– Да, Андреич… парням твоим и черт не страшен… – со смешанным чувством одобрения и осуждения сказал Аникину Головатый и тут же с досадой оглянулся назад.

– Черт, чего Шаталин там мешкает? По рации докладывает, что ликвидирует… Что-то они там ликвидируют, так их перетак…

– Тараканов и ликвидируют… товарищ старший лейтенант… И не следует с этим торопиться… Чтобы «фаустпатрон» под хвост не заполучить… – ответил Аникин на ходу, спрыгивая с танковой брони.

Спешка старшего лейтенанта Головатого Андрею совсем не нравилась. И это мягко говоря. Еще до того, как танки под прикрытием штрафников пошли на приступ улицы берлинского пригорода, у двух взводных – командира танкового взвода и командира взвода «шуриков» – возникли серьезные разногласия по поводу темпов штурма квартала.

Старший лейтенант Головатый твердил, что им нужно как можно быстрее выйти к железной дороге, что у него приказ командования и что возиться с каждым домом в отдельности некогда.

Аникин настоял на том, что оставлять у себя за спиной фашистов нельзя ни под каким видом. Если не проверить дом от подвала до чердака и оставить позади «фаустников» и вражеских «пэтээровцев», то до железной дороги танки не доберутся.

В итоге после ненужных препирательств выработали единую тактику взаимодействия штрафников и танковых экипажей. Танки двигались вплотную к домам, экипаж Шаталина – чуть впереди, по правой стороне улицы, экипаж Головатого – по левой. Каждую «тридцатьчетверку» прикрывал отряд штрафников, который Аникин поделил на две штурмовых группы.

С легкой руки Липатова их прозвали «вира» и «майна». Те, кто отобрался в «виру», сидели на броне в качестве десанта. Вошедшие в «майну», следовали по мостовой за своей машиной. И «вира», и «майна» контролировали как свою, так и противоположную от себя сторону улицы. Обе группы – и те, что на броне, и шедшие своим ходом – в оба глаза высматривали в первую голову «фаустников», пулеметы и противотанковые ружья, и любые прочие поползновения фашистов.