Книга: Из штрафников в разведку
Назад: Глава 10. Сентябрь 1943 года. Северо-Западный фронт. Начало
Дальше: Глава 12. Октябрь 1943 года. «Не загадывай наперед»

Глава 11. Октябрь 1943 года. Северо-Западный фронт

Ночь выдалась ветреной и сырой – мелкий дождь то затихал ненадолго, то вновь начинал осыпать землю размеренно и сердито, подгоняемый злыми порывами холодного ветра. Разведчики в полном молчании миновали несколько ходов сообщения и вышли в переднюю траншею, за которой темнела полоса нейтральной территории между нашими и немецкими позициями.
Время от времени над нейтралкой взлетали осветительные ракеты, заливая местность синевато-призрачным светом. Ракеты гасли, и снова воцарялась непроглядная темнота, то в одном, то в другом месте периодически прошиваемая длинными пунктирами трассеров: постреливали и с одной, и с другой стороны, давая противнику понять, что сторожевые дозоры не дремлют.
Прохоров коротко переговорил с поджидавшими группу саперами, минут пять что-то высматривал в темноте, затем легко перемахнул бруствер и тут же растворился в дождливом сумраке. Следом за командиром ушли Новиков и Забурдаев, а уж затем траншею покинули остальные разведчики и саперы. Правда, уже через пару десятков метров Прохоров подал знак своим остановиться, пропуская группу обеспечения вперед.
Миронов, стараясь ступать неслышно, шел в шаге от Яровца. Еще в паре метров впереди качались неясные тени саперов. Днем разведчики с помощью стереотрубы хорошенько просмотрели каждый метр и так, казалось бы, до мелочей изученной нейтралки – для пущей уверенности.
Прошли еще метров сорок, и Алексей едва не ткнулся носом в обтянутую телогрейкой спину сержанта. Тот живо обернулся и качнул ладонью вниз: дальше следовало ползти. Ползти, используя каждую впадинку на местности, кустик или заплывшую после дождей воронку.
Миронов полз, стараясь не выпускать из виду скользившего впереди Яровца, и еще больше опасаясь отстать и потеряться в сырой черноте ночи – после такого позора оставалось бы просто взять и застрелиться прямо здесь, на ничейной полосе земли. Где-то впереди прощупывали дорогу саперы: Лешка никак не мог себе представить, как в такой темноте можно вообще что-то там обнаружить! Несколько раз над полем взлетали ракеты, и разведчики послушно замирали, вжимаясь всем телом в мокрую землю. Вразнобой с ракетами, где-то правее то и дело постукивал пулемет, но на редкие посвисты пуль никто не обращал внимания – если просвистела, то была точно не твоя…
Нейтралка закончилась – теперь саперам надо было проделать лаз в проволочном заграждении. Повинуясь знакам Яровца, действовали согласованно – как учили на тренировках. Двое легли на спину и зажали в кулаках звенья проволоки, один из саперов протиснулся между ними и ловко перекусил стальные жилки с накрученными на них колючками. Перерезанную проволоку осторожно ослабили и отвели в сторону. Проход был готов – теперь наступало время работы группы лейтенанта. Как Прохоров умудрился в кромешной тьме разглядеть сигнал сержанта, Миронову тоже было непонятно, но уже через минуты четыре лейтенант с ребятами скользнул под проволоку и исчез.
Алексей лежал на краю бруствера, почти вжимаясь подбородком в землю и выставив вперед ствол своего ППШ, до звона в ушах прислушивался, опасаясь каждую секунду услышать шум, крики и выстрелы. Но в темноте немецких траншей было тихо – лишь иногда в стороне просыпался и короткой очередью ударял пулемет, да несколько раз Лешке показалось, что он слышит обрывки немецкой речи. Потом вроде где-то пискнула губная гармошка. Далеко ли, близко ли – поди разберись в темноте…
Минута бежала за минутой, а лейтенанта с ребятами все не было.
«А если их там обнаружили и уже повязали… – прикидывал Миронов, чувствуя, как сердце начинает бухать так, что его, наверное, слышит даже Яровец, лежащий по другую сторону прохода. – Да вряд ли: что Прохоров, что ребята просто так схватить себя не дадут! Сколько же времени прошло, а? Вот уж правду говорят, что хуже нет, чем ждать. О, вроде шум и тени какие-то… Точно – похоже, наши возвращаются, поспешают! Волокут кого-то? Прихватили-таки фрица – ай да молодцы!»
Лейтенант с группой захвата перевалились через бруствер, как мешок, втащили в проход связанного немца и, чуть слышно матерясь и подталкивая пленного, начали отход. То, что группе не удалось проделать все тихо и незаметно, стало ясно сразу же – по встревоженным крикам немцев, по нескольким одновременно взлетевшим ракетам и по беспорядочной стрельбе, поднявшейся в окопах. Вероятно, кто-то из фрицев в последний момент заметил-таки отходивших с «языком» разведчиков и поднял тревогу.
Алексей изготовился к стрельбе, переложил поудобнее гранаты и напряженно всматривался в слабо освещенный призрачным светом ракет прямоугольник траншеи – судя по всему, там вот-вот должны были показаться немцы.
В первую же мелькнувшую в окопах тень Миронов ударил короткой очередью и потом уже вместе с другими разведчиками бил и бил по неясным силуэтам, что-то кричавшим и огрызавшимся огнем. В промежутках между очередями Алексей швырнул две гранаты: одна глухо бухнула где-то в окопе, а вторая, вероятно, рванула на поверхности и вряд ли достала кого-либо из фрицев. В эти минуты боя, когда все сверкало вспышками выстрелов и светом ракет, оглушало грохотом разрывов и беспорядочной стрельбы, Лешка совершенно потерял счет времени и ни о чем не думал – просто стрелял, и все.
Миронов торопливо менял опустевший диск на полный, когда перед самым его носом в грязь с отчетливым чавканьем шлепнулась немецкая граната с непривычно длинной ручкой, обдав лицо холодными брызгами. Лешка, пожалуй, впервые за время боя испытал мгновенный страх – настолько это было неожиданно и жутко. Чувствуя, как в затылке и в груди все мгновенно занемело от холода, Алексей за долю секунды схватил гранату и отшвырнул ее куда-то в сторону – взрыв ухнул далеко слева и сзади.
На деле же не прошло и четырех минут боя, когда Миронов среди посвиста пуль услышал команду на отход, поданную Яровцом. Это означало, что группа Прохорова вместе с «языком», вероятно, уже добралась до относительно безопасного места, и теперь настало время уходить и группе обеспечения.
Отходили, не переставая огрызаться огнем, хотя о прицельной стрельбе, конечно же, уже не было и речи. Миронов, то низко пригибаясь, то падая и перекатываясь, бежал вместе со всеми и в какую-то минуту даже испытал нечто вроде веселого и злого азарта: «А вот хрен вам, гады, теперь не достанете! Все равно уйдем…»
Ушли. Добежали до своих окопов, один за другим перекатились через бруствер и рухнули на дно траншеи. Тяжело дышали, хватая сырой воздух, трясущимися от перенапряжения пальцами крутили махорочные папироски и жадно затягивались едким пахучим дымом, запекшимися губами приникали к горлышкам фляг с водой – отходили. Остывали, постепенно освобождаясь от нездорового возбуждения и радуясь очередной удаче: «языка» взяли, отбились и вернулись без потерь. Все вернулись! Даже не ранило никого всерьез – так, несколько не стоящих внимания царапин и синяков.
– А ты везунчик, Миронов, – Яровец выпустил клуб махорочного дыма и подмигнул Алексею. – Видел я, как ты «толкушку» фрицевскую чуть в самую рожу не словил! Я уж думал, хана нам. Молодец, парень, не растерялся. Со штанами там все хорошо, сухо?
– А черт его знает, – устало ответил Лешка, даже и не пытаясь улыбнуться, – я так в грязи перевалялся и намок, что и сам толком не пойму – то ли от грязи в штанах мокро, то ли еще от чего. Вроде не пахнет…
– Ну да, этим делом, кажись, не тянет, но от баньки я бы сейчас не отказался, – сержант мечтательно зажмурился и со вкусом потянулся, – а то уже так провоняли, что собаки и за пять верст учуют! Эх, мужики, да с веничком бы, да потом сто пятьдесят с прицепом под щи горяченькие… м-мм!
Разведчики вернулись в расположение. Кое-как, наскоро почистились, приводя в порядок оружие и обмундирование, и под неспешный разговор с непременным табачком ожидали возвращения из штаба лейтенанта с ребятами.
– «Языка» притащили, теперь имеем полное право свои наркомовские принять, закусить хорошенько и до утра задрыхнуть, – удовлетворенно рассуждал Яровец, скручивая очередную цигарку. – Хорошо бы еще «язык» дельным оказался, а то…
– А то что? – непонимающе перебил Миронов и усмехнулся. – Прикажут с извинениями вернуть?
– Дурак ты, Миронов, хоть и гранаты не испугался, – беззлобно ответил сержант. – За другим идти придется, вот что!
Яровец как в воду глядел – или, по словам Дукина, накаркал, зараза такая! – Прохоров из штаба вернулся хмурый, а на все осторожные расспросы только раздраженно отмахнулся и процедил сквозь зубы:
– Да все им не так! Надо «язык»? Нате, дорогие мои, берите – теплый еще, мать его расперетак! Нет, все равно недовольны! Немец, как выяснилось, только-только прибыл с пополнением и не знает, сука, ни хрена! Им, видите ли, связист нужен или штабной, а еще лучше офицер! Да дураку ясно, что офицер лучше, да где ж его взять?! Можно подумать, обер-лейтенанты и гауптманы табунами бегают по нейтралке, ручками машут и орут: «Рус Иван, вот он я, заждался уже! Хватай меня шнеллер!» Тьфу, зла уже не хватает на всех этих умников!
– Так, товарищ лейтенант, мы это… есть-то будем или как? – недоуменно вскинул голову Яровец. – Опять же и по сто граммов надо бы – обмыть первый выход новеньких наших. Все, между прочим, молодцы, а Миронов так вообще чуть не герой! Так что, товарищ лейтенант?
– А ничего! – Прохоров неожиданно успокоился и улыбнулся – правда, не очень-то веселой улыбка получилась. – Завтра будет день, будет и пища! А сейчас маленько отметим наши славные дела – и всем спать! Разливай, сержант! Герой, говоришь? Это хорошо – мне сейчас герои как раз ох как нужны…
Яровец, не дожидаясь повторной команды, склонился над столом и начал сноровисто разливать из фляг водку по кружкам, явно пренебрегая наркомовской нормой – естественно, в сторону увеличения. Для лейтенанта – в знак уважения – старшина, ведавший хозяйственной частью, припас обычную бутылку с залитым сургучом горлышком. Прохоров аккуратно сбил сургуч, вышиб пробку и, тоже по сложившейся негласной традиции, сначала собственноручно налил Забурдаеву и Новикову, непосредственно участвовавшим в захвате «языка», потом уже плеснул и себе.
– Ну, товарищи разведчики, давайте по маленькой за то, чтобы всегда, после любого задания, мы возвращались все до единого, – лейтенант невесело усмехнулся, вероятно, вспомнив не самый приятный разговор в штабе, и закончил: – А правильного немца мы еще обязательно достанем – это вам я, лейтенант Прохоров, говорю!
Выпили, принялись за еду – на столе, по-хозяйски застеленном чистыми газетами, красовались нарезанные сало и колбаса, вскрытые банки тушенки, хлеб, лук. Кормили разведчиков действительно хорошо. Миронов частенько вспоминал голодные дни сорок первого – сорок второго, проведенные в ФЗУ и на заводе, полуголодное время учебы в военно-пехотном училище и понимал: потому-то на передовой и достается красноармейцам побольше, что в тылу люди чаще всего сидят на полуголодном пайке. Страна отдавала фронту все, что могла, и даже больше, понимая, что голодный, раздетый и разутый боец много не навоюет – сами по себе винтовки не стреляют, танки не ездят и самолеты не летают. Конечно, в наступлении или в распутицу далеко не всегда тылы справляются со снабжением войск, и полевые кухни не всегда призывно дымят рядышком с расположением войск, но в основном солдаты все положенное по норме получали вовремя…
– Да, совсем забыл, – Прохоров хлопнул себя по лбу ладонью и отыскал взглядом Алексея, уже начинавшего слегка клевать носом, – Миронов, тебя замполит прислать просил. Давай приводи себя в порядок и дуй в штаб! Хотя какой уж тут, к черту, порядок… Ладно, и так сойдет – ты тоже не на ярмарке с девками плясал!
– Так ведь поздно уже, наверное, – попробовал отвертеться Лешка, надеявшийся вскоре завалиться и, если повезет, хотя бы немного отоспаться.
– Не поздно – дуй, я сказал! Наш капитан, по-моему, вообще никогда не спит…
Гадая, зачем рядовой боец мог так срочно понадобиться замполиту, Миронов нехотя накинул сырой ватник и вышел из землянки. С удовольствием вдохнул прохладного воздуха, отчетливо припахивающего осенней горьковатой прелью, и побрел к штабу.
Капитан действительно не спал – что-то торопливо писал, сидя за шатким столом, заваленным бумагами и прочим непонятным хламом.
– Разрешите? – стараясь держаться бодро, Алексей попытался изобразить совершенно трезвого человека, понимая, впрочем, что полбутылки водки вот так просто не скроешь. – Товарищ капитан, рядовой Миронов по вашему приказанию прибыл!
– Проходи, Миронов. В общем, вот… – замполит как-то смущенно кашлянул и, отводя взгляд в сторону, протянул Алексею коричневатый листок бумажки. – Ты почитай, а я, пожалуй, пока покурю пойду…
Миронов, чувствуя легкое недоумение и пока еще неясное беспокойство, пробежал глазами по строчкам стандартного бланка, заполненного красивым писарским почерком: «Извещение. Ваш отец Миронов… уроженец… в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявив геройство и мужество, был убит… похоронен… Командир части, замполит, начальник штаба…»
Лешка тупо смотрел на бланк, медленно осознавая, что случилось нечто страшное и непоправимое. Уже достаточно отчетливо понимая, что все это, конечно, не сон, поймал себя на глупой мысли, что стоит только покрепче зажмуриться и… вот-вот, сейчас, злой морок растает и все будет по-прежнему!
Да нет, не растает и не будет, тут же подумалось Алексею с отстраненной ясностью. Ни глаза, ни казенная бумажка не обманывают его – погиб отец, убит. Теперь придется привыкать к тому, что на этом свете ты теперь один. Совсем один. И никогда уже не будет ни совместных походов на рыбалку, ни пива по выходным, ни… да ничего уже не будет. Слово-то какое мерзкое и безнадежное – «никогда»…
– Ну, прочитал? – капитан вошел так тихо, что Алексей не сразу и заметил, что в блиндаже он уже не один. – Вот видишь, Миронов, как оно бывает…
– Так я пойду? – бесцветным голосом спросил Лешка и тут же спохватился, встал: – Виноват, товарищ капитан, – разрешите идти?
– Иди, конечно, – устало кивнул замполит. – Кстати, ты же у нас комсомолец?
– Так точно!
– Насчет партии не думал? Не первый день воюешь и, слышал я, неплохо воюешь – Прохоров тобой доволен. Так что скажешь?
– Товарищ капитан, – подбирая слова, нерешительно замялся Миронов, – так вы же, наверное, в курсе, что я это… в общем, в штрафбате был. Получается, биография у меня для партии как-то не очень…
– А вот это ты, Миронов, зря, – суховато перебил капитан и пояснил: – У нас война, а на войне и для страны, и для партии хорошие солдаты важнее, чем чистенькие биографии, понял? Ну, ладно, ты иди пока. А насчет приема в партию все-таки подумай!
«А что тут думать? – вяло размышлял Алексей, возвращаясь в землянку разведчиков. – Надо так надо. Вступлю – небось, не каждому сам замполит предлагает! Коммунист Алексей Миронов – неплохо звучит, между прочим. Батя точно одобрил бы. Хотя какая разница – коммунист, комсомолец или вообще колхозник беспартийный? Лишь бы немцев бить! А бить мы их били и дальше будем – пока в последнего гада кол осиновый не вобьем…»
Назад: Глава 10. Сентябрь 1943 года. Северо-Западный фронт. Начало
Дальше: Глава 12. Октябрь 1943 года. «Не загадывай наперед»