Глава 16

Прошло три дня, прежде чем он заплакал, – а боялся, что и плакать не сможет. Слезы пришли ночью, когда он лежал в одиночестве – нахлынули неудержимым, пугающим его самого приступом и не прекращались несколько часов. Майлз посчитал, что это был просто катарсис, но такое повторилось несколько ночей подряд, и он теперь испугался, что это не прекратится. Желудок болел не переставая, особенно после еды, так что теперь он едва притрагивался к пище. Его резкие черты лица сделались еще резче, кожа обтянула скулы.

Дни слились в один серый туман. Люди, знакомые или нет, назойливо просили у него каких-то указаний, на что он отвечал неизменно лаконично: «Поступайте как знаете». Елена с ним вовсе не разговаривала. Его охватил страх, что она находит утешение в объятиях База, и он с тревогой принялся втайне за ней следить. Но, похоже, она не находила покоя нигде.

После одного особо вялого и безрезультатного совещания дендарийцев Арди Мэйхью поймал его наедине. Все совещание Майлз безмолвно просидел во главе стола, похоже, изучая собственные ладони; голоса его бранящихся друг с другом офицеров казались ему бессмысленными кваканьем.

– Бог свидетель, – тихо проговорил Арди, – я не очень-то понимаю в военной офицерской службе… – Он рассерженно набрал воздуху в грудь. – Но зато я понимаю, что нам не вытащить двести с лишним человек из этой беды, когда вы вот такой, да еще то и дело впадаете в оцепенение!

– Ты прав, – огрызнулся Майлз в ответ, – ничего ты не понимаешь.

Он вышел, чеканя шаг и как мог выпрямив спину, – но в глубине души содрогаясь от правоты сказанного Мэйхью. В свою каюту он успел ввалиться как раз вовремя, чтобы скрыть ото всех тот факт, что его рвет: уже четвертый раз за эту неделю и второй – со дня смерти Ботари. Затем, приняв непреклонное решение взять дело в свои руки и не устраивать больше глупостей, он рухнул поперек кровати и пролежал так без движения шесть часов подряд.

Потом он принялся одеваться. Все, кому случалось бывать на одиночном дежурстве, сходились на одном: либо ты придерживаешься стандартов поведения, либо все летит к чертям. Майлз уже три часа, как проснулся, и надел только брюки. За следующий час он собирался или попробовать натянуть носки, или побриться – смотря по тому, что окажется легче. Сравним-ка две вещи: мазохистскую упрямую привычку барраярцев бриться ежедневно – и, например, цивилизованный бетанский обычай надолго замораживать рост волосяных луковиц. Наверное, он возьмется за носки…

Прозвучал дверной зуммер. Его Майлз проигнорировал. Тогда из интеркома раздался голос Елены: – Майлз, впусти меня.

Он, пошатнувшись, сел, – чуть в обморок при этом не хлопнулся, – и торопливо выкрикнул: «Войдите!» – слово, отпирающее голосовой замок.

Пробираясь по комнате между разбросанной одежды, оружия, деталей брони, валяющихся отдельно зарядных устройств и оберток от пищевого рациона, Елена огляделась вокруг и с отвращением наморщила нос. – Знаешь, – сказала она наконец, – если ты не собираешься прибрать эту свалку самостоятельно, тебе надо по крайней мере найти себе нового денщика.

Майлз тоже осмотрелся. – Мне это и в голову не приходило, – покорно произнес он. – Я привык считать себя очень аккуратным человеком. Все вещи просто сами оказывались на своих местах – во всяком случае, я так думал. А ты не будешь против?

– Против чего?

– Если я возьму себе нового денщика.

– С чего меня это должно волновать?

Майлз обдумал эту мысль. – Может, Арди? Я должен буду рано или поздно найти ему какое-нибудь занятие, ведь скачковым пилотом он теперь быть больше не может.

– Арди? – переспросила она с сомнением.

– Он совсем не такой неряха, каким был раньше.

– Гм, – она подобрала с пола лежавший экраном вниз ручной считыватель и поискала взглядом место, куда бы его положить. Но во всей каюте была лишь одна ровная поверхность, не покрытая пылью и не заваленная всяким хламом. – Майлз, долго ты собираешься держать здесь этот гроб?

– Он с тем же успехом может храниться здесь, как и в любом другом месте. В морге холодно. А он не любил холода.

– Люди начинают думать, что ты со странностями.

– Пусть думают, что хотят. Однажды я дал ему слово, что отвезу его домой и похороню на Барраяре, если… если с ним здесь что-нибудь случится.

Она гневно повела плечами. – Зачем столько хлопот? Это труп, и он никогда не узнает, сдержал ты свое слово или нет.

– Я-то жив, – тихо произнес Майлз, – и я знаю.

Она заходила по каюте, плотно сжав губы. Напряжено лицо, напряжено все тело. – Уже десять дней я веду занятия по рукопашному бою. А ты не был ни на одном.

Интересно, должен ли он рассказать ей о том, что его рвет кровью? Нет, она его непременно поволочет к медтехнику. Он не хочет встречи с медтехником. При детальном медицинском осмотре слишком многое станет очевидным: и его возраст, и скрываемая им хрупкость костей.

Она продолжила: – Баз работает в две смены, налаживая оборудование. Танг, Торн и Осон с ног сбились, приводя в форму новобранцев, но все это вот-вот развалится. Все проводят время в сплошных спорах друг с другом. Майлз, если ты еще неделю будешь отсиживаться в своей каюте, то дендарийские наемники и выглядеть будут точь-в-точь, как твоя каюта сейчас.

– Я знаю. Я был на совещаниях. То, что я ничего не говорю, не означает, что я не слушаю.

– Тогда послушайся их – им нужно твое лидерство.

– Богом клянусь, Елена: не понимаю, зачем им это надо. – Он запустил руки в волосы, затем вздернул подбородок. – Баз чинит технику, Арди на ней летает; Торн, Танг и Осон и их люди сражаются, ты держишь всех в форме – а я единственный, кто на самом деле ничего не делает. – Он помолчал. – Им нужно? А ты сама что скажешь?

– Какое имеет значение, что я скажу?

– Ты же пришла…

– Они попросили меня прийти. Ты ведь больше никого к себе не пускаешь, или забыл? Они мне этим докучали не один день. Вроде того, как древние христиане просили Деву Марию вступиться за них перед богом.

По его губам скользнул призрак прежней улыбки. – Не богом, а сыном божьим. Бог дома, на Барраяре.

Она прыснула и спрятала лицо в ладонях. – Черт возьми, не смеши меня! – приглушенно пробормотала она, не отводя рук.

Майлз поднялся, взял ее за руку и усадил рядом с собой. – А почему бы тебе не посмеяться? Ты это заслужила, и много другого хорошего – тоже.

Она не ответила, а окинула взглядом комнату – угол, где покоился длинный серебристый ящик; блестящие царапины на дальней стене. – Ты совсем не усомнился в ее обвинениях, – произнесла она наконец. – С самой первой секунды.

– Я провел с ним гораздо больше времени, чем ты. Семнадцать лет он фактически не отходил от меня ни на шаг.

– Да, – она опустила взгляд на свои руки, беспокойно лежащие на коленях. – Думаю, я всегда видела его лишь мельком. Раз в месяц он приходил в деревню в Форкосиган-Сюрло и отдавал мистрис Хиссопи деньги – и почти никогда не задерживался больше часа. В этой вашей коричневой с серебром ливрее он мне казался метров трех ростом. Я так волновалась, что в ночь накануне и после его приезда не могла заснуть. Лето было раем – потому что когда твоя мать приглашала меня с тобой поиграть в вашей летней резиденции возле озера, то я могла видеть его целый день… – Ее голос сорвался, пальцы сжались в кулак. – И все это была ложью. Фальшивое великолепие, под которым все это время таилась… выгребная яма.

Майлз заговорил таким тихим, ласковым голосом, какого он сам от себя не ожидал. – Не думаю, что он лгал, Елена. Скорее он пытался придумать себе новую правду.

Она стиснула зубы и оскалилась. – Правда в том, что я ублюдок, плод сумасшедшего насильника, а моя мать – убийца, которая ненавидит даже мою тень. И я не верю, что унаследовала от них только форму носа и глаз…

Вот он, этот темный, самый потаенный ужас. Наконец-то Майлз ухватил это понимание – и бросился за ним вслед, словно рыцарь, преследующий дракона в его логове. – Нет! Они – это они, а ты – это ты. Ты сама по себе, ты совершенно самостоятельна – на тебе нет вины…

– Когда я слышу такое от тебя, то думаю, что большего лицемерия я в жизни не встречала !

– Что?

– Что ты, как не венец всех поколений твоих предков? Цветок на древе форского рода…

– Что, я? – Он изумленно на нее уставился. – Венец вырождения, это возможно. Чахлый сорняк, – он замолк, потому что на ее лице отразилось такое же изумление. – Да уж, они множатся. Мой дед нес на спине груз девяти поколений, отец – десяти. Я тащу одиннадцать – и клянусь, моя ноша тяжелее всех остальных, вместе взятых. Удивительно, что меня совсем не расплющило. Я себя так чувствую, словно стал сейчас на полметра короче. Скоро от меня совсем ничего не останется.

Он нес чушь без удержу и понимал это. Его словно прорвало, словно плотина рухнула. Он весь отдался во власть этого потока, открыв шлюзы…

– Елена, я люблю тебя, я всегда тебя любил… – Она вскочила, как испуганный олень, но он раскрыл объятия и обхватил ее руками. – Нет, погоди! Я люблю тебя; не знаю, кем был на самом деле сержант, но и его я любил, и все, что в тебе есть от него, я чту всем сердцем… я не знаю, где правда, и мне на все наплевать, мы заведем своего ребенка – как и он завел, у него чертовски отлично получилось… я не могу жить, когда рядом нет кого-то по фамилии Ботари, выходи за меня замуж! – С последними словами он выдохнул остаток воздуха и был вынужден замолчать, чтобы глубоко вдохнуть.

– Я не могу за тебя выйти! Генетический риск…

– Но я же не мутант! Смотри, жабр у меня нет, – он засунул пальцы в уголки рта и растянул его, – и рогов тоже… – тут он с обеих сторон приставил к голове ладони, шевеля растопыренными пальцами.

– Риск не в твоих генах. А в моих. Его. Твой отец должен знать, кем он был, и никогда не согласится…

– Знаешь, тот, кто способен проследить свое кровное родство с императором Юрием Безумным по двум линиям сразу, вряд ли может критиковать чью-то наследственность.

– Твой отец верен своему классу, Майлз, – как и дед, как и леди Форпатрил. И они никогда не примут меня в качестве леди Форкосиган.

– Тогда я предложу им альтернативу. Скажу, что собираюсь жениться на Беле Торне. Они так быстро сменят курс, что завалятся на повороте.

Елена беспомощно осела и зарылась лицом в подушку, плечи ее затряслись. На какую-то секунду Майлз ужаснулся, что довел ее до слез. Не сломать он ее хотел, а укрепить – больше, больше… Но тут она повторила: – Черт возьми, не смеши меня! Черт…

Обнадеженный, он рванулся вперед: – И я не был бы так уж уверен в преданности моего отца своему классу. В конце концов, он женился на иностранке и простолюдинке. – Он сделался серьезным. – А насчет матери можешь не сомневаться. Она всегда мечтала о дочери, – втайне, никогда не выставляя этого напоказ, чтобы не причинить боли отцу… – и она станет тебе настоящей матерью.

– Ох, – проговорила она, словно он нанес ей удар кинжалом.

– Вот увидишь, когда мы вернемся на Барраяр…

– Я молю бога, – страстно перебила она его, – чтобы ноги моей больше не было на Барраяре.

Теперь настал его черед охнуть. После долгой паузы он произнес: – Мы можем поселиться где-нибудь еще. На Колонии Бета. Там должно быть довольно спокойно, особенно если валютный курс будет выгодным. Я найду работу, займусь… ну, чем-нибудь займусь.

– А когда в один прекрасный день император призовет тебя занять твое место в Совете Графов – представлять там твой Округ и все его скудные земли – куда ты тогда денешься?

Он молча сглотнул ком в горле в ответ на этот удар. – Мой наследник – Айвен Форпатрил, – предложил он наконец. – Пусть он и получает графство.

– Айвен – ничтожество!

– Ну, не так уж он и плох…

– Когда моего отца не было рядом, он обычно зажимал меня в угол и пытался лапать!

– Что?! Ты никогда не говорила…

– Не хотела устраивать большого шума. – Она нахмурилась при этом воспоминании. – Мне почти что хочется вернуться в прошлое – просто чтобы двинуть ему ногой по яйцам!

Майлз покосился на нее с явным испугом. – Да, – медленно проговорил он, – ты изменилась.

– Я больше не знаю, кто я. Поверь мне, Майлз, я люблю тебя так же, как люблю дышать…

Его душа воспарила…

– Но я не могу быть приложением к тебе.

…и разбилась вдребезги. – Не понимаю.

– Не знаю, как тебе объяснить. Ты поглотишь меня, словно огромный океан – ведро воды. Я растворюсь в тебе. Я люблю тебя, но ты меня пугаешь. Ты и твое будущее.

У всех затруднений нашлось простое объяснение: – Это все Баз. Верно?

– Если бы База не существовало, мой ответ тебе был бы тем же. Но раз речь зашла о нем – я дала ему слово.

– Ты… – Майлз судорожно выдохнул. – Возьми его назад, – приказал он.

Она просто молча посмотрела на него. Через мгновение он покраснел и со стыдом опустил глаза.

– У тебя океан чести, – тихо проговорила она. – А у меня – только маленькое ведерко. Справедливо ли будет выбить его у меня из рук, милорд?

Майлз упал на койку, побежденный.

Елена встала. – Ты пойдешь на совещание?

– К чему? Все это безнадежно.

Она пристально посмотрела на него сверху вниз, сжав губы, и кинула взгляд на стоящий в углу ящик: – Не пора ли учиться ходить на собственных ногах, а, калека?

Она скрылась за дверью как раз вовремя, чтобы избежать попадания подушкой, которой Майлз в нее запустил; этот судорожный всплеск энергии заставил ее слегка улыбнуться.

– Да, ты меня чертовски хорошо знаешь, – прошептал он. – Придется оставить тебя при себе лишь в качестве охранника.

Он, шатаясь, поднялся на ноги и отправился бриться.

Майлз едва успел к началу совещания и рухнул на свое обычное место во главе стола. Это было общее заседание, поэтому на сей раз устроили его в просторном конференц-зале завода. Как наблюдатель присутствовал генерал Халифи со своим адъютантом. Вокруг стола расселись Танг, Торн с Осоном, Арди с Базом и еще пятеро мужчин и женщин из новобранцев, выдвинутых в офицеры. Цетагандийский гем-капитан сидел напротив кшатрианского лейтенанта; их возрастающая взаимная неприязнь грозила сравняться с соперничеством внутри треугольника Танг – Осон – Торн. Эти двое объединялись лишь для того, чтобы огрызнуться на кого-то из фелициан, на киллера-профессионала с Единения Джексона или на отставного майора коммандос с Тау Кита, который, в свою очередь, точил зубы на экс-оссеровцев – тем самым замыкая круг.

Так называемой повесткой дня всего этого балагана была подготовка окончательного боевого плана прорыва дендарийцами оссеровской блокады и, следовательно, вызывала сильный интерес генерала Халифи. За последнюю неделю этот интерес изрядно притупился, сменившись растущим беспокойством. Сомнение в глазах Халифи уязвляло душу Майлза, и он старался избегать его взгляда. Мысленно Майлз угрюмо отвечал ему: «Это ваш процент по сделке, генерал. За что платили, то и получили.»

Первые полчаса были потрачены на то, чтобы заново разгромить три неосуществимых плана, упорно выдвигаемые их авторами еще на предыдущих совещаниях. Неравенство сил, нехватка людских и материальных ресурсов, невыполнимость по времени – одна половина подчиненных Майлза с наслаждением указывала на эти моменты другой половине, заодно добавляя к сказанному свое мнение об умственных способностях предложившего. Все быстро выродилось в классическую перебранку. Танг, обычно пресекавший подобные безобразия, в этот раз сам был одним из заводил, так что тянуться все это угрожало до бесконечности.

– Черт побери, ну смотрите, – орал кшатрианский лейтенант, подчеркивая сказанное ударами кулака по столу, – мы не можем захватить сам П-В тоннель, и мы все это знаем. Давайте сконцентрируемся на чем-то, что мы сделать можем. Торговые корабли – мы можем нападать на них, в качестве контрблокады…

– Атаковать нейтральные галактические суда?! – взвизгнул Осон. – Вы что, хотите чтобы нас всех развешали?

– Перевешали, – поправил Торн, заслужив тем самым лишенный всякой благодарности свирепый взгляд.

– Нет, глядите, – упорствовал Осон, – у пеллиан по всей системе есть небольшие базы, мы могли бы взяться за них. Нечто вроде партизанской войны. Атаковать – и исчезнуть в пустыне.

– В какой пустыне?! – набросился на него Танг. – Тут даже задницу спрятать негде – у пеллиан есть наш домашний адрес. Это просто чудо, что они еще не отчаялись захватить этот завод и не залили тут все ливнем из метеоритов, летящих со скоростью в половину световой! Любой план, который не сработает быстро, не сработает вообще.

– А что насчет молниеносного налета на пеллианскую столицу? – предложил цетагандийский капитан. – Эскадрилья смертников сбросит на них ядерные заряды…

– Вызываетесь добровольцем? – с издевкой проговорил кшатрианин. – Может, дело того и стоит…

– У пеллиан на орбите шестой планеты есть перевалочная станция, – произнес тау-китянин. – Налет на нее мог бы…

– … взять это ваш рандомизатор электронных орбиталей и…

– … вы идиот!..

– … устраивать засады на одиночные корабли…

Все внутренности Майлза корчились, словно спаривающиеся змеи. Он устало потер ладонями лицо и в первый раз заговорил. Это было настолько неожиданно, что все мгновенно привлекло внимание всех присутствующих.

– Я знаю людей, которые вот так играют в шахматы. Они не способны просчитать ходы вплоть до мата и потому тратят время, пытаясь очистить доску от легких фигур. В конечном итоге игра упрощается до такого уровня, который они могут понять, и они счастливы. А идеальная война – это мат в два хода.

Он умолк, поставив локти на стол и положив подбородок на руки. После короткого молчания ожидание сменилось разочарованием, и кшатрианин возобновил свои нападки на цетагандийца, да и остальные принялись бесконечно пережевывать каждый свое. Голоса их сливались в сознании Майлза. Генерал Халифи сделал движение, чтобы подняться из-за стола.

Лицо Майлза было скрыто ладонями, и никто не заметил, как у него сперва отвисла челюсть, а потом расширились и тут же сузились в щелочки глаза. «Сукин ты сын! – прошептал он. – Не так все и безнадежно.»

Он выпрямился. – Пришло ли кому-нибудь из вас в голову, что мы беремся за эту проблему не с той стороны?

Его слова потонули в общем гаме. Одна лишь Елена, сидевшая в противоположном углу, увидела его лицо. Ее собственное лицо повернулось к нему, как подсолнух поворачивается навстречу солнцу. «Майлз…» – беззвучно шевельнулись ее губы.

Не в позорное бегство во тьму, а в монумент победителю – вот во что я превращу эту войну. Да…

Майлз вытащил из ножен дедовский кинжал и вращательным движением запустил его в воздух. Упав, тот вонзился в самый центр стола, дрожа со звенящим звуком. Майлз забрался на стол и зашагал к кинжалу.

Тишина была внезапной и полной, разве что Осон, прямо перед носом которого приземлился кинжал, пробормотал: «Я и не думал, что на этом пластике остаются царапины…»

Майлз выдернул кинжал, снова вложил его в ножны и принялся вышагивать по столу взад и вперед. В последнее время его ножные стержни-накладки стали назойливо пощелкивать, и он все собирался отдать их Базу исправить; нынешнюю тишину нарушал только этот звук. Приковывает внимание, как и шепот. Отлично. Неважно, что: щелчки или удары дубинкой по головам, – главное, чтобы сработало. Теперь ему нужно их внимание.

– Кажется, джентльмены, леди и… прочие, от вас ускользнул тот факт, что дендарийцам поставлена задача не физически уничтожить оссеровцев, а лишь ликвидировать их в локальном пространстве как военную силу. Нет нужды напрямую атаковать их войска.

Запрокинутые лица поворачивались вслед за ним, словно железные опилки, притягиваемые магнитом. Генерал Халифи откинулся в кресле. Лица База и Арди озарились надеждой.

– Я хочу привлечь ваше внимание к слабому звену в стягивающей нас цепи: к взаимоотношениям между оссеровцами и их работодателями, пеллианами. Вот куда нам нужно приложить усилие нашего рычага. Дети мои, – он остановился, уставившись мимо заводских построек в глубины космоса, словно пророк, захваченный видением, – мы собираемся нанести удар по их жалованию.

Сначала – белье: мягкое, облегающее, впитывающее влагу. Затем разъемы отводных трубок. Потом – ботинки, чьи пьезоэлектрические прокладки заботливо подстраиваются под точки максимального напряжения – носки, пятки, подушечки пальцев. Баз сделал прекрасную работу, подгоняя космическую броню ему по размеру. Наголенники облегали кривые ноги Майлза, словно вторая кожа. Лучше, чем кожа, – как внешний скелет; наконец-то его ломкие кости благодаря технике такие же, как у всех остальных.

Хотелось бы, чтобы Баз был в это мгновение с ним, – он испытал бы гордость за свою ювелирную работу. Хотя Арди старался изо всех сил, помогая Майлзу забраться в скафандр. Но еще более страстно Майлзу хотелось сейчас самому оказаться на месте База.

Фелицианская разведка докладывала, что дома у пеллиан обстановка по-прежнему спокойная. Баз вместе с тщательно отобранной командой технических специалистов, среди которых особая роль отводилась Элене Висконти, должен был уже пересечь границу планеты и двигаться к той точке, где будет нанесен удар. Убийственный удар, важнейший в стратегии Майлза. Ключевой камень в здании его честолюбивых планов. Его чуть инфаркт не хватил оттого, что он посылал их одних, но это диктовал здравый смысл. Налету коммандос (если их можно было так назвать) – искусному, специализированному, невидимому – не пошло бы на пользу наличие такой столь сильно бросающейся в глаза и столь мало разбирающейся в технике обузы, как он. Он больше пригодится здесь – вместе с остальной пехотой.

Он окинул взглядом оружейную комнату флагмана. Атмосфера здесь напоминала одновременно о раздевалке, стыковочном отсеке и хирургической палате – нет, про хирургию он попытался не думать. Его желудок содрогнулся в приступе боли. Не сейчас, сказал он ему. Позже. Будь умницей, и обещаю, что попозже доставлю тебя к медтехникам.

Вся остальная группа нападения вооружалась и облачалась в броню точно так же, как и он. Техники проверяли системы; бесшумными волнами вспыхивали разноцветные огоньки и раздавались тихие звуки зуммера; слышался негромкий гул серьезных, внимательных, сосредоточенных голосов – словно в древней церкви перед самым началом службы. Все шло хорошо. Он поймал взгляд Елены, стоящей за два человека от него, и ободряюще улыбнулся, словно это он, а не она, был здесь ветераном. Она не улыбнулась в ответ.

Пока техники занимались своим делом, он еще раз обдумал собственную стратегию. Выплаты оссеровцам подразделялись на две части. Первая представляла собой электронные перечисления из государственных фондов на оссеровский счет в пеллианской столице, с которого флот оплачивал снабжение у местных поставщиков. Насчет них у Майлза был особый план. Вторая часть состояла из различных галактических валют, преимущественно бетанских долларов. Эта прибыль в виде наличных делилась между оссеровскими капитанами-владельцами, которые вывозили эти деньги за пределы локального пространства Тау Верде и использовали на различные собственные цели, когда их контракт наконец истекал. Эти суммы ежемесячно доставлялись на флагман Оссера, стоящий на их базе в зоне блокады. С легкой усмешкой Майлз мысленно поправил себя – «раньше ежемесячно доставлялись».

Первую выплату наличных они перехватили на полпути с убийственной легкостью. В конце концов, половину войска Майлза составляли оссеровцы, и некоторые из них сами раньше исполняли эти обязанности. Понадобилась лишь минимальная корректировка опознавательных кодов и процедур, чтобы представиться пеллианскому курьеру оссеровским кораблем-инкассатором. Они все сделали и оказались далеко вне пределов досягаемости прежде, чем появился настоящий оссеровец. Запись последующих переговоров между пеллианским и оссеровским кораблями оказалась для Майлза истинным сокровищем. Он положил ее на крышку гроба Ботари в своей каюте. «Будет и еще, сержант. Клянусь в этом!» – мысленно пообещал он.

Следующая операция, две недели спустя, была сработана относительно грубее, вылившись в столкновение между новым, на сей раз хорошо вооруженным, пеллианским курьером и тремя боевыми кораблями Майлза. Майлз благоразумно отступил в сторону и дал Тангу возможность командовать самому, ограничив свои комментарии редкими одобрительными «О-о». Они уже заходили на маневр для абордажа, когда показались четыре оссеровских корабля. С оссеровцами шанса захватить этот груз больше не стало.

Дендарийцы разнесли пеллианина вместе с его драгоценным грузом на составляющие атомы и скрылись. Да, пеллиане сражались храбро. Этой ночью у себя в каюте, в тайне ото всех, Майлз сжег посмертное жертвоприношение.

Арди подсоединил левый плечевой узел скафандра Майлза и двинулся по списку, проверяя вращательные движения всех сочленений – от плеча до кончиков пальцев. Безымянный палец двигался с где-то с 20-% снижением эффективности. Арди вскрыл панель на правом запястье и принялся нажимать крошечные кнопки силового контроля.

Его стратегия… Из третьей попытки пиратского налета стало ясно, что противник учится на собственном опыте. Для получения денег Оссер выслал конвой чуть ли не к самой границе планетарной атмосферы. Корабли Майлза болтались на месте за пределами досягаемости и даже не могли подобраться ближе. Майлз был вынужден использовать свой тайный козырь.

Когда Майлз попросил Танга отправить своему бывшему офицеру связи обычное бумажное письмо, тот поднял брови. Письмо гласило «Просьба отвечать на все запросы дендарийцев», а в качестве подписи – что ничего не значило для евразийца – стоял оттиск форкосигановской печати, скрытой в рукоятке дедовского кинжала. С тех пор развединформация била из офицера-связиста ключом. Нехорошо было так подвергать опасности одного из агентов капитана Иллиана, и еще хуже – рисковать их лучшим наблюдателем в оссеровском флоте. Если оссеровцы только догадаются, кто уничтожил деньги, этот человек несомненно поплатится жизнью. Хотя на данный момент им досталось лишь четыре упаковки с пеплом и неразгаданная тайна.

Майлз почувствовал легкое изменение силы тяжести и вибрацию; должно быть, корабли выстраивались в боевой порядок. Пора надевать шлем и выходить на связь с Тангом и Осоном, сидящими в тактической рубке. Техник Елены уже приладил ее шлем. Она подняла лицевую пластину и заговорила с ним; вместе они принялись что-то подстраивать.

Если у База все идет по плану, это явно последний шанс Майлза поговорить с Еленой по душам. Инженер на этот раз не будет стоять у него на пути, и некому будет узурпировать роль героя. В следующий раз он сам ее спасет! Майлз вообразил, как он расстреливает угрожающих ей справа и слева пеллиан и вытаскивает ее из какой-нибудь тактической ловушки – подробности пока были весьма смутны. Тогда она будет вынуждена поверить в его любовь. Тогда бы его язык волшебным образом развязался, он бы нашел верные слова – после стольких неправильных, – и ее снежная кожа потеплела бы от жара его страсти и снова зарделась румянцем…

Лицо Елены, обрамленное шлемом, было холодным, профиль – суровым; тот же безжизненный зимний ландшафт, что она являла миру с момента гибели Ботари. Это отсутствие реакции тревожило Майлза. Да, конечно, дендарийские служебные обязанности должны были ее отвлекать, не давать ей ни минуты покоя – не то, что доступная ему самому роскошь удалиться от дел. По крайней мере, с отъездом Элены Висконти она оказалась избавлена от этих неловких встреч в коридоре и конференц-залах, когда обе женщины яростно принимались напускать на себя холодный деловой вид.

Одетая в броню Елена потянулась и задумчиво уставилась в черное отверстие дула плазмотрона, встроенного в правый рукав скафандра. Она натянула перчатку, скрыв запястье с голубыми, словно бледные ледяные реки, венами. Взгляд ее заставил Майлза подумать о бритве…

Он подошел к ней, махнув техникам отойти. Слова, которые он произнес, не были ни одними из десятка так тщательно отрепетированных к этом случаю. Майлз понизил голос до шепота:

– Я знаю о самоубийстве все. Не думай, что сможешь меня одурачить.

Она вздрогнула и покраснела, метнула в него полный презрения взгляд – и со стуком захлопнула лицевую пластину.

«Прости», – с болью мысленно прошептал он. – «Так надо».

Арди водрузил шлем на голову Майлза, подключил провода управления, проверил соединения. Во внутренностях Майлза бушевал пожар, заставляя его кишки скручиваться и завязываться узлом. Черт возьми, не обращать на это внимания делается все труднее!

Он проверил связь по комм-линку с тактической рубкой. – Коммодор Танг? Это Нейсмит. Прокрутите картинку. – Внутренняя поверхность лицевой пластины покрылась цветными копиями данных телеметрии тактической рубки, передаваемыми командиру на поле боя. В этот раз только связь, никакого сервоуправления. В трофейных пеллианских доспехах его вообще не было, а прежние оссеровские скафандры были для безопасности переведены на ручное управление. Просто на тот случай, если кто-то на стороне противника сделал выводы из их собственного опыта.

– У вас последняя возможность изменить решение, – проговорил по комму Танг, продолжая давний спор. – Вы уверены, что не лучше атаковать оссеровцев после передачи денег, подальше от пеллианских баз? Наша разведка дала по ним всю детальную информацию…

– Нет! Мы должны захватить или уничтожить деньги до момента передачи. Делать это после – стратегически бессмысленно.

– Не совсем. Несомненно, мы могли бы ими сами воспользоваться.

И еще как, мрачно подумал Майлз. Скоро для подсчета его долгов дендарийцам нужно будет использовать геометрическую прогрессию. Флот наемников не мог бы расходовать деньги быстрее, даже если бы его корабли ходили на паровой тяге, а деньги кидали бы прямо в топку. Никогда у столь маленького человечка не бывало столь большого количества долгов столь многим людям – и с каждым часом положение ухудшалось. Его желудок пульсировал в брюшной полости, словно подвергаемая пыткам амеба, выпуская во все стороны ложноножки боли и вакуоли кислой отрыжки. «Ты только психосоматическая иллюзия», – убеждал его Майлз.

Группа захвата построилась и четким шагом направилась к ожидающим их катерам. Майлз двигался между ними, стараясь каждого коснуться, назвать по имени, сказать хоть слово лично – и, похоже, людям это было приятно. Он мысленно составил их список по званиям – хотелось бы знать, сколько пробелов возникнет в нем после того, как задача этого дня будет выполнена. Простите меня… Запас хитрых решений у него иссяк. В этот раз придется действовать старым добрым способом, напрямую.

Они прошли сквозь шлюзы в сами катера. Несомненно, это и есть самое худшее – беспомощно ждать, пока Танг не доставит их на место, бережно, словно корзинку с яйцами, – такими же хрупкими и так же превращающимися в месиво при ударе. Майлз набрал в грудь побольше воздуха, готовясь к борьбе с обычным эффектом невесомости.

А вот к чему он полностью не был готов, так это к судороге, согнувшей его пополам, вышибившей вон дыхание и заставившей лицо побелеть, словно бумага. Не похоже ни на что случавшееся с ним прежде… Раздувшись, словно шар, тяжело дыша, он разжал вцепившиеся в фиксирующую петлю пальцы и свободно поплыл в воздухе. Боже мой, вот это и случилось – наивысшая степень унижения – сейчас его начнет рвать в скафандр. Еще мгновение, и все узнают о том, что за забавная у него слабость. Абсурдно – человек, желавший стать имперским офицером, страдает космической болезнью. Да, абсурд – он всегда представлял собой воплощенный абсурд. Он едва взял себя в руки, чтобы рывком подбородка включить контроль вентиляции на полную мощность и отрубить вещание – не стоит пугать наемников малоприятными звуками командирской рвоты.

– Адмирал Нейсмит? – послышался вопрос из тактической рубки. – Ваши медицинские данные выглядят странно – требуется проверить телеметрию.

Вселенная как будто сжалась до размеров его живота. Приступ выворачивал Майлза наизнанку, он кашлял, давился, еще, еще…. Вентиляция не справлялась. Он же сегодня ничего не ел, откуда это все берется?

Один из наемников выловил его в воздухе, попытался распрямить его судорожно скрюченные руки. – Адмирал Нейсмит! Что с вами?

Майлз беззвучно разевал рот – «Нет! Не сейчас!», – и наемник открыл лицевую пластину его шлема.

– Сукин сын! – наемник отпрянул и пронзительно заорал: – Медтехник!

«Ты слишком бурно реагируешь, я сам все очищу», – попытался сказать Майлз. Темные сгустки, алые капли и скользкие розовые крупинки плавали в воздухе перед его смущенным взором; его секрет в буквальном смысле слова выплыл наружу. Похоже, это одна лишь кровь. «Нет», – проскулил он или попытался это сделать, – «не сейчас…»

Его схватили чьи-то руки и поволокли обратно в шлюзовой отсек, откуда он вышел минуту назад. Гравитация припечатала его к палубе коридора – кто, черт побери, увеличил ее до трех «же»? Те же руки стянули с него шлем, стащили его тщательно подогнанный панцирь. Он чувствовал себя разделанным к ужину лобстером. Желудок снова начало выворачивать.

Он увидел над собой лицо Елены, почто такое же белое, как и его собственное. Она опустилась на колени, сорвала серво-перчатку скафандра и схватила его за руку – наконец-то она коснулась его, плоть к плоти… – Майлз!

Правда – это то, что ты делаешь правдой… – Командор Ботари! – хрипло каркнул он так громко, как только мог. Его окружило плотное кольцо испуганных лиц. Его дендарийцы. Его люди. Теперь все ради них. Ради них. Все. – Принимайте командование.

– Я не могу! – ее лицо было бледным от шока и перепуганным. Боже, подумал Майлз, сейчас я, должно быть, выгляжу совсем как сержант, когда тому искромсало все внутренности. «Все совсем не так плохо,» попытался сказать он ей. Перед глазами у него поплыли серебристо-черные спирали, скрывая ее лицо. Нет! Еще нет…

– Леди-вассал. Ты можешь. Ты должна. Я буду с тобой, – он содрогнулся, когда какой-то садист-здоровяк подхватил его на руки. – Это ты истинный фор, а не я… Может, нас перепутали еще в репликаторах… – он одарил ее усмешкой, больше похожей на мертвецкий оскал. – Вперед, не сбавляй темпа!

Она поднялась на ноги, решительность изгнала с ее лица весь ужас, и лед, который должен был бы потечь водой, обернулся мрамором.

– Верно, милорд, – прошептала она. И уже громко произнесла: – Верно! Расступитесь! Дайте медтехнику заняться своей работой… – отогнала она собравшихся. Майлз благополучно приземлился на антигравитационные носилки.

Он видел носки своих ботинок, темными отдаленными пятнами маячившие перед ним, пока его несли куда-то вверх. Укол в руку был почти неощутим. Он услышал над собой громкий напряженный голос Елены: – Эй, вы, клоуны! Хватит игр. Мы должны победить! За нашего адмирала!

Герои… Растут вокруг него, как грибы после дождя. Похоже, он распространяет вокруг себя заразу карьеризма и не в силах ее обуздать.

– Ч-черт, – простонал он. – Черт, черт, черт… – он повторял это как молитву, как заклинание, пока медтехник не сделала ему еще один укол обезболивающего и он не распростился с болью, с отчаянием и с сознанием…