Книга: Из ГУЛАГа - в бой
Назад: СУДЬБЫ ГЕНЕРАЛЬСКИЕ
Дальше: «ОДИССЕЯ» КОМИССАРА

ОСВОБОЖДЕНИЕ В ГОДЫ ВОЙНЫ

Маршал Советского Союза Г. К. Жуков в своих мемуарах «Воспоминания и размышления», рассказывая о подготовке к сражению с японцами в районе реки Халхин-Гол в 1939 г., пишет:
Решающим фактором успеха предстоящей операции мы считали оперативно-тактическую внезапность, которая должна будет поставить противника в такое положение, чтобы он не смог противостоять нашему уничтожающему удару и предпринять контрманевр. Особенно учитывалось то, что японская сторона, не имея хороших танковых соединений и мото-мехвойск, не сможет быстро перебросить свои части с второстепенных участков и из глубины против наших ударных группировок, действующих на флангах обороны противника с целью окружения 6-й японской армии.
В целях маскировки, сохранения в строжайшей тайне наших мероприятий Военным советом группы одновременно с планом предстоящей операции был разработан план оперативно-тактического обмана противника, который включал в себя:
— производство скрытых передвижений и сосредоточений прибывающих войск из Советского Союза для усиления армейской группы;
— скрытые перегруппировки сил и средств, находящихся в обороне за рекой Халхин-Гол;
— осуществление скрытых переправ войск и материальных запасов через реку Халхин-Гол;
— производство рекогносцировок исходных районов, участков и направлений для действия войск;
— особо секретная отработка задач всех родов войск, участвующих в предстоящей операции;
— проведение скрытой доразведки всеми видами и родами войск;
— вопросы дезинформации и обмана противника с целью введения его в заблуждение относительно наших намерений.
Этими мероприятиями мы стремились создать у противника впечатление об отсутствии на нашей стороне каких-либо подготовительных мер наступательного характера, показать, что мы ведем широко развернутые работы по устройству обороны, и только обороны…
Основным разработчиком этих планов и мероприятий, главным куратором их воплощения в жизнь был начальник штаба армейской группы комбриг Кущев Александр Михайлович. За свои сорок лет он прошел большую жизненную и боевую школу. Родился А. М. Кущев в 1898 г. в Москве в семье рабочего (кондуктора). С тринадцати лет пошел работать на фабрику Морозова. Окончил железнодорожное училище. В феврале 1917 г. был призван на службу в старую армию, где окончил учебную команду и был произведен в младшие унтер-офицеры. С декабря 1917 г. в Красной гвардии.
В Красной Армии с первых дней ее образования. Участник Гражданской войны. Занимал должности командира партизанского отряда, командира роты, батальона. В партию большевиков вступил в 1920 г. В 1927–1928 гг. был начальником штаба 76-го стрелкового полка (г. Канск). В 1932 г. окончил основной факультет Военной академии имени М. В. Фрунзе, после чего командовал в Приморье 63-м стрелковым полком. Затем был начальником военно-химической службы Приморской группы войск ОКДВА. В 1936 г. начальник штаба 26-й стрелковой дивизии полковник А. М. Кущев зачисляется слушателем первого набора Академии Генерального штаба РККА, которую окончил в 1938 году. С сентября того же года Кущев – начальник штаба 57-го Особого стрелкового корпуса (в Монголии).
Арестовали комбрига А. М. Кущева 29 июня 1939 г. в г. Улан-Баторе. Сделали это сотрудники особого отдела Забайкальского военного округа. Следствие длилось почти полтора года. Обвинялся Александр Михайлович в том, что:
— был участником контрреволюционного заговора, существовавшего в Монгольской Народной Республике (МНР);
— с 1935 г. сотрудничал с японской разведкой и по этой работе был связан с начальником штаба Монгольской армии Лувсан-Даноем;
— был в курсе подготовки вооруженного восстания и правительственного переворота в МНР;
— вербовал в заговор новых членов;
— в целях поражения советско-монгольских войск в боях с японцами в Монголии умышленно срывал подвоз боеприпасов, горючего и продовольствия в район боевых действий.
На предварительном следствии (в Чите) Кущев виновным себя признал под физическим воздействием, а в Москве он от своих признательных показаний отказался как данных под принуждением. В Москве Александр Михайлович содержался в Лефортовской и Бутырской тюрьмах.
Судила его Военная коллегия в составе председательствующего диввоенюриста А. М. Орлова и членов: диввоенюриста М. Г. Романычева и бригвоенюриста Ф. Климина. Суд состоялся 19 ноября 1940 г. От него Александр Михайлович Кущев «получил» двадцать лет лишения свободы в ИТЛ с конфискацией имущества и лишением воинского звания «комбриг» плюс пять лет поражения в политических правах. В суде Кущев виновным себя не признал. Военная коллегия исключила из числа пунктов обвинения ст. 58–11, оставив только 58-1«б».
Наказание А. М. Кущев отбывал в Устьвымлаге, в лагпункте № 20. Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 14 июня 1943 г. Александр Михайлович из лагеря был досрочно освобожден по ходатайству заместителя Верховного Главнокомандующего и первого заместителя наркома обороны Маршала Советского Союза Г. К. Жукова. В действующую армию А. М. Кущев прибыл в декабре 1943 г. в звании полковника. С 9 июня 1944 г. он занимал должность начальника штаба 5-й ударной армии (командующий армией генерал-лейтенант Н. Э. Берзарин). Через три месяца после вступления в эту должность Александру Михайловичу было присвоено звание “генерал-майор”. Именно на указанной должности наиболее полно и ярко проявились такие качества А. М. Кущева, как целеустремленность, твердая воля, самоотверженность, умение взять ответственность на себя, инициативность и распорядительность.
Одной из операций, в которой участвовала 5-я ударная армия и когда ее штабом руководил А. М. Кущев, была Висло-Одерская. При подготовке к этой операции штаб армии во главе с генерал-майором А. М. Кущевым проделал огромную работу, действуя уверенно и слаженно. Вспоминает бывший член Военного совета 5-й ударной армии генерал-лейтенант Ф. Е. Боков:
Вскоре штаб 5-й ударной разработал план предстоящей армейской операции. Нужно отметить, что процесс выработки решения проходил в творческой обстановке. И в этом была огромная заслуга командующего и начальника штаба армии. Они умели создать ту непринужденную и деловую атмосферу в работе штаба и управлений, в которой так полно раскрываются способности и таланты людей.
Направление главного удара, 6-километровый участок прорыва и общая задача нашей армии были указаны в оперативной директиве 1-го Белорусского фронта. Командарму и штабу предстояло найти оптимальное решение, определить задачи стрелковым корпусам, этапы операции, построение боевых порядков соединений и решить многие другие вопросы, влияющие на успех дела.
Бессонные ночи проводил командарм, напряженно работали Военный совет и штаб армии… Все усилия служб и родов войск нужно было увязать, согласовать по месту и времени, объединить в единое целое. Именно этим занимался штаб армии, возглавляемый А. М. Кущевым, который стал в сентябре генерал-майором.
Энергичный, подвижный Александр Михайлович Кущев, казалось, никогда не отдыхал. Человек высокой культуры, он хорошо знал и любил штабную работу, умело руководил подчиненными. В армии все знали его “конек” – контроль за исполнением приказов и боевых распоряжений Военного совета и штаба армии. Исключительно пунктуальный во всем, Кущев добивался и от других такой же высокой дисциплины.
Причем делал это так, что не сковывал инициативы подчиненных ему офицеров и нижестоящих штабов. Генералы Н. Э. Берзарин и А. М. Кущев, разрабатывая планы операций, с полуслова понимали друг друга. Такое взаимопонимание и подлинно фронтовая дружба была нормой в отношениях между всеми членами Военного совета, командующими родами войск и. начальниками служб штаба армии. Такая деловая товарищеская атмосфера в Военном совете, штабе и политотделе армии во многом способствовала успешному решению самых сложных вопросов даже в быстро меняющейся боевой обстановке.
Первоначально штаб предлагал оперативное построение армии сделать в два эшелона. Это вытекало из установившихся взглядов на организацию и осуществление прорыва. Весь опыт войны показывал, что при взломе сильно укрепленной обороны противника, а именно такую оборону нам предстояло преодолевать, армии на главном направлении имели, как правило, двухэшелонное построение. Но Н. Э. Берзарин посчитал нужным поступить иначе.
— Нет, дорогие товарищи, — сказал он, ознакомившись с предварительным вариантом, — армия должна иметь одноэшелонное оперативное построение, — все корпуса в линию. И вот почему… — Николай Эрастович взял в руку карандаш и склонился над картой. — Посмотрите сюда. В нашем распоряжении – ограниченный плацдарм, который позволяет иметь глубину оперативного построения лишь на десять–двенадцать километров. Тесно, очень тесно для двух эшелонов. Это – первое. Затем нам надо нанести мощный первоначальный удар для быстрого прорыва тактической глубины обороны. Ведь так?
— Да, так, — согласились все члены Военного совета.
— Значит, основные силы надо сосредоточить в первом оперативном эшелоне.
— А чем же мы будем наращивать усилия на главном направлении, чем громить оперативные резервы врага? — спросил генерал А. М. Кущев.
— Не забывайте, Александр Михайлович, — ответил командарм, — что в нашей полосе вводится в прорыв Вторая гвардейская танковая армия. Она и будет развивать успех. Да еще у нас будет армейский резерв – усиленная стрелковая дивизия…
В Висло-Одерской операции войска 5-й ударной армии действовали смело, инициативно. Все корпуса и армейские части свои задачи выполнили успешно. Особенно дерзко действовали армейский и корпусные передовые отряды, которые вместе с танкистами генерала С. И. Богданова создали выгодные условия для наступления главных сил. Только за шесть суток войска 5-й ударной армии и 8-й гвардейской армии разгромили четыре пехотные и две танковые дивизии противника, а также десятки различных специальных частей. Армия вышла на реку Одер на восемнадцатый день операции, пройдя с боями более 570 км, т. е. 30–35 км в сутки. В этом успехе заметная доля принадлежала и штабу армии, возглавляемому А. М. Кущевым.
Еще в феврале 1945 г. командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков подписал приказ, согласно которому, 5-я ударная армия совместно с 8-й гвардейской армией генерала В. И. Чуйкова должна была овладеть городом Кюстрин. Ликвидация кюстринского выступа позволяла советским войскам создать оперативный плацдарм для нанесения удара на берлинском направлении.
Кюстрин был крепким орешком. В Первую мировую войну он считался крепостью. В период, когда войска Красной Армии вступили на территорию Германии, крепостные стены были срочно модернизированы и дополнены оборонительными сооружениями полевого типа. Командование вермахта придавало исключительно большое значение обороне этого города как важного узла железных дорог и крупного опорного пункта на дальних подступах к столице Германии, считая Кюстрин воротами Берлина. Но и этот крепкий орешек был разбит частями и соединениями 5-й ударной армии. О действиях в этот период начальника штаба армии генерал-майора А. М. Кущева говорится в представлении о присвоении ему звания Героя Советского Союза, текст которого будет приведен ниже.
В битве за Берлин 5-я ударная армия действовала весьма успешно. Недаром же ее командующий генерал-полковник Н. Э. Берзарин был назначен первым комендантом Берлина и начальником Берлинского гарнизона. Итоги действий войск по овладению кварталами Берлина штаб армии подводил каждый день. Например, 28 апреля А. М. Кущев докладывал Военному совету армии:
Мы можем доложить Военному совету Первого Белорусского фронта, что в результате упорных боев сегодня войска армии продвинулись на отдельных участках вперед и заняли двадцать семь кварталов, в том числе взяты у противника здание государственной типографии, Ангальтский вокзал, а части триста первой стрелковой дивизии развернули наступление на кварталы гестапо.
Заслуги А. М. Кущева были по достоинству оценены. За короткий срок он был награжден орденами: Ленина (апрель 1945 г.), Красного Знамени (двумя – в марте и ноябре 1944 г.), Кутузова 1-й и 2-й степени (сентябрь 1944 г. и апрель 1945 г.). Признанием его большого вклада в достижение победы над врагом служит и представление Александра Михайловича к высокому званию Героя Советского Союза. В наградном листе, подписанном 7 мая 1945 г. командармом 5-й ударной генерал-полковником Н. Э. Берзариным и членом Военного совета армии генерал-лейтенантом Ф. Е. Боковым, говорилось:
Генерал-майор Кущев отличился в нескольких успешных операциях. В период подготовки операции по прорыву обороны противника на р. Висла (Мангушевский плацдарм) лично обошел весь передний край. Отлично зная войска и положение противника, разработал глубоко продуманный и детальный план наступательной операции от р. Висла до р. Одер.
Находясь на самых опасных участках, неоднократно рискуя жизнью, т. Кущев добился от войск форсирования с хода р. Пилица, чем обеспечил своевременный ввод в прорыв второй гвардейской танковой армии.
В период преследования, несмотря на высокий темп продвижения (32 км в сутки), обеспечил безотказное управление войсками.
Непосредственно руководил действиями войск по захвату и удержанию плацдарма на западном берегу р. Одер.
Своей огромной работой, непреклонной волей и беззаветной смелостью в значительной степени способствовал успеху 5 ударной армии.
Армия с 14.1 по 31.1.1945 г. с боями прошла 570 километров, первой захватила плацдармы на западном берегу р. Одер на Берлинском направлении, захватив и уничтожив при этом 20 000 солдат и офицеров противника. В этой операции были разгромлены 251 и 6 пехотные дивизии, танковая, 391 охранная дивизия, 732 артбригада и свыше 30 отдельных батальонов и полков противника.
В боях за г. Кюстрин т. Кущев тяжело болел, не покидал своего поста и находясь в боевых порядках наступающих войск твердо провел в жизнь решение командарма по окружению Кюстринского гарнизона.
Презирая опасность, в тяжелых уличных боях показал образец мужества и геройства, своим личным примером увлекал бойцов и офицеров на быстрейший выход к мостам.
В результате смелого и быстрого маневра Кюстринский гарнизон в количестве 8000 солдат и офицеров противника был полностью уничтожен и пленен. Наши силы в этом бою были значительно меньше.
В последующем блестяще разработал и осуществил операцию по расширению плацдарма северо-западнее Кюстрин, чем были созданы условия для наступления крупных сил фронта на Берлинском направлении.
Еще шире и полнее т. Кущев развернул свою деятельность и способности в Берлинской операции, успех которой в значительной мере принадлежит ему.
За период с 16.4 по 2.5.1945 г. армия прорвала сильно укрепленную и глубоко эшелонированную оборону противника на р. Одер, сбила противника с некоторых заранее подготовленных промежуточных рубежей и, ворвавшись в Берлин, в тяжелых, исключительных по своей напряженности боях, овладела его центральной частью.
При этом были разгромлены и уничтожены 302 пд. 9 адц, 11 мдсс. 18 мд, 408 НАР, арт. корпус и свыше 60 отдельных батальонов. Захвачено в плен около 30 000 солдат и офицеров противника.
За личную доблесть и геройство и проведение ряда успешных операций от р. Висла до р. Одер и взятие Берлина достоин присвоения звания “Герой Советского Союза”.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 мая 1945 г. А. М. Кущеву было присвоено звание Героя Советского Союза.
После окончания Великой Отечественной войны Александр Михайлович Кущев до апреля 1947 г. продолжал возглавлять штаб 5-й ударной армии. Затем он работал на других штабных должностях, в том числе начальником штаба Беломорского и Приволжского военных округов. Последняя должность генерал-полковника (1955 г.) А. М. Кущева – старший представитель командования Объединенных Вооруженных Сил Варшавского договора в Чехословацкой народной армии. С 1968 г. в отставке.
Определением Военной коллегии от 4 марта 1965 г. полностью реабилитирован. Умер в Москве 14 марта 1975 г.

 

Бывший командир 7-го механизированного корпуса комдив Букштынович Михаил Фомич перед арестом полгода находился в распоряжении Управления по комначсоставу РККА. За ним «пришли» 1 сентября 1938 г. Судила его Военная коллегия Верховного Суда СССР 25 мая 1939 г., приговорив к 15 годам ИТЛ. Наказание Михаил Фомич отбывал в Орлово-Розовском отделении Сиблага. Разумеется, М. Ф. Букштынович неоднократно обращался в различные высокие инстанции с жалобами и заявлениями о своей невиновности и просьбами о пересмотре его дела. Но все было тщетно до конца 1942 г. По решению Президиума Верховного Совета СССР от 28 ноября 1942 г. М. Ф. Букштынович 8 декабря 1942 г. был досрочно освобожден и направлен в действующую армию.
Кто же он такой, комдив М. Ф. Букштынович? Дадим краткую справку о доарестном периоде его жизни и деятельности. Родился Михаил Фомич в 1897 г. в деревне Жемойди Ошмянского уезда Виленской губернии в крестьянской семье. Окончил начальную школу и Виленское коммерческое училище в 1912 г. В июне 1915 г. был призван в армию и направлен в 5-й Сибирский стрелковый полк, где окончил учебную команду, став унтер-офицером. Участник Первой мировой войны. Воевал на Юго-Западном фронте. В сентябре 1916 г. окончил Ташкентскую школу прапорщиков, после чего продолжал службу в 3-м Рижском пограничном полку Юго-Западного фронта. Последний чин и должность в старой армии – подпоручик, помощник командира сотни.
После Октябрьской революции 1917 г. уехал в г. Кострому, где проживал его старший брат Александр. Там Михаил Фомич вступил в Красную гвардию, в рядах которой принял участие в боях с белогвардейцами и немцами под Шосткой и Ярославлем. В Красной Армии с лета 1918 г. Участник Гражданской войны, во время которой занимал должности: в 1918 г. – коменданта г. Костромы и начальника штаба войск Костромского района, помощника командира 1-го Советского полка; в 1919 г. – командира 222-го стрелкового полка 4-й армии Восточного фронта, командира стрелковых бригад: Самарской особой (май-июнь), 3-й Самарской крепостной (июнь-август), 2-й отдельной красных коммунаров (август 1919 г. – май 1920 г.); с мая 1920 г. – командир 4-й бригады 2-й Туркестанской стрелковой дивизии. В боях был ранен и контужен.
После Гражданской войны М. Ф. Букштынович продолжал службу в Красной Армии. В 1921–1922 гг. – комендант крепости Кушка, затем в резерве при штабе Туркестанского фронта и штабе войск Украины и Крыма. В 1922–1924 гг. – командир 3-го Пензенского и 2-го Симбирского стрелковых полков. С августа 1924 г. – командир 102-го стрелкового полка. В 1924 г. окончил курсы «Выстрел» (отделение командиров полков). Некоторое время исполнял обязанности помощника командира 3-й Туркестанской стрелковой дивизии, а в октябре 1924 г. получил назначение помощником начальника 4-й Объединенной Ташкентской военной школы по учебно-строевой части. С октября 1926 г. – начальник повторных курсов той же школы. В 1927 г. окончил Курсы усовершенствования высшего начальствующего состава (КУВНАС) при Военной академии имени М. В. Фрунзе. В 1928–1929 гг. – командир 1-го и 5-го Туркестанских стрелковых полков. С марта 1930 г. – начальник 5-го отдела штаба Среднеазиатского военного округа, а с октября того же года – помощник командира 10-й стрелковой дивизии. В декабре 1932 г. назначен командиром 56-й Московской стрелковой дивизии. В августе Михаил Фомич получил назначение заместителем начальника штаба Ленинградского военного округа. В ноябре 1937 г. он был назначен командиром 7-го механизированного корпуса.
Итак, в декабре 1942 г. М. Ф. Букштынович обрел свободу и был направлен в действующую армию. В звании полковника он до марта 1943 г. исполнял должность заместителя командира 357-й стрелковой дивизии. В середине марта 1943 г. Михаил Фомич получил под свое начало 28-ю стрелковую дивизию, которой командовал до конца ноября 1943 г. С ноября 1943 г. он командует 100-м, а с февраля 1944 г. – 19-м гвардейским стрелковыми корпусами. В августе 1944 г. М. Ф. Букштынович получил новое назначение – начальником штаба 3-й ударной армии. Воинское звание “генерал-майор” ему было присвоено в ноябре 1943 г.
Одновременно с М. Ф. Букштыновичем в 3-ю ударную был назначен и новый командарм – вместо генерал-лейтенанта В. А. Юшкевича (тоже, между прочим, бывшего узника сталинских тюрем) прибыл генерал-лейтенант М. Н. Герасимов, который, однако, пробыл на посту командарма 3-й ударной только три месяца и был сменен генерал-майором Н. П. Симоняком. А войну Михаил Фомич заканчивал уже с другим командармом – генерал-полковником В. И. Кузнецовым. Надо отметить, что в годы войны среди командующих войсками 3-й ударной армии, помимо В. А. Юшкевича, был еще один бывший зэк – генерал-лейтенант К. Н. Галицкий (сентябрь 1942 г. – ноябрь 1943 г.).
В составе 1-го Белорусского фронта войска 3-й ударной армии участвовали в 1944 г. в следующих наступательных операциях: Режицко-Двинской (28 июля – 28 августа) и Рижской (14 сентября – 22 октября). С октября 1944 г. 3-я ударная армия принимала участие в блокаде группировки противника на Курляндском полуострове.
В 1945 г. войска армии участвовали в Варшавско-Познанской (январь-февраль), Восточно-Померанской (февраль-апрель) и Берлинской (апрель-май) наступательных операциях. Воины 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии водрузили Знамя Победы над поверженным рейхстагом. В автобиографии, написанной в июле 1947 г., М. Ф. Букштынович отмечал:
Я получил богатую практику командования соединениями в оборонительных и особенно наступательных боях начиная с 1943 года на Калининском, Прибалтийском и Белорусском фронтах, хорошо изучил Прибалтийский и Западный театры войны.
Командуя дивизией и корпусом мне удалось осуществить ряд прорывов позиционной обороны немцев, получить значительный опыт в организации и ведении современного наступательного боя.
В роли начальника штаба армии получил опыт в планировании и осуществлении армейской наступательной операции на большую глубину (100–150 км)…
Штаб 3-й ударной армии М. Ф. Букштынович возглавлял до начала мая 1946 г. Еще в июле 1945 г. ему было присвоено очередное воинское звание «генерал-лейтенант». В последующие годы Михаил Фомич работает в Москве: в 1946–1947 гг. – начальником Управления планирования боевой подготовки Сухопутных войск; в 1948–1950 гг. – начальником инспекторской группы заместителя Главкома Сухопутных войск по боевой подготовке.
Генерал-лейтенант М. Ф. Букштынович был награжден следующими орденами: Ленина, Красного Знамени (тремя), Суворова 1-й и 2-й степени, Кутузова 1-й и 2-й степени, двумя польскими орденами.
Умер М. Ф. Букштынович 28 июля 1950 г.

 

Шестидесятилетнего дивинженера Беркалова Евгения Александровича, заместителя начальника Артиллерийского НИИ РККА, профессора и бывшего генерал-майора старой армии, арестовали 9 февраля 1938 г. в Ленинграде. До июня 1938 г. он находился в Ленинградской тюрьме, а затем был переведен в Москву.
Несколько штрихов из биографии Е. А. Беркалова. Родился он в семье офицера на Кавказе, на родине «вождя народов» – в г. Гори, но только годом раньше И. В. Сталина – в 1878 г. Окончил Воронежский кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище. Затем служил в Кавказской резервной артиллерийской бригаде (г. Пятигорск). В 1903 г. окончил Артиллерийскую академию, а в 1904 г. – морские артиллерийские курсы. Научную деятельность в области артиллерийского вооружения Военно-Морского Флота Евгений Александрович начал в качестве члена Комиссии морских артиллерийских опытов на Морском полигоне. Одновременно он преподавал теорию стрельбы на море в Морском артиллерийском классе. С 1913 г. Е. А. Беркалов – старший помощник Главного инспектора морской артиллерии и начальник отдела Главного управления кораблестроения. С 1907-го по 1915 г. им были разработаны разные типы морских артиллерийских снарядов и взрывателей для всех калибров орудий, поднявшие мощность и дальность морской артиллерии.
Эффективность работ, выполненных под руководством Е. А. Беркалова, была очень высокой. Так, он добился повышения дальнобойности до 30 %, усиления фугасной мощности снаряда в пять раз, повышения бронебойной мощи снаряда, Евгений Александрович принимал участие в баллистическом решении и разработке стволов новых орудий вплоть до калибра 406 мм, взрывателей к фугасным и бронебойным снарядам, гальванических и ударных зарядных трубок, специальных снарядов подводного действия. В 1911 г. и 1913 г. Беркалов ездил в командировку во Францию и Англию.
После Февральской революции 1917 г. Е. А. Беркалов был избран матросами, рабочими и служащими Морского полигона на должность председателя Комиссии морских артиллерийских опытов и начальником полигона. Этим полигоном он руководил до 1925 г. В годы Гражданской войны при наступлении войск генерала Юденича Евгений Александрович содействовал обороне Петрограда средствами, имеющимися на полигоне, вооружая орудиями железнодорожные платформы. В дни Кронштадтского мятежа в 1921 г. на полигоне были организованы снаряжение 12-дюймовых снарядов и изготовление зарядов к ним для подачи на форт «Красная Горка» с целью обстрела Кронштадта.
В 1921 г. Е. А. Беркалов организовал кафедру проектирования снарядов в Военно-морской академии и руководил ею. Там же в 1922 г. он стал доктором технических наук (по совокупности научных трудов), профессором.
Несмотря на трудное для Республики время, на Морском полигоне под руководством Е. А. Беркалова производились научно-испытательные опыты. Сам Евгений Александрович занимался вопросами поиска и испытаний наиболее выгодной баллистической формы снарядов, изысканиями в области сопротивляемости броневого корабельного набора поражению снарядами, а также решением вопросов сверхдальнобойной стрельбы.
В 1925 г. Е. А. Беркалов был назначен начальником объединенного Морского и Главного артиллерийского полигона. На этой должности он находился до 1930 г. В научном плане в этот период он занимался вопросами развития мощности сухопутной артиллерии, поднятия ее дальнобойности путем разработки новых снарядов (3-дюймовые пушки).
В 1930 г. Беркалов был назначен заместителем начальника Артиллерийского научно-исследовательского института. Там он занимался вопросами артиллерийской стрельбы по танкам, перехода к выпуску 45 мм противотанковых пушек. Принимал Евгений Александрович участие и в разработке реактивных пушек, а также средств для борьбы с самолетами. В вопросах сверхдальнобойной стрельбы Беркалов предложил использовать стволы с особой нарезкой. В 1928 г. он был в служебной командировке во Франции и США. За заслуги в области разработки новых технических средств вооруженной борьбы Е. А. Беркалов был награжден: в 1932 г. – орденом Красной Звезды (знак ордена № 101), а в 1935 г. – орденом Ленина (знак ордена № 1180). В 1937 г. он был назначен председателем Комиссии по артиллерийскому вооружению проектируемых судов флота.
На предварительном следствии Евгений Александрович под давлением следователей (физическим и морально-психологическим) вынужден был показать, что он в течение ряда лет состоял в антисоветской офицерской организации «РОВС» и был связан с ее руководителями генералами А. П. Кутеповым и А. К. Миллером, по заданию которых занимался шпионажем и вредительством в артиллерии РККА. Начало этой антисоветской деятельности Беркалов обозначил 1928 г. (годом командировки за границу).
Из дела по обвинению Е. А. Беркалова видно, что в контрреволюционную офицерскую организацию он был вовлечен в 1928 г. неким Пеллем. Будучи тогда в Париже, Евгений Александрович якобы завязал связь с заграничным бюро «РОВС». А по приезду в СССР он, выполняя задание зарубежного центра, стал проводить работу по созданию контрреволюционных офицерских организаций. Признал он также, что осуществлял вредительство в области артиллерийского вооружения Красной Армии. В этом плане он «изобличался» показаниями арестованных «врагов народа»: Затурского, Захарова, Ку-шакевича, Круссера, Упорникова. С этими людьми Беркалову были даны очные ставки.
На следствии Е. А. Беркалову припомнили и то, что его сын (от первого брака) Евгений и брат Сергей – белые офицеры, эмигрировавшие во Францию. С сыном Евгений Александрович встречался в Париже в 1928 г., будучи в служебной командировке во Франции. В то время его сын служил на французском флоте.
На предварительном следствии Е. А. Беркалов признал себя виновным, но затем он от своих «признательных» показаний отказался, заявив, что участником «РОВС» никогда не был, а данные им ранее показания сфабрикованы следователем Дубровиным.
После окончания следствия Беркалова перевели из Ленинграда в Москву. Военная коллегия 30 мая 1940 г. за принадлежность Е. А. Беркалова к антисоветской контрреволюционной организации приговорила его к десяти годам лишения свободы. Это наказание Евгений Александрович отбывал в Особом техническом бюро НКВД СССР. Находясь в этой организации, он занимался вопросами проектирования 203 мм гаубицы, 100 мм зенитной пушки, внутренней и внешней баллистики этих орудий, их боевой эффективности.
Пострадала и жена Е. А. Беркалова – Тозони Тамара Вячеславовна. Она подверглась аресту одновременно с мужем. Под следствием она находилась один год и восемь месяцев, подвергаясь угрозам, шантажу, оскорблениям. Под таким воздействием она 10 марта 1938 г. подписала протокол допроса, где утверждалось, что Т. В. Тозони сотрудничала с разведкой Эстонии. 19 октября 1939 г. она за недоказанностью вины была освобождена из тюрьмы. После освобождения Тамара Вячеславовна жила в Ленинграде. В 1940 г. ей дважды удалось получить свидание с мужем (12 января и 17 августа).
Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 25 июня 1943 г. Е. А. Беркалов был досрочно освобожден из заключения со снятием судимости. После восстановления в кадрах РККА он был назначен в Артиллерийский комитет Главного Артиллерийского управления Красной Армии на должность заместителя председателя этого комитета. А неделю спустя Евгению Александровичу было присвоено воинское звание «генерал-лейтенант инженерно-артиллерийской службы».
С декабря 1943 г. по май 1947 г. Е. А. Беркалов – постоянный член Артиллерийского комитета ГАУ. С мая 1947 г. – консультант НИИ № 3 (Институт баллистики и артиллерийского вооружения) Академии артиллерийских наук. В 1947–1952 гг. – действительный член Академии артиллерийских наук. Заслуженный деятель науки и техники РСФСР. Награжден орденами: Ленина (двумя), Красного Знамени, Красной Звезды (двумя).
Умер 12 декабря 1952 г.
Определением Военной коллегии от 18 августа 1956 г. Е. А. Беркалов был полностью реабилитирован.

 

Летом 1943 г. был досрочно освобожден из лагеря бывший начальник Горьковского бронетанкового училища комбриг Вяземский Михаил Федорович.
Его краткая биография такова. Родился М. Ф. Вяземский в 1894 г. в г. Симферополе. Из дворян. Окончил в 1912 г. реальное училище. В 1914 г. добровольно ушел на фронт. Через год (в 1915 г.) за боевые отличия был произведен в офицеры (стал прапорщиком), в конце войны был подпоручиком. Воевал на Юго-Западном фронте. Там же в 1917 г. был избран в солдатский комитет. В Красную Армию вступил добровольно в марте 1918 г. Член ВКП(б) с 1919 г. В 1920 г. во время войны с поляками вместе с частями 4-й армии был интернирован в Германию, откуда, пробыв там полтора месяца, бежал. В дальнейшем его служба складывалась следующим образом:
1920–1923 гг. – слушатель Военной академии РККА.
1923–1924 гг. – стажировка в должности командира роты в пограничных войсках.
1924–1927 гг. – помощник начальника отдела 2-го Управления Штаба РККА.
1927–1929 гг. – работа в секретариате Наркомата по военным и морским делам СССР и председателя Реввоенсовета СССР.
1930 г. – стажировка в танковой части.
1930–1935 гг. – начальник штаба Бронетанковых курсов усовершенствования комсостава РККА.
1935–1938 гг. – начальник Горьковского (Нижегородского) бронетанкового училища.
Арестовали М. Ф. Вяземского 15 марта 1938 г. Основанием к аресту послужили показания бывших работников Автобронетанкового управления РККА, к тому времени арестованных: его бывшего начальника командарма 2-го ранга И. А. Халепского, начальника отделения АБТУ полковника Г. В. Мамченко (арестован 10 марта 1938 г.), командира механизированной бригады комбрига В. Ф. Шилова. Обвинялся Михаил Федорович в принадлежности к антисоветской военно-троцкистской организации, в которую якобы был завербован в 1932 г. И. А. Халепским. На предварительном следствии под физическим воздействием следователей управления госбезопасности УНКВД по Горьковской области виновным себя признал. Однако в суде он от всех своих показаний отказался как от вымышленных и ложных.
Из обвинительного заключения по групповому делу, по которому проходил и М. Ф. Вяземский:
… Обвиняется в том, что:
а) Состоя с 1917 года в офицерско-монархической организации, а затем в антисоветском военном заговоре, все время вел активную вредительскую деятельность против ВКП(б) и Соввласти.
б) Начиная с 1920 года, на протяжении ряда лет занимался активной шпионской деятельностью в пользу Германии.
в) Возглавлял филиал антисоветского военного заговора в Горьковском бронетанковом училище и наряду с вербовочной и прочей контрреволюционной деятельностью подготовлял осуществление терактов против руководителей партии и Советского правительства.
Судил М. Ф. Вяземского военный трибунал Московского военного округа. 5 сентября 1939 г. он приговорил Михаила Федоровича к 10 годам лишения свободы в ИТЛ по 58-й статье УК РСФСР (пункты 1«б», 8 и 11). Военная коллегия 5 февраля 1940 г. оставила в силе этот приговор.
Как происходила фабрикация дела о военно-фашистском заговоре в Горьковском бронетанковом училище имени И. В. Сталина, поведал М. Ф. Вяземский в своем заявлении Главному военному прокурору:
Главному военному прокурору
Вооруженных Сил Союза ССР
гв. полковника Вяземского Михаила Федоровича

ЗАЯВЛЕНИЕ
С 1 марта 1918 года по 15 марта 1938 года я был в рядах РККА на командных должностях. С октября 1919 г. – в рядах ВКП(б). Находясь на должности начальника Горьковского бронетанкового военного училища в звании “комбриг”, я был 15 марта 1938 г. арестован. При аресте у меня был отобран партбилет.
Выездная сессия военного трибунала МВО 2–5 сентября 1939 г. по ст. ст 58-1«б», 17-58-8 и 58–11 УК РСФСР приговорила меня к 10 годам лишения свободы с поражением политических прав на 5 лет, лишением звания “комбриг” и конфискацией имущества.
На суде я виновным себя не признал. Приговор обжаловал. Военная коллегия Верховного Суда приговор оставила в силе. В последующем, находясь в заключении, я просил Верховный Суд пересмотреть мое дело, т. к. никакой вины не имел и решение суда считал и считаю судебной ошибкой. Во время войны я несколько раз обращался в Верховный Совет Союза ССР с просьбой пересмотреть мое дело и дать мне возможность применить свои знания и опыт в борьбе с немецкими захватчиками.
Постановлением Президиума Верховного Совета СССР от 17 июня (протокол № 13) я был освобожден из заключения и восстановлен в политических правах. В соответствии с личным указанием секретаря Верховного Совета Союза ССР тов. Горкина я был по освобождении направлен в г. Москва в распоряжение НКО для отправки на фронт.
Прибыв в Москву в НКО, я был назначен заместителем командира 53-й гв. танковой бригады 3 гв. ТА (танковой армии. — Н.Ч.) и работал в ее составе на фронте до конца войны. Участвовал во всех операциях 3 гв. ТА от Днепра до Берлина. За боевые отличия получил четыре ордена, шесть медалей и звание “полковник”.
Определением военного трибунала Центральной группы войск от 21 июня 1945 г. я освобожден от наказания по приговору военного трибунала МВО от 5.9.39 г. и на основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26.2.43 г. с меня снята судимость.
В 1945 г. парторганизация 3 гв. ТА приняла меня кандидатом, а в октябре 1946 г. членом ВКП(б).
Таким образом, на сегодняшний день я восстановлен в политических правах, состою снова в рядах Советской Армии и великой партии Ленина – Сталина, которым всю свою жизнь отдавал, все свои силы и знания и которые воспитали меня.
Однако до сих пор на мне остается позорное и незаслуженное пятно судимости и приговора суда военного трибунала, за тягчайшие преступления перед Родиной, которых я никогда не совершал.
Я прошу пересмотреть мое дело и возбудить ходатайство об отмене приговора военного трибунала МВО от 5.9.39 г., являющегося судебной ошибкой. В доказательство своей невиновности привожу следующее:
Возникновение и прекращение дела о военно-фашистском заговоре в Горьковском бронетанковом училище им. Сталина
Осенью и зимой 1937 г. в Горьковском бронетанковом училище, которым я тогда командовал, создалась тяжелая, нездоровая обстановка. В этом был виноват комиссар училища Седов, который всячески старался меня дискредитировать.
Например, в своих выступлениях он намекал на мое дворянское происхождение, отменял мои приказы, а в декабре 1937 г. потребовал от парторганизации расследовать, не являюсь ли я “князем”. Парторганизация установила, что я происхожу из бедной дворянской семьи, не имевшей княжеского титула. Усилия Седова не помешали парторганизации оказать мне доверие выбором в состав районного комитета партии и делегатом на областную и окружную (МВО) конференции. Я поставил в известность пуокр (политическое управление округа. — Н.Ч.) и У ВУЗ (Управление военно-учебных заведений. — Н.Ч.) о проводимой Седовым политике и он был переброшен на другую работу. В последующем он был уволен из РККА за какие-то неблаговидные поступки.
Деятельность Седова сыграла определенную роль в последующем развитии событий в училище. В феврале 1938 г., накануне XX годовщины РККА, было арестовано несколько командиров училища – пом(ощник) по тех. части капитан Мурачев Семен, инженер по ремонту Линявский, инженер Скворцов. Арест был для меня и парторганизации полной неожиданностью. Арестованы были такие товарищи, честность которых была вне подозрений. Мурачев пользовался в училище большим авторитетом как старый член партии и отличный командир-танкист. Он был членом парт. бюро и секретарем парт(ийной) комиссии. В те дни я думал – как ловко маскируются враги. Мною была создана комиссия для проверки работы технического отдела училища, где работали арестованные. Комиссия в работе техотдела не нашла вредительства, были обнаружены мелкие неполадки обычного порядка.
15 марта 1938 г. был арестован я, а вслед за мною еще одиннадцать командиров училища.
На предварительном следствии мне были предъявлены письменные показания Мурачева и Линявского, в которых они говорили, что являются членами военно-фашистского заговора, возглавляемого мною. На очных ставках эти товарищи подтверждали свои ложные показания.
Следователями ко мне были применены особые методы, в результате чего я был вынужден писать и подписывать все, что было угодно следователям.
4 февраля 1939 г., встретив в кабинете следователя прокурора, я подал ему жалобу, в которой указал, что все протоколы моих показаний являются ложными и вынужденными. В – результате этого последовали новые репрессии и я снова был вынужден “подтверждать ранее записанные показания”, решив довести дело до суда, где только я мог рассчитывать сказать правду.
Протоколы допросов, как правило, составлялись следователями без меня и давались мне для подписи. Обвинение мне было предъявлено на 5-й месяц после ареста. Обвинительное заключение было мне дано за день до суда…
Заканчивая, я еще раз прошу пересмотреть мое дело… отменить приговор военного трибунала Московского военного округа от 2–5.9.1939 г. и прекратить дело.
Гвардии полковник (Вяземский) 1 марта 1948 г.
К приведенному тексту заявления М. Ф. Вяземского необходимы некоторые пояснения и дополнения. Во-первых, Михаил Федорович в июне 1943 г. был выпущен из лагеря досрочно с отсрочкой приговора до окончания военных действий. Это видно из выписки заседания Президиума Верховного Совета СССР от 17 июня 1943 г. (протокол № 13), на котором слушалось:
Ходатайство Вяземского Михаила Федоровича о помиловании и отправке на фронт.
Выездной сессией Военного трибунала Московского военного округа 2–5.1Х.39 г. по ст. ст. 58-1«б». 17–58-8 и 58–11 УК РСФСР – приговорен к 10 годам лишения свободы с поражением политических прав на 5 лет и лишением военного звания “комбриг”.
Дело № КП 864/с
Снять с Вяземского Михаила Федоровича поражение в политических правах и отсрочить исполнение приговора до окончания военных действий с направлением на фронт.
Секретарь Президиума Верховного Совета Союза ССР (Горкин).
Во-вторых, в 53-ю гвардейскую Фастовскую танковую бригаду на должность заместителя ее командира М. Ф. Вяземский прибыл 14 марта 1944 г., предварительно окончив Академические курсы усовершенствования офицерского состава при Военной академии бронетанковых и механизированных войск. На указанную должность М. Ф. Вяземский прибыл в воинском звании “подполковник” (а был комбригом!). Бригадой в то время командовал Герой Советского Союза полковник B. C. Архипов, впоследствии генерал-полковник и дважды Герой Советского Союза.
В-третьих, заместителем у Архипова Вяземский был всего лишь до мая 1944 г., когда он был назначен заместителем начальника оперативного отдела штаба 3-й гвардейской танковой армии по использованию опыта войны. В этой должности Вяземский находился до окончания войны и некоторое время после нее. С 1946 г. и до увольнения в запас он служил в отделе изучения опыта Великой Отечественной войны Штаба бронетанковых и механизированных войск Вооруженных Сил СССР.
Постановлением Военной коллегии от 11 июня 1956 г. М. Ф. Вяземский был полностью реабилитирован. Через девять лет, в апреле 1965 г., он скончался в Москве в возрасте семидесяти одного года.

 

В январе 1943 г. был освобожден из ГУЛАГа комбриг Голубинцев Евгений Матвеевич, бывший до ареста в январе 1938 г. начальником кафедры тактики Артиллерийской академии РККА.
Родился Е. М. Голубинцев в 1879 г. на Северном Кавказе, в станице Кременской, в семье потомственного дворянина. Окончил Михайловское артиллерийское училище. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Полковник старой армии, он в годы революции 1917 г. и Гражданской войны принял сторону восставшего народа и верно служил ему в рядах Красной Армии. В Гражданскую войну был начальником 2-й Новгородской пехотной дивизии, временно командовал 7-й армией. Долгое время Е. М. Голубинцев находился на преподавательской работе в высших военно-учебных заведениях РККА, в том числе в Военной академии имени М. В. Фрунзе и Артиллерийской академии.
Проходил Евгений Матвеевич и по делу «Весна». Арестовали его в ночь на 2 января 1931 г. Обвинялся он в принадлежности к антисоветской монархической офицерской организации. Вменили Е. М. Голубинцеву в вину и то, что три его брата – казачьи офицеры, в годы Гражданской войны служили в белой армии, а затем эмигрировали за границу. Виновным себя в тех преступлениях, что ему вменяли, Евгений Матвеевич не признал. 18 июля 1931 г. Коллегия ОГПУ приговорила его за так называемую контрреволюционную деятельность к пяти годам ИТЛ. Это наказание он отбывал на строительстве Беломорско-Балтийского канала.
Будучи в лагере, Е. М. Голубинцев с жалобами и заявлениями по поводу своей невиновности и несправедливого его осуждения неоднократно обращался в различные высокие инстанции, в том числе к председателю Реввоенсовета СССР К. Е. Ворошилову, его заместителям, к другим военачальникам Красной Армии, которые его знали по совместной службе в войсках и работе в военно-учебных заведениях. И эти просьбы возымели действие: по ходатайству М. Н. Тухачевского и Р. П. Эйдемана (начальника Военной академии имени М. В. Фрунзе) Коллегия ОГПУ 26 февраля 1932 г. приняла (в порядке пересмотра дела) постановление о досрочном освобождении Е. М. Голубинцева. После освобождения из лагеря и восстановления в кадрах РККА Голубинцев работал сначала преподавателем, а затем начальником кафедры тактики Артиллерийской академии. В 1936 г. ему было присвоено воинское звание “комбриг”.
Вскоре наступили черные дни «большого террора». Начались массовые аресты командно-начальствующего состава не только в войсках, но и в военно-учебных заведениях. Некоторых из командиров и начальников Красной Армии, прежде чем арестовать, увольняли из ее рядов. Так случилось и с Евгением Матвеевичем: приказом НКО по личному составу № 4066 от 31 декабря 1937 г. его уволили из армии, а через неделю (8 января 1938 г.) подвергли аресту. К обвинениям 1931 г. добавились и новые: принадлежность к военному заговору, в который его якобы вовлек в апреле 1932 г. (выходит, что сразу же после досрочного освобождения из лагеря!) начальник Военной академии имени М. В. Фрунзе Р. П. Эйдеман.
Свыше месяца Е. М. Голубинцев держался и не признавал себя виновным. Однако 10 февраля 1938 г. он вынужден был подписать протокол допроса со своими «признаниями». Устраивали ему следователи и очные ставки с другими подследственными, которые под жестким контролем следователей обвиняли Евгения Матвеевича в принадлежности к антисоветской организации (командарм 1-го ранга И. П. Белов, дивинтендант Б. Н. Иванов). Допросы и другие следственные действия продолжались весь 1938 г. и 1939 г. В марте 1939 года Голубинцев от всех своих так называемых признательных показаний отказался как от ложных и клеветнических и с тех пор заявлял на всех допросах о своей невиновности, несмогря на меры физического воздействия.
Дело но обвинению Е. М. Голубинцева рассматривал 29 июля 1939 г. военный трибунал Ленинградского военного округа. Там Евгений Матвеевич подтвердил свой отказ от ранее данных им «признательных» показаний, утверждая, что они написаны следователем. Убедительных доказательств вины Голубинцева суд не установил и принял решение направить его дело на доследование со стадии предварительного следствия. Фактически же никакого доследования не проводилось, а просто было составлено новое обвинительное заключение и дело направлено в Особое Совещание (ОСО) при НКВД СССР.
Целый год (с июля 1939 г. по июль 1940 г.) шла тяжба между ОСО и военным трибуналом ЛBO. Было ясно, что дело трещало по всем швам, явно рассыпалось из-за отсутствия серьезных оснований для обвинения подсудимого, и оба органа, цепляясь за малейшие юридические детали, несколько раз переправляли его друг другу, так и не решаясь прекратить за недоказанностью обвинения. И только 23 июля 1940 г. состоялось постановление ОСО: пять лет ссылки в Красноярский край. Это наказание Евгений Матвеевич отбывал в селе Сухобузим.
В начале января 1943 г. срок ссылки Е. М. Голубинцева закончился. Однако сразу уехать с места ссылки он не смог из-за соответствующих ограничений в перемещениях лиц, осужденных по политической статье. Тогда Евгений Матвеевич устроился на работу, заняв должность заведующего Балахтинским райдоротделом.
Все годы Великой Отечественной войны Е. М. Голубинцев неоднократно обращался к Главному военному прокурору и другим должностным лицам с просьбой вернуть его в ряды Красной Армии, чтобы сражаться с фашистскими захватчиками на фронте или в тылу готовить кадры для него. т. е. преподавать в военно-учебных заведениях. Однако осуществить это желание ему удалось только после окончания срока ссылки. В 1943 г. Е. М. Голубинцева восстановили в кадрах Красной Армии и назначили преподавателем в Артиллерийскую академию, где он и прослужил до 1949 г.
Некоторые детали процесса восстановления Евгения Матвеевича в кадрах РККА можно узнать из его письма бывшему своему сослуживцу по кафедре тактики Артиллерийской академии В. В. Иванову, также имевшему до ареста воинское звание “комбриг”. Их судьба в 30-х и 40-х годах во многом оказалась схожей. Они, два полковника старой армии, вместе работали на одной кафедре в Артиллерийской академии, в один год были арестованы (Голубинцев в январе, а В. В. Иванов – в июле 1938 г.), оба получили по пять лет ссылки и были освобождены в 1943 г. Разница заключалась в том, что Е. М. Голубинцева восстановили в кадрах Красной Армии, а В. В. Иванов, судя по письму, после освобождения продолжал жить по месту ссылки (г. Павлодар Казахской ССР). Письмо датировано 28 ноября 1944 г.
Уважаемый Владимир Васильевич!
Получил твое письмо, а также послание твоей жены, которое могло быть написано только с твоих слов, а может быть и с твоего ведома. Как одно, так особенно и другое меня несказанно удивило. Неужели ты, пройдя “через горькую участь эпопеи 37–38 гг.”, как ты пишешь, не знаешь, как все происходило.
Я тебя не оговаривал и вообще никого, и наоборот, говорил только о честной и преданной работе как своей, так и о моих сослуживцах, о которых меня спрашивали, а о тебе не было даже и разговора (насколько я помню). Виновным я себя никогда и нигде не признавал, и свою невиновность доказал на суде. Доказал и то, что никаких показаний о чьей-либо виновности я не давал. Все это записано черным по белому в протоколе заседания суда, что я читал собственными глазами.
Твою просьбу написать “совершенно открытое соответствующее заявление” (как ты пишешь) о твоей непричастности к мифической кем-то выдуманной (только не мной) организации, считаю совершенно нелепой и для выполнения невозможной. Ты просишь написать, каким путем я добился полного восстановления. Я подавал очень много заявлений в разные инстанции и должен прибавить никогда ни на кого не ссылался. Писал только о самом себе. Одно из последних заявлений в конце 42 года я написал в Главное Управление формирования и укомплектования Красной Армии (НКО СССР). По-видимому это заявление попало в ГУКАРТ (Главное управление кадров артиллерии Красной Армии. — Н. Ч.) так как оттуда пришел ответ, в новой нетрафаретной редакции, что вопрос о восстановлении в рядах К.А. (Красной Армии. — Н.Ч.) надлежит поднять после окончания срока ссылки и через Главного Военного прокурора, что я и сделал. В июне месяце 43 года получил из ГУКАРТа положительный ответ о моем восстановлении в К.А., после чего вскоре пришло назначение в Артакадемию в гор. Самарканд, куда я и отправился.
Если будет у меня Игорь Владимирович (сын В. В. Иванова. — Я.Ч.), то ему смогу рассказать все интересующее тебя. Желаю тебе успехов во всех твоих делах.
Уважающий тебя Е. Голубинцев.
В 1949 г. полковник и доцент Е. М. Голубинцев был уволен в отставку с правом ношения военной формы одежды. Полностью он был реабилитирован в феврале 1955 г. Скончался в Москве 16 февраля 1958 г.

 

Командующий Каспийской военной флотилии флагман 2-го ранга Исаков Дмитрий Павлович был арестован 23 июня 1938 г. в г. Баку. Содержался во внутренней тюрьме НКВД Азербайджанской ССР.
Небольшая справка о доарестном периоде жизни и деятельности Д. П. Исакова. Родился он в 1895 г. в деревне Рузановка Алатырского уезда Симбирской губернии в бедной крестьянской семье. С четырнадцати лет работал по найму, плотничал, четыре зимы валял валенки. В 1915 г. был призван на флот (Балтийский), где служил сначала матросом на линкоре «Павел I», а затем писарем. В марте 1917 г. вступил в ряды коммунистической партии. С февраля 1918 г. – комиссар Главного Морского хозяйственного управления, затем Волжской военной флотилии. С августа 1919 г. по март 1920 г. был старшим помощником командира Нижегородского военно-морского порта. С марта по ноябрь 1920 г. – на Южном фронте уполномоченным ВСНХ, Наркомата путей сообщения и Реввоенсовета Республики по снабжению флотов и флотилий донецким углем.
В 1921 г. – командир Новороссийского, а в 1922 г. – Николаевского военно-морских портов и старший морской начальник Северо-Западного района Черного моря. Затем до августа 1925 г. Д. П. Исаков командовал Владивостокским военно-морским портом. В 1925–1930 гг. он учился в Военно-морской академии в г. Ленинграде, которую окончил по 1-му разряду. После окончания академии Дмитрий Павлович плавал на Балтике на эсминце «Ленин» и линкоре «Октябрьская революция» старшим помощником командира и врид командира этих кораблей. В 1931–1933 гг. – командующий Амурской военной флотилией. В 1932 г. награжден орденом Красного Знамени (знак ордена № 147). В 1934–1938 гг. – командующий Каспийской военной флотилией. От этой должности освобожден в мае 1938 г.
Итак, Д. П. Исакова арестовали 23 июня 1938 г. Обвинялся он в принадлежности к военному заговору. По состоянию на декабрь 1940 г. в тюрьме Дмитрий Павлович находился уже два с половиной года, из них половину срока – в подвале. На предварительном следствии Исаков сначала виновным себя признал, а затем он от всех своих «признательных» показаний отказался как от ложных, данных им вынужденно, под пытками. Дело по обвинению Д. П. Исакова рассматривал в судебном заседании 23 апреля 1939 г. военный трибунал Закавказского военного округа. Не найдя серьезной доказательной базы, суд отправил дело на доследование.
Вторично к рассмотрению дела Д. П. Исакова военный трибунал ЗакВО вернулся 6–7 декабря 1940 г., на этот раз вынеся оправдательный приговор. Однако против такого решения «восстал» особый отдел Каспийской военной флотилии, заявив протест. Поэтому накануне Великой Отечественной войны Дмитрий Павлович на свободу не вышел. Не повезло ему тогда и в другом плане – в тюрьме он заболел, и ему была сделана урологическая операция, что не способствовало укреплению его здоровья.
Военная коллегия Верховного Суда СССР 21 марта 1941 г. приговор военного трибунала ЗакВО в отношении Д. П. Исакова отменила и направила дело на дополнительное расследование. Некоторое время оно (дело) находилось в Особом Совещании при НКВД СССР, откуда 20 января 1942 г. было отправлено в Главную военную прокуратуру Военно-Морского Флота для утверждения нового, а фактически старого, обвинительного заключения. Постановлением Главного прокурора ВМФ корвоенюриста Б. И. Алексеева от 23 февраля 1942 г. дело было прекращено. Однако и на сей раз Дмитрий Павлович не вышел на свободу – 30 июня 1942 г. заместитель начальника Управления особых отделов старший майор госбезопасности Н. А. Осетров обращается к Прокурору СССР В. М. Бочкову с просьбой об отмене постановления Главного прокурора ВМФ о прекращении дела Д. П. Исакова и освобождении последнего из-под стражи со следующей формулировкой – «в интересах государственной безопасности освобождать обвиняемых нецелесообразно». Вот так, ни меньше ни больше, «в интересах государственной безопасности»!..
Прокурор Бочков, совсем еще недавно занимавший пост начальника Особого отдела НКВД СССР, конечно же, пошел навстречу своим вчерашним коллегам, отменив постановление Главного прокурора ВМФ в отношении Д. П. Исакова. По его распоряжению дело в очередной раз отправили в Особое Совещание. При этом В. М. Бочков, ничтоже сумняшеся, определил Исакову меру и срок наказания – пять лет заключения в исправительно-трудовых лагерях. Этот срок и проштамповало ОСО в своем постановлении от 22 августа 1942 г. Наказание Д. П. Исаков отбывал в лагерях Молотовской (Пермской) области.
По отбытии срока наказания (с учетом предварительного следствия) Дмитрий Павлович 23 июня 1943 г. был освобожден из лагеря и направлен в распоряжение военкома г. Березники Молотовской области. Там его поставили на воинский учет, и он до окончательного выяснения своего положения в Наркомате ВМФ устроился на работу в Камское речное пароходство (пристань Березники) рулевым на речном трамвае. Неоднократно (через военкомат) Д. П. Исаков просил отправить его в действующую армию на любую должность в соответствии с его опытом и знаниями.
Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов знал Д. П. Исакова по довоенной службе, и поэтому процесс восстановления его в кадрах флота надолго не затянулся. Приказом наркома от 10 сентября 1943 г. Дмитрий Павлович был назначен заместителем начальника тыла Амурской военной флотилии – командиром Хабаровского военного порта с присвоением воинского звания “капитан 1-го ранга”. Перед началом войны с Японией Д. П. Исаков занимал должность начальника тыла указанной флотилии. После окончания войны по протесту заместителя Прокурора СССР генерал-лейтенанта юстиции А. П. Вавилова судимость с Д. П. Исакова была снята.
В 1945–1947 гг. капитан 1-го ранга Д. П. Исаков исполнял обязанности начальника тыла Дунайской военной флотилии. Полностью он был реабилитирован постановлением Военной коллегии от 14 мая 1955 г.

 

Одним из заключенных, добившихся решения об отправке его на фронт, был бывший командир 9-й кавалерийской дивизии комдив Ушаков Константин Петрович, подлинный герой Гражданской войны. Бывший офицер старой армии, выходец из потомственных дворян, уроженец с. Гайворон Черниговской области, член ВКП(б) с 1920 г. по 1937 г. (исключен за связь с чуждым элементом и за притупление политической бдительности). Арестовали комдива Ушакова 22 февраля 1938 г. в Москве, куда он прибыл «искать» правду после освобождения его от должности командира 9-й кавдивизии. В марте 1938 г. К. П. Ушакова этапировали в Киев.
Активный участник Гражданской войны и борьбы с басмачеством в Средней Азии, К. П. Ушаков был в боях много раз ранен и фактически являлся инвалидом, о чем у него были соответствующие документы. Однако он не хотел уходить из армии и продолжал свою нелегкую службу в кавалерии. Комдив Я. А. Мелькумов, тоже отбывший свой срок в лагере, в книге «Туркестанцы» очень тепло отзывается об Ушакове и руководимой им кавалерийской бригаде, с которой он вместе громил басмачей в 20-е годы. За боевые подвиги К. П. Ушаков был награжден четырьмя орденами – тремя орденами Красного Знамени (знаки орденов №№ 3142, 315 и 18) и орденом Трудового Красного Знамени Узбекской ССР (знак ордена № 112).
Обвинялся Константин Петрович по ст. ст. 54-1«б», 54-8 и 54–11 УК Украинской ССР. То есть обвинялся как участник военного заговора, как член антисоветской военно-офицерской организации «РОВС» и что якобы проводил подрывную работу в частях вверенной ему 9-й кавалерийской дивизии. Обвинили Ушакова и в шпионаже в пользу одного из иностранных государств (какого именно – не указывается).
Арестованный комдив Ушаков на предварительном следствии в результате физического воздействия виновным себя в инкриминируемых ему преступлениях признал, оговорив себя и других лиц из числа комначсостава РККА. Своим вербовщиком в военный заговор Константин Петрович (читай – следователь НКВД) назвал комдива М. А. Демичева, а вербовщиком в организацию «РОВС» – начальника штаба 2-й кавалерийской бригады Клецких (1922 г.). Однако несколько позже Ушаков от своих так называемых признательных показаний отказался как от вымышленных и ложных. 18 апреля 1939 г. он в заявлении на имя военного прокурора Киевского Особого военного округа писал: «…прошу: 1) считать все ранее на следствии мною показанное, как вынужденно данное – ложным; 2) показания мои на всех перечисленных в показаниях и протоколах лиц – считать вымышленными, данными мною под принуждением…»
Следствие по делу К. П. Ушакова проводилось в 1938 г., однако суд над ним состоялся только в июле 1939 г. Военная коллегия 20 июля 1939 г. приговорила его к 15 годам лишения свободы в ИТЛ плюс к пяти годам лишения политических прав после отбытия указанного срока, а также к лишению присвоенного ему воинского звания «комдив». На суде Константин Петрович вршовным себя не признал. Он отказался от всех порочащих его показаний, данных им на предварительном следствии, заявив, что все они ложные.
Наказание К. П. Ушаков отбывал в северо-восточных лагерях: до сентября 1940 г. находился во Владивостоке (6-й километр, подлагпункт № 1); в сентябре 1940 г. был переведен в бухту Находка (почтовый ящик № 89). Здесь его в августе 1940 г. и встретил такой же заключенный и тоже бывший командир кавалерийской дивизии комбриг А. В. Горбатов, ехавший в Москву для пересмотра своего дела. Нечего и говорить, как завидовал Горбатову Константин Петрович.
Из воспоминаний А. В. Горбатова:
В бухте Находка, торжественно-радостные, мы покинули пароход и вступили, как говорили, на Большую землю, хотя для нас она была всего лишь деревянными бараками. В тот же день, придя за кипятком, я встретил К. Ушакова, бывшего командира 9-й кавдивизии. Его когда-то называли лучшим из командиров дивизий; здесь же наш милый Ушаков был бригадиром, командовал девятью походными кухнями и считал себя счастливчиком, получив такую привилегированную должность.
Мы обнялись, крепко расцеловались. Ушаков не попал на Колыму по состоянию здоровья: старый вояка, он был ранен восемнадцать раз во время борьбы с басмачами в Средней Азии. За боевые заслуги имел четыре ордена.
За то время, пока мы жили в Находке, у Ушакова произошли перемены к худшему: его сняли с должности бригадира и назначили на тяжелые земляные работы. Начальство спохватилось, что осужденным по 58-й статье занимать такие должности не положено, когда под рукой есть “уркаганы” или “бытовики”…
…Накануне отъезда из бухты Находка я нашел Костю Ушакова в канаве, которую он копал. Небольшого роста, худенький, он, обессиленный, сидел, склонив голову на лопату. Узнав, что я завтра уезжаю, он просил сказать там, в Москве, что он ни в чем не виноват и никогда не был “врагом народа”.
Снова крепко обнялись, поцеловались и расстались навсегда. Конечно, я добросовестно выполнил его просьбу, все передал, где было возможно. Но вскоре после нашей встречи он умер.
Горбатов пишет, что Ушаков «вскоре умер»… Но как понимать это «вскоре» – через месяц, полгода, год!.. Остается какая-то недосказанность, недоговоренность и не знаешь, когда это событие произошло: то ли в том же 1940 г., то ли в следующем, 1941-м. В реальности же Константин Петрович Ушаков умер три года спустя («вскоре»!) после его встречи с А. В. Горбатовым – 16 июля 1943 г., когда он отбывал свой срок в Свободненском ИТЛ (Амурская область).
За эти три года К. П. Ушаков написал десятки жалоб в различные инстанции по поводу своего незаконного ареста и заключения в лагерь. Например, в апреле 1940 г. он направил жалобу в адрес К. Е. Ворошилова, который знал Ушакова по его боевым делам. И что удивительно – письмо дошло до адресата. Уже не нарком обороны СССР, но Маршал Советского Союза и заместитель председателя СНК СССР К. Е. Ворошилов прочитал поступившую жалобу К. П. Ушакова и написал на ее первом листе свою резолюцию: «Главному военному прокурору т. Гаврилову. Прошу разобраться в этом деле. Ушакова знаю с хорошей стороны. Результаты сообщите. Ворошилов. 28/VII-40».
Ровно месяц понадобился соответствующим работникам Главной военной прокуратуры, чтобы исполнить поручение К. Е. Ворошилова. 28 августа 1940 года исполнявший обязанности Главного военного прокурора Красной Армии корвоенюрист П. Ф. Гаврилов подписал следующий ответ:
Заместителю Председателя
Совета Народных комиссаров
Союза ССР
тов. К. Е. Ворошилову
28 августа 1940 г. На № 140-КВ от 28.7.1940 г.
По жалобе осужденного к 15 годам исправтрудлагерей и 5 годам поражения в политических правах Ушакова Константина Петровича мною было проверено его архивно-следственное дело.
Из материалов дела видно, что Ушаков с 1922 года является участником контрреволюционной монархической организации “РОВС”, в каковую был завербован бывшим начальником штаба 2-й кавбригады Клейких (быв. офицер царской армии).
Вторично в 1935 году Ушаков был завербован бывшим командиром 1-го кавкорпуса Демичевым в военно-фашистский заговор.
Демичев изобличал Ушакова как участника заговора на предварительном следствии и в суде, где признал себя полностью виновным. Военной коллегией Демичев осужден к ВМН.
Будучи одним из активнейших участников военно-фашистского заговора, Ушаков лично завербовал в контрреволюционную организацию Соколова – бывшего начальника ВХС (военно-хозяйственного снабжения) 9 кавдивизии, Кизюна – бывшего врид начальника ВХС дивизии, Веденяпина – бывшего начальника ветслужбы дивизии, Мишина и других.
Указанными лицами Ушаков изобличался как активный участник к.р. (контрреволюционной. — Н. Ч.) организации на предварительном следствии. Соколов, Кизюн и Мишин свои показания полностью подтвердили и в суде. Все трое осуждены к ВМН.
Анализируя весь имеющийся в деле материал, считаю приговор Военной коллегии правильным, вынесенным в соответствии с материалами дела, а жалобу Ушакова неосновательной.
О принятом решении жалобщик поставлен в известность.
И. Д. Главного военного прокурора Красной Армии корвоенюрист (Гаврилов).
Гаврилов сообщает Ворошилову, что жалобщик, т. е. К. П. Ушаков, извещен о решении Главной военной прокуратуры. Вот он, этот ответ, который Константин Петрович с большой надеждой ожидал и который нисколько не удовлетворил его.
гор. Владивосток. 6-й километр
Начальнику спец. пропускника
подлага № 1 ОЛП СВИТЛ
Прошу объявить содержащемуся в вверенном Вам пропускнике Ушакову Константину Петровичу, осужденному Военной коллегией к 15 годам ИТЛ, что по его жалобе, направленной товарищу Ворошилову, Главной военной прокуратурой Красной Армии было рассмотрено его дело.
Считая приговор Военной коллегии правильным, вынесенным в соответствии с материалами дела, его жалоба, как неосновательная, Главным военным прокурором оставлена без удовлетворения.
Военный прокурор ГВП военный юрист 2 ранга (Волынский)
И хотя его физические силы быстро таяли, Константин Петрович продолжал бороться за восстановление своего честного имени. В 1940 г. ему удалось установить связь со своей женой – два арестанта стали писать друг другу письма. Анну Юльевну Ушакову арестовали 10 марта 1938 г., т. е. через три недели после ареста мужа, по обвинению в проведении шпионской деятельности. Особое Совещание 21 июля 1939 г. (значит, под следствием она была более года) осудило ее на восемь лет ИТЛ. Этот срок Анна Юльевна отбывала в Карагандинском лагере.
Начавшаяся Великая Отечественная война активизировала попытки К. П. Ушакова доказать свою невиновность. Он неоднократно пишет в различные судебные, партийные, советские и военные инстанции письма, в которых изъявляет свое желание отправиться на фронт, в действующую армию, чтобы в рядах Красной Армии громить немецко-фашистских захватчиков. В конце концов Ушаков добился положительного решения об отправке его на фронт. Но… случилось непоправимое.
Что именно случилось, становится известным из письма заключенного А. С. Богуша, посланного сестре К. П. Ушакова – Марии Петровне, проживавшей в Москве. Письмо это датировано 16 июля 1943 г. Содержание его следующее:
Мария Петровна, в вещах покойного Константина Петровича нашел ваш адрес. Да… 16 июля, около 12 часов дня, при полном сознании, умер Константин Петрович от пеллагры! Недавно получено извещение о разрешении ему поехать на фронт. Но тяжелое физическое состояние не дало возможности этому осуществиться. Болел он около 6–7 месяцев, хотя в перерывах между лежанием в больнице он работал вместе со мною в цехе ширпотреба. Так как я нашел и адрес Анны Юльевны, я и ей написал, хотя не уверен, что ей вручат мою открытку. На всякий случай и вы напишите ей об этом. Получение моей открытки подтвердите по адресу: гор. Свободный, Хабаровского края, п/я 210/4 (Суражевск), Богушу А. С.
Всего доброго.
Богуш.
Определением Военной коллегии от 14 марта 1957 г. К. П. Ушаков был полностью реабилитирован.

 

Среди арестованных военачальников Красной Армии, которые в годы Великой Отечественной войны могли бы успешно командовать дивизиями, корпусами и армиями, был и комдив Карпов Михаил Петрович, бывший командир 56-й, а затем 17-й стрелковых дивизий. Он был арестован 14 февраля 1938 года и отправлен в тюрьму в г. Горьком. От ареста М. П. Карпова не спасло и то, что его хорошо знали как К. Е. Ворошилов, так и С. М. Буденный (по 1-й Конной армии, где он был комиссаром штаба армии). Обвинялся Михаил Петрович в проведении вредительства во вверенных ему частях. Одним из пунктов обвинения была связь М. П. Карпова с «врагами народа», в первую очередь с уже осужденным и расстрелянным комкором В. М. Примаковым, т. е. обвинялся он в причастности к военному заговору. Виновным себя под физическим воздействием следователей Михаил Петрович сначала признал, но затем он от своих ложных показаний отказался.
В деле надзорного производства имеется документ, подписанный прокурором Вороновым, подводящий итоги предварительного следствия.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
по делу Карпова Михаила Петровича,
1895 г.р., гр-н СССР, образование высшее военное, до ареста комдив
Арестован 14.2.1938 года
Обвинение предъявлено 14.2.38 г.
пост. 58/1“б”, 8, ПУК.
Следствие начато 14.2.1938 г. Окончено 29.3.1939 г. Обвиняется в том, что являлся участником антисоветского военного заговора, проводил подрывную работу.
Виновным себя Карпов вначале признал, впоследствии от своих показаний отказался.
Изобличается показаниями осужденного Леднева (л.д.72, 76), арестованного Чернышева (л.д. 68) и Кудрявцева (осужден) (л.д. 54–57).
В предъявленном обвинении Карпов изобличался в достаточной степени. Но учитывая, что свидетели, изобличающие Карпова, осуждены, полагал бы: дело Карпова направить на рассмотрение Особого Совещания при Народном Комиссаре Внутренних Дел Союза ССР.
Прокурор (Воронов) 4 мая 1939 г. гор. Москва.
Особым Совещанием при НКВД СССР Михаил Петрович 14 мая 1939 г. был осужден на восемь лет ИТЛ. Наказание он отбывал сначала в Севжелдорлаге (Архангельская область) на общих работах, затем в Устьвымлаге (Коми АССР). Как только появилась возможность подать жалобу на несправедливость приговора и незаконные методы следствия, М. П. Карпов сразу же воспользовался ею. Так, 20 октября 1939 г. в заявлении в Президиум Верховного Совета СССР он писал:
Следователи УНКВД по Горьковской области Дымковский, Бренер и др., материалы, обвиняющие меня, добыли инквизиторским путем – путем боя кулаками, жгутами резины и др. орудиями издевательства и пыток, не приложив к делу материалы, документально доказывающие мою невиновность в предъявленных мне обвинениях.
Одно из подобных заявлений, написанных уже из Устьвымлага, М. П. Карпов адресует секретарю ЦК ВКП(б) Г. М. Маленкову. В нем Михаил Петрович говорит о том, как он еще задолго до 1937 г. разоблачал «врага народа» В. М. Примакова, а также о том, как его принуждали давать ложные показания на предварительном следствии.
…Этих документов, связанных с В. М. Примаковым:
а) исключение его (Примакова) из партии (1924 г.);
б) запрос о доверии Примакову у комиссара 13-го стрелкового корпуса Д. Д. Плау;
в) беседа М. П. Карпова с членом РВС Приволжского военного округа П. А. Смирновым о недоверии Примакову как троцкисту;
г) отзыв М. П. Карпова о В. М. Примакове и секретаре Свердловского обкома ВКП(б) И. Д. Кабакове (как о феодалах. — Н. Ч.) следствие не подняло, свидетелей не вызвало, очных ставок не дало, а приступило к иезуитским методам допроса на основе клеветнических показаний бывшего комиссара 56 сд Леднева И.И., которые сводятся к следующему:
“Комдив Карпов, тоже как Курдюмов В. (ныне генерал-лейтенант) и Букштынович состоял в заговоре и работал вредительскими методами, как и др. Кроме того, он работал на Урале и ЛВО под командованием Примакова и ездил с ним на эстонскую границу, исходя из этого он был под влиянием Примакова”.
С Примаковым я работал по приказу партии и командования, мою оценку ему знало начальство, политические и партийные органы армии…
Вместо того, чтобы поднять архивы, допросить свидетелей, следствие в лице быв. начальника Управления НКВД по Горьковской области Лаврушина, его заместителя Листенгурта, быв. начальника 5 отделения Спаринского, его зама Дымковского, следователей Бренера, Кузнецова и др. стали издеваться надо мною и бить смертельным боем в продолжении ряда месяцев (с промежутками), доводя меня до отчаянного состояния, больного, психически расстроенного, угрозы репрессировать семью, отбив почку, всего синего, на это есть свидетели, даже врачи. Начали требовать дачи показаний по предложенному расшифрованному вопроснику.
Я видел, если мне ничего не писать, я на допросах буду убит. Сначала решил покончить с собой, но, обдумав, что убитый или мертвый, я не сумею доказать свою невиновность перед ВКП(б) и Великим Сталиным, перерешил этот вопрос и под диктовку Бренера начал писать, но, учитывая, что мне надо писать то, что легко опровергнуть, я взял своим “вербовщиком” своего личного врага с 1927 г. (о чем могут подтвердить целый ряд свидетелей) Ефимова Н. А. (быв. начальника Артуправления РККА). Одновременно для того, чтобы в будущем доказать, что это была вынужденная выдумка, указал время и место “вербовки” – июль 1935 г., т. е. тот момент, когда я не был в Москве, а со всем вторым курсом Особого факультета находился в Крыму на полевой поездке, что подтверждает приказ Академии имени М. В. Фрунзе, а также поместил ряд моментов, известных мне из совещаний начсостава ЛВО и МВО методов вербовки, взяв за основу рассказ Дыбенко (командарм 2-го ранга, командующий войсками Ленинградского военного округа в 1937–1938 гг. – Н.Ч.) на совещании начсостава ЛВО о вербовке Угрюмова (комкор Л. Я. Угрюмов – заместитель начальника Управления боевой подготовки РККА. — Я.Ч.), а на самом деле с Ефимовым Н. А. я не разговаривал ни на какие темы и видел его только на официальных собраниях й на маневрах. То, что не нравилось следователю Бренеру, он заставлял меня переписывать под свою диктовку. То же делал Дымковский. Иногда мне удавалось при переписке взять другую бумагу по качеству или цвету. Если эти показания сохранились, по ним можно подтвердить вышеуказанное, писанное моей рукой.
Под свист палок следователь Бренер заставил меня написать, что несмотря на беседу со мною в ЦК ВКП(б) в декабре 1937 г., я оставался на своих “контрреволюционных позициях”. Я отказывался это писать, начался новый бой с приговоркой «бей зайца и он научится спички зажигать». Не вынося мучительную боль в почках, легких и солнечном сплетении, я подтвердил это требование.
На другой день написал обо всем прокурору и н(ачальни)ку Управления, что все это абсурд, выдумано под физическим воздействием и опровергается документами и фактами иного порядка, ответа я не получил и вскоре был отправлен в больницу тюрьмы № 1 в тяжелом состоянии.
Через семь месяцев из больницы вновь был вызван на допрос, где документально, фактами и цифрами доказал, что враги партии и их друзья, пролезшие в органы НКВД, оклеветали меня, ни в чем неповинного перед ВКП(б), перед страной и Великим Сталиным, но и на этот раз документы из архива следствие не взяло, к делу не приложило, свидетели опрошены не были, очной ставки ни с кем не дали. Вскоре вновь был отправлен в ту же больницу, где получил решение Особого Совещания НКВД СССР о заключении меня в ИТЛ сроком на 8 лет.
Вас, секретаря нашей Великой партии, прошу пересмотреть весь этот вопрос. В чем моя вина перед партией? В том, что по молодости лет 1 января 1918 г. на собрании в Управлении дежурного генерала Главковерха (б. Ставка), гор. Могилев я по несознательности похвастался, что был в 1909–1913 гг. эсером, об этом хвастовстве никому ничего не сказал, не сказал об этом и тогда, когда в декабре 1937 г. меня вызывал к себе в ЦК ВКП(б) в отдел кадров Скворцов, за это я могу нести любое наказание. Зачем меня ни в чем другом не виноватого перед ВКП(б), перед Великим Сталиным, бумажно сделали их врагом.
Всю свою сознательную жизнь, состоя в ВКП(б), я боролся со всеми врагами партии, за ее генеральную линию, за Ленина, за Сталина и сейчас, находясь вот уже скоро три года в тюрьме, в лагерях, я не был оппортунистом, не был и не буду врагом партии Ленина – Сталина, это подтвердит каждый даже относительно честный человек. Здесь я ненавижу всю эту сволочь и здесь веду с ними борьбу.
Поймите же наконец, что в течение трех лет страдает ни в чем неповинный перед партйей Ленина – Сталина, вечно ей преданный человек.
Бывш(ий) член ВКП(б) с мая 1918 г.
Карпов Михаил Петрович
Адрес мой:
Коми АССР, Усть-Вымьский район, село Межог.
почт. ящ. 219/4
Карпову Михаилу Петровичу 15 декабря 1940 г..
С началом Великой Отечественной войны М. П. Карпов неоднократно обращался и к лагерному начальству, и с заявлениями в Москву, чтобы его отправили на фронт для борьбы с немецко-фашистскими захватчиками. Но все было тщетно…
В 1942 г. по ходатайству руководства лагеря Особое Совещание при НКВД СССР за образцовую работу и примерное поведение снизило ему срок наказания на два года, и Михаил Петрович 14 февраля 1944 г. из лагеря был освобожден. В то время он находился на ст. Кожва в Коми АССР. Новые попытки М. П. Карпова добиться его отправки на фронт также оказались безуспешными. И он стал работать в Севжелдорлаге в качестве вольнонаемного. В 1946 г. Карпов уехал в г. Выборг, где работал начальником отдела капитального строительства мелькомбината. В последующем Михаил Петрович переехал в г. Тулу, где занимал должность главного инженера мелькомбината.
Реабилитирован М. П. Карпов определением Военной коллегии от 6 октября 1954 г.

 

Назад: СУДЬБЫ ГЕНЕРАЛЬСКИЕ
Дальше: «ОДИССЕЯ» КОМИССАРА