Книга: Отряд имени Сталина
Назад: Арийские молнии
Дальше: Деревня призраков

Любой хвост можно отрубить

…Ерошкин молча оглядывал хмурые лица своих подчиненных, лежащих в землянке и делавших вид, что ни в коем случае не смотрят на своего командира, хотя, уставшие от безделья и скучных дежурств в секретах в бесшумном лесу, молодые здоровые парни только этим и занимались. Больше всего на свете ребята хотели сейчас знать, о чем думает их подполковник. А нарушивший строгий приказ о радиомолчании и отправивший срочную шифрограмму в Центр Сергей Ерошкин думал сейчас о… дожде. В отличие от остальных десантников, он знал немного больше о главной задаче Отряда. Вовсе не организация партизанского движения и диверсии являлись приоритетными. Сейчас, молча слушая шелест дождя, он вспоминал тихий сумрачный кабинет, расположенный в здании госбезопасности, и прелюбопытнейший разговор, произошедший незадолго до отправки Отряда имени Сталина…
…Командующий особой дивизией НКВД генерал Трофимов лично встречал прибывших у дверей своего кабинета. Зашло человек восемь, считая и Ерошкина. Никого из вошедших с ним офицеров он не знал в лицо, хотя и не мог поручиться в том, что не видел кого-нибудь из них раньше. Затемнение в военной Москве соблюдалось неукоснительно, поэтому шторы на заклеенных окнах были наглухо задернуты, верхний свет выключен. Неизбежный портрет вождя над головой генерала сквозь полутьму задумчиво смотрел на вошедших. Работал лишь стоявший в конце длинного т-образного стола зеленый светильник, скрывая лица собравшихся в полутьме и создавая в кабинете атмосферу иллюзорности и загадочности.
– …Товарищи! – обратился к собравшимся генерал, как только все расселись за столом. – Вы меня знаете и по особому регламенту согласно требованиям секретности я не буду представлять вас друг другу. Скажу лишь, что все вы – равные по положению, опыту и возрасту офицеры, и заниматься вы будете схожим делом. У каждого из вас будут свои, особые задания, но этот инструктаж, общий для всех, вы обязаны запомнить слово в слово.
Увидев, что некоторые офицеры потянулись к своим планшетам за карандашами и блокнотами, генерал отрицательно покачал головой и, подозвав неслышно стоявшего в углу адъютанта, сказал тому что-то. Адъютант поспешно вышел через узкую дверь в углу, очевидно, ведущую в смежную комнату. Вскоре он вернулся в кабинет, пропустив перед собой человека с короткой стрижкой. В этот самый миг Ерошкин сосредоточил все свое внимание на вошедшем. Как опытный разведчик, подполковник знал, насколько важны детали, и моментально сообразил, что от вошедшего незнакомца зависит его будущая судьба. По гробовому молчанию, отсутствию даже вдохов-выдохов Ерошкин понял, что его собратья по оружию интересуются незнакомцем ничуть не меньше его. А тот, мужчина лет шестидесяти, осунувшийся от постоянного недоедания, в растерянности замер посреди кабинета. Генерал кивнул на стул рядом с собой, но вошедший, подслеповато щурясь, не заметил и продолжал топтаться на месте, пока адъютант-шаркун не отвел его к стулу за локоть.
«Свежий зек, интеллигентный человек, образованный», – с ходу определил Ерошкин, сделав те же выводы, что и остальные офицеры, поднаторевшие в сложной науке изучения людей. «Наверняка ученый»…
– …Итак, – проговорил посреди кабинетной тишины генерал. – Товарищи офицеры, еще раз повторяю: слушать крайне внимательно, запись не вести, вопросы не задавать. Все, что вам надо знать, это то, что инструктаж проводит ученый, большой специалист в своем деле. Прошу вас, – уважительно обратился Трофимов к сидящему на краешке стула человеку. – Приступайте.
…Ерошкин слово в слово запомнил все, что услышал тогда. Ученый вначале сбивчиво, а затем, успокоившись и с удовольствием прихлебывая предложенный ему генералом горячий чай, начал рассказывать умопомрачительные вещи. Хватая с блюдца кусок за куском сахар-рафинад и разжевывая его своими плохими, частично выбитыми зубами, «профессор», как его мысленно окрестил подполковник, скороговоркой открывал перед офицерами целый мир, новый мир. Мир нового оружия. Когда ученый уходил в сторону, генерал одергивал его, а под конец речи профессора о насыщенности мира статическим электричеством и круговороте энергий не выдержал:
– …Так… кхм… инструктор! – Трофимов встал, вскочил и сидящий рядом «профессор»; повинуясь субординации, встали офицеры, но генерал кивком усадил всех обратно. – Давайте отделим зерна от плевел. Присутствующим не важны ваши академические знания, не нужна им и лекция по физике, или чем там вы занимаетесь. Изложите, как может выглядеть объект, каковы признаки его работы, сложно ли его обнаружить?
– Да, наверное, несложно, – профессор нервно кашлянул, теребя пальцами борт новенького, не по размеру большого пиджака. – Скрыть объект такого рода невозможно, для достижения большой мощности приборы должны быть расположены на значительной площади. Работа объекта, или, как мы его называем, ЭМАП – электро-магнитная атмосферная пушка, – генерал недовольно кашлянул, и ученый испуганно зачастил дальше, – так вот, его работа будет сопровождаться мощными электрическими импульсами, которые будут выглядеть как обыкновенные молнии. После выстрела последует северное сияние, да-да, именно оно, а затем обильные атмосферные осадки. Их, впрочем, может и не быть. Все зависит от цели операторов аппарата… Вы должны следить за любыми необычными атмосферными явлениями, но главное – северное сияние…
…Дождь лил не переставая, и Николай в какой-то момент подумал, что это само небо крупными слезами плачет по ним, пропадавшим в этом необъятном лесу. Сгинуть тут казалось проще простого: дремучий бурелом, болотца, неожиданно становившиеся непроходимыми топями. А тут еще этот дождь, из-за которого лесная земля совсем разбухла. Пришлось замедлиться, чтобы сберечь ноги – один вывих, и пиши пропало. Иван молча брел впереди. Шли весь день, вначале быстро, а потом очень медленно, пока уже в наступившей глубокой ночной темноте не начали вязнуть в болоте. Сдали назад, вылезли, не сговариваясь заползли в относительно сухую ложбинку между несколькими пушистыми елочками. Сняли мокрую хлюпающую обувь, легли на спину, тяжело дыша. Николай хотел было сделать хоть какое-нибудь подобие шалаша, но, поднявшись, почувствовал, как кольнуло сердце и неожиданно закружилась голова. Ноги подогнулись, и он шлепнулся обратно на землю.
– …Ты чего, браток? – раздался рядом хриплый шепот Ивана. – Хреново, да? Да ты лежи, лежи, куда в такой тьме шебуршиться? Надо тебе отдохнуть, ты поспи пока, что ли…
…Николай сполз поближе к дереву, там, где было посуше, прижал к груди колени, чтобы ступни не сваливались в лужицу посередине, прислонился к стволу и моментально провалился в сон. Иван сразу заснуть не смог; обломав четыре веточки снизу ели, он повесил на сучки свои и Колины сапоги, чтобы просохли. Сел и, слепо уставясь в ночную темноту, задумался. Он устал почти так же, как Николай, но мысли не давали ему покоя.
«Так вот для чего я занимался спортом, постоянно тренировался, – отрешенно думал Конкин. – Как же странно все это. Я убивал их с наслаждением». Он снова вспомнил, как ловко и быстро орудовал ножом, вспомнил, как острое стальное лезвие пропарывало чужие живые и напряженные тела, и снова ощутил то звериное наслаждение победы над врагом. «Да, такое наслаждение может дать только нож, винтовкой или автоматом будет совершенно по-другому… винтовкой… винтовкой»…
…Яркое солнце, пробившись ненадолго сквозь густые тучи, разбудило их ближе к полудню. Николай приподнялся, с трудом разомкнул веки, почмокал сухими губами, огляделся, устремил взгляд во мглу между стволов, поднял голову и посмотрел на небо…
– …Эй, подъем, хватит дрыхнуть, – Удальцов повернул голову, и не увидел Ивана рядом. Встал, огляделся, нашел свои вещи аккуратно сложенными у ствола ели, сухие сапоги висели на сучках повыше. Коля довольно пробормотал: – Вот спасибо!..
– Да пожалуйста! – Неслышно подошедший Иван хлопнул товарища по плечу. – Ну ты как, оклемался? Мы вроде оторвались! Я ходил проверяться, сзади все чисто. Я, ну как учили, помнишь, петлю сделал.
– Ну да, фриц в такую погоду в лес не сунется. – Удальцов зябко повел плечами, от сырой гимнастерки веяло холодом. – Нам бы сейчас пожрать чего-нибудь – и в путь-дорогу.
– Не поверишь, но меня обуревают такие же мысли…
…Две размякшие галеты и банка чудесной американской лэндлизовской тушенки, вскрытая и тщательно разделенная на порции парой взмахов стального клинка Ивана, которым он еще недавно резал эсэсовцев, на время заткнули голодные спазмы сжимавшие животы ребят. В тощем вещмешке Ивана оставалось примерно столько же припасов, что позволяло разведчикам еще немного протянуть. Почувствовав прилив сил от еды, стали собираться в дорогу.
Намотав на сбитые и опухшие ступни сухие портянки и надев подсохшие сапоги, Николай почувствовал себя гораздо лучше, только здорово сводило икроножные мышцы и бедра. Встав, он сделал несколько шагов и охнул.
– Что, сводит? – спросил его обеспокоенный Конкин. – Да-а, не спортсмен ты все-таки, братишка. Ну-ка присядь, сейчас я тебе помогу по-спортивному. Давай, давай, не ломайся.
Он почти силком усадил Удальцова, скинул рюкзак, положил на него коленными сгибами ноги товарища и начал энергично массировать их, как его учили в институте, «от конечностей к сердцу». Николай прикрыл глаза и шумно выдохнул от удовольствия и облегчения, судороги отступали. Помассировав минут пять, Иван прервался и произнес горячо любимое всеми военными людьми слово «Подъем». Встали, проверили оружие и побрели под нескончаемым дождем, взяв направление по компасу в сторону расположения Отряда в поисках стоящего ориентира, чтобы сделать привязку к местности.
Спустя пару часов набрели на хорошую лесную полянку, края которой густо поросли малинником. Не сговариваясь, ребята осмотрелись и подошли к кустам. Минут пятнадцать насыщались сладкими, но, к сожалению, маленькими ягодами. Лесным деликатесом, как промычал Конкин, старательно рассасывая малину и слизывая с пальцев сладкий сок. Запили несколькими глотками воды и пошли дальше.
Дождь лил, не переставая. Странный это был дождь, как будто кто-то открыл невидимый кран небесного душа – вода текла почти струями, но вместе с тем это был не ливень, а именно дождь, тоскливый и неотвратимо бесконечный. Такой же нескончаемый, как и этот плоский равнинный лес. Наконец впереди послышался шум. Приблизившись, разведчики обнаружили перед собой его источник – разлившуюся бурлящую реку. Остановились.
– …Походит на ориентир, а? – перекрикивая шум потока, спросил Удальцов. – Давай доставай карту.
Иван присел под дерево, накинул на голову брезентовую куртку-штормовку, скрюченными от дождевой влаги пальцами развязал шнурок на горловине вещмешка и достал из лежащего в нем планшета карту. Осторожно развернул ее; закрывая бумагу от дождя курткой, Удальцов пододвинулся ближе. Задумчиво шевеля губами, Конкин поводил по карте пальцем. Неуверенно проговорил в ухо товарища:
– …Неужели этот ручей так разросся? – Он повернулся к Николаю: – На-ка, взгляни. Или я ошибаюсь?
– Да нет, вроде сходится. – Николай поднял голову. – Тут метров десять, а то и двенадцать ширины будет, и поток-то какой сильный. У тебя, брат, часом веревка имеется?
Иван отрицательно покачал головой. Не было у него веревки. Ребята озадаченно посмотрели друг на друга. Никакой жерди не хватило бы, чтобы перекинуть через этот разлившийся ручей. Внезапно лицо Ивана просияло, он скинул с плеча вещмешок, распахнул, лицо его озарила широкая улыбка.
– …Ну-ка, скажи спасибо, что я такой запасливый! – Со дна вещмешка Конкин вытащил смотанные в клубок, обрезанные парашютные стропы. – Это я подсуетился, когда парашюты резали. И правда, хороша ложка к обеду!
– Переправляться-то как будем? – Николай озабоченно посмотрел на реку, кинул взгляд на другой берег. – Давай меня обвяжем…
– Нет, братец, давай-ка лучше я. – Ваня размотал стропы, тщательно связал обрезки между собой, проверил узлы, подергав как следует. В итоге получилась веревка метров тридцать длиной, которой с лихвой хватало для переправы. Пошли по берегу вверх, пока не нашли кривую березку, торчащую у самого потока. Привязали к стволу стропу. Скинув с плеча вещмешок и автомат, Конкин пропустил стропу под мышками и, не раздеваясь, решительно прыгнул в поток. Течение сразу сбило его с ног, но Иван не сдавался. Пыхтя от натуги, повиснув всей тяжестью на натянутой стропе, он, шаг за шагом, приблизился к другому берегу, утащенный течением гораздо ниже места переправы. С трудом выполз на скользкие валуны, с трудом поднялся на ноги, радостно проорал: «Эге-гей!» – и помахал руками. Затем быстро поднялся повыше, не отпуская стропы, встал напротив березки.
Николай понял замысел товарища. На разведкурсах, когда их обучали передвижению в лесу, переправы проходили как-то вскользь из-за нехватки времени. Усатый инструктор просто сказал, что сильные потоки лучше всего переходить при помощи веревки. Удальцов растерянно посмотрел на автоматы и вещмешки, и тут его осенило. Связав все вещи вместе и обмотав своей курткой, Коля соорудил из вещей тюк. Затем он отвязал от дерева конец стропы и, поискав вокруг глазами, нашел камень-голыш с полкулака размером. Привязал его к стропе и знаками, не пытаясь перекричать бурлящий поток, показал Ивану, что он собирается делать. Тот недоумевал несколько секунд, но затем понял – стравил стропу до предела так, что Николаю досталась большая часть длины. Удальцов протянул стропу через петлю на тюке с вещами, обвел ее через изгиб на стволе березки, размахнулся и перекинул обвязанный голыш прямо в руки Ивану.
– Свяжи концы вместе! – прокричал Удальцов. – Свяжи и натяни как следует. Давай, Ваня, держи крепче!
Вещи ухитрились протянуть через поток, даже не замочив. Иван был в восторге от придуманного товарищем «сухого способа» переправы. Натянул стропу посильнее и помог выбраться на другой берег избитому водой Николаю, попытался развязать один из узлов, соединяющих обрезки стропы, но перетянутая мокрая ткань не поддавалась.
– Гордиев узел, – радостно прокричал Конкин, вспомнив уроки истории, и вытащил нож из привязанных к голени ножен. Одним движением рассек веревку, перетянул к себе, быстро наматывая на локоть. – Я – Александр Македонский.
– Вот мы молодцы! – Удальцов радостно улыбнулся. – Ладно, двигаем отсюда, профессор античной истории, пока у тебя мания величия не началась. Время поджимает. На ходу обсохнем…
…Внезапно, как по команде, товарищи обернулись и, нахмурившись, пристально посмотрели на берег, который они так недавно покинули. Оттуда, издалека, из самой глубины пройденной ими чащобы, доносился… собачий лай!
– …Я не могу больше бежать! – воскликнул Удальцов. – Хватит, отбегался! Мне все равно, давай дадим им бой!
Иван сочувственно посмотрел на изможденного товарища и огляделся…
– …А что?! – сказал Конкин, осмотревшись и подумав. – Местечко подходящее. Как у нас с патронами?..
…Они вышли на берег по всем правилам воинского искусства, ощерились стволами, какое-то время сидели, оглядывая противоположный, покрытый густым кустарником край воды. Только бурлящий поток остановил овчарок, рвущих поводки из рук измотанных егерей, которые тут же, при первой возможности повалились на землю. Тренированные эсэсовцы, хотя и запыхались от долгого бега, все же собрались с силами и дисциплинированно заняли огневые позиции.
– …Герр штурмгауптфюрер, – рявкнул подбежавший к присевшему на корягу Иоахиму запыхавшийся Вилли. Подчиненный Грубера выглядел счастливым, тонкие губы изгибались в торжествующей улыбке. – Их всего двое… Они переправились тут, у той кривой березки, привязали стропу. Думаю, совсем недавно!
– Что же… – штурмгауптфюрер, несмотря на обильную испарину на лбу, выглядел совсем свежим. Коротким свистом он подозвал к себе эсэсовцев и егерей с собаками. В это время из леса послышался шум, показалась отставшая группа немецких егерей. Грубер дождался, пока все, кроме дозорных, соберутся рядом, присядут, кто на корточки, кто на одно колено. – Ну вот, мы все в сборе? Собак убрать, мы не сможем их переправить, пусть возвращаются. Остальные – готовиться к переправе…
– Как будем переправляться, герр штурмгауптфюрер? – спросил лейтенант немецких егерей. Он с сомнением взглянул на реку. – Поток такой бурный…
– Мы переправимся так же, как русские, – штурмгауптфюрер жестко оглядел своих подчиненных. – По веревке.
…Капрал Вилли Хорст храбро, как и положено воину специального отряда СС, прыгнул в воду. Автомат он отдал товарищам, оставив себе лишь нож и пистолет, который вместе с кобурой, ремнем привязал над головой. Ему не было страшно, он презирал егерей, которые опешили перед ревущим потоком. Вилли гордился своим командиром, прямым, сильным и непредсказуемым. Хорст и его товарищи хорошо знали штурмгауптфюрера Грубера, знали, что он никогда не проигрывает, и весьма ценили это его качество. Под руководством своего командира они не раз проводили рискованные операции, похищали вражеских офицеров из их расположения, совершали диверсии, отлавливали партизан и окруженцев, воевали. Зная своего командира, Хорст не сомневался в нем и потому прыгнул в воду по первому кивку штурмгауптфюрера, прямо в форме, сжимая в кулаках веревку. Вода, казалось, была повсюду: поток бился о прибрежные камни, поднятая водяная пыль смешивалась с лившимся с небес дождем. С трудом выбравшись на берег, Вилли быстро расстегнул ремень, снял с головы кобуру и, надев ремень на талию, достал пистолет. Перевел дыхание, огляделся. Темный лес мрачно смотрел на него зияющими провалами, однако тишина вокруг успокаивала.
Хорст поднялся по берегу повыше, так, чтобы оказаться напротив березки, отошел подальше, раздумывая, к чему бы привязать веревку, увидел сосенку, но длины веревки не хватало…
– Ну, чего они телятся?! – скрипя зубами, прошептал Конкин. Он пристально смотрел на немца, крепкого откормленного фрица, чью харю он возненавидел, как только увидел на берегу. – Веревки не хватает?
– Ага! – Николай смахнул со лба натекшую на брови влагу, которая мешала ему целиться. – Подождем, пока скучкуются поближе к нам, да? У меня граната осталась, но я не докину…
Позицию они заняли грамотную, почти за спиной у занятого переправой немца. Тот, один за другим, рывками перетаскивал рюкзаки на берег, отвязывал веревку, привязывал камень, и так раз за разом, затем рюкзаки кончились, пошли эсэсовцы. По натянутой веревке, напрягая мышцы рук, с автоматами за плечами они ловко, как пауки, почти не задевая воду, перебирались один за другим. Иван и Николай переглянулись…
…Грубер с неудовольствием посмотрел на егерей, которые и не пытались соблюдать дисциплину: один, встав на колени, хлебал прямо из реки, остальные, рассевшись на берегу, шумно обсуждали переправу эсэсовцев. Вот переправился молодчага Вилли, вот на другой берег отправили рюкзаки с боеприпасами, пищей и солдатским скарбом, дальше пошел солдат-эсэсовец, еще один… Вздохнув, штурмгауптфюрер перекинул автомат за спину и, надев перчатки, взялся за веревку, но в этот момент внезапный взрыв на противоположном берегу разметал только что переправившихся солдат. Хлесткие, злые автоматные очереди добили не успевших ничего сделать эсэсовцев и перекинулись на моментально запаниковавших, сидящих и стоявших во весь рост егерей. Сориентировавшись, Иоахим нырнул за небольшой валун и валиком откатился обратно в лес, сорвал с плеча автомат…
– Получилось! – Иван радостно хлопнул товарища по плечу. – Поубивали сволочей! Видел, как тот белобрысый скрючился?!
– Подержи-ка! Прикрой! – Николай неожиданно сунул Ивану в руки свой автомат и, согнувшись, мигом добежал до места переправы. Конкин, выдохнув сквозь зубы что-то матерное, стал опорожнять магазин автомата по противоположному берегу, сквозь шум воды слыша возбужденные крики на немецком и радуясь попаданиям в бестолковых фрицев, танцевавших под градом пуль. Патроны в автомате кончились, Конкин отбросил его, краем сознания уловив шипение горячего от стрельбы ствола о влажный мох. Схватил автомат товарища и продолжил короткими, но частыми очередями крыть враждебный берег. Фрицы, наконец, перестали метаться и залегли, стали огрызаться, несколько пуль прицельно шлепнулись в ствол дерева впритирку к голове Ивана. Тут, наконец, послышалось хриплое дыхание, и рядом плюхнулся возбужденный Николай.
– Ну а теперь мы можем валить отсюда! – Довольный Удальцов плюхнул рядом с товарищем три немецких пехотных рюкзака из свиной кожи с примотанными к ним неизменными термосами и прихваченный автомат. – Теперь живем, братишка! Вот и дождь стих! Ну что, побежали?…
Назад: Арийские молнии
Дальше: Деревня призраков