Мы, я и Хент, идем весь день, а вечером останавливаемся в маленькой гостинице, где нас ждет ужин: курица, рисовый пудинг, цветная капуста, макароны… Вокруг пусто, нет ни малейшего признака, что кто-то побывал здесь до нас, но огонь в очаге горит ярко, словно его только что разожгли, а ужин на плите еще горячий.

Хента все это сводит с ума, к тому же он никак не может прийти в себя из-за потери контакта с инфосферой. Я понимаю его. Для человека, родившегося и выросшего в мире, где информация всегда под рукой, а связь с кем и чем угодно – нечто само собой разумеющееся, где все расстояния сводятся к шагу через портал, вернуться вдруг к жизни предков – все равно что, проснувшись утром, неожиданно обнаружить, что ты ослеп и оглох. Обессиленный приступами ярости Хент к вечеру погрузился в мрачное молчание.

«Я нужен секретарю Сената!» – то и дело выкрикивал он днем.

«Моя информация нужна ей не меньше, – вежливо возражал я, – но тут уж ничего не поделаешь».

– Где мы? – в десятый раз спросил Хент.

Я уже рассказывал ему о копии Старой Земли, но на этот раз, как мне показалось, он имел в виду нечто иное.

– Наверное, в карантине, – сказал я наконец.

– Вот как? Но кто нас запрятал сюда? Техно-Центр?

– Могу только гадать.

– Как нам вернуться обратно?

– Не знаю. Как только они сочтут, что нас можно выпустить, появится портал.

Хент негромко выругался:

– Меня-то зачем в карантин?

Я пожал плечами. Может быть, из-за того, что он услышал часть моего рассказа на Пасеме, но я не был в этом уверен. Я вообще ни в чем не был уверен.

Дорога змейкой бежала между невысокими холмами, через луга и виноградники, и долины, за которыми синело море.

– Куда мы идем? – в который раз спросил Хент (незадолго до того, как мы увидели гостиницу).

– Все дороги ведут в Рим.

– Я не шучу, Северн.

– Я тоже, господин Хент.

Хент вдруг схватил камень с дороги и швырнул в кусты. Оттуда раздался крик дрозда.

– Вы бывали здесь раньше? – помолчав, спросил он прокурорским тоном, словно это я заманил его сюда. Хотя скорее всего он был прав.

– Нет, – ответил я. И чуть не добавил: «Зато бывал Китс». Мои трансплантированные воспоминания разрывают мне сердце его тоской и его предчувствием смерти. Так далеко от друзей, от Фанни, единственной и вечной возлюбленной.

– Вы уверены, что не можете подключиться к инфосфере? – снова спросил Хент.

– Абсолютно. – Ему и в голову не пришло спросить о мегасфере, и я промолчал. Не приведи, Господи, вновь попасть в мегасферу и потеряться в ней.

Перед заходом солнца мы увидели гостиницу, приютившуюся в небольшой долине. Из каменной трубы поднимался дымок.

За ужином, когда тьма подступила к окнам и только пламя очага да пара свечей на каминной доске освещали комнату, Хент сказал:

– Еще немного, и поверишь в привидения.

– Я верю в привидения, – ответил я.

Ночь. Я просыпаюсь от собственного кашля и чувствую холод – что-то течет по груди. Слышно, как Хент нащупывает и зажигает в темноте свечу. Скосив глаза, вижу, как кровь капает с груди на простыни.

– Боже мой, – выдыхает насмерть перепуганный Хент. – Что это? Кто это вас?

– Кровотечение, – шепчу я после того, как жесточайший приступ кашля в очередной раз сокращает мне жизнь и добавляет новые пятна крови. Пробую подняться, но бессильно роняю голову на подушку и жестом указываю на ночной столик, где уже приготовлены тазик с водой и полотенце.

– Ужас. Какой ужас! – бормочет Хент, разыскивая мой комлог, чтобы сделать анализы. Прибора нет. Днем, по дороге сюда, я выкинул его за ненадобностью.

Хент неловко надевает мне на запястье свой собственный. Датчики свидетельствуют, что положение критическое и необходимо срочное вмешательство медиков. Как и большинство людей его поколения, Хент никогда не сталкивался с болезнью или смертью – это дело профессионалов, отнюдь не предназначенное для чужих глаз.

– Не беспокойтесь, – шепчу я. Натиск кашля ослаб, но бессилие навалилось на меня каменным одеялом. Я снова тычу в полотенце, и Хент, намочив его в тазике, смывает кровь с моей груди и рук, а затем, усадив меня в единственное кресло, меняет окровавленные простыни.

– Вы что-нибудь понимаете? – спрашивает он с неподдельной тревогой.

– Да. – Я пытаюсь улыбнуться. – Принцип соответствия. Правдоподобие. Онтогенез повторяет филогенез.

– Что вы там лепечете! – в сердцах обрывает меня Хент, помогая улечься. – Чем вызвано кровотечение? Что я могу сделать для вас?

– Пожалуйста, дайте мне воды. – Я пью воду маленькими глотками, чувствуя, как в груди и горле все хрипит и клокочет, но ухитряюсь избежать очередного приступа кашля.

– Что все-таки происходит? – осторожно настаивает Хент.

Я говорю медленно, потихоньку нанизывая слова, будто пробираюсь по минному полю. Кашель не возвращается.

– Это так называемая чахотка. Или туберкулез. Судя по кровотечению, последняя стадия.

Лицо Хента становится белым как снег.

– Боже милостивый, Северн. Я никогда не слыхал о туберкулезе. – Он подносит к глазам руку, надеясь на память комлога, но его запястье пусто.

Я возвращаю ему прибор.

– Туберкулез – это забытая, старая болезнь. Его не было уже несколько веков. Но Джон Китс им болел. И умер от него. А тело этого кибрида принадлежит Китсу.

Хент вскакивает, порываясь бежать за помощью.

– Но теперь-то Техно-Центр позволит нам вернуться! Они не могут держать вас в этой дыре, без врачей и лекарств!

Я роняю голову на мягкие подушки, ощущая щекой перья под наволочкой.

– Может быть, именно поэтому меня здесь и держат. Выясним завтра, когда доберемся до Рима.

– Но вы не можете передвигаться!

– Посмотрим, – говорю я и закрываю глаза. – Посмотрим.

Утром возле гостиницы нас ожидает небольшая коляска – веттура. Лошадь, крупная серая кобыла, косится на нас и всхрапывает. Пар валит из ее ноздрей и облачком поднимается в прохладном утреннем воздухе.

– Что это еще за штука? – спрашивает Хент.

– Лошадь.

Хент с опаской протягивает руку к животному, словно от прикосновения оно лопнет, как мыльный пузырь. Кобыла преспокойно машет хвостом. Хент отдергивает руку.

– Лошади бог весть когда вымерли, – бормочет он. – Их потом ни разу не воссоздавали.

– Эта выглядит довольно реальной, – говорю я, с трудом усаживаясь на узкое сиденье.

Хент, озираясь по сторонам, устраивается рядом. Его длинные пальцы подрагивают от волнения.

– А кто ею управляет? – спрашивает он. – И как? Вожжей нет, кучера тоже.

– Посмотрим, может, она сама знает дорогу, – говорю я, и коляска тут же трогается с места. Она без рессор, и каждый камень или ухаб сопровождаются жуткой встряской.

– Что все это значит? Может быть, кто-то подшутил над нами? – вполголоса спрашивает Хент, обозревая безоблачное небо и далекие мирные поля.

Как можно тише и быстрее я кашляю в платок, который изготовил из полотенца, позаимствованного в гостинице.

– Возможно. Но разве жизнь наша – не шутка?

Хент пропускает мою софистику мимо ушей. Мы громыхаем дальше, вприпрыжку и враскачку двигаясь каждый к своему месту назначения и к своей судьбе.

– Где Хент и Северн?

Седептра Акази, молодая негритянка, вторая помощница Гладстон, наклонилась к самому ее уху, чтобы не мешать ходу военного совета:

– Пока никаких известий, госпожа секретарь.

– Невероятно. У Северна был маяк, а Ли отправился на Пасем почти час назад. Где их черти носят?

Акази бросила быстрый взгляд на факсблокнот, который положила на стол.

– Служба безопасности не может их обнаружить. Транспортная полиция – тоже. Регистратор нуль-канала зафиксировал, что они набрали код ТКЦ и вошли в портал. Но сюда не прибыли.

– Что?

– Таковы факты, госпожа секретарь.

– Я хочу переговорить с Альбедо или с кем-нибудь из Советников сразу после совещания.

– Будет исполнено.

Обе женщины вновь сосредоточились на происходящем. Оперативно-командный центр Дома Правительства был соединен прозрачными пятнадцатиметровыми порталами с Военным Кабинетом Олимпийской Школы и с самым большим залом для проведения сенатских брифингов. За счет этого три помещения слились в одну асимметричную конференц-пещеру, дальний конец которой благодаря голопроекторам Военного Кабинета казался уходящим в бесконечность. По стенам, куда ни глянь, скользили инфоколонки срочных сводок.

– Четыре минуты до пересечения лунной орбиты, – произнес адмирал Сингх.

– Они давно уже могли обработать Небесные Врата из своих дальнобойных энергопушек, – заметил генерал Морпурго. – Похоже, проявляют сдержанность.

– Не очень-то они сдерживались при встрече с нашими факельщиками, – возразил Гарион Персов, глава дипломатического ведомства. Военный совет был созван час назад, после того как импровизированная эскадра из дюжины факельщиков, вышедшая навстречу Рою, была полностью уничтожена. По мультилинии долетело лишь несколько кадров, изображавших скопление похожих на кометы искр с хвостами термоядерных выхлопов. Искр было великое множество.

– Это были военные корабли, – возразил Морпурго. – Мы уже несколько часов твердим на всех частотах, что отныне Небесные Врата – открытый мир. Можно надеяться на их сдержанность.

Вокруг повисли голографические виды Небесных Врат: притихшие улицы Центрального Отстойника, побережье (съемки с воздуха), серо-коричневый шар планеты, вечно укутанный облаками (съемки с орбиты), вычурный додекаэдр сферы сингулярности, связывающей воедино все порталы системы, а также изображения приближающегося Роя, полученные при помощи космических ультрафиолетовых, рентгеновских и обычных оптических телескопов. Но это уже не точки и не искры – до них меньше астроединицы. Запрокинув голову, Гладстон принялась разглядывать шлейфы, тянущиеся за военными кораблями Бродяг, их неуклюжие фермы в мерцающей кожуре силовых полей, их поселения-пузыри и замысловатые безгравитационные города – какие-то нечеловеческие, жуткие, а в голове билась одна-единственная мысль: «Что, если я ошибаюсь?»

Мало чем подкрепленное убеждение, что Бродяги пощадят открытые миры Гегемонии, дорого обойдется человечеству.

– Две минуты до вторжения, – сообщил Сингх бесстрастным голосом военнога.

– Адмирал, – обратилась к нему Гладстон, – обязательно ли уничтожать сферу сингулярности, как только Бродяги пересекут границу нашего «санитарного кордона»? Нельзя ли подождать еще несколько минут, чтобы выяснить их намерения?

– Это невозможно, госпожа секретарь, – твердо ответил адмирал. – Решетка нуль-канала должна быть уничтожена, как только они окажутся на дистанции удара.

– Но, помимо ваших факельщиков, можно воспользоваться внутрисистемной связью, ретрансляторами мультилинии и обычными минами замедленного действия. Верно?

– Да, это так, но до того, как Бродяги захватят систему, все порталы должны быть уничтожены. Запас прочности у нашей обороны невелик, и какие-либо отклонения от графика недопустимы.

Гладстон кивнула. Все правильно. Будь у них чуть побольше времени…

– Пятнадцать секунд до вторжения и ликвидации сферы, – объявил Сингх. – Десять… семь…

Внезапно изображения факельщиков и спутников-ретрансляторов ярко вспыхнули. Из фиолетового свечение стало красным, затем раскалилось до белого.

Гладстон вздрогнула:

– Взрыв сферы сингулярности?

Военные, посовещавшись, запросили дополнительную информацию, и на экранах появилось изображение.

– Нет, госпожа секретарь, – ответил Морпурго, всматриваясь в новую картинку. – Враг атакует факельщики. То, что вы видите, побочный эффект перегрузки их защитных полей. Они… а-ах!.. вот.

На центральном дисплее (трансляция, видимо, идет с низкоорбитального спутника) появилось увеличенное изображение додекаэдра, окружающего сферу сингулярности. Все тридцать тысяч квадратных метров его поверхности пока невредимы и лишь поблескивают в неласковых лучах солнца Небесных Врат. Внезапно блеск превращается в пламя, и ближайшая к камере грань сооружения, раскалившись добела, проваливается внутрь. Еще три секунды – и от додекаэдра не осталось и следа. Запертая в нем сингулярность, вырвавшись на свободу, немедленно поглотила самое себя и все остальное в радиусе шестисот километров.

В тот же миг исчезло большинство изображений и пропали почти все инфоколонки.

– Все нуль-каналы на Врата уничтожены, – сообщил Сингх. – Информация из системы транслируется только мультипередатчиками.

Военные облегченно вздохнули. Из уст многочисленных сенаторов и политических советников вырвалось что-то вроде стона: Небесные Врата только что вырезаны из тела Сети… Первая потеря таких масштабов за четыре с лишним века истории Гегемонии.

Гладстон повернулась к Седептре Акази.

– Сколько времени займет теперь дорога из Сети до Небесных Врат?

– Для спин-звездолетов – семь месяцев бортового времени, – отчеканила негритянка, не запрашивая комлог. – Запаздывание составит девять с небольшим лет.

Гладстон кивнула. Что ж, отныне Небесные Врата находятся в девяти годах полета от ближайшего мира Сети.

– А вот и наши факельщики, – произнес Сингх.

Изображение, пришедшее с одного из орбитальных сторожевиков, – компьютерная развертка высокоскоростной мультиграммы, раскрашенная в условные цвета, – то и дело подергивалось. Мозаичная картинка почему-то напомнила Гладстон немые фильмы древности. Но на экране не комедия с Чарли Чаплином. Два, пять, восемь ярких огней вспыхнули в звездном небе над диском планеты.

– Передачи с КГ «Ники Веймарт», КГ «Террапин», КГ «Корнет» и КГ «Эндрю Пол» прекращены, – сообщил Сингх.

Барбара Дэн-Гиддис подняла руку:

– А что другие четыре корабля, адмирал?

– Только названные мною были оснащены мультипередатчиками. Сторожевики подтверждают, что радио-, мазерная и широкополосная связь с остальными четырьмя факельщиками потеряна. Визуальные данные… – Сингх умолк и указал на изображение, транслируемое со сторожевика-автомата: восемь кругов света ярко вспыхнули, увеличились почти вдвое и тут же на глазах поблекли; а среди звезд кишмя кишели огненные змеи-шлейфы. Внезапно исчезла, словно ее выключили, и эта картинка.

– Теперь все орбитальные зонды и ретрансляторы мультилинии прекратили существование, – резюмировал Морпурго.

Он взмахнул рукой, и черная пустота сменилась изображением улиц Небесных Врат, над которыми нависала неизменная облачная пелена. Самолеты, летевшие над облаками, показывали небо, исчерканное следами выхлопов и трассами выстрелов.

– Сообщения со спутников подтверждают, что сфера сингулярности уничтожена, – сказал Сингх. – Передовые единицы Роя выходят на высокую орбиту вокруг Небесных Врат.

– Сколько человек там осталось? – спросила Гладстон, подавшись вперед и сцепив пальцы.

– Восемьдесят шесть тысяч семьсот восемьдесят девять, – ответил министр обороны Имото.

– Не считая двенадцати тысяч морских пехотинцев, переброшенных туда за последние два часа, – вполголоса добавил генерал Ван Зейдт.

Имото кивком подтвердил слова генерала.

Гладстон поблагодарила их и снова переключила внимание на голограммы. Плавающие над головой инфоколонки и их резюме на факсблокнотах, комлогах и настольных панелях содержали массу информации – количество единиц Роя, вошедших в систему на данный момент, число и типы кораблей на орбите, ожидаемые траектории торможения и временные графики, энергетические спектры и перехваты вражеских передач, – но Гладстон интересовало другое: она была поглощена скучноватой трансляцией по мультилинии с самолетов и поверхности планеты: звезды, облака, улицы, вид с высоты Аэростанции на столичный Променад. Всего двенадцать часов назад она стояла на его плитах. На Небесных Вратах тогда была ночь. Гигантские конские папоротники беззвучно шевелились под легким бризом с залива.

– Мне кажется, они вступят в переговоры, – заговорила сенатор Ришо. – Сначала поставят нас перед свершившимся фактом – захватом девяти миров, а затем начнут переговоры с учетом нового соотношения сил. Таким образом, если даже обе волны вторжения добьются успеха, мы потеряем всего двадцать пять миров из почти двухсот миров Сети и Протектората.

– Вы правы, – отозвался глава дипведомства Персов, – но не следует забывать, сенатор, что в число этих двадцати пяти входят миры первостепенной важности. Например, вот этот. По графику Бродяг какие-то двести тридцать пять часов отделяют ТКЦ от Небесных Врат.

Сенатор Ришо в упор посмотрела на Персова.

– Разумеется, – холодно ответила она. – Я имела в виду только то, что Бродяги вряд ли стремятся завоевать всю Сеть целиком. Не так они глупы. Кроме того, ВКС не допустят глубокого проникновения второй волны. Поэтому так называемое нашествие – прелюдия к переговорам.

– Возможно, – вмешался Ронквист, сенатор от Нордхольма, – но предмет переговоров, полагаю, будет зависеть от…

– Подождите, – перебила его Гладстон.

Инфоколонки свидетельствовали, что уже более ста военных кораблей Бродяг вышли на орбиту вокруг Небесных Врат. Войска на планете получили указание не открывать огня первыми. На тридцати с лишним картинках, поступающих по мультилинии в Военный Кабинет, – никаких признаков активных действий. Внезапно облачная пелена над Центральным Отстойником загорелась, будто подсвеченная гигантским прожектором. В следующую секунду десять широких лучей когерентного света принялись хлестать по заливу и городу, отчего сходство с иллюминацией стало еще более полным. Гладстон показалось, что поверхность планеты и облачный потолок соединили мгновенно выросшие исполинские белые колонны.

Но иллюзия исчезла так же внезапно, как и возникла: основание каждой из световых колонн взорвалось огненно-алым фонтаном пламени и обломков. Вода в заливе закипела, и огромные гейзеры ослепили объективы ближайших камер. С аэростанции было видно, как один за другим загораются старинные особняки, словно сквозь них несется огненный смерч. Знаменитые на всю Сеть сады и лужайки Променада обратились в море пламени. В воздух взметнулись тучи грунта и щепок, будто землю вспорол исполинский плуг. Двухсотлетние конские папоротники ломались под напором урагана, как соломинки, и буквально испарялись, пожранные огнем.

– Лазерные орудия факельщика класса «Джокер», – медленно произнес адмирал Сингх. – Или его Бродяжьего эквивалента.

Город горел, взрывался, дробился в щебень под смертоносной тяжестью световых колонн. Трансляция не сопровождалась звуком, но Гладстон казалось, что она слышит крики.

Одна за другой выходили из строя камеры на поверхности планеты. Вид с Аэростанции исчез, отсалютовав белой вспышкой. Самолетные камеры давно прекратили существование. Два десятка других экранов, еще получавших изображения, начали мигать и слепнуть. Один из них залило ослепительное рубиновое зарево, после чего все присутствующие принялись тереть глаза.

– Плазменный взрыв, – тихо сказал генерал Ван Зейдт. – Мегатонного эквивалента.

Там, на северном берегу Внутреннего Канала, располагался оборонительный комплекс морских пехотинцев ВКС.

Последние изображения исчезли все разом. Связь с планетой оборвалась. Светильники в зале загорелись ярче, чтобы разогнать тьму, сгустившуюся столь внезапно, что перехватило дух.

– Основной мультипередатчик вышел из строя, – бесстрастно резюмировал генерал Морпурго. – Он находился на главной базе ВКС вблизи Высоких Врат. Под самым надежным силовым полем, скалой пятидесятиметровой толщины и десятиметровым щитом из армированного сталлоя.

– Кумулятивные ядерные заряды? – спросила Барбара Дэн-Гиддис.

– Как минимум, – ответил Морпурго.

Поднялся сенатор Колчев, громоздкий и сильный, словно медведь:

– Хватит! Это вам не спектакль. Бродяги только что обратили в груду пепла один из миров Сети. Идет война на уничтожение. Тотальная война. На карту поставлено само существование нашей цивилизации. Что будем делать?

Все взоры обратились к Мейне Гладстон.

Вытащив оглушенного Тео Лейна из разбитого скиммера, Консул взвалил его на плечи и побрел к деревьям на набережной. С трудом преодолев пятьдесят метров, он как подкошенный рухнул на траву. Скиммер не загорелся, но, судя по его покореженному фюзеляжу, летать ему больше не суждено. Металлические обломки и куски пластмассы усеяли набережную и пустынный проспект.

Город был охвачен огнем. Дым мешал выяснить, что творится за рекой, но при взгляде на эту часть Джектауна казалось, будто пылают сразу несколько чудовищных погребальных костров. Толстые столбы черного дыма поднимались к низким облакам. Боевые лазеры и ракеты неумолимо резали и кроили туман, порой ставя точку взрывом – когда им попадался штурмовик, параплан или пузырь тормозного поля. Но все новые и новые единицы десанта вылетали из облаков и кружили над городом, как солома над свежеубранным полем.

– Тео, ты в порядке?

Генерал-губернатор утвердительно кивнул и хотел поправить очки у себя, но, обнаружив, что они исчезли, он смущенно отдернул руку и озадаченно уставился на окровавленные пальцы.

– Кажется, ударился головой, – заплетающимся языком произнес он.

– Нужен твой комлог, – сказал Консул. – Надо вызвать сюда кого-нибудь, чтобы нас подобрали.

Тео поднял руку и, хмурясь, осмотрел запястье.

– Исчез, – пробормотал он. – Пойду поищу в скиммере.

Консул удержал его. Они находились под прикрытием деревьев, но скиммер торчал у всех на виду, да и сама их посадка вряд ли прошла незамеченной. В нескольких метрах от земли Консул увидел на соседней улице нескольких солдат в панцирях. Это могли быть ополченцы, Бродяги или даже морские пехотинцы Гегемонии, но, к сожалению, и те, и другие, и третьи склонны сначала стрелять, а потом думать.

– Туда нельзя, – сказал он. – Разыщем какой-нибудь фон. – Он огляделся и тут же узнал этот район.

В нескольких сотнях метрах от них высился заброшенный старинный собор, вернее, то, что от него осталось. Кое-где река подмыла берег, и развалины буквально сползли в воду.

– Я знаю, где мы, – оживился Консул. – Всего в квартале или двух от «Цицерона». Пошли. – Он забросил руку Тео себе на шею, помогая раненому подняться.

– «Цицерон», вот здорово, – прошептал Тео. – Глоток не повредил бы.

Треск винтовок и ответное шипение лучеметов донеслись с соседней улицы – той, что южнее. Консул почти взвалил Тео на себя и, согнувшись в три погибели, побрел по узкой набережной к «Цицерону».

– Проклятие! – выругался Консул.

«Цицерон» горел. Старая гостиница с баром – ровесница Джектауна – уже потеряла три из четырех зданий. Несколько завсегдатаев с ведрами в руках пытались спасти последнее.

– А вот и Стен. – Консул указал на массивную фигуру Стена Левицкого в начале цепочки и усадил Тео под вязом на обочине. – Как голова?

– Болит.

– Сейчас приведу кого-нибудь.

Стен Левицкий уставился на Консула так, словно перед ним появился призрак. По черному от сажи лицу великана катились слезы, а в широко раскрытых глазах застыли ужас и недоумение. Для шести поколений семьи Левицких «Цицерон» был не просто домом. Он был их жизнью. Начал накрапывать дождь, и пожар как будто пошел на убыль. Рядом кто-то предостерегающе крикнул – несколько балок прогоревшей части гостиницы рухнули на головешки первого этажа.

– Господи Боже, ее больше нет, – пробормотал Левицкий. – Видели? Пристройка дедушки Джири! Нет ее больше.

Консул схватил великана за руку.

– Стен, нам нужна помощь. Там Тео. Скиммер разбился. Мы должны добраться до космопорта… позвонить по твоему фону. Это очень важно, Стен. Пожалуйста.

Левицкий помотал головой.

– Фон сгорел. Каналы комлога забиты. Война проклятая. – Он указал на выгоревшую часть старой гостиницы. – Все пошло прахом. Все.

Консул в бессильном гневе сжал кулаки. Вокруг толпились люди, но он никого не знал. Хоть бы один знакомый из ВКС или ССО!

– Я могу помочь. У меня есть скиммер, – негромко сказал кто-то у него за спиной.

Резко обернувшись, Консул увидел человека лет шестидесяти или чуть старше. Его красивое лицо было черно от копоти, вьющиеся волосы слиплись от пота.

– Отлично, – обрадовался Консул. – Буду весьма признателен. – Он прищурился. – Я вас знаю?

– Доктор Мелио Арундес, – представился мужчина и бросился к Тео.

– Арундес, – на бегу повторил Консул, стараясь не отставать. Это имя было ему знакомо. Бесспорно знакомо. И тут до него дошло: – Боже мой, Арундес! Друг Рахили Вайнтрауб!

– Собственно, я был ее научным руководителем, – отозвался Арундес. – Я и вас знаю: вы отправились в паломничество вместе с Солом. – Они остановились возле Тео. – Мой скиммер вон там, – показал Арундес.

Под деревьями стоял небольшой двухместный «Виккен-Зефир».

– Отлично! Отвезем Тео в госпиталь, а затем – в космопорт. Мне совершенно необходимо попасть туда.

– С госпиталем ничего не получится: переполнен, – сказал Арундес. – Но если хотите попасть на свой корабль, я посоветовал бы вам взять генерал-губернатора с собой и воспользоваться бортовой операционной.

Консул растерялся:

– Откуда вам известно о моем корабле?

Арундес распахнул дверцы и помог усадить Тео на узкую скамейку в хвосте, позади двух контурных кресел.

– Чего только я не узнал о вас и других паломниках, пока добивался разрешения отправиться в Долину Гробниц! Вы не представляете, как я терзался, услышав, что «Бенарес» уже в пути. – Арундес перевел дух и замолк. Потом поднял глаза на Консула: – Рахиль… жива?

Когда она была взрослой женщиной, они любили друг друга, вспомнил Консул.

– Не знаю, – честно ответил он. – Вот почему мне нужно поскорее вернуться туда – чтобы помочь ей, если еще не поздно.

Мелио Арундес кивнул и занял водительское место, жестом приглашая Консула сесть рядом.

– Попытаемся добраться до космопорта. Хотя там сейчас такое творится!

Консул тяжело опустился в кресло и поморщился от боли, когда на его избитое тело опустились противоперегрузочные пояса.

– Необходимо доставить Тео… генерал-губернатора… в консульство, или резиденцию правительства, или как там оно теперь называется.

Арундес покачал головой и включил ускорители:

– Консульства больше нет. В новостях передали – уничтожено случайной ракетой. А все официальные лица и чиновники Гегемонии еще до того, как ваш друг отправился вас искать, отбыли в космопорт. Эвакуироваться.

Консул оглянулся на Тео Лейна и негромко сказал:

– Давайте.

Над рекой скиммер попал под обстрел, но пули от корпуса отскакивали, а случайный энерголуч прошел ниже, взметнув вверх десятиметровый столб пара. Арундес орудовал рулем, как сумасшедший: вилял, закладывал виражи, пикировал, делал свечи, а иногда вращал скиммер вокруг оси, как доску на волне. Кресло амортизировало толчки, но Консула все равно замутило. Голова Тео безжизненно болталась из стороны в сторону – он уже давно потерял сознание.

– В центре неладно! – Арундес старался перекричать ревущие двигатели. – Я полечу вдоль старого виадука до шоссе, потом на бреющем срежу над пустырями. – Они сделали пируэт над горящим зданием, в котором Консул узнал дом, где когда-то жил.

– Шоссе на космопорт открыто?

Арундес покачал головой.

– Не знаю. Но, думаю, не стоит рисковать. Последние полчаса над ним кружат парапланы.

– Бродяги пытаются разрушить город?

– Вряд ли. Они могли бы без всяких хлопот сделать это с орбиты. По-моему, они просто хотят окружить столицу. Основные силы десанта садятся минимум в десяти километрах от ее границ.

– Кто же им теперь противостоит? Силы самообороны?

Арундес рассмеялся, и на его закопченном лице сверкнули крепкие белые зубы.

– Эти теперь на полпути к Эндимиону и Порт-Романтику… Хотя четверть часа назад, до того, как каналы забило, сообщили, что и тот и другой атакованы. То, что вы видите, – работа нескольких десятков морских пехотинцев, оставленных оборонять город и космопорт.

– Значит, Бродяги не разрушили космопорт? И даже не захватили?

– Пока нет. По крайней мере за последние несколько минут. Сейчас сами все увидим. Держитесь!

Десятикилометровое путешествие до космопорта по специальному шоссе или по воздушному коридору над ним обычно занимало считанные минуты, но Арундес, прижав скиммер к земле, полетел в обход. Они то набирали высоту, то снижались, ныряли в долины, лавировали между холмами и деревьями. Консулу стало казаться, что этому изматывающему кроссу не будет конца. Он едва успевал поворачиваться, чтобы уследить за происходящим на склонах холмов и в горящих лагерях беженцев. При виде скиммера люди разбегались кто куда, прячась за валунами и в кустах, прикрывая руками голову. Внизу мелькнул взвод морских пехотинцев ВКС, окопавшийся на вершине холма. К счастью, внимание солдат было сконцентрировано на соседнем холме, с которого летели копья лазерных очередей. Арундес резко увел машину влево и только нырнул в узкий овраг, как верхушки деревьев на его краю взметнулись в воздух, словно срезанные гигантскими ножницами.

Наконец они перевалили через последнюю гряду холмов, и впереди показались западные ворота космопорта. Вдоль периметра горели синие и фиолетовые стены силовых и заградительных полей. До космопорта оставался почти километр, когда с земли поднялся яркий лазерный луч, поймал их, и голос в наушниках рявкнул:

– Неопознанный скиммер, немедленно сядьте или будете сбиты.

Арундес подчинился.

Деревья в десяти метрах от скиммера замерцали каким-то призрачным светом, и машину тут же окружили призраки в хамелеоновых скафандрах. Арундес открыл двери, и они с Консулом оказались под прицелом десантных винтовок.

– Покиньте скиммер, – скомандовал загробный голос из камуфляжного сияния.

– С нами генерал-губернатор, – заявил Консул. – Нам абсолютно необходимо попасть в космопорт.

– Хватит рассказывать сказки! – у говорившего был явный акцент уроженца Сети. – Выходите!

Консул и Арундес поспешно расстегнули амортизаторы своих кресел и уже начали выбираться наружу, когда с задней скамейки донесся слабый голос:

– Лейтенант Мюллер, это вы?

– Э-э… так точно, сэр.

– Вы узнаете меня, лейтенант?

Мерцающий сгусток погас, и перед скиммером материализовался статный морской пехотинец в полной боевой экипировке. Его лицо скрывало черное забрало, но, судя по голосу, он был совсем молод.

– Так точно, сэр… господин губернатор. Простите, не сразу узнал вас. Вы ранены, сэр!

– Я знаю, что ранен, лейтенант. Потому эти господа и сопровождают меня. Разве вы не узнаете бывшего Консула Гегемонии на Гиперионе?

– Простите, сэр. – Лейтенант жестом приказал своим людям ретироваться. – База закрыта.

– Конечно, закрыта, – процедил Тео сквозь зубы. – Я сам подписывал приказ. Но при этом я разрешил эвакуацию административного персонала Гегемонии. Вы ведь пропустили их скиммеры, лейтенант Мюллер?

Рука в бронеперчатке невольно поднялась, чтобы почесать закрытый шлемом затылок.

– Так точно, сэр, пропустил. Но, сэр, это было час назад. Корабли с эвакуированными отбыли и…

– Ради Бога, Мюллер, воспользуйтесь своим тактическим имплантом и запросите полковника Герасимова…

– Полковник убит, сэр. Восточный участок периметра атаковал катер противника и…

– Тогда свяжитесь с капитаном Льювеллином, – приказал Тео и, побледнев, вцепился в спинку кресла Консула, чтобы не упасть.

– Но… видите ли, сэр, оперканалы не действуют. Бродяги глушат широкополоску с помощью…

– Лейтенант, – Консул ушам своим не поверил, так грубо и хрипло звучал голос Тео, – вы опознали меня и проверили мой имплант. Пропустите нас на поле – или расстреляйте!

Морской пехотинец оглянулся на аллею, словно раздумывая, не отдать ли своим людям приказ «Пли!»

– Но ведь все корабли ушли, сэр!

Тео через силу кивнул. Кровь у него на лбу высохла и запеклась, но из волос показалась свежая струйка.

– Задержанный корабль все еще в девятой шахте?

– Так точно, сэр. – Мюллер вытянулся в струнку. – Но это гражданский корабль, и ему не пробиться через кордон Бродяг…

Тео, не слушая больше, сделал Арундесу знак лететь дальше. Периметр космопорта стремительно приближался. Консул, вспомнив о минных заграждениях, оглянулся и увидел, как лейтенант поднял руку. Фиолетовые и синие энергостены послушно расступились перед скиммером. Никто не стрелял. Через полминуты они уже скользили над летным полем. У северной ограды догорало что-то объемистое. Слева сгрудились военные трейлеры и командные модули, вплавленные в застывшее пластмассовое озеро.

Там были люди, подумал Консул, и его снова замутило.

Пусковой шахты номер семь больше не существовало – десятисантиметровые стены из армированного углепласта обрушились внутрь, словно картонные. Пусковая шахта номер восемь горела белым пламенем – тут не обошлось без плазменных гранат. Пусковая шахта номер девять была цела и невредима. Нос корабля Консула чуть виднелся сквозь мерцание силового поля третьего класса.

– Арест снят? – спросил Консул.

– Да. Гладстон санкционировала снятие заград-купола, – прохрипел Тео. – А это обычное защитное поле. Его можно отключить простой командой.

В тот самый момент, когда вспыхнули красные огоньки аварийной сигнализации и механические голоса принялись перечислять неисправности, машина опустилась на бетонные плиты поля. Консул и Арундес помогли Тео выбраться из скиммера и на минуту остановились у борта крошечной машины. Кожух двигателя прочертили вмятины от пуль, в фюзеляже зияли пробоины, а обтекатель кое-где сплавился от перегрузок.

Мелио Арундес погладил обшивку скиммера, и они потащили Тео к дверям шахты и ожидающему их трапу.

– Боже мой! – изумился доктор Арундес. – Какое чудо. Я впервые на борту частного звездолета.

– В Сети не наберется и полусотни кораблей такого класса. – Консул прикрыл рот и нос Тео осмотической маской и осторожно погрузил его рыжую голову в реанимационную камеру с питательным раствором. – Правда, стоит он недешево – несколько сотен миллионов марок. Видите ли, промышленным магнатам и высоким особам Окраины невыгодно использовать военные корабли в тех редких случаях, когда им приходится совершать межзвездные перелеты. – Консул закрыл бак и пошептался с автоматом-диагностом. – Отлично. За Тео можно не беспокоиться.

Мелио Арундес, стоя возле старинного «Стейнвея», зачарованно водил пальцем по золоченой крышке рояля. Затем выглянул наружу через прозрачную часть корпуса над втянутым балконом и озабоченно произнес:

– У главных ворот стреляют. Пора стартовать.

– Как раз этим я и занимаюсь, – ответил Консул, жестом приглашая Арундеса занять место на диване, опоясывающем проекционную нишу.

Опустившись на мягкие подушки, археолог огляделся:

– Разве здесь нет… э-э… органов управления?

Консул улыбнулся.

– Что вы предпочитаете? Капитанский мостик? Пульт? Может, штурвал? Корабль!

– Да, – раздался из ниоткуда негромкий голос.

– Разрешение на взлет получено?

– Да.

– Силовое поле снято?

– Это было наше поле. Я убрал его.

– Хорошо, тогда удираем отсюда во все лопатки. Тебе не надо напоминать, что мы в самом пекле?

– Нет. Я слежу за развитием событий. Последние звездолеты ВКС покидают систему Гипериона. Морские пехотинцы брошены на произвол судьбы, и…

– Анализ оперативной обстановки подождет, – остановил его Консул. – Курс на Долину Гробниц Времени. Вытаскивай нас отсюда.

– Слушаюсь, сэр, – отозвался корабль. – Хочу лишь обратить ваше внимание на тот факт, что силам, обороняющим космопорт, не продержаться больше часа.

– Принял к сведению, – сердито ответил Консул. – Теперь – взлет.

– Сначала я должен ознакомить вас с мультиграммой. Сообщение получено сегодня днем в 1622:38:14 по стандартному времени Сети.

– Стоп! – крикнул Консул, замораживая голограмму в процессе возникновения, и половина лица Мейны Гладстон повисла в воздухе. – Тебе приказали показать это перед взлетом? Чьи команды ты исполняешь?

– Секретаря Сената, сэр. Госпожа Гладстон полностью приостановила функционирование моих систем пять суток тому назад. Просмотр этой мультиграммы – последнее условие…

– Так вот почему ты не подчинился моим приказам из Долины, – догадался Консул.

– Да, – спокойно ответил корабль. – Я собирался сказать, что после показа мультиграммы управление мною перейдет к вам.

– И тогда ты будешь выполнять все мои приказы?

– Да.

– Доставишь нас, куда я прикажу?

– Да.

– Никаких скрытых запретов?

– Никаких, насколько мне известно.

– Ставь свое послание, – приказал Консул.

Линкольновское лицо Мейны Гладстон закачалось посреди проекционной ниши в облаке пятен и искр, непременно сопровождающих мультипередачи.

– Рада узнать, что вы вернулись живым и невредимым из путешествия к Гробницам Времени, – сказала она Консулу. – Теперь прошу вас вступить в переговоры с Бродягами и только после этого вернуться в Долину.

Скрестив руки на фуди, Консул уставился на Гладстон. Солнце садилось. Считанные минуты отделяли Рахиль Вайнтрауб от небытия. Еще немного, и младенец, издав свой первый и последний крик, исчезнет.

– Понимаю, как важно для вас немедленно вернуться к друзьям, – продолжала Гладстон, – но ребенку вы ничем не поможете… Эксперты Сети заверили нас, что ни криогенный сон, ни фуга не смогут остановить развитие болезни Мерлина. Солу это известно.

Сидевший напротив Арундес тихо заметил:

– Это правда. Они экспериментировали не один год. Фуга убьет ее.

– …вы можете искупить свою вину перед миллиардами жителей Сети… – говорила тем временем Гладстон.

Консул наклонился к голограмме и подпер подбородок кулаком. Его буквально оглушил стук собственного сердца.

– Я знала, что вы откроете Гробницы Времени, – продолжала Гладстон. Ее печальные карие глаза смотрели прямо на Консула, будто видели его насквозь. – Прогнозисты Техно-Центра доказали, что ваша верность Мауи-Обетованной, верность памяти деда и бабушки пересилит все остальное. Пришла пора открыть Гробницы Времени, но только вы способны были включить устройство Бродяг, прежде чем они сами на это решатся.

– Все, сыт по горло, – сдавленным голосом произнес Консул и встал, отвернувшись от проекции. – Выключи сообщение, – приказал он кораблю, зная наперед, что тот не подчинится.

Мелио Арундес, шагнув сквозь проекцию, схватил Консула за руку своими сильными пальцами:

– Выслушайте ее. Пожалуйста.

Консул отрицательно покачал головой, но в нише остался.

– Случилось самое худшее, – сказала Гладстон. – Бродяги вторглись в Сеть. Небесные Врата в огне. Меньше чем через час волна уничтожения захлестнет Рощу Богов. Вы должны встретиться с Бродягами в системе Гипериона и вступить с ними в переговоры. Используйте все ваше мастерство и склоните их к диалогу с нами. Бродяги не отвечают на наши обращения по мультилинии и радио, но мы предупредили их о вашей миссии. Мне кажется, они вам по-прежнему доверяют.

У Консула вырвался стон. Он отвернулся, избегая сурового взгляда Гладстон, и ударил кулаком по крышке рояля.

– Дорогой Консул, счет пошел на минуты. Прошу вас, разыщите сначала Бродяг. А потом можете вернуться в Долину, если сочтете нужным. Кому, как не вам, знать, что несет с собой война. Если мы не сумеем напрямую связаться с Бродягами, погибнут миллионы. Решение принимать вам, но помните – это последний шанс добраться до истины и сохранить мир. Не отказывайтесь от него! Я свяжусь с вами по мультилинии, когда вы достигнете Роя…

Изображение Гладстон задрожало, потускнело и исчезло.

– Отвечать? – спросил корабль.

– Нет. – Консул мерил шагами пространство между «Стейнвеем» и проекционной нишей.

– За последние двести лет ни одному кораблю или скиммеру не удалось совершить посадку в Долине, не лишившись при этом экипажа, – вполголоса произнес Мелио Арундес. – Гладстон, видимо, известно, как опасен ваш план. Вряд ли, вернувшись в Долину, вы увильнете от Шрайка и доживете до встречи с Бродягами.

– Теперь там все по-другому, – бросил Консул, не глядя на археолога. – Приливы времени взбесились. Шрайк разгуливает, где ему заблагорассудится. Возможно, все эти странности с исчезновением экипажей тоже отошли в прошлое.

– А может, и нет. Корабль благополучно сядет в Долине, а нас на борту не будет, – возразил Арундес.

– Проклятие! – воскликнул Консул, резко обернувшись. – Вы же знали, чем рискуете, когда присоединились ко мне!

Археолог покачал головой.

– Вы неправильно меня поняли. Мне наплевать на опасность, если есть шанс помочь Рахили… Хотя бы увидеть ее напоследок. Но вы – дело другое. От вас, возможно, зависит судьба человечества.

Консул сжал кулаки и, словно зверь в клетке, заметался по кают-компании.

– Сколько можно лгать! Я уже был пешкой в игре Гладстон. Она использовала меня… цинично… расчетливо. Послушайте, Арундес, я убил четырех ни в чем не повинных Бродяг, перестрелял одного за другим, чтобы включить их проклятую машину. Думаете, они встретят меня с распростертыми объятиями?

Темные внимательные глаза археолога были устремлены на Консула:

– А Гладстон уверена, что вам удастся найти с ними общий язык.

– Кто знает, что мне удастся, а что не удастся? И о чем на самом деле думает Гладстон? Гегемония и ее взаимоотношения с Бродягами меня больше не интересуют. Поймите вы это наконец! Все, что я могу сказать и тем, и другим: «Чума на оба ваших дома!»

– И вас не трогает судьба человечества?

– Я не имею чести быть знакомым с человечеством, – помолчав, сказал Консул. – Я знаю Сола Вайнтрауба. Рахиль. Женщину по имени Ламия Брон, которая сейчас при смерти. Отца Поля Дюре. И Федмана Кассада. И…

Его прервал спокойный, ясный голос корабля:

– Северный оборонительный рубеж космопорта прорван. Приступаю к заключительным предстартовым операциям. Пожалуйста, займите свои места.

Консул с трудом побрел к проекционной нише. Внутреннее силовое поле, включенное кораблем, резко увеличило свой вертикальный градиент, прижимая предметы к положенным им местам и защищая пассажиров куда надежнее, чем любые ремни или амортизаторы. В космосе его давление хотя и ослабнет, но сохранится, заменяя гравитацию.

В голонише появился столб тумана, а в нем – изображение окрестностей. Шахта и космопорт, быстро уменьшаясь, исчезли внизу, после чего линия горизонта и далекие горы подпрыгнули и закачались – корабль уворачивался от зенитных ракет. Несколько лучевых пушек попытались взять их в клещи, но внешние поля легко отразили атаку. Горизонт вдруг резко отдалился и выгнулся, а лазурное небо потемнело и через несколько секунд обернулось черной космической ночью.

– Место назначения? – спросил корабль.

Консул закрыл глаза. За его спиной зазвенели колокольчики, сигнализируя, что Тео Лейна пора перенести из реанимационной камеры в хирургический блок.

– Сколько времени осталось до встречи с флотом Бродяг? – спросил Консул.

– Тридцать минут до Роя как такового, – ответил корабль.

– А когда мы войдем в зону поражения?

– Они уже взяли нас на прицел.

Лицо Мелио Арундеса оставалось невозмутимым, но пальцы, сжимавшие подлокотник, побелели от напряжения.

– Хорошо, – сказал Консул. – Направляйся к Рою. Избегай кораблей Гегемонии. Сообщай по всем каналам, что мы – безоружный дипломатический корабль, испрашивающий согласия вступить в переговоры.

– Это послание, санкционированное секретарем Сената, передается по мультилинии и на всех частотах.

– Отлично, – упавшим голосом произнес Консул и указал на комлог Арундеса. – Который час?

– Шесть минут до рождения Рахили.

Консул откинулся на спинку дивана, прикрыв глаза.

– Ваш долгий путь никуда не привел, доктор!

Археолог встал и, освоившись с искусственной гравитацией, медленно направился к роялю. Постояв несколько минут на месте, он выглянул в иллюминатор, за которым в бархатно-черном небе сиял лазурный полумесяц стремительно удаляющейся планеты.

– Посмотрим, – прошептал он. – Посмотрим.