Следующих жертв ждать пришлось недолго. Град осколков и земляных комьев накрыл штрафников у окопов. Один из упавших принялся кататься по земле, истошно крича и корчась от боли.

– Черт, что за мясники… неужели нельзя переждать артобстрел в укрытии? – не выдержав, буркнул Фромм.

Оберлейтенант, словно услышав произнесенную фразу, вдруг прервал свою речь. Все тут же поняли, что внимание его привлекла не фраза Фромма. Он ее попросту не слышал. Но зато он хорошо слышал крики раненого испытуемого на берегу озера.

Оберлейтенант несколько секунд стоял неподвижно, вглядываясь в то, что происходило в полевом испытательном подразделении. Казалось, он весь превратился в слух, жадно ловя завывающие стоны агонизировавшего штрафника. Вот они перешли в предсмертный хрип и замолкли.

Когда оберлейтенант Тегель повернулся обратно к строю, лицо его, с заостренными скулами, словно пергаментом, обтянутыми прокуренной кожей, было очень хмурым. Он стоял еще с минуту, молча глядя себе под ноги. Потом медленно поднял на своих подчиненных остекленелые глаза безумца. Он смотрел на них внимательно и как-то странно – словно видел впервые. Отто от этого взгляда стало не по себе. Он вдруг осознал, как командир смотрел на них. Он смотрел на них взглядом мертвеца. Так, как будто и они все уже мертвецы…

– Разойтись по местам… Приготовиться к бою… Крушить и жечь русские танки, убивать русских…

Последние слова его были произнесены подавленным, усталым голосом. Они уже ничего не могли добавить к тому, что сказали его глаза.