там имелись отрывочные сведения об антарктической базе, и, естественно они не могли не вызвать соответствующей реакции. В конце 1946 года из Сан-Франциско вышла эскадра в составе 14 кораблей, в том числе 1 авианосца «Касабланка», и взяла курс в Южную Атлантику.

Командовал эскадрой легендарный герой-полярник адмирал Ричард Бэрд. Почти одновременно из русского Ленинграда вышел в том же направлении дизель-электроход «Слава», которым командовал легендарный герой-полярник контр-адмирал Иван Папанин, в Северном море к нему присоединились группа подлодок типа «К» из Мурманска, два ледокола, снятых с Севморпути, и несколько немецких трофейных лодок XXI серии. На соединение с ними через 2 океана спешила группа эскадренных миноносцев проекта 45, только что сошедших со стапеля и специально оборудованных для действий в Арктике и Антарктике, «Высокий» «Важный» и «Внушительный».

Если бы бывшие союзники договорились о согласованных действиях, а, несмотря ни на что, такая вероятность была, это могло создать серьезную угрозу для Новой Швабии, а активное использование Советами трофеев, которыми за прошедшие полтора года они, несомненно, овладели, сводило на нет техническое превосходство Кригсмарине. Можно было тешить себя мыслью о том, что качество подготовки русских экипажей всегда страдало, но уж тут-то они наверняка собрали лучших. Такой огромный флот, такая огромная страна, четверть границ которой — Арктика, могли себе подобное позволить.

Опять назревала война на два фронта. И этого допустить было нельзя. По одиночке Новая Швабия с ними бы справилась. Одновременный удар с двух сторон — повторение уроков 44-45-го года.

Посетить Сурабайю и не побывать у Накамуры — как такое можно допустить? Удивительно, но события, которые сотрясали, в тиши японского дворика с журчащим ручейком и карпами в пруду казались не более чем иллюзией. Но совсем скоро здесь разверзнется ад. Голландцы не сдадут своих позиций без боя. Да и индонезийцы не отступят. «Я уезжаю», — произнес Накамура. «Моя школа здесь более не нужна. Не нужна она и в Японии».

— Как вы намерены поступить?

— Пойду путешествовать. Весь мир охвачен безумием. Постараюсь найти уголок, куда оно еще не успело просочиться.

— Может быть к нам, сэнсэй Накамура? — Ройтер почтительно склонил голову — Нам очень не хватает достойных воинов.

Накамура покачал головой.

— Нет, это ваш путь, а не мой. Впрочем, мы с вами идем по одному и тому же пути, просто находимся на разных его отрезках. Ступайте по нему твердо. То, чему суждено произойти, произойдет помимо нашей тревоги.

— Мне нужно возвращаться… обратно. Я пришел попрощаться. — Ройтер запнулся, подбирая подходящее слово, которое должно было бы обозначать, «куда» вызывают. Это уже не Рейх, это и не дом, это всего лишь крохотный оазис среди льдов и торосов Земли Королевы Мод. Что ж, немец всегда в пути, и конец пути — это зачастую конец жизни.

Накамура стоял неподвижно. Казалось, его мысли были далеко.

— Всему свое время, Ройтер-доно, значит, пришло и ваше. Прощаться не стоит. Идущие одной дорогой непременно встречаются. — Ройтер почтительно поклонился и, позвякивая кю-гунто, направился к выходу.

— Знаете, Ройтер-доно, — остановил его Накамура, — до знакомства с вами я недооценивал европейцев. Я учил ведь не только ваших соотечественников, кто-то был лучше, кто-то хуже, но мне казалось, что всем им не доступно истинное Бусидо. А тут вот еще (Накамура бросил взгляд на столик) я решил изучить испанский. Начал читать одну книгу, и был, честно говоря, удивлен. Никогда бы не подумал, что европеец может так тонко понимать путь воина.

Ройтер проследил за взглядом сэнсэя. На столе лежал увесистый том, по тому, как он лежал, было понятно, что читатель относится к книге с большим почтением. Он с самого начала обратил внимание на книгу с латиницей на обложке, она была столь непривычной для этих мест. Но то был беглый взгляд, а теперь он сумел прочитать: «Хитроумный идальго Дон-Кихот из Ламанчи».

Все-таки нельзя набирать экипаж на подлодку по принципу Ноева ковчега. Как эти русские так эффективно воюют, когда между собой вдвоем договориться толком не могут. По отдельности оба эти парня ему были довольно симпатичны, Зубофф вообще был скорее немцем, притом берлинцем, со всеми плюсами и минусами, присущими жителям этого города, нормальный берлинский говор, даже, можно сказать, с налетом какого-то аристократизма. Допустим, он не любил католиков. Ну, тут много кто не любит католиков. Про Карлевича — вообще молчу. Унтерхорст скорее считал себя католиком, чем был им на самом деле. Типичный язычник. То-то дикари его полюбили как родного. Это вообще какая-то типично русская заморочка, как он заметил, — считать, что их вера правильнее всех остальных. Все так считают, но русские — как-то особенно. Видимо, они убеждены, что Иисус Христос был русским. Марченко — очень смелый парень, настоящий ницшеанец. Он вспомнил, как Карлевитц вытаскивал из него пули, которых он нахватался при штурме фрегата. Научился он у индонезийцев. Жуткое зрелище. Залезает пальцами прямо в тело. Роется там, раз — пулю достал. Потом, правда, ни шрама, ни следа никакого. А этот — ни слова, ни звука, только потеет и головой трясет. Но вот ведь что удивительно, как эти двое русских оказываются вдвоем — ну полные придурки…

Тем временем Бэрд был уже в районе Огненной Земли, а Папанин встал на якорь в Сан-Хуане. Присутствие такого количества кораблей противника, как надводных, так и подводных, создавало угрозу блокирования Новой Швабии подлодками Папанина. Зеркально повторялась ситуация 39-40-го г. Только сейчас в торговом судоходстве заинтересована Германия.

— Нам нужно выйти на русских, — доказывал Рёстлер на очередном совещании у Лютьенса, которые проходили теперь чуть ли не каждый день. — Всеми силами убедить их соблюдать нейтралитет.

«Как вы это намерены сделать»?

Идея союза с Россией вызывала у многих скепсис и в 39 году, а теперь, когда трупы еще не остыли, когда ветер несет над волнами Одера золу пепелищ….

U-2413 подходила к внешнему периметру базы. Эта зона контролировалась подлодками. В Новой Швабии теперь вновь существовала 1-я флотилия подлодок Она же единственная. Акустик доложил о приближении шума с курса 120 узлов. Звук был типичен для XXI серии. Ройтер сам за последний год неоднократно патрулировал эти места и был очень удивлен: кто же из наших так увлекся. Хотя могло ведь случиться всякое. Преследовали кого-то — и ушли чуть дальше, чем обычно. Но натренированное чутье не унималось — «проверь» — «10 раз проверь»! Этот шум ассоциировался с опасностью. U-2413 замерла. Шум стих. Если это наши — они должны быть в курсе, что U-Reuter следует домой. Возможно, они, как и мы, решили осторожничать. В последние годы океан перестал звучать, как раньше. Исчезли шумы конвоев, исчезли звуки глубинных бомб, торпеды теперь выходят из труб только на учениях. Если бы в 43-м они пришли в базу с полным комплектом свинок — их бы просто не поняли. Сейчас вопросы вызывают опустошенные трубы. Где? Когда? При каких обстоятельствах? Война стала оборонительной и позиционной.

— Продуть балласт, — приказал Ройтер.

Воздух зашипел в цистернах, лодка двинулась вверх в толще серой воды.

— Слышу звук продувания балласта, — отозвался акустик.

— Отставить «Продуть балласт». Удиферентовать лодку! — Массивная рыбина клюнула носом. Механик переложил носовые рули. — Перископная глубина!

Ройтер сразу начал осмотр с кормовых четвертей. Под 120 градусов на расстоянии не более 1000 метров из воды показалась рубка немецкой подлодки. Ройтер перешел на 6-кратное увеличение. Вроде бы все в ней было как положено за исключением одного. На «парусе» была намалевана красная звезда прямо поверх имперского орла.

— Убрать перископ! Срочное погружение! — Уйдя на 90 метров, они стали прислушиваться. Вода была слишком мутная для того, чтобы что-то можно было рассмотреть в зенитный перископ. Но и так было ясно. Враг дотянулся и сюда.

Несколько мгновений висела атмосфера нереальности происходящего. Казалось, он видит, как шелушится краска на борту лодки, той, которая на поверхности. Не поворачивается язык назвать ее русской. До сих пор всплытие из глубины рубки с такими обводами предвкушало всегда нечто приятное — встречу с друзьями, близость дома, итог проведенной работы. Сейчас — неопределенность. Будут ли русские атаковать? Акустик доложил, что лодка начала движение, и тоже на глубину. Вообще-то начиная с 25 метров нам ничего не грозит. Это если у нее на вооружении только торпеды… А то мало ли что? Рёстлер же говорил, что у русских вполне может быть свой «Ипсилон». В любом случае на 90 метрах включаем бесшумный ход и движемся в базу. Эсминцев вроде поблизости нет.

— А я вас предупреждал! — Рёстлер как будто опять стал ответственным от Партии. Человек, который всегда оказывается прав. Но хотим мы того или нет — «Бисмарк» здесь благодаря ему. «Бисмарк» — наше все. Наша надежда и защита. В 41-м в Бресте это была обуза. В 47-м в Новой Швабии — спасение. Он что, ясновидящий? Кто мог тогда предвидеть такое развитие событий?

Через несколько дней русские обозначили свое присутствие. Эскадра вышла к банке 11–20. Это 20 градусов к западу от мыса Седова. Они ничего не предпринимали. Если не считать несколько попыток атак на лодки 1-й флотилии, которые подходили близко. Но сами они их не искали и не преследовали. Позиция, которая предполагает все что угодно. То ли это такой вооруженный нейтралитет, то ли ждут чего-то. Недавно пришедший транспорт из Рио-Гальерос сообщил, что в аргентинских портах полно русских судов. Китобои — так просто как у себя дома. Ну, китобои-то китобоями, вряд ли они будут атаковать южноафриканский транспорт, а вот крейсера — совсем другое дело.

20 января 1947 года.

U-2413 всплывает в 3 милях от русской эскадры. На флагштоке — флаг Новой Швабии — очень похожий на флаг ВМФ Германии, только у того полотнище красное, а у этого белое — символ льда. На нем черный тевтонский крест, в середине — свастика, в одной из четвертей на красном фоне 5 четырехконечных звезд.

Недолгое антарктическое лето. Обычный для этих мест круглосуточный полузакат и легкая рябь на воде. От борта отваливает надувная лодка с мощным баварским мотором. Она идет по широкой дуге, оставляя белый пенный бурун в воде цвета неба. В ней несколько человек. Четверо мужчин, одна женщина. У двоих — автоматы. Один высоко поднимает руку, в которую зажата белая простыня. На всякий случай все вооружение приведено в боевую готовность. Унтерхорст на правах старшего по званию и по возрасту остается на U-Boot за командира. Если что-то случится с командиром — немедленно атакуем. По сигналу зеленой ракеты Майер вышлет «Ханебу». А дальше уже безразлично. Если нам суждено уйти, то пускай весь мир содрогнется.

Моторный бот с белым флагом делает несколько кругов на половине расстояния от U-2413 до «Славы». Это приглашение. Русские откликнулись. Со «Славы» спускают шлюпку. В ней тоже пятеро. И тоже двое с автоматами.

— От имени главного морского командования «Новой Швабии» вас приветствует генерал Рёстлер. — Рёстлер специально употребил слово «генерал» вместо «группенфюрер».

Вероника выступала в качестве переводчика. Это был ее звездный час. Сегодня от того, сколь усердно она изучала русский в Эссене, зависела судьба народов мира.

Русские сдержанно ответили на приветствие. После нескольких формальных фраз Рёстлер попытался взять быка за рога.

— Мы бы хотели выступить с предложением к правительству Советского Союза. Учитывая сложившуюся международную обстановку, правительство Новой Швабии готово оказать содействие интересам Советского Союза в Антарктиде, а также в более широком смысле. Чтобы доложить суть наших предложений, нам бы хотелось иметь возможность встретиться с главой советской миссии.