Книга: Штрафбат. Миссия невыполнима
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 20

Глава 19

Последующие шесть дней Борис Нефёдов с группой из шести проверенных лётчиков выполнял особо важное задание главного штаба. По данным агентурной разведки, несколько командиров крупных повстанческих группировок на секретной встрече договорились о совместных действиях против правительственных сил. Теперь они накапливали силы для решающего броска на Морганбург. Впервые за всё время гражданской войны вожаки самых сильных противоборствующих кланов создавали единый войсковой кулак. Ненависть к режиму Арройи пересилила личные амбиции каждого из них. Похоже, многолетняя гражданская война входила в свою завершающую стадию.
Необходимо было срочно выяснить, где происходит скрытое сосредоточение ударной группировки противника и откуда на столицу покатится смертоносная волна. Это дело было поручено лучшим лётчикам легиона.
Была срочно сформирована особая разведывательная авиагруппа, которая оснащалась самым современным оборудованием, получаемым от американцев. Группе были преданы самые лучшие самолёты, на которые были спешно установлены фотоаппараты с 300-мм линзой. Такие камеры как нельзя лучше подходили для плановой и перспективной съёмки с малых высот.
Борис назвал свою новую команду Truffle Snuffers – «Специалисты по вынюхиванию трюфелей». Как особым образом надрессированные свиньи, вынюхивающие дорогие деликатесные грибы, они искали партизанские базы. Боевым знаком группы стала летучая мышь. Это был лучший символ для ночных разведчиков и охотников, ибо эти зверьки с помощью своего эхолокатора видят жертву и хищника за десятки километров в полной темноте. Так и пилоты спецкоманды с помощью специальных подвесных контейнеров с тепловизионной аппаратурой и лазерными целеуказателями выслеживали противника ночью под покровом джунглей. Ночная разведка над партизанскими тропами требовала полётов на малой высоте и использования фотовспышки, что было крайне опасным занятием. Когда самолёт с работающими в приглушенном режиме двигателями проносился над самыми верхушками деревьев, его пилот ещё мог надеяться сохранить инкогнито. Но стоило пространству внизу озариться мощной вспышкой, как запечатлённые на плёнку против своего желания лесные солдаты без всякого приказа начинали палить из всех стволов по крылатому фотографу. При выполнении фотосъёмки группа потеряла два самолёта.
Затем Борис и его люди получили приказ начать ночные удары по противнику, чтобы замедлить его приготовления к наступлению. Небольшая эскадрилья тем не менее быстро стала для партизан ночным кошмаром. Все самолёты получили мощное дополнительное вооружение. Внезапно появляясь над скрытым в густой чаще вражеским лагерем, экипажи штурмовиков сбрасывали на парашютах осветительные ракеты и врубали мощные поисковые прожекторы. Для только что чувствовавших себя в относительной безопасности солдат врага начинался сущий кошмар. Пронзительный свет слепил им глаза, вокруг свистели пули и рвались бомбы и снаряды. Под устрашающий рёв сирен воздушные канонерки буквально выкашивали джунгли из своих пушечно-пулемётных батарей. Последним аккордом драмы обычно становился массированный залп ракет и сброс напалмовых контейнеров. Эти рейды оказались столь результативными, что Хан предложил Нефёдову переименовать своё подразделение в Banshee (баншьи). Так в кельтской мифологии называют плакальщиц, вопли которых предвещают смерть всем, кто их услышит…

 

Во время одного из разведывательных полётов Пану Поручику удалось осуществить радиоперехват важной информации: руководство соседней страны, находящейся в состоянии необъявленной войны с режимом Моргана Арройи, планирует в день начала решающего наступления повстанцев поддержать их авиацией. Эта новость произвела эффект разорвавшейся бомбы в штабе правительственных вооружённых сил. Генералы были в панике. Президент срочно созвал экстренное совещание со своими военными, на котором обсуждалась создавшаяся критическая ситуация. Большой Папа сразу заявил, что не потерпит паники:
– Я хочу видеть за этим столом только уверенные лица. Будем расценивать текущую ситуацию не как катастрофу, а как благоприятную возможность разобраться сразу со всеми нашими врагами – здесь и за границей.
Однако положение действительно было почти безнадёжным для Арройи и его хунты. До сих пор силам ООН, осуществляющим блокаду страны, удавалось удерживать внешних врагов Арройи от активных действий против него. Это позволяло диктатору сохранять силы для борьбы с собственными мятежниками. Но видимо, рейды его коммандос через границу переполнили чашу терпения соседей, и они решили нарушить свои обязательства перед мировым сообществом.
Учитывая же, что на вооружении ВВС сопредельного государства находились достаточно современные реактивные самолёты французского, английского и американского производства, такое вмешательство могло оказаться роковым для президента и его клана. Только боевая авиация, которой не было у повстанцев, позволяла слабеющему режиму Моргана Арройи как-то до сих пор отбивать все атаки противника. Но с появлением над полем боя неприятельских реактивных машин старенькие поршневые бомбардировщики сразу окажутся вне игры.

 

Таким образом, планы врага были частично раскрыты – «вуаль войны» (fog of war) сорвана. Но это не обрадовало президентских советников. Никто из них не знал, что предпринять в ответ на столь серьёзную угрозу. И тогда Макс Хан предложил единственно возможное в складывающейся ситуации решение:
– Мы должны не мешкая нанести превентивный удар!
Хан выдвинул чрезвычайно смелый, даже авантюрный план: на лёгких самолётах, следуя над самой землёй, чтобы избежать обнаружения вражескими радарами, пересечь границу и атаковать с первыми лучами солнца приграничный вражеский аэродром до того, как находящиеся на нём машины поднимутся в воздух.
– Если нам удастся вывести из строя самолёты врага и партизаны в условленный час не получат обещанную поддержку с воздуха, это деморализует их, – убеждённо заявил командующий наёмническим легионом.
– Полковник Азам говорит дело! – воспрянул духом президент Арройя и добавил: – Предлагаю одновременно с воздушной атакой вражеского аэродрома нанести мощный артиллерийский и авиационный удары по выявленным районам сосредоточения повстанческой пехоты…
* * *
Итак, кучке авантюристов предстоял фактически самоубийственный полёт в одну сторону. Задание очень напоминало рейд камикадзе. Встреча в боевой ситуации поршневого самолёта с вражескими реактивными перехватчиками могла завершиться только уничтожением первого – в этом были уверены почти все военнослужащие воздушного легиона. Было известно, что авиабаза, которую предполагалось штурмовать, защищена превосходной современной системой ПВО с радарными станциями и позициями зенитно-ракетных комплексов. Неудивительно, что немного нашлось добровольцев класть голову под топор. Даже обещанная Арроей гигантская премия для смельчаков не вызвала среди пилотов-наёмников ожидаемый взрыв энтузиазма.
И всё-таки добровольцы нашлись. Борис и поляк Ян Замбах тоже вошли в их число. Макс Хан приказал построить макет вражеского аэродрома и несколько дней тренировал на нём лётчиков. Использовать для операции решили сверхлёгкие самолёты. Несмотря на крайне низкую скорость и отвратительную живучесть, пластиковые самолётики обладали одним важным преимуществом: на них проще всего было остаться незамеченным для вражеских радаров. На каждый самолёт прицепили изготовленные в кустарных условиях самодельные контейнеры для выброса дипольных отражателей и тепловых ловушек на случай атак ракетами – американцы подобное оборудование поставить не успели.

 

Перед самым вылетом Хан предложил Борису навестить местного оракула. В последние дни немец явно пребывал не в своей тарелке.
Они нашли предсказателя, ухаживающим за цветами в садике своего уютного домика на окраине города. Вокруг творилось бог знает что: рушились империи, репрессировались целые народы, а этот чудак безмятежно ухаживал за своей личной планетой.
Это был аккуратный господин – очень старый и потому, видимо, очень мудрый. Одет он был опрятно, седая борода подстрижена. На больших хрящеватых ушах мудреца кудрявился тёмный нежный пушок, какой бывает на головках младенцев.
Выслушав визитёров, старик меланхолично заметил, что смерть – это лишь продолжение великого бесконечного путешествия, а не гибель сознания, как принято считать в западной культуре.
– Вы хотите сказать, что мы погибнем? – с каменным лицом уточнил Макс.
– Испугались? Ха-ха! – Весёлый предсказатель обнажил пеньки передних зубов. С живейшим интересом рассматривая гостя своими красными слезящимися глазами, он с сочувствием молвил: – Не расстраивайтесь.
Мудрец взял Хана за руку и принялся внимательно её рассматривать. Речи его звучали странно:
– Когда-то эта рука ловко управлялась с большим топором и длинным мечом, поднимала кубок за здоровье своего рыжебородого короля. Я слышу звон доспехов и рёв огромных труб… Вы погибали триста восемь раз и столько же воскресали для новых жизней. Так стоит ли бояться очередной смены поношенных телесных одежд?
Хан слушал, как завороженный. Борису даже показалось, что зёрна сомнения упали в его душу и могут дать всходы в виде самого неожиданного решения.
Когда они возвращались к машине, Хан был погружён в собственные мысли. Вид у него был очень озадаченный.
– Как думаешь, что мне делать? Кажется, старик напророчил мне скорый финал.
– Если хочешь, я сам вместо тебя поведу завтра группу, – предложил Борис.
– Нет, группу поведёт Хенк.
Нефёдова эта новость очень удивила. Хенк, который никогда не летал на боевые задания, вдруг решил принять участие в чрезвычайно опасной операции! Неужели это возможно? Но южноафриканец действительно решил возглавить группу в качестве пилота самолёта-лидера. Его конфликт с Ханом чрезвычайно обострился, и южноафриканец хотел показать президенту, что в случае устранения конкурента он вполне может лично возглавить легион.
– Нет, осторожничать не время, – играя желваками, рассуждал Макс. – Надо лететь. Если я сейчас дам слабину, Хенк своего шанса не упустит…
Уже подъезжая к гостинице, Макс вдруг сердито буркнул в ответ на собственные мысли:
– Чушь! Стоило тащиться через весь город, чтобы услышать этот бред выжившего из ума старого маразматика…

 

Первая часть операции прошла на удивление удачно: восемь лёгких самолётиков сумели подкрасться к цели на сверхмалой высоте двух-пяти метров необнаруженными вражескими радарами. Выпрыгнув из-за высокого лесистого холма, штурмовики застали врасплох персонал зенитных батарей. Это было нападение стаи оборзевших блох на собаку Баскервилей. Но кажется, набег удавался. Командование вражеской авиабазы просто оказалось не готово к тому, что будет атаковано летающими драндулетами, предназначенными для выездов на пикник…
На стоянки вражеских самолётов посыпались кассетные бомбы. Пан Поручик сразу сбросил две 70-килограммовые бронебойные бомбы на одну из двух взлётно-посадочных полос – чтобы ни одна птичка не улетела. Бомбы были оснащены детонаторами с 7–5-секундной задержкой, что позволяло им пробивать бетонное покрытие взлётно-посадочной полосы и взрываться ниже её поверхности. Правда, вторую полосу вывести из строя не удалось. Ответственный за её уничтожение самолёт был сбит охраной из стрелкового оружия…

 

Борис сразу выбрал в качестве цели большой ангар. Амбиции требовали выбрать самого большого лося в стаде и завалить его, чтобы если уж не повесить добытые рога над камином, то хотя бы потешить собственное самолюбие. Судя по внушительным размерам укрытия, в нём мог находиться тяжёлый бомбардировщик.
И тут приготовившийся открыть огонь пилот заметил знакомый силуэт внизу. Это был Ту-16. Присутствие советской машины обескуражило Нефёдова. А вскоре выяснилось, что аэродром буквально «кишит» техникой советского производства – «мигами», «сушками», «илами». «Обещанными» же французскими и американскими машинами тут и не пахло. Лишний раз приходилось убеждаться, что здесь, в Африке, нельзя быть заранее в чём-то уверенным. Местные режимы с лёгкостью меняют союзников и спонсоров. Не исключено, что обслуживали и пилотировали всю эту технику наши ребята. Конечно, о том, чтобы стрелять по своим и речи быть не могло. Борис поискал вокруг глазами и нашёл подходящий объект. Он выпустил весь запас 68-миллиметровых ракет по старенькому транспортному «Дуглас» DC-4, мирно ржавеющему на краю лётного поля.
Зато пилоты остальных легкомоторных штурмовиков поработали на славу. Даже бетонные заборы укрытий не спасали стоящие в капонирах машины от осколков и пуль. В считаные минуты почти все находящиеся на аэродроме самолёты и вертолёты противника были уничтожены или серьёзно повреждены. Прямым попаданием бомбы была разрушена диспетчерская вышка, загорелся склад горюче-смазочных материалов, превращены в чадящие остовы несколько грузовиков аэродромного обслуживания.
Зенитчики с опозданием открыли шквальный огонь из эрликонов по уходящим налётчикам. Благополучно избежав возмездия, «кукурузники» один за другим скрывались за окрестными холмами. Большая часть легкокрылой кавалерии нанесла удар и исчезла. Потери составили всего два самолёта. Борис и Хан замыкали группу. Им тоже уже почти удалось уйти, но внезапно Хан тревожно сообщил по радио:
– На семь часов ганфайтер!
Борис посмотрел в указанном направлении и увидел выруливающий по уцелевшей ВПП на исполнительный старт Су-7. Это была прекрасная машина нового поколения советских реактивных истребителей-бомбардировщиков. Она была создана для выполнения серьёзных боевых задач, вроде прорыва мощной первой линии натовской ПВО в Европе и нанесения ударов (вплоть до ядерных) по целям, расположенным «где-то в Западной Германии»… Появление здесь грозной новинки стало для отставного подполковника Советской армии крайне неприятным сюрпризом.
Стреловидные крылья, двигатель, развивающий на форсаже тягу в 99,12 кН, способный выводить машину на скорость 2 «Маха» всего за 12 секунд, делали эту машину универсальным фронтовым самолётом, предназначенным как для завоевания господства в воздухе над передовой и в ближнем вражеском тылу, так и для подавления наземных целей. Даже смешно было сравнивать собственные возможности с теми, что имелись у коллеги, сидящего сейчас в гермокабине новейшего боевого перехватчика. Но так как ничего другого в голову просто не приходило, Борис предложил командиру продолжать бегство. Хотя смешно было осознавать, что они пытаются удрать на своих жалких 200 км/ч от охотника, который через считаные секунды после отрыва от полосы наберёт скорость в десять раз выше!
На сугубо гражданских туристических самолётах, конечно, не было возможности даже во имя собственного спасения выжать из мотора серьёзную скорость, как это предусмотрено на большинстве истребителей. Это военные двигатели имеют систему впрыска, которая вводит пятиминутный чрезвычайный режим работы на случай критической ситуации в бою, когда требуется догнать ускользающего врага или же, напротив, оторваться от преследующего тебя противника. Пилотам же мирных самолётов подобная «опция» вроде как и ни к чему.
Поэтому они с Ханом продолжали ползти с прогулочной скоростью в то время, когда внизу, у них за спиной, уже начал свой стремительный разбег вражеский перехватчик.
Неожиданно самолёт командира лёг на крыло, разворачиваясь в сторону авиабазы.
– Макс, куда? – крикнул Борис. – Не сходи с ума, он растерзает тебя с первого захода.
– Уходи, – прозвучал в эфире короткий ответ немца.
Чтобы прикрыть отход группы от уже поднявшегося в небо и разворачивающегося реактивного разрушителя, Хан устремился в отчаянную лобовую атаку на него. Его действия вызывали в памяти образ древних норвежских берсеркеров, которые, презирая смерть, мчались навстречу многочисленным недругам в одиночку без всякого защитного снаряжения, часто вообще голыми!
Конечно, Борис не мог оставить командира в такой момент. Он повернул вслед за Ханом и вскоре стал свидетелем его расстрела. Один из выпущенных Су-7 30-мм снарядов задел левую плоскость Beech Bonanza. Взрыва не последовало. Но даже лёгкого касания оказалось достаточно. Обладающий нулевой живучестью к повреждениям аэропланчик сразу беспомощно закувыркался в воздухе и начал терять высоту, как бабочка, которой ласточка на лету оторвала крылышко. Однако возле самой земли пилоту каким-то чудом удалось выровнять машину и посадить её «на брюхо».
У Бориса от сердца отлегло, когда он увидел, как из кабины упавшего в поле самолёта выбирается пилот. На войне не часто так везёт. На удачу поблизости появился ещё один самолёт из их группы – ярко-жёлтый Texan T-6 с большой цифрой «8» на руле направления. Это был самолёт-лидировщик Хенка Ван дер Вольфа – что-то задержало Хенка над атакованной авиабазой. Сейчас перед лицом внешней угрозы было не до взаимных счётов. Поэтому Нефёдов по радио попросил южноафриканца взять на борт Хана:
– Садитесь спокойно, я вас прикрою.
– Хорошо, я попробую, – отозвался Хенк и начал снижение.

 

Борис не думал о том, что совершает подвиг и что, попади он в прицел пилота перехватчика, будет убит. Так, как Хану – достичь земли живым, ему вряд ли повезёт. Однако оказалось, что в манёвренном бою реактивные машины почти бессильны поймать лёгкие тихоходные поршневые самолёты. Большая скорость мешала пилоту Су-7 как следует прицелиться. Пока он разворачивался и ложился на боевой курс, почти невесомая Cessna успевала пропасть из виду. Как юркий малёк на мелководье, аэропланчик проскальзывал между растопыренными пальцами кошачьей лапы, минуя огромные когти.
Оказалось также, что по не имеющим реактивных сопел винтовым пластиковым самолётам ракеты просто не наводились! И они легко «маскировались» от прицельной электроники на фоне земли. Несколько раз Борис проходил через полосы синего дыма, оставшиеся от двигателей безрезультатно пущенных в него ракет.
Однако противник Нефёдову попался настырный. Дав промах, он снова разворачивался, выходя в атаку. И так происходило не раз и не два. Борис сразу определил, что в кабине свой – советский. Уж больно задиристо он действовал, не боялся запредельных перегрузок. Поэтому старый лётчик, хоть и материл в сердцах гоняющего его пацана, но без злости, по-отечески. Где-то Нефёдов даже себе в ущерб сглаживал манёвры, чтобы мальчишка сгоряча не наломал дров и не свернул себе шею. Но даже многоопытному асу подобные поддавки могли стоить жизни. Как-никак подавляющее преимущество было на стороне земляка.
Когда реактивный самолёт с рёвом проносился вблизи «Цесны», Борис чувствовал себя, как в лёгком каноэ, оказавшемся на трёхметровых волнах, расходящихся от форштевня океанского лайнера. Ручка управления словно сходила с ума – начинала дёргаться и бить по ногам. С большим трудом Борису удавалось сохранять контроль над машиной. Однажды его даже опрокинуло. Хорошо ещё, что до земли было достаточно далеко, иначе всё могло закончиться весьма печально…
Каково же было Борису вдруг обнаружить, что все его усилия, игра со смертью оказались напрасными. Южноафриканец так и не сел, чтобы забрать Макса. Он лишь два раза прошёл низко над местом падения самолёта Хана и направился в сторону холмов. Это было то же самое, что нажать на спусковой крючок – хладнокровное убийство. К самолёту Макса уже бежали автоматчики. Солдаты стреляли, не обращая внимания на то, что пилот знаками показывает им, что желает сдаться в плен…
В отчаянной попытке отделаться от навязчивого преследователя и одновременно прикрыть командира Борис заложил несколько финтов. Это не помогло. Тогда он придумал нырнуть в полосу чёрного дыма, протянувшуюся от горящих нефтескладов через всю долину к лесистым холмам. Хитрость позволила на время отделаться от «сушки».
Вынырнув из дымовой завесы, Борис выпустил шасси и с ходу пошёл на посадку. Однако не успел. Трагедия произошла прямо у него на глазах. В расстегнутой рубашке, придерживая левой рукой правую, которая висела плетью, немец что-то кричал приближающимся цепью солдатам. Временами он поднимал свою единственную здоровую руку, то ли прося их не стрелять, то ли показывая, что безоружен и не намерен оказывать сопротивления. Потом Хан вдруг повалился навзничь, как от сильного внезапного удара в лицо…

 

Когда на базе механики увидели погибшего командира в кабине вернувшегося самолёта, они первым делом отдали честь. Потом помогли лётчику аккуратно вытащить окровавленное тело из самолёта. Убитого положили на бетон. Стали подходить ещё люди. Все снимали шапки и молча, подавленные, стояли, глядя на труп. Наёмники по-разному относились при жизни к своему вожаку. Но теперь, перед лицом смерти все обиды и претензии были забыты. Большинство искренне переживало смерть командира, который привёл их в эту страну и который никогда не бросал своих людей.

 

Вечером, зайдя в аэродромовский бар, Нефёдов застал там Хенка. Южноафриканец, как и все, пил за помин души Макса. Борис уже знал, что Хенк объявил, что собирается занять освободившуюся должность командира легиона. Борис чуть ли не с порога бросил негодяю в лицо серьёзное обвинение:
– Ваша привычка носить термос в собственном рюкзаке стоила Максу жизни.
– Что это значит? – угрожающе спросил Хенк. – Уж не хотите ли вы сказать…
– Да, вы правы, – жёстко перебил его Нефёдов. – Я хочу сказать, что вы трус. Вы находились в самой выгодной позиции для спасения Хана. Остальные лётчики группы уже были далеко. И на вашем самолёте имелось достаточно место, чтобы взять ещё одного человека. Но вы ничего не предприняли для спасения Хана. Поэтому я говорю вам при свидетелях: вы негодяй и трус.
– Ты ответишь за свои слова, мерзавец! – взвизгнул Хенк. – Это подлая клевета!!!
– Разумеется, отвечу, – спокойно усмехнулся Борис. – Можем прямо теперь решить это дело. Полагаю, что два заряженных пистолета в этих стенах найдутся.
Слова Нефёдова вызвали гул одобрительных голосов. Майора Эрнеста здесь уважали. К тому же всем было известно, что он с риском для жизни вывез из-под носа у врага тело погибшего командира и доставил его на базу для достойного захоронения.
– Я не собираюсь с тобой стреляться, негодяй! – заявил Хенк, злобно глядя на Нефёдова. – Мы поговорим в другом месте. В секретной полиции.
– И этот трус собирался нами командовать вместо Хана! – В словах Пана Поручика прозвучало удивление.
– Пошёл вон, трусливая собака! Убирайся!!! Здесь не место «скунсам»! – закричали со всех сторон президентскому советнику. – Не смей больше показываться в нашем баре! Не ты станешь нашим новым командиром, а Эрнест.
Хенк растерянно закрутил головой.
– Но я просто не мог там сесть, – начал оправдываться он. – У меня были проблемы с топливной системой. Хотите, спросите у техника моего самолёта.
Но Хенка уже не слушали. Со всех сторон он слышал оскорбления в свой адрес и требования убираться к чёртовой матери. Кто-то швырнул в лицо южноафриканцу шарик, скатанный из салфетки. Медля с бегством, Хенк очень рисковал оказаться битым, ибо помещение было полно подвыпивших мужиков, не привыкших сдерживать собственные чувства.
Хенк беспомощно повертел головой, увидел только глаза, лишённые сочувствия к нему, и выдавил хрипло:
– Хорошо, я ухожу… Можете избирать своим новым командиром, кого угодно. Всё равно президент не утвердит его кандидатуру без санкции главного советника по авиационным вопросам.
К южноафриканцу подошёл Напалмовый Джек. Он приблизился к нему вплотную и сказал что-то очень зло. Хенк затравленно попятился к выходу. Перед тем как выскочить на улицу, он выкрикнул:
– Вы все мне ответите! И я добьюсь, что клеветника вызовут на президентскую виллу, откуда он уже не вернётся!
Назад: Глава 19
Дальше: Глава 20