Федор просит Довганюка срочно соединить его со штабом роты. У Федора и у остальных взводов позывные числовые: второй взвод – «18-й», штаб роты – «12-й». Двенадцатый отвечает сразу, и Федор запрашивает минометную и артиллерийскую поддержку. Он еще не успевает закончить фразу, как связь снова прерывается. Чуть не разбив в сердцах тяжелую черную трубку телефонного аппарата, Федор закусывает губу и сдержанным тоном просит замкомвзвода снова заняться телефонным кабелем.

Довганюк, не дожидаясь, когда утихнет вражеский обстрел, уползает по следу кабеля. В той стороне один за другим вспухает взрыв от мины и высокий фонтан земли и дыма, поднятый артиллерийским снарядом.

Старшему лейтенанту кажется, что он послал своего замкомвзвода на верную смерть. Он старается об этом не думать, да ему и некогда об этом думать. На НП появился Дерюжный. Они вместе с Зарайским притащили пулеметчика «максима». Все лицо у бойца залито кровью. Верх головы перебинтован, и бинт уже весь темно-красный от набрякшей крови. Зарайский с потерянным видом бормочет, что осколком пробило первому номеру голову. Коптюк даже не знает, как зовут пулеметчика. Зарайский говорит, что его фамилия Сергеев и что он родом из-под Перми. Раненый шевелится. Зарайский тут же наклоняется, стараясь уловить ухом, что тот шепчет. «Пить! Пить просит!» – вскрикивает «переменник», расшифровавший угасающий шепот боевого товарища.

– Зарайский, возвращайтесь к пулемету! – суровым окриком приказывает Коптюк.

Дерюжный переглядывается с Зарайским, и замкомвзвода толкает того в плечо. Зарайский растерянно глянув на пулеметчика, бежит прочь, к своему пулемету.

– Разыщи ему, Семеныч, второго номера… Срочно! Слесаря и Пилипчука разыши! Всем к бою готовиться!.. – кричит ему старший лейтенант. – Немец вот-вот будет здесь!

Коптюк вспоминает, что отдал свою флягу этому «переменнику». Она заткнута у него под расстегнутую пуговицу гимнастерки. Федор достает флягу. Чувствует, что в ней есть немного воды. Отвинчивает крышку и подносит к губам пулеметчика. Наливает влагу в полураскрытые, истрескавшиеся губы. В трещины въелась пыль и грязь, и когда на них попадает вода, их цвет от мокроты делается четче. Во рту, потом в горле бойца булькает, потом обратно выходит воздух, как будто он делает выдох. Потом он затихает. Значит, его звали Сергеев. «Сергеев, Сергеев…» – подобно стуку пулеметной очереди, лихорадочно крутится в мозгу взводного одно и то же слово, и он машинально прикладывается к горлышку фляги и жадно пьет теплую, железистую влагу.