С санинструктором он обошелся, пожалуй, излишне резко. Каким испуганным выглядело ее милое, юное лицо, как округлились вдруг серые озера-глаза этой девчушки. Но теперь уже ничего не попишешь. Черт, не надо было связываться с этим санвзводом. Температуру решил полечить… И еще этот капитан, будь он неладен, сбил его с толку. Есть приказ ПНШ, старшего по званию, который он должен выполнять. И если сказано ему – встречать пополнение на полустанке, значит, там он и должен быть.

Федор тогда на полустанок все-таки успел, чем заслужил удивленную похвалу со стороны Нечитайло. И в штабе его сразу зауважали, видимо, с подачи того же зама по строевой и ПНШ первого. Наглядно проявил офицер сознательность и ответственное отношение к делу, так сказать, с первых часов пребывания в батальоне. В лютую стужу, несмотря на мороз, вьюгу и температурную простуду, встретил новобранцев для своего взвода самолично, не перекладывая это дело на плечи сослуживцев.

Правда, первая ночь в батальоне стала для Коптюка сущим адом. Крупный озноб стал трусить его уже вечером, и в голове гулко бурлила температура кипения. Но он переносил все стойко, на ногах. Один лишь раз сорвался, когда застал у Степаниды этого окруженца из новеньких. Тот, со слов санинструктора, жаловался на боль в ноге, а старший лейтенант выгнал его. А в глубине души просто разозлило его, что вот намеревался Коптюк увидеться со Стешей с глазу на глаз и извиниться перед ней за свое грубое поведение. А этот «переменник» все планы его нарушил. Размотал перед санинструктором свои грязные обмотки. И сам этот Гвоздев весь будто замшелый, перемороженный, с отсутствующим выражением бесцветных, потухших глаз на небритом осунувшемся лице. А Стеша, вся такая чистенькая, хрустящая, вынуждена своими ручками чистенькими дотрагиваться до его грязных штанов. Вывел его из себя этот Гвоздев.

Коптюк считал неопрятность первым признаком ненадежности бойца. От нее – первый шаг к трусости. Отсюда и отсутствующий взгляд, верный признак внутреннего разлада. Под Харьковом, во время панического отступления, и позже, не раз и не два, встречал он много таких. По первому взгляду на такого воина становилось ясно, что силу духа он если и имел, то растерял окончательно и теперь подобен щепке, брошенной в мутный речной поток – куда вынесет, туда и ладно. Подчиняется он не приказам командира, а мокренькой, дрожащей зверюшке, затаившейся в самом его нутре, имя которой трусость. Вот почему он накричал на этого нытика Гвоздева. Тоже еще бывший офицер называется…