Глава 14
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

База 211, или «Новая Швабия», представляла собой несколько подледных поселений, каждое из которых размером со средний порт Бискайского побережья, объединенных надежной транспортной сетью. Прав был в свое время Дёниц, сказав, что его подводники осваивают настоящую Шангри-Лу. Здесь было все. Теплые реки создали подо льдом громадные промоины, внутри которых температура не опускалась ниже 18 градусов. Некоторые очень походили на бункеры в Бресте. Разница была лишь в размерах. На шельфе была нефть, в горах молибден, золото, но главное — уран. Система гидросооружений позволяла получать термальное тепло и электричество в достаточных количествах для питания заводов и судоремонтных мастерских. Это же тепло использовалось для подогрева посадочных полос аэродрома. Посадка на такие полосы — ювелирная работа — то же самое, что на авианосец. Коротенький отрезок бетонки, дальше герметичные ворота, которые открываются на несколько секунд по запросу, и дальше длинное подземелье. Вернее, «подледье» — лед толщиной в километры. Модифицированные Me 262 не были основной авиационной боевой единицей базы. То, что составляло настоящую ударную силу, прятали в бункерах. «Ханебу» — летающие диски. Аппараты, похожие на английские пехотные каски. Иногда они совершали тренировочные полеты, но их не было видно, а только слышно. С-с-с-шшшшш! И нет их уже.

Население новой Германии было чуть больше 120 тысяч. Военные, моряки, ученые, квалифицированные рабочие. Женщин было очень мало. Только самые заслуженные эсэсовцы и специалисты могли перевезти сюда семьи. Но это бич любого флотского коллектива. Проект с завозом проституток из Аргентины, который поначалу бодро стали реализовывать, оказался на грани провала. Трудно было найти девиц, желающих ехать на край света в полную неопределенность. Официальная версия — добывающая компания на удаленной точке нуждается и так далее… Но зачем, когда заработать можно без труда особого в том же Буэнос-Айресе. Всех-то карт вербовщики по понятным причинам раскрыть не могли. А если могли бы, это не облегчило бы задачи. Короче, шлюхи, они и в Аргентине шлюхи.

Ближайший населенный берег — 3000 километров. Там можно было проводить отпуска, но только раз в году. Слишком дорого обходилась доставка сюда каждого грамма груза. Транспортный канал — секретное оружие Рейха, носивший название «Ипсилон», работал, но пока лишь в экспериментально-тестовом режиме. Силовая установка модернизированного «Бисмарка» могла взаимодействовать с ним. Но кто еще обеспечил бы такую энерговооруженность? А флагман — далеко не лучшее средство для грузоперевозок. Совсем не нужно было, чтобы аргентинские рыбаки заговорили о регулярных появлениях «летучего немца» в их водах. Да и перемещаться в таком канале может только хорошо подготовленный человек. Простой бюргер сойдет с ума в ситуации, когда отсутствует привычное течение времени. Некоторых ценных специалистов, не обладающих отменным здоровьем, приходилось накачивать наркотиками, чтобы они нормально переносили перемещение. Но и это тоже — не для всех.

На материк и обратно курсировали малые транспортные суда. Туда — руды ценных металлов, оттуда — готовую продукцию, продукты питания, товары быта, почту. Но это лишь четыре месяца короткой антарктической навигации. Подлодки шли круглый год, но и это лишь «капиллярное» снабжение осажденной крепости. В Аргентине, Бразилии, Чили, Парагвае работали десятки предприятий, обеспечивавших жизнеспособность 211-й базы. Их создавали люди Вальтера Демански еще до вступления в войну США. 56 юридических лиц, оформленных только на него, а были ведь и другие доверенные персоны. В экономики стран Латинской Америки таким образом были вкачены миллионы рейхсмарок, и сейчас они поддерживали военную мощь антарктического форпоста. Рейсы из Мар-дель-Плата в Новый Берлин шли под экзотическими флагами: Норвегии, Мексики, Боливии, того же Уругвая. Надо все-таки помнить, что Аргентина в состоянии войны с Германией и любое неосторожное движение — это же практически пиратство, и вот, у нас на рейде союзническая эскадра…

Человек способен привыкнуть ко многому. Способен он жить и вдали от дома, и вдали от всего мира, и в ледяном панцире, и под прицелом врага. Жизнь на этом жалком клочке земли была тяжелой, но и в ней были свои минуты счастья. Истинная радость посещала эти неприветливые места, когда на внешнем охраняемом периметре базы засекали последних беглецов из метрополии. Это были те немногие, кто уцелел в аду, кто прорвался через полмира в эти широты, потому что не было у них другого выхода. Они бежали сюда, чтобы продолжить борьбу. U-2413, груженная ценнейшей технической документацией, активами Рейхсбанка, частью архивов «Анненербе», благодаря «Бисмарку» ушла от лап американцев и прорвалась к своим. Когда-то Ройтер-Нойман спас флагмана от уничтожения превосходящим британским флотом. Теперь «Бисмарк» отдал долг.

U-2413 встречал сам Лютьенс. В Швабенленде Ройтер и его экипаж — настоящие герои.

Конечно, это был праздник. Почти как в Бресте. С цветами, с оркестром, с командующим на пирсе. При этом был в базе человек, который ждал эту лодку больше, чем все остальные вместе взятые. Это была несчастная пассажирка Гидрографического судна «Гиславед» — Вероника Лутц.

— Герр гроссадмирал! — бубнил в трубке сбивающийся голос. — У меня есть то, что вам надо.

Это звонил начальник госпиталя Мюрвика. Кроме него в суть операции были посвящены еще лишь четверо. Дёниц, Иоахим Лют, брат Вольфганга, естественно сам Вольфганг Лют и его адъютант. Больше не знал никто. Даже Люде-Нойрат, чья преданность делу и лично Рейхспрезиденту не вызывала ни у кого сомнений.

Дёниц молчал. Это был знак согласия. Он еще раз просчитывал все, что может случиться… Скоро труп боцмана перенесут в подвал шпортхалле. Там сейчас пусто. Нет лишних глаз. Там Ральф все сделает. Винтовочная пуля с такого расстояния снесет полчерепа, так что опознание будет очень затруднено.

— Кто сегодня вечером в карауле?

— Матиас Готтлоб. Хуже стрелка я пока еще не встречал. Не удивлюсь, если он когда-нибудь пристрелит сам себя, — усмехнулся Иоахим.

— И слава богу. Слава богу… — медленно проговорил гроссадмирал. — Иоахим, вам лично не кажется эта история шитой гнилыми нитками? Начальник школы, человек, в чьи обязанности входит проверка постов, и вдруг забыл пароль? Англичане нам не повесят очередное самоубийство?

— Насколько я могу судить, нас этот вариант вполне устраивает, лишь бы не докопались до истинной причины, лишь бы не попалась им в руки лодка Вольфганга после всех событий. А самоубийство — ну что ж, в теперешней ситуации это вполне понятно.

Гроссадмирал тяжело молчал. Он еще и еще раз прикидывал варианты. Очень рискованная игра. Очень! Но другого пути нет.

— Не стоит подготовить Готтлоба? — спросил он.

— Нет, не надо… Англичане обязательно начнут копаться, не дай бог он запутается… А так — да, ему придется пережить определенные страдания, но по крайней мере на допросах он будет искренен. Я больше беспокоюсь за Ильзе…

Дёниц кивнул. Ильзе придется пережить чудовищный удар. Но сегодня вся Германия держит удар, каждый немец, ребенок, старик, домохозяйка, и им, простым людям, в сотни раз тяжелее. Плененный адмирал — все-таки адмирал. А плененный рядовой матрос? Ничто, пыль. Мы-то по крайней мере правительство. И Лют это все устраивает не ради собственного развлечения, а для того, чтобы усилить единственный не сдавшийся гарнизон — базу-211. Когда-нибудь ей все объяснят. После войны. Обязательно…

Наверное, нет такой женщины, которой не шли бы меха. Когда наши предки были близки к природе, они это хорошо усвоили. Аргентинская лиса здесь в свете прожекторов искрилась, играла и придавала Веронике какой-то неуловимый оттенок изысканности. Она не могла себе позволить этого там, так пусть хотя бы будут здесь, хоть здесь это и вынужденная мера. Одежда из меха здесь почти униформа.

Перед подледным погружением на борт U-2413 послали лоцмана. Он помог провести лодку под ледяным панцирем, и сейчас она входила в створ бухты Нового Берлина так же спокойно и торжественно, как это было в Бресте или в Вильгельмсхафене. Вероника никогда не встречала Ройтера вместе с толпой. Все-таки ей это было не совсем прилично. Уже потом, вечером, дома, она ждала его. Она готовила ужин, зная, что сегодня она будет есть его не одна.

Брест. 42-й год. Год надежд и испытаний…

Она видела его. Он ее не видел. Хотя все должно бы было быть наоборот. Это Ройтер стал Нойманом — человеком-невидимкой. У него другое лицо, другая фамилия. Все другое. У нее — все, как и было. Нелепая близорукость, короткая французская стрижка, которой, впрочем, все равно не видно под меховой шапкой. Он, погруженный в свои мысли, проходит мимо. Он не ищет взглядом ее, потому что ему в голову никогда бы не пришло искать ее здесь. Он уже похоронил ее, она осталась лишь в памяти и никогда больше не воскреснет для настоящего. Для Ноймана, пора уже забыть про какого-то Ройтера, ледовая Вандея — всего лишь очередное место службы. Поведали ему уже ребята с «Бисмарка» про аргентинских проституток…

— Хельмут! — окликнула его Вероника. Ройтер вздрогнул. Это был знакомый голос. Очень хорошо знакомый. Он уже не Хельмут, и его узнать нельзя.

Она бросилась к нему, путаясь в полах шубы, чуть не упала, но Ройтер ее поймал.

— Как? Как ты могла оказаться здесь? Откуда ты знаешь, что я Ройтер?

— Мне ли не знать, — глотая слезы ответила она. — Через кого, ты думаешь, проходила вся документация по «Ипсилону»?

— Но я…

— Молчи, молчи, молчи… Я знаю, ты иначе не мог, я тогда не знала, что ты уже участвуешь в проекте. Я знала, что ты меня любишь, всегда знала. Это все война… Если бы не война…

Да… Если бы не война… У англичан есть выражение: «оказаться в неправильное время в неправильном месте». Это именно про них. Если бы не война, мы бы с ней так и не встретились никогда. Вот ведь что забавно. Сколько от Эссена до Дармштадта? — километров 200, ну 250… Не так уж и много. Сколько от Фленсбурга до Бреста? А до залива Шермахера, где они сейчас находятся? Вот вам неправильное время и неправильное место. И это неправильное место — наша многострадальная родина. Не первый раз уже Германия проходит через это. А ведь все еще она есть. И будет… И наверное любекский пастор, пророчивший в день гибели фюрера великое будущее его страны, вовсе не такой уж и сумасшедший, каким казался с первого взгляда. Сколько же времени у меня не было женщины? Даже страшно вспомнить…

— Известно что-нибудь о его родственниках? — спросил Иоахим у адъютанта брата, глядя в бледное лицо мертвого боцмана. Какие-то черты, конечно, были схожи, но в целом… нет, это не Вольфганг, и ежу понятно. И Ильзе догадается… Боже, боже, что же нам приходится делать…

Ральф покачал головой.

— Кто его знает… Он из Бреслау… Там русские…

— Что ж, прости, парень, — обратился Иоахим к трупу. — Это нужно для Германии, по крайней мере, пышные похороны я тебе обещаю. Давай, — это уже Ральфу.

Ральф какое-то время боролся с неудобным 98-м маузером, приставляя его так, чтобы все выглядело по возможности натурально.

Выстрел отдался в стенах пустого зала гулким эхом. Иоахим инстинктивно отстранился от кусочков мозга и брызг крови. Крови было немного. Изуродованное лицо боцмана не было похоже на Вольфганга Люта. Оно вообще уже было ни на что не похоже. Сам Вольфганг Лют в этот момент, прикрывая лицо от дождевой крупы и посторонних взглядов воротом кожаного плаща, спешил к пирсу, где его ждал мотобот. Через час на рейде Фленсбурга всплыла океанская «девятка» — последнее, что еще оставалось в распоряжении Дёница. Лязгнул люк, по корпусу прошла нервная дрожь запущенной машины. В последний раз Лют взглянул на береговые огни и отдал приказ на погружение.

Выстрел часового прозвучал в четверть первого.

— Что там за шум, черт возьми? — Помощник застал Рейхспрезидента одетым по форме у окна, хотя ему по всему следовало бы спать. Заседание правительства закончилось в полночь. Не в правилах Дёница было терять время. Сон — строго по расписанию. Завтра рано вставать, дела государственные требуют ясной головы ничуть не меньше, чем дела морские.

— Похоже, весьма неприятный инцидент, господин Рейхспрезидент! Часовой стрелял по ошибке в нашего… — Люде-Нойрат запнулся.

— Что случилось? — раздраженно рявкнул Папаша Карл. Недаром его прозвали львом.

— Сейчас часовой стрелял в Капитана цур зее Люта, — четко и ровно ответил адъютант главы государства. За эту четкость, собственно, его и ценил Дёниц.

— Ранен? — Рейхспрезидент попытался анализировать. Не переигрывает ли он? Все должно быть естественно. Максимально естественно. Завтра сюда насыплются союзники, и не дай бог кто из них что-то заподозрит, ведь расследование проведут самое тщательное.

— Может, даже убит. Сейчас выясняют… Вальтер, похоже, ничего подозрительного в поведении шефа не заметил, слишком уж он был подавлен. А кто не будет подавлен? Это же не укладывалось в голове… Пройти всю войну без единой царапины и получить пулю через 5 дней после ее окончания… Да от своего же…

— Как такое могло случиться?

— Лют сам ориентировал часовых стрелять после первого предупреждения, не переспрашивая.

Тело Капитана цур зее перенесли обратно в шпортхалле. Доктор констатировал смерть. Оставалось самое трудное — опознание тела женой Ильзе… Лют — человек великого духа, но Ильзе и семья — его ахиллесова пята. Ильзе повела себя как истинная арийка… Она молча стояла несколько минут над тем, что считалось телом ее мужа, медленно дотронулась до его руки. «Я хочу уйти» — вот все, что она сказала. Может быть, она что-то заподозрила? Больше не было никого, кто мог бы помешать подмене.

Лют был слишком заметной фигурой, чтобы просто так исчезнуть в никуда. Не позаботились в свое время о том, чтобы у него, как у Ройтера, возникла запасная жизнь, в виде какого-нибудь Щульца или Бауэра. Дёниц не знал, достиг ли базы 211 Ройтер, но то, что Топп ее не достиг и никогда уже не достигнет, не вызывало сомнений. Хорошо, если Эрих успел уничтожить секретную документацию и компоненты системы «Ипсилон». Нужен был еще шанс. Нужен был человек в базе 211. Его, Дёница человек. Таким мог быть только Лют. Им пришлось разыграть весь этот жестокий спектакль. Для Ильзе и детей он найдет слова. Обязательно. Потом. А пока самое главное сделано — в ночь с 14 на 15 мая лодка Люта взяла курс на базу 211. Другой Лют был похоронен еще спустя сутки со всеми воинскими почестями и ритуалами, принятыми в III Империи. Расследование, проведенное союзниками, остановилось на версии «несчастный случай».