Грузовик с надписью «Хлеб» на крытом металлическом кузове съехал с шоссе и углубился в лес. Только начинало смеркаться. Двухтонный (вместе с живым «грузом») «ГАЗ» запрыгал на кочках грунтовки. Но сидящий рядом с водителем Артур Тюхис неудобства не ощущал — его мягкое и хорошо амортизированное сиденье обеспечивало пассажиру комфортную поездку.

После дня, проведенного в кабинете, Артур жадно вдыхал полной грудью причудливые запахи влажных трав с близлежащих лугов и смолистый аромат сосны. Временами кабину обдувало душистым и прохладным ветром, который приносил из глубины чащи то запах прошлогодней прели, то грибов, то свежесрубленного пня. Даже сквозь хриплое неровное гудение автомобильного мотора было слышно, как величественно гудят над головой кроны деревьев. «Хорошо-то как!» — умильно подумал Тюхис и дал себе слово, что в пятницу обязательно поедет на охоту; заберется подальше от Москвы — в глушь, на заимку к знакомому леснику, и два дня будет приводить измочаленные работой нервы в порядок наедине с природой…

А в это время за спиной Тюхиса в набитом, как консервная банка хорошо спрессованными шпротами, кузове «автозака» в полуобморочном состоянии тряслись 50 человек. Всю дорогу эти несчастные подтравливались выхлопными газами из специально выведенной в кузов выхлопной трубы. Делалось это для того, чтобы заключенные не могли даже трепыхнуться, не то чтобы сбежать…

По периметру вся территория спецполигона НКВД «Бутово» была обнесена изгородью из колючей проволоки. Проволока была натянута не на специальных столбах, а прямо по стволам деревьев. Артур находил такое решением очень удачным: границу секретного объекта можно было обнаружить, лишь подойдя к ней вплотную со стороны леса. Да и с названием придумано толково. Кто догадается, что на «стрелковом полигоне НКВД» мишенями служат живые люди…

Возле больших деревянных ворот Тюхис предъявил документы двум охранникам с овчарками, и грузовик въехал на территорию «спецобъекта» НКВД.

На Артура снова нахлынули тяжелые воспоминания. Когда примерно год назад прошел слух о готовящихся арестах бывших красных латышских стрелков, ему пришлось написать донос на собственного отца — Яна Тюхиса, бывшего бойца сводной роты латышских стрелков, охранявших в октябре 1917-го Смольный и Ленина, а затем прошедшего всю Гражданскую войну.

Так получилось, что Артур за неделю узнал, когда отец будет арестован. К этому дню он начал готовиться заранее: подарил отцу дорогую немецкую охотничью двустволку фирмы «Зауэр», о которой тот давно мечтал. Прощаясь с родным человеком, сын пригласил ничего не подозревающего отца на охоту и постарался, чтобы прощальный вечер прошел как можно лучше.

По приговору особой «тройки» НКВД Яна Тюхиса приговорили к «высшей мере» и расстреляли на этом самом полигоне. Впервые в жизни после ареста отца Артур взял больничный и ушел в многодневный запой. Но разве у него имелся выбор: предавать или нет?! Разве было бы лучше, если бы погибла вся их семья? А так Артур сумел доказать, что интересы партии для него несоизмеримо важнее и выше частных родственных уз…

Машина остановилась возле дощатого барака. Здесь под замком заключенным предстояло дожидаться своей очереди на смерть. На расстрел полагалось выводить партиями по пять-десять человек.

Четверо штатных сотрудников полигона распахнули двери металлического кузова. Едва живые после отравления выхлопными газами люди вываливались из душегубки и сразу валились на траву. Их тела сотрясали сильнейший кашель и рвота. Охранники с ожесточением избивали лежащих сапогами и винтовочными прикладами. Среди приговоренных были не только мужчины, но также женщины и даже подростки! Омерзительная экзекуция сопровождалась матерной бранью пьяных палачей. Артур брезгливо отвернулся и отошел в сторону.

Впрочем, он знал, что такова стандартная процедура. Затянутый в карательный механизм человек последовательно перемалывался репрессивной машиной — духовно и физически. Здесь, на полигоне, даже имелся специальный человек, чьей профессией было жестоко избивать людей перед самой казнью, чтобы не убежали. Будто они и в самом деле могли это сделать!

Это на прогнившем Западе в смертнике до конца видят человека, предоставляя ему право на исповедь у священника, последнюю рюмку и сигарету. Такой своей снисходительностью к врагам общества американцы и европейцы лишь доказывают свою слабость перед государством рабочих и крестьян, где с врагами народа не принято церемониться. Зачем осложнять дело судебной волокитой и прочими церемониями, если можно без всяких адвокатов — особым совещанием из трех или даже двух человек — кулуарно, за десять минут приговорить опасного для власти человека к смерти и в эту же ночь закопать его труп в лесной яме!

Права человека, милосердие, благо трудящихся и прочая чепуха — все это мещанские иллюзии. Совесть и прочие химеры гуманизма — для буржуазных слабаков! Классовая борьба всегда и везде ведется по беспощадным, террористическим принципам.

Впрочем, для собственного быдла и мирового общественного мнения всегда можно придумать привлекательный образ власти. Расщепление истины — величайшее достижение советской идеологии: пускай простой народ, «лохи», а также специально приглашенные из-за границы западные глупцы-интеллектуалы вроде знаменитого писателя Лиона Фейхтвангера искренне восхищаются самой гуманной советской конституцией и прекрасной жизнью в СССР. Люди же посвященные, принадлежащие к избранной секте чекистов, такие как он — Артур Тюхис, прекрасно знали, какими методами и в каких масштабах ведется в стране непрекращающаяся ни днем, ни ночью тайная большая чистка. И все это ради того, чтобы в кратчайший срок возродить промышленность, создать мощную армию и устроить западным демократиям «Варфоломеевскую ночь»…

Впрочем, вначале «ночь длинных ножей» требовалось организовать собственным бывшим соратникам и ненужному при социализме «человеческому балласту». Такова диалектика классовой борьбы. Быстро отмобилизовать страну можно было, лишь избавившись от интеллигентской ржавчины, старых большевиков, вечно бурчащих по поводу «нарушения ленинских норм», разных неблагонадежных элементов, подавив любое инакомыслие и сомнение в великой цели…

Артур был слишком умен и образован, чтобы действительно маниакально верить в то, будто его отец и тысячи этих безвредных обывателей — врачей, учителей, инженеров, священников, простых работяг, а также правоверных большевиков с дореволюционным стажем и прославленных героев Гражданской войны, на самом деле шпионят на Мексику или из ненависти к власти занимаются «внутренним» вредительством. Хотя среди коллег Тюхиса хватало и таких узколобых примитивных фанатиков, которые искренне считали, что в стране действуют миллионы хорошо замаскировавшихся врагов.

В душе Тюхис презирал таких сослуживцев с куриным кругозором, совершенно тупых в эмоциональном отношении. Себя же он считал в какой-то степени жертвой обстоятельств: «Конечно, было бы лучше, не марая рук, строить карьеру партийного работника или расти по служебной лестнице на производстве, — порой сочувствовал он сам себе. — Но раз уж так получилось, что судьба загнала меня в "органы”, откуда, как из бандитской шайки, выхода нет, значит, надо прилагать все силы, чтобы жизнь не прошла мимо…»

И пока Артуру грех было жаловаться на свою долю. Его лейтенантский оклад со всеми надбавками превышал зарплату секретаря райкома! В системе НКВД была создана специальная сеть магазинов, в которых по бросовым ценам продавалось конфискованное имущество репрессированных. А в прошлом месяце за победу в соцсоревновании между отделами Главного управления государственной безопасности Тюхис и его сослуживцы получили премию от наркома в размере тройного оклада. И во многом это произошло именно благодаря Артуру, который в блестящем стиле провел операцию по разоблачению группы армейских альпинистов. Именно ему пришло в голову состряпать дело против врача Розенцвейга, знаменитого спортсмена Александра Гетье, военного инженера 2-го ранга Гланцберга, начальника школы альпинизма РККА командарма 1-го ранга Фриновского и других участников Памирской экспедиции. Все они были обвинены в связях с китайской, английской и другими вражескими разведками.

Артур придумал красивую «остросюжетную» версию о вербовке в горном лагере перед восхождением на пик Сталина советских альпинистов иностранными инструкторами, принимающими участие в экспедиции… В итоге, уцелевшие в лавинах и на заоблачных ледниках восходители приняли мученическую смерть в родной мирной Москве. Вот уж не дано знать человеку, где поджидает его смерть! Останки действующих лиц придуманного Артуром «детектива» тоже покоятся в безымянной братской могиле где-то на этом полигоне…

Тонкий психолог, Артур также придумал, как быстро ломать привычных к арестантской доле бывших политкаторжан. Угрозой смерти и пытками не всегда удавалось добиться своего от бывших эсеров-бомбистов и профессиональных революционеров. Сам являясь бывшим сексотом, Тюхис предложил обвинять старых большевиков… в провокаторстве. За это нарком, похвалив однажды молодого сотрудника за отменные служебные показатели, назвал его «нашим охотником на провокаторов».

Артур знал, что для старых подпольщиков нет ничего страшнее подозрения в сотрудничестве с царской охранкой. Многие сильные и мужественные заключенные бывали потрясены, что их — соратников Ленина, ветеранов партии, активно участвовавших в революции, подозревают в такой гнусности. Порой было достаточно просто обмолвиться на допросе о своих подозрениях в отношении подследственного, чтобы потрясенный человек сломался и начал давать нужные показания.

Если же «подопечный» стойко держался на первых допросах, Артур предъявлял такому «крепкому орешку» его личное дело из архива знаменитого здания на Фонтанке, 16, расписки в получении денег за доносы и прочие «улики». И не так уж важно, что большая часть секретных архивов Департамента полиции была уничтожена толпой еще в 1917 году и что большинство арестованных партийцев были кристально чисты перед соратниками. В НКВД имелся специальный научно-технический отдел, мастера которого могли воспроизвести на высшем уровне качества паспорт или банкноту любой страны, а также любой иной документ…

Также более чем благосклонно была воспринята докладная записка на имя заместителя наркома внутренних дел (НКВД) и начальника Московского управления НКВД Заковского, в которой Тюхис доказывал экономическую нецелесообразность направления осужденных инвалидов в исправительные лагеря. После этого Заковский добился у наркома разрешения на пересмотр дел уже осужденных инвалидов. 1160 человек были «извлечены» из тюрем и лагерей и расстреляны. Финансисты НКВД тут же подсчитали, сколько денег удалось сэкономить стране на содержании за решеткой не способных к физическому труду калек. «Рационализаторам» была выплачена солидная премия. Конечно, главный куш достался заместителю наркома, но и Тюхис получил очень внушительную сумму. Оказалось, что, обладая определенными талантами, в НКВД деньги можно было получать буквально из воздуха.

Абсолютная власть и материальные привилегии были достойным вознаграждением за не слишком приятную с моральной точки зрения работу. Впрочем, Артур еще со времен своего сексотства вошел во вкус порученной ему роли, находя утонченное творческое удовольствие в придумывании несуществующих заговоров и предательств. Он словно сочинял романы, у которых были благодарные и щедрые читатели в лице руководителей родного ведомства.

Талантливый молодой сотрудник был на особом счету у руководства. Ему часто давали специальные поручения. Вот и сегодня начальник административно-хозяйственного отдела Управления НКВД по Москве и Московской области Исай Давидович Берг направил лейтенанта Тюхиса сопровождающим с очередной партией приговоренных.

Вообще-то такой грязной работой интеллектуалов вроде Тюхиса руководство старалось не загружать. Для этого существовали обычные исполнители. Но Артуру была поручена инспекторская проверка. Как и в любом ведомстве, в НКВД периодически устраивались наезды проверяющих на те или иные объекты. А полигон у деревень Бутово и Дрожжино начал работать недавно и нуждался в постоянном контроле. До этого ЧК и ГПУ сжигали расстрелянных в крематории Донского монастыря, хоронили несчастных в безымянных могилах на окраинах московских кладбищ, но с началом массового террора кладбищенское хозяйство ведомства перестало справляться с потоком трупов. Вот тогда и было решено создать специальное кладбище НКВД, которое Тюхиса и послали проинспектировать…

Прогуливающейся походкой Артур пересек яблоневый сад, оставшийся еще от бывшего имения коннозаводчика Зимина; подошел к двум длинным рвам. Тут же стоял экскаватор «Комсомолец», который эти ямы вырыл днем и должен будет зарыть, доверху заполненные трупами, своим бульдозерным ножом после окончания «операции». К Артуру слегка пошатываясь подошел неопрятного вида мужик с щетинистым опухшим лицом — экскаваторщик. От него за версту несло водочным перегаром.

Чтобы занять себя чем-нибудь, проверяющий задал попавшемуся под руку местному сотруднику первый пришедший ему на ум вопрос:

— Каковы параметры рва?

В мутных глазах экскаваторщика появилось что-то напоминающее мыслительную деятельность:

— Э… так как положено: три метра глубина, четыре — ширина.

— А длина? — строго поинтересовался Артур.

Экскаваторщик опешил. Сняв с головы кепку, он озадаченно поскреб пятерней плешивый затылок.

— Так мне начальник по обычной норме приказал копать.

— Это сколько, «по обычной»? — зло передразнил работягу Тюхис. Он затеял этот разговор от скуки, ища хоть какого-нибудь развлечения. И чем больше наседал на экскаваторщика, тем быстрее тот трезвел и выглядел испуганным. Молодой чекист знал, что дом этого забулдыги стоит прямо на полигоне — внутри обнесенного колючей проволокой периметра. От кого-то Артур слышал, что в соседних деревнях его зовут «Федька-палач». Хотя он и не нажимал на спусковой крючок, но, регулярно засыпая землей расстрельные рвы, экскаваторщик, конечно, попривык к виду смерти и был ее полноправным соучастником. И как никто другой должен был знать, как легко очутиться в яме с пулей в голове…

Между тем окончательно стемнело. Немного поиграв с рабочим, Артур направился к бытовке расстрельной команды. Тюхис шел не спеша, стараясь не угодить в провалы старых рвов, чтобы не споткнуться. Но вот из-за облаков вышла луна. В ее синем свете Артур вдруг увидел вдали между деревьями женскую фигуру в светлой кофточке или блузке. Похоже, она была из той партии заключенных, которую он сегодня привез из тюрьмы. Женщина металась, словно испуганная лань, ища выхода из страшного леса. Остановившись, Артур некоторое время наблюдал за той, что, обезумев от ужаса, исполняла странный танец, похожий на зловещую пляску смерти. Убежать отсюда было невозможно. Поэтому беглянку никто не преследовал. Зачем? Все равно она не могла выбраться из зоны и должна была остаться здесь навсегда…

В одноэтажном флигеле бывшей усадьбы вместе с охраной дожидалась смерти первая группа смертников — двое интеллигентного вида мужчин, подросток лет четырнадцати и старуха с прямой как доска спиной. В слабом освещении на сосредоточенных, самоуглубленных лицах этих людей лежали долгие тени, отчего при определенной фантазии их можно было принять за посмертные маски или даже черепа. «Гляди-ка, словно перед входом в чистилище сидят, — подумал Артур. — А действительно, чем эта хибара — не ожидальня перед переправой в мир иной? Правда, торжественности маловато: воздух какой-то затхлый, доски под ногами скрипят, повсюду пустые водочные бутылки валяются. Но ведь каждому на роду свой путь в загробные кущи прописан…»

Только мальчишка живым любопытным взглядом смотрел в сторону четверых расстрельщиков, которые не спеша пили и закусывали. Артур знал, что казенной водки у местных служак всегда вдоволь. Она им полагалась по службе — для снятия нервного напряжения.

— А что это за приведение у вас по территории бегает? — приветливо поинтересовался Тюхис у сидящих за столом коллег. С ними он не мог, как с экскаваторщиком, позволить себе высокомерный тон. Все четверо были офицерами, опытными чекистами, проверенными еще с Гражданской. Правда, периодически начальству приходилось подбирать нового кандидата на штатную должность палача — взамен выбывшему сотруднику. Существовал даже специальный термин «сработанный чекист». Обычно на расстрельной работе люди выдерживали не долго — в основном допивались до «белой горячки», сходили с ума или кончали с собой в алкогольном психозе. И то, ведь не шутка — за одну ночь лично убить выстрелом в затылок несколько десятков человек.

Артур с острым любопытством исподволь разглядывал людей пока еще малоизвестной ему породы. Но за исключением одного — с жидкой бородкой и глубоко посаженными холодными глазами, — никто из четверки не тянул внешне на профессионального убийцу. Один даже ласково подозвал мальчишку и, совсем по-отцовски погладив по голове, угостил конфетой.

— Жить, наверное, слишком сильно хочет, — не переставая смачно жевать, после некоторой паузы ответил Артуру сотрудник с ничем не примечательным спокойным лицом, выражение которого было чуть насмешливым. Одет он был в старую, сильно потертую кожаную куртку.

— Устроила, понимаешь, истерику: «Не трогайте меня! Не трогайте меня!» — раздраженно пожаловался Тюхису второй расстрельщик, вскинув на Артура мгновенный обжигающий взгляд, который, впрочем, тут же потух, став почти безразличным. — Сама знала, на что шла, когда занималась контрреволюцией. Ну ничего! Пускай побегает… напоследок…

Хозяева пригласили Артура за стол. Утром, когда «работа» будет закончена, они обещали накормить гостя ухой, приготовленной на костре — пропахшей горьковатым дымком.

Тюхис поблагодарил, сел и огляделся. Вдруг он заметил на подоконнике в свете керосиновой лампы медальон на цепочке. Создавалось впечатление, что его небрежно бросили туда и сразу забыли. Тюхис взял медальон в руки, открыл замочек.

Артур даже вздрогнул, когда из-под крышки на него вдруг взглянула Ольга Тэсс, точнее, ее миниатюрное живописное изображение. Мысли смешались. Он пытался понять, как сюда попал портрет любимой девушки, хотя как профессионал сразу осознал случившееся, однако глупо и отчаянно надеялся, что это какая-то случайность. Внезапно острая игла ужаса пронзила сознание: «Неужели она погибла?!»