ДОМА НАД БУХТОЙ КАМЫШОВОЙ
И встретила плавбатарейцев севастопольская земля. Одних, израненных, мечущихся в бреду, снесли с катеров в бухте Камышовой. Других — капитана-лейтенанта Мошенского Сергея Яковлевича, старшин 2-й статьи Афанасьева Николая Петровича, Куликова Бориса Александровича и краснофлотца Сихарулидзе Капитона Владимировича — похоронили на берегу.
Где, в каком месте возле Камышовой бухты покоятся командир плавбатареи Мошенский и его боевой товарищ старшина Афанасьев — неизвестно. «Где-то в развалинах, возле Камышовой бухты…» — на этом сходятся большинство плавбатарейцев, последний раз видевших его. Но есть и еще одна версия захоронения Мошенского.
Виктор Леонтьевич Луганский, бывший старший техник 20-й Авиабазы ВВС ЧФ в своей рукописи «Мыс Херсонесский» пишет: «…Пока Мошенский был доставлен на берег, а затем в нашу санчасть, он умер от большой потери крови». Здесь же упоминается фамилия военврача Кораблева… К сожалению, найти его и уточнить что-то о Мошенском не удалось… После падения Севастополя Кораблев попал в плен и в Днепропетровской тюрьме ведал лазаретом… Могли ли привезти тело Мошенского в санчасть аэродрома? Могли. Авиаторы на шлюпке принимали участие в снятии раненых с плавбатареи. Они доставляли их на берег. Там же лежали и умершие от ран… Батарею, прикрывавшую аэродром, хорошо знали, как и слышали многократно фамилию ее легендарного командира. Так что вполне могли. И затем захоронить где-то в районе аэродрома, где хоронили умерших и погибших авиаторов. Документы авиачастей, находившихся на аэродроме мыса Херсонес, я, к сожалению, не прорабатывал, да и не знаю, уцелели ли они…
Где похоронены Куликов и Сихарулидзе, также никто не знает, очевидно, тоже где-то возле бухты Камышовой.
Но развалин давно нет. Теперь до бухты Камышовой не надо добираться на попутном грузовике, трястись в стареньком автобусе — достаточно в центре Севастополя сесть на троллейбус, и через двадцать минут вы приедете сюда. Вас окружат современные дома. Прямые улицы выведут к спокойной глади бухты, вдоль берегов которой не найти и в помине зарослей камыша.
Где-то здесь, в этом районе, в этой земле, похоронены моряки плавбатареи… Да разве только они, разве только четверо?.. Моряки-севастопольцы, пережившие последние дни обороны, рассказывают, что в бухте находились тысячи раненых. Сюда, пятясь под натиском превосходящих сил врага, отходили поредевшие отряды защитников города. А гитлеровцы бомбили и обстреливали берег и бухту…
Когда возводили новые послевоенные дома, отрывались глубокие ямы-котлованы под фундаменты, сколько раз ковш экскаватора замирал, зачерпнув в своей железной горсти кости безвестных защитников Севастополя, изъеденное ржавчиной оружие…
При каждом рассказе об этом сжимается сердце. Кто он, безвестный? Ведь было же у него имя?! Чей он сын, брат, муж?.. И не прахом — вечной памятью стал он для всех нас.
Горит над Сапун-горой огонь вечной славы черноморцам. Символом памяти пламенеют в голой, каменистой степи крымские маки. Не надо слов. Слушаю тишину и жесткий шелес трав. Сегодня, проживая на этом свете, отмеренные кем-то свыше годы, я искрене убежден, что природа, сама местность, где происходили трагические события, ОБЛАДАЕТ ЖИВОЙ ПАМЯТЬЮ И ХРАНИТ В СЕБЕ ЭТИ СОБЫТИЯ. Уметь бы слышать и понимать священную тишину, в которой живет эта память! Иногда интуитивно, необъяснимо такое удается, мы догадываемся, представляем себе, как все происходило. Но здесь так важно не дать волю фантазии! Помолчим у кромки воды севастопольских бухт. Не спеша пройдем по выжженной солнцем крымской земле. «Где-то здесь их посмертный причал…»…
Вдова капитан-лейтенанта Мошенского — Вера Степановна много лет бережно хранит все до единого письма Сергея Яковлевича. Они переплетены в две толстые книги. Сколько их, писем? Двести, триста, пятьсот? И разве не чудо, что эти два тома — полное собрание писем их жизни и любви были привезены в Москву из Севастополя моим приятелем — моряком Черноморского флота и более чем на год доверены мне. Все то время, когда я работал над этой книгой, они жили в моей московской квартире…
В первом томе первое письмо, написанное Вере в феврале 1936 года из Севастополя, куда уехал он по призыву на флот. Письмо написано карандашом. Буквы едва различимы.
«17 февраля была комиссия. Эта самая последняя комиссия дает окончательное заключение и назначает в воинские части. Захожу, сидит начальство с широкими нашивками на рукавах (старший командный состав) и очень испытующе, прямо-таки пронизывающе рассматривает мое существо. Не успел подойти к столу, как один спрашивает: «Кем работали?» «Электриком, бригадиром», — отвечаю. «Какое образование?» — «Среднее, рабфак». — «Законченное?» — спрашивает другой. «Да, законченное», — отвечаю.
Принялись они рассматривать мои документы. Слышу, говорят, что из меня был бы хороший лейтенант.
А потом главный из комиссии спрашивает: «А хотели бы вы быть командиром, конечно, средним, лейтенантом?» Я без колебаний отвечаю: «Стать лейтенантом я не прочь». — «Ну, так будете им. Можете идти», — говорит он».
Письма тридцать седьмого, тридцать восьмого и других годов… Последняя фронтовая открытка, ушедшая в город Чирчик Узбекской ССР из осажденного Севастополя: ею завершается второй том…
«19 июня 1942. Здравствуй, родная! Я жив и здоров. Пока все идет нормально. Жаль, что нет совершенно свободной минуты. От тебя жду писем. Привет Ане. Целую крепко. Твой Сергей».
19 июня 1942 года… В этот день он погиб.
С каждым годом эти письма в какой-то мере отходят от личного, становясь достоянием истории, рукописным памятником высот человеческой души. Тысячи людей прочли и еще прочтут строки из них. Прочтут, учась верности, трудолюбию, мужеству. Капитан-лейтенант Мошенский и погибшие с ним моряки живы в пожелтевших фронтовых фотографиях, в строго и надежно хранимых строках боевых документов, написанных ими самими и о них. В военных архивах хранятся рапорты, донесения, личные дела и учетные карточки. И на всем этом символом нашей коллективной, народной памяти стоит гриф: «Хранить постоянно». Это значит — вечно!
Да, судьбы тех, кто уцелел после 19 и 27 июня 1942 года, сложились по-разному. Только легких судеб не было.
Сойдя со своего железного острова, моряки-плавбатарейцы не окончили борьбу. До последних дней и часов обороны сражались они, прижатые к обрывистым берегам Феолента и Херсонеса. Погибали. Чудом оставались жить. Уходили с Крымской земли, чтобы вернуться. Шли дорогами войны. Освобождали родной Севастополь. Шли дальше, на запад. К Победе.
Автор счел своим долгом проследить их судьбы.
