Хаген подполз к самому краю бруствера. Его пальцы машинально рыскали в земле, насыпавшейся в окоп. Вот рука ухватилась за самый конец винтовочного ствола и, с силой раскачав его, потянула «Маузер» наружу. Винтовка поддавалась с трудом, и Хагену было неудобно тащить лежа, но он, корчась и напрягая все мышцы, разрывая почву вокруг ствола, остервенело тащил до тех пор, пока не извлек винтовку на поверхность.

Фаустпатрон извлечь из погребения было уже легче. Тяжело дыша, отплевываясь, Отто припал к брустверу и огляделся. В первую секунду он не узнал позиций. Лес полыхал огнем, и черный дым стелился через все поле, затягивая все пространство вокруг рваными клубами. Копоти добавляли два русских танка, которые горели на левом фланге, на самой границе проволочных заграждений.

От вражеских машин поднимались столбы жирного дыма. Не достигнув и пары метров высоты, будто под воздействием собственной тяжести, дым опускался вниз. Он лоснился, под толчками ветра, будто нехотя, растекаясь по самой земле, как будто толстые струи жидкой смолы, которая заливала все вокруг.

Земля, еще несколько минут назад покрытая зеленой травой, чернела, выжженная и изрытая снарядами и минами, перепаханная танковыми гусеницами.

Все поле, от вершины холма до самого леса, было усеяно убитыми и ранеными. До проволочных заграждений лежали трупы русских. Их тела, сраженные пулями и осколками на бегу, застыли, словно перекрученные, в неестественных позах. Совсем близко, метрах в пяти от окопа Хагена, на животе лежал человек. Его скрюченные пальцы впились в землю, и он, даже после своей смерти, будто еще пытался ползти вперед. На повернутом набок лице, белом как мел, застыла гримаса то ли сильной боли, то ли неимоверного усилия. Эта гримаса оголяла два ряда желтых зубов, как будто мертвец скалился, издеваясь над Отто.