Глава 44

Женщина ступила из дверного проема на узкую пустынную улицу. Он был вынужден остановиться, чтобы не столкнуться с ней. Под платьем у нее ничего не было, и он видел, как затвердели от холода ее соски.

Она решила, что его улыбка предназначена ей; это было не так. Всего лишь забава, которая выпала ему тогда, когда он меньше всего этого ждал. Наверное, у него такая природа, что с ним постоянно такое случается.

Но, ждал он этого или нет, он всегда был готов повернуть события в своих интересах.

Она улыбнулась в ответ и пробежалась пальцами по его груди.

– Так-так, красавчик. Хочешь немного развлечься?

Она не была привлекательна; и все же случайный характер их встречи разжег в нем страсть. Он знал, чем это закончится. На самом деле иногда он даже искал таких встреч. Они бросали ему вызов – а вызов обещал утонченность наслаждения.

Обстоятельства, правда, были не слишком удачные – но его чувства уже открылись, и жаль было упускать такой случай. Он уже впитывал все детали, как сухая земля впитывает летний дождик.

Он целиком отдался во власть своей жажды.

– Хорошо, – проговорил он, растягивая слова. – У тебя есть комната?

Он знал, что комнаты у нее нет. Он знал, чем это закончится.

Она положила руку ему на плечо.

– Не нужно никакой комнаты, красавчик. Только полталера.

Он быстро окинул взглядом соседние здания. Все окна были погашены. Лишь вдалеке несколько огоньков отражались в мокром булыжнике. Это был район складов; никто не жил в этих зданиях. Очень маловероятно, что в такой час сюда забредет случайный прохожий. И все же он понимал, что нужно сочетать жажду с благоразумием.

– Немного прохладно, чтобы раздеваться прямо здесь, на булыжниках, а?

Она положила ладонь ему на щеку, чтобы он смотрел только на нее. Другую руку она запустила ему между ног и радостно замурлыкала.

– Не волнуйся, красавчик. За полталера я найду теплое местечко для той штучки, что у тебя в штанах.

Он наслаждался игрой. Она будет долгой. Его лицо превратилось в маску невинности и неопытности.

– Ну, я даже не знаю… Это кажется мне несколько грубым. Обычно я предпочитаю, чтобы дама тоже насладилась бы этим.

– О, я наслаждаюсь этим, красавчик. Ты же не думаешь, что я занимаюсь этим только ради половины серебряного талера? Конечно, нет. Я наслаждаюсь этим. Это самое большое мое удовольствие.

Она потянула его к дверному проему, из которого вышла.

– У меня нет с собой таких мелких денег. – Он увидел, как загорелись ее глаза. Она уже поздравляла себя с удачей. Что ж, ей еще предстоит узнать, что ее удача в эту ночь обернется большой неудачей.

– Нет? – переспросила она с такой интонацией, будто собиралась уйти. Она думала, что он распален и уже ее не отпустит. – Что ж, девушка должна зарабатывать на жизнь. Я поищу, но не знаю, смогу ли я найти…

– Самая мелкая монета у меня – талер, – перебил он. – Я дам тебе талер, но при условии, что ты потратишь побольше времени и тоже получишь удовольствие. Я люблю, когда красивые юные девушки наслаждаются этим.

– Какой красавчик! – воскликнула она с неуклюжим, наигранным восхищением и взяла у него серебряный талер.

Она ужасно воняла. Улыбка не прибавила ей ни красоты, ни обаяния; она осталась такой же: ломкие волосы, немытое тело, кривой нос и маленькие поросячьи глазки. Обычно он не связывался с такими, но сейчас в этом была своя прелесть.

Она ввела его в дверной проем и села на табурет, который стоял в подъезде. Там было тесно, и ему пришлось встать спиной к двери.

Он был раздосадован тем, что она считает его таким простачком. Ну ничего, скоро она поймет, что была неправа.

Она принялась расстегивать ему пояс. Слишком быстро. Она торопилась, чтобы поскорее отправиться за следующей жертвой.

Прежде чем она успела расстегнуть ему пояс, он мягко отвел ее руки. Ни к чему стоять со спущенными штанами, когда это начнется. Совсем ни к чему.

Она улыбнулась ему, уверенная, что ее улыбка его околдовывает. Нет, растянуть удовольствие не удастся. Ну и ладно.

Было достаточно темно, чтобы кто-нибудь разглядел, что он делает. Люди видят только то, что ожидают увидеть.

Пока она улыбалась ему перед тем, как задать вопрос, он опустил руку и схватил ее за шею. Она решила, что он просто хочет держать ее, пока она будет занята своим делом.

Большим пальцем он надавил ей на горло.

Улыбка скользнула по его лицу. Предсмертный хрип не вызовет подозрений. Люди слышат то, что ожидали услышать, так же как видят то, что ожидали увидеть. Он склонился над ней, чтобы не обмануть их ожиданий, и одним движением кисти лишил ее жизни.

– Какая неожиданность, – прошептал он ее выпученным глазам.

Он наслаждался выражением ее лица. Когда ее руки задергались, он опустил ее на пол и ухватил за волосы. Он прижал ее голову к своему бедру и прислушался.

Ему понадобилось ждать лишь считанные мгновения. Потом он услышал осторожные шаги, приближающиеся из-за угла. Двое или трое мужчин, как он и думал. Он с самого начала знал, что это такое.

Грабеж.

Еще несколько мгновений – и они уже были рядом. Время замедлилось; он ловил каждый звук, каждый запах, любую самую маленькую деталь. Он был самым необычным человеком из всех живущих. Он владел временем. Он владел жизнью. Он владел смертью.

Настала пора получать оставшееся удовольствие.

Движением колена он сломал ей позвоночник и повернулся, уже поднимая нож. Человек, который стоял у него за спиной, рухнул со вспоротым животом. Его внутренности выплеснулись в переулок.

Он ждал второго – женщины этого сорта обычно работают с двумя мужчинами. Он никогда раньше не видел, чтобы их было трое, и эта неожиданная опасность еще больше распалила его жажду.

Второй мужчина справа махнул рукой, но он заметил блеск лезвия и вовремя шагнул назад. Нож звякнул о стену. Третий подскочил к нему. Но получил удар сапогом в пах и рухнул к его ногам.

Мужчина справа замер. Теперь они были один на один. Лицо у него было совсем юношеское – и с храбростью юности он повернулся и бежал.

Он улыбнулся. Нет более заманчивой цели, чем голова бегущего человека. Он метнул нож. Мальчик несся со всей скоростью, на какую только был способен, но нож оказался быстрее. Он вонзился в цель с тупым звуком, и юный грабитель упал замертво.

Третий мужчина поднялся. Он был старше, сильнее, тяжелее и взбешен до предела. Хорошо.

Ударом ноги он сломал ему нос. Воя от боли и гнева, мужчина прыгнул вперед. Он увидел блеск стали и повернулся боком, а потом перехватил нападающего и сбил его с ног. Все произошло моментально. Это было великолепно; эта опасность, это безумие опьяняли его.

Он замечал все детали: одежда мужчины, маленькая прореха у него на плаще, его лысина, отражающая далекие огоньки, его сальные волосы, шрам на месте отсутствующего правого уха.

Выкручивая ему руку, он увидел кровь. Это его удивило. Он не зарезал его – пока. И это не могла быть кровь из его разбитого носа.

Очень редко ему доводилось испытывать столь острое удивление.

Он даже не сразу понял, что мужчина кричит от боли. Он швырнул его наземь и ногой припечатал его голову к булыжнику, одновременно выбив ему зубы.

Потом он сгреб его за сальные волосы и оттянул ему голову назад.

– Грабеж – опасное занятие. Пришло время расплачиваться.

– Мы бы тебя не тронули, – забормотал мужчина. – Только ограбили бы, ты, ублюдок.

– Ублюдок, вот как?

Тщательно, медленно, наслаждаясь каждой деталью, он перерезал горло противнику, которого только что победил.

Какое неожиданное наслаждение принесла эта ночь! Он поднял руки и сплел пальцы, чувствуя в воздухе квинтэссенцию смерти, ее шелковистую сущность. Она тянула его к себе.

Он был тем, кто завершает жизнь человека. Он был равновесием. Он был смертью. Он наслаждался, видя понимание этого в их глазах. Больше всего на свете ему нравилось греться в этих взглядах и видеть в них ужас. Только тогда он полностью осуществлял себя. Только тогда чувствовал себя неким завершенным целым.

Он стоял, покачиваясь в экстазе, и жалел, что это не продолжалось дольше. Жалел, что не удалось насладиться долгими криками. Крики – это лучше всего. Он жаждал их, нуждался в них, страстно желал их. Крики помогали ему осуществить себя, добиться цельности. Крики были нужны ему – не сам звук – он часто завязывал рот своим партнершам, – но попытка издать его и то, что они собой олицетворяли: ужас.

Но сейчас он не успел насладиться криками, и жажда его наполовину осталась неутоленной.

Он прошел в переулок и с удовольствием убедился, что не растерял навыков: парнишка валялся мертвым с ножом в затылке. Это было умиротворяющее зрелище.

Погруженный в океан ощущений, он вдруг осознал, что он почувствовал новое: боль.

Удивленный, он осмотрел свою руку и наконец обнаружил источник непонятной крови. Оказалось, что на плече у него длинный порез. Рана была глубокой. Ее требовалось зашивать.

Он едва не задохнулся от удовольствия.

Опасность, смерть и ущерб – все в одну ночь, в одной случайной встрече. Это было даже почти чересчур.

Голоса были правы, когда говорили, что ему надо идти в Эйдиндрил.

Однако он не получил того, в чем нуждался: длительный ужас, осторожная работа ножом, разгул крови, бесконечная, утонченная боль, оргия бешеного ножа – и только тогда смерть.

Но эфирные голоса обещали ему, что он получит окончательную победу, окончательное равновесие, окончательное слияние.

Они обещали ему окончательное достижение цели.

Они обещали, что он получит Мать-Исповедницу.

Его время близилось.

Ее время близилось.

Скоро.

Когда Верна положила Уоррену на лоб мокрое полотенце, он открыл глаза. Она с облегчением вздохнула.

– Как ты себя чувствуешь?

Он попробовал сесть. Она мягко толкнула его в грудь и вновь уложила на сено.

– Просто лежи и отдыхай.

Он вздрогнул от боли и провел языком по губам.

– Я хочу пить.

Верна поднесла к его губам ковш. Уоррен вцепился в него и принялся жадно глотать воду.

Задыхаясь, он пробормотал:

– Еще.

Верна наполнила ковш и снова протянула ему, чтобы он напился вдосталь.

– Рада видеть, что ты очнулся.

Уоррен с усилием улыбнулся.

– И я рад. Долго я был без сознания на этот раз?

Она пожала плечами в знак того, что он зря беспокоится.

– Несколько часов.

Уоррен обвел взглядом сарай. Верна подняла лампу, чтобы было светлее. Дождь барабанил по крыше, и от этого звука сарай казался уютнее.

Верна поставила лампу.

– Не верх роскоши, конечно, зато по крайней мере здесь сухо.

Уоррен был почти без сознания, когда они наткнулись на эту ферму. Хвала духам, хозяева проявили сочувствие. Они предложили им свою кровать, но Верна отказалась, не желая заставлять людей спать в их собственном сарае.

За время своих странствий в поисках Ричарда Верне не раз приходилось ночевать в таких местах, и ей это даже отчасти нравилось. Она любила запах сена. Странствуя, она думала, что ненавидит его, но, вернувшись во Дворец Пророков, поняла, что ей не хватает запаха сена, земли, травы и воздуха, промытого чистым дождем.

Уоррен коснулся ее руки.

– Прости, Верна, что из-за меня мы двигаемся так медленно.

Верна улыбнулась. Она вспомнила время, когда ее нетерпеливый характер заставлял ее все время спешить. Любовь к Уоррену открыла ей прелесть спокойствия. Ей было хорошо с Уорреном. Он был для нее всем.

Она откинула назад его вьющиеся белокурые волосы и поцеловала Уоррена в лоб.

– Ерунда. На ночь нам так или иначе пришлось бы остановиться. Ехать под дождем весьма неприятно. Лучше хорошо отдохнуть и потом двигаться быстрее. Уж ты мне поверь, у меня большой опыт в таких вещах.

– Но я чувствую себя таким… бесполезным.

– Ты – пророк. Ты обеспечиваешь нас сведениями, которые трудно назвать бесполезными. Только благодаря тебе мы с самого начала двинулись в правильном направлении.

Он посмотрел в потолок.

– Головные боли все учащаются. Я боюсь думать, что однажды закрою глаза и уже не проснусь.

Верна нахмурилась.

– Я не хочу слышать таких разговоров, Уоррен. Мы с этим справимся.

Он заколебался, не желая с ней спорить.

– Если ты так говоришь, Верна… Но из-за меня мы теряем время.

– Я уже позаботилась об этом.

– Ты? Что же ты сделала?

– Нашла нам средство передвижения.

– Верна, ты же сама говорила, что нельзя нанимать повозку, потому что это привлечет к нам внимание.

– Не повозку. И я не хочу слышать никаких возражений. Я наняла этого фермера, чтобы он взял нас собой на юг в своей телеге для сена. Он сказал, что мы можем устроиться на задке, и он закроет нас сеном. Так что не придется тревожиться, что кто-то обратит на нас внимание.

Теперь Уоррен нахмурился.

– Почему он согласился нам помогать?

– Я ему хорошо заплатила. Больше чем нужно, и кроме того, он и его жена преданы Свету. Он уважает сестер Света.

Уоррен вытянулся на сене.

– Ну что ж, звучит заманчиво. А ты уверена, что он в самом деле согласен?

– Он в любом случае поехал бы.

– Вот как? Почему?

Верна вздохнула.

– У него больна дочь. Ей всего двенадцать. Он хочет купить ей лекарство.

Уоррен помрачнел.

– Почему ты не вылечила девочку?

Верна выдержала его пристальный взгляд.

– Я пробовала. Но у меня не получилось. У нее жар, судороги и рвота. Я все испробовала. Я бы многое отдала, чтобы вылечить несчастного ребенка. Но я не смогла.

– Есть предположения почему?

Верна печально покачала головой.

– Дар не может излечить все, Уоррен. Ты же сам знаешь. Если бы у нее была сломана кость, я бы ей помогла. Но лихорадку дар лечит довольно плохо.

Уоррен смотрел вдаль.

– По-моему, несправедливо. Они предлагают нам помощь, а мы ничего не можем сделать для них.

– Я знаю, – прошептала Верна. Она некоторое время слушала дождь, а потом сказала: – Мне удалось хотя бы немного снять боль. Ей стало полегче.

– Хорошо. По крайней мере неплохо. – Уоррен подгреб к себе еще сена. – Ты не связывалась с Аннелиной?

Верна постаралась не выдать своей тревоги.

– Нет. Она не ответила на мои сообщения и сама мне ничего не написала. Вероятно, она занята. У нее хлопот куда больше, чем у нас. Когда у нее будет время, она с нами свяжется.

Уоррен кивнул. Верна погасила лампу. Она прижалась к нему и положила голову ему на плечо.

– Лучше всего нам сейчас поспать. На рассвете мы двинемся в путь.

– Я люблю тебя, Верна. Если я умру во сне, я хочу, чтобы ты это знала.

Верна в ответ нежно погладила его по щеке.

Кларисса потерла заспанные глаза. Рассвет просачивался в комнату между тяжелыми темно-зелеными шторами. Она села в кровати. Кларисса никогда не надеялась, что у нее когда-нибудь будет такое счастливое пробуждение. Она повернулась, чтобы сказать об этом Натану. Натана рядом не было.

Кларисса села на край кровати и поболтала ногами. Все ее тело ныло после ночных упражнений. Кларисса улыбнулась. Она и не думала, что боль в мышцах может быть настолько приятна.

Она сунула руки в рукава красивого розового халата, который купил ей Натан, поправила воротничок и завязала шелковый пояс.

Натан сидел за столом, склонясь над письмом. Увидев в дверях Клариссу, он улыбнулся ей.

– Хорошо спалось?

Кларисса прикрыла глаза и вздохнула.

– Можно и так сказать. – Она усмехнулась. – Немного мне поспать удалось, во всяком случае.

Натан подмигнул ей, обмакнул перо в чернильницу и снова начал писать. Кларисса зашла сзади и положила руки ему на плечи. На Натане были только штаны. Она принялась массировать ему мышцы у основания шеи, и Натан издал довольное урчание.

Массируя его, она заглянула в письмо, которое он писал. Это были указания насчет дислокации каких-то отрядов в местах, о которых Кларисса сроду не слышала. В конце Натан предупреждал генерала о каких-то узах и о страшных последствиях, которые не замедлят последовать, если на эти самые узы не обратить должного внимания. Тон письма был весьма авторитетным. Натан подписал письмо: «Магистр Рал».

Кларисса нагнулась и слегка куснула его за ухо.

– Натан, ночь была грандиозной. Это какая-то магия. Ты был великолепен. Я – самая счастливая женщина в мире.

Он лукаво ей улыбнулся.

– Магия. Да, немножко магии было. Я старик и должен использовать то, что у меня есть.

Она провела пальцами по его волосам.

– Старик? Я так не думаю, Натан. Надеюсь, что я доставила вам хотя бы половину того удовольствия, которое испытала сама.

Он рассмеялся и сложил письмо.

– Полагаю, я не отставал от тебя. – Его рука скользнула ей под халат, и Кларисса с писком отскочила. – Это была одна из лучших ночей в моей жизни.

Она прижала его голову к своей груди.

– Что ж, мы все еще живы. Не вижу причины, почему мы не можем еще и еще достигнуть таких же высот.

Улыбка Натана стала шире. Глаза его блеснули чувственным блеском.

– Дай мне закончить с письмом, и мы проверим это на нашей большой кровати.

Он насыпал в крошечную медную ложку немного сургуча и поднес ее к сложенному письму.

– Натан, глупый, как ты собираешься расплавить сургуч?

Натан выгнул бровь.

– Ты уже должна знать, моя дорогая, что мой способ самый удобный.

Она рассмеялась.

– Моя ошибка.

Он провел пальцем над ложечкой, и сургуч сразу стал жидким. Кларисса была в восхищении. Натан не переставал ее изумлять. Она вспомнила, что палец Натана может творить не только такие простенькие чудеса, и щеки ее запылали.

Она нагнулась и прошептала ему на ухо:

– Я хочу, чтобы вы и ваш волшебный палец вернулись вместе со мной в большую кровать, магистр Рал.

Натан поднял свой волшебный палец.

– И это непременно произойдет, моя дорогая, сразу же после того, как я отправлю это письмо.

Он провел пальцем по письму, и оно поднялось в воздух. Брови Клариссы тоже поползли вверх. Натан пошел к двери, а письмо плыло перед ним. Он сделал рукой театральный жест, и дверь отворилась сама.

Солдат, который сидел на полу, прислонившись к стене, вскочил и приложил кулак к сердцу, отдавая Натану честь.

Люди боялись Натана. Кларисса видела это по их глазам. Она понимала их страхи и не забыла, как сама испугалась его, когда впервые увидела. Когда Натан устремлял на человека ястребиный взор своих синих глаз и хмурился в неудовольствии, ей казалось, что он способен обратить в бегство целую армию.

Натан протянул руку, и письмо поплыло к солдату.

– Ты помнишь мои инструкции, Уолш?

Солдат схватил письмо из воздуха и сунул в карман мундира. Как ни странно, казалось, он совсем не боится Натана, хотя и относится к нему с почтением.

– Конечно. Вы знаете это лучше меня, Натан.

Натан утратил немного своей величественности и задумчиво поскреб подбородок.

– Пожалуй, да.

Кларисса терялась в догадках, где Натан нашел этого солдата, а главное – когда успел дать ему инструкции. Она предположила, что он, должно быть, выходил, пока она спала.

Этот солдат отличался от тех, которых Кларисса видела раньше. У него был теплый дорожный плащ, на поясе – уйма кожаных мешочков, а мундир пошит лучше, чем у солдат регулярной армии. Его меч был короче, зато кинжал – длиннее. Он, как и Натан, явно не был мелкой сошкой.

– Передай письмо лично генералу Райбиху, – сказал Натан. – И не забудь – если любая из этих сестер примется тебя расспрашивать, предупреди их о том, что я говорил, и добавь, что магистр Рал приказал тебе держать язык за зубами.

Солдат понимающе улыбнулся.

– Я знаю… магистр Рал.

Натан кивнул.

– Хорошо. Что о других?

Уолш сделал неопределенный жест.

– Боллесдун вернется и сообщит, что он узнал. Я уверен, что это был только экспедиционный корпус Джеганя, но Боллесдун выяснит наверняка. Армия большая, но ничто по сравнению с основными силами императора. Я не вижу свидетельств, что они прошли на север дальше Гавани Графана. Похоже, Джегань чего-то ждет. Не знаю, чего именно, но, похоже, он не спешит бросить свои орды в глубь Нового мира.

– Я видел его солдат в глубине Нового мира.

– Я по-прежнему думаю, что это был только экспедиционный корпус. Джегань терпелив. Потребовались годы, чтобы объединить Древний мир под его властью. Он использовал почти такую же тактику: экспедиционный корпус берет важный город, оттуда вывозятся книги и прочие сведения. Это темные и жестокие люди, но в их задачу входит захватить и привезти императору все ценные книги. Потом они возвращаются и ждут, куда император пошлет их на этот раз. У Боллесдуна там есть свои люди, но надо соблюдать осторожность, так что пока наслаждайтесь ожиданием, Натан.

Натан задумчиво погладил подбородок.

– Да, могу представить, что Джегань пока не стремится посылать свою армию в Новый мир. – Он посмотрел на Уолша. – Пожалуй, тебе лучше отправиться в путь.

Уолш кивнул. Он повернул голову и встретился глазами с Клариссой. Уолш вновь повернулся к Натану, и слабая улыбка тронула его губы.

– Этот человек мне по душе.

Натан усмехнулся:

– Душа – одно из чудес природы, Уолш.

От того, как Натан сказал эти слова, сердце Клариссы наполнилось гордостью.

– Вы будете осторожны, здесь, в крысиной норе, а, Натан? У вас же нет глаз на затылке, в конце концов. – Уолш погладил карман, в который спрятал письмо. – Особенно после того, как я передам это.

– Я буду осторожен, парень. Главное – передай письмо.

– У вас есть мое слово.

Закрыв дверь, Натан повернулся к Клариссе. Глаза его мерцали, он улыбался.

– Наконец-то мы одни, моя дорогая.

Кларисса взвизгнула и побежала к кровати в притворном испуге.