Глава 55

Никки в сопровождении Камиля поднялась по двенадцати каменным ступеням – в казармы городской гвардии. Казармы – настоящая крепость, заруженную высокими мощными стенами . Никки не просила Камиля сопровождать ее, но сильно подозревала, что ему могла помешать пойти только смерть. Она никак не могла понять, как Ричарду удается вызывать в людях такое чувство.

Когда они покинули дом, Никки была так потрясена случившимся, что плохо понимала происходящее, но все-таки заметила – все обитатели их дома сильно встревожены. Чуть ли не из всех окон выглядывали лица, когда они с Камилем вылетели из дома и помчались по улице. Даже из соседних домов вышли люди и смотрели ей вслед. И у всех были очень мрачные лица.

Что же заставляло всех так переживать за этого человека?

И почему она сама переживает за него?

Внутри грязных казарм толпились люди. Небритый старик с ввалившимися щеками тупо стоял, глядя в никуда. Круглощекие женщины в косынках плакали, а вопящие дети цеплялись за их подолы. Другие женщины стояли с пустыми лицами, будто в очереди за хлебом или просом. Маленький ребенок в одной рубашонке одиноко стоял, засунув крошечный кулачок в рот, и вопил.

У всех было похоронное настроение.

Городские гвардейцы, по большей части здоровенные молодцы с равнодушными лицами, проталкивались сквозь толпу в темные коридоры. Низкая деревянная перегородка разделяла помещение пополам, и вся толпа стояла на одной половине. А за перегородкой переговаривались гвардейцы. За простым столом сидели какие-то люди, гвардейцы приносили им доклады, обменивались шуточками или получали очередные приказы.

Никки протолкалась через толпу к самой перегородке – на перегородку напирали женщины, надеясь, что их вызовут, надеясь узнать хоть что-то, надеясь на чудесное вмешательство самого Создателя. Но вместо этого получали лишь оскорбления.

Никки схватила за рукав проходящего мимо гвардейца. Он смерил ее с ног до головы грозным взглядом. Никки напомнила себе, что лишена своего могущества, и выпустила его рукав.

– Не скажете ли, кто здесь главный?

Он снова оглядел ее с ног до головы и, видимо, счел ее безмужней, а следовательно, доступной. Лицо его расплылось в притворной улыбке.

– Вон там, – указал он. – За столом. Народный Защитник Мускин.

За столом сидел мужчина средних лет, зарывшись в кипы бумаг. Тело его выглядело так, словно таяло на солнце. Его свободная белая рубашка была вся в темных пятнах пота.

Гвардейцы говорили ему что-то на ухо, а его унылый взгляд бесцельно шарил по комнате. Другие чиновники, сидевшие за столом по обе стороны от него, перебирали бумаги, вяло беседовали друг с другом, или с другими чиновниками и гвардейцами, непрерывно снующими по помещению.

Защитник Мускин, чью лысину три с половиной волосины прикрывали так же хорошо, как спящую черепаху несколько травинок, оглядел комнату. Его темные глаза все время двигались, скользя по гвардейцам, чиновникам, толпе посетителей. Скользнув по лицу Никки, Мускин не проявил ни малейшего интереса. Все они были гражданами Ордена, одинаковыми частичками, каждый совершенно незначителен сам по себе.

– Можно с ним поговорить? – спросила Никки. – Это важно.

Улыбка гвардейца стала издевательской.

– Ну конечно, важно. – Он ткнул пальцем на толпу. – В очередь. Жди, когда дойдет до тебя.

У Никки с Камилем не было выбора. Пришлось ждать. Никки была слишком хорошо знакома с нравами и обычаями этих мелких чиновников, чтобы устраивать скандал. Они буквально расцветают, когда кто-то начинает скандалить. Она прислонилась плечом к стене с грязными потеками от многочисленных плеч. Камиль пристроился рядом.

Очередь не двигалась, потому что чиновники никого не принимали. Никки не знала, может, есть специальное время для приема граждан. Но у них не было выбора – оставалось только ждать своей очереди. Утро тянулось, а очередь все не двигалась. Позади них с Камилем тоже скопился народ.

– Камиль, – тихо проговорила Никки, прождав несколько часов, – ты не обязан торчать тут со мной. Ты можешь идти домой.

Глаза парня были красными и опухшими.

– Я хочу подождать. – К удивлению Никки, в голосе его сквозило недоверие. – Я беспокоюсь за Ричарда, – добавил он так, что это прозвучало как обвинение.

– Я тоже за него беспокоюсь. Иначе зачем я, по-твоему, здесь?

– Я пришел к тебе только потому, что испугался за Ричарда и не знал, что делать. Все остальные либо на работе, либо ушли за хлебом. – Камиль повернулся и прислонился спиной к стене. – Я не верю, что ты волнуешься за него, но я просто не знал, что делать.

Никки смахнула со лба взмокшую прядь.

– Я тебе не нравлюсь, верно?

Он по-прежнему не смотрел на нее.

– Да.

– Могу я спросить, почему?

Камиль стрельнул глазами по сторонам, чтобы проверить, не слушает ли их кто. Но все были погружены в свои собственные заботы.

– Ты – жена Ричарда, и ты предала его. Ты привела Гейди к себе в комнату. Ты шлюха.

Никки заморгала, удивленная его словами. Камиль, прежде чем продолжить, снова огляделся.

– Мы не понимаем, почему такой человек, как Ричард, живет с тобой. Каждая безмужняя женщина в нашем доме, да и в соседних тоже, говорила мне, что, будь она его женой, никогда бы в жизни не легла с другим мужчиной. Они все в один голос твердят, что не понимают, почему ты так поступила с Ричардом. Все огорчились за него, но он нас даже слушать не захотел, когда мы пытались сказать ему об этом.

Никки отвернулась. Она внезапно не смогла больше смотреть на юношу, только что обозвавшего ее нехорошим словом, и по праву.

– Ты ничего не понимаешь, – прошептала она.

Краем глаза она заметила, как Камиль пожал плечами.

– Ты права. Я не понимаю. Я не понимаю, как можно сделать такую гадость такому мужу, как Ричард, который так тяжело работает и так хорошо о тебе заботится. Чтобы сотворить такое, нужно быть очень плохим человеком, которому совершенно наплевать на собственного мужа.

Никки почувствовала, как по щекам текут слезы.

– Я забочусь о Ричарде куда больше, чем ты можешь себе представить.

Он не ответил. Повернувшись, она поглядела на него. Камиль тихонечко качался у стенки. Ему было слишком стыдно за нее, он был слишком зол на нее, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Камиль, помнишь, как мы пришли жить в ваш дом?

Парень кивнул, по-прежнему не глядя на нее.

– Помнишь, как ты, Набби и Гейди обращались с Ричардом, каких гадостей ему наговорили? Какими гнусными словами его обзывали? Как угрожали ему ножами?

– Я совершил ошибку, – ответил он, и похоже, искренне.

– Вот и я тоже допустила ошибку, Камиль. – Никки даже не пыталась скрыть слез. Добрая половина женщин в комнате плакали. – Я не могу тебе объяснить, но мы с Ричардом поссорились. Я разозлилась на него. Я была не права. Было глупо с моей стороны сделать такое. Я допустила ужасную ошибку.

Никки шмыгнула носом и достала маленький платочек. Камиль следил за ней краем глаза.

– Я признаю, что это не такого же рода ошибка, как ваше с Набби поведение при первой встрече с Ричардом, но тем не менее это ошибка. Я тоже грубо сыграла.

– Ты не хочешь Гейди?

– Да меня от него тошнит! Я просто использовала его, потому что была зла на Ричарда.

– И ты сожалеешь?

У Никки дрожал подбородок.

– Конечно, сожалею.

– Ты больше так не сделаешь, даже если рассердишься на него? Не пойдешь с другим?

– Нет. Я сказала Ричарду, что допустила ошибку, что мне очень жаль, что я больше никогда так с ним не поступлю. Я говорила искренне.

Камиль некоторое время размышлял, глядя на женщину с ребенком. Ребенок плакал не переставая, потому что хотел на ручки. Женщина что-то тихо проговорила, и малыш прижался к ее ноге и надулся, но кричать перестал.

– Если Ричард может простить тебя, то мне тоже не следует на тебя сердиться. Он твой муж. Вы должны разбираться между собой, не мое это дело. – Он коснулся ее руки. – Ты допустила глупую ошибку. Но теперь все кончено. Не плач больше из-за этого, ладно? Теперь есть дела поважней.

Никки кивнула, улыбаясь сквозь слезы.

Камиль едва заметно улыбнулся.

– Мы с Набби сказали Гейди, что отрежем ему… сказали, что зарежем его за то, что он сделал с Ричардом. Гейди пригрозил нам ножом, и мы дали ему уйти. Гейди обожает свой ножик. Ему уже доводилось резать им людей. Серьезно резать. Он велел нам дать ему пройти, потому что собирается вступить в армию, что он своим ножом будет выпускать кишки врагам Ордена, что станет героем войны и у него будет много женщин куда лучше жены Ричарда.

– Уверена, что буду не единственной женщиной, пожалевшей о том, что вообще с ним повстречалась.

Только далеко за полдень Народный Защитник Мускин начал прием граждан. У Никки спина разламывалась, но это было ничто в сравнении с тревогой за Ричарда. Два гвардейца подводили людей по одному к столу Мускина.

Очередь продвигалась довольно быстро, потому что Защитник не терпел долгих разговоров. Он быстро пролистывал какие-то бумаги, прежде чем что-то сказать просителю. Но в комнате было так шумно от плача и криков, что Никки не слышала ни слова.

Когда подошла ее очередь, один из гвардейцев отодвинул Камиля в сторону.

– Граждане могут разговаривать с Защитником только по одному.

Никки жестом велела Камилю отойти в сторону и не устраивать скандала. Гвардейцы взяли ее под руки и чуть ли не волоком потащили к Защитнику. Никки возмутило, что с ней обращаются так грубо, как с какой-то обыкновенной… гражданкой.

Она всегда пользовалась определенной властью, иногда гласной, иногда негласной, и никогда особенно не задумывалась над этим. Она хотела, чтобы Ричард познал, как живет обычный трудовой народ. А Ричард вроде бы вполне процветает.

Гвардейцы стояли вплотную к ней, на тот случай, если она вдруг задумает что-нибудь учинить. Они тут всякого навидались. Никки вспыхнула от такого обращения с ней.

– Защитник Мускин, моего мужа…

– Имя. – Его темные глаза скользили по очереди. Наверняка прикидывает, сколько осталось до ужина.

– Ричард.

Он глянул на нее.

– Полное имя.

– Его зовут Ричард Сайфер. Его взяли вчера поздно вечером.

Никки не хотела произносить слово «арестовали», опасаясь усугубить обвинение.

Мускин пошелестел бумагами, совершенно не интересуясь ею. Никки сочла несколько обидным, что этот мужчина не смотрит на нее тем типично мужским расчетливым взглядом, словно мысленно представляя то, что скрыто под одеждой, будто она не понимает, чем они заняты. Оба гвардейца, впрочем, глаз не отрывали от ее бюста.

– А! – Защитник Мускин помахал бумажкой. – Тебе повезло.

– Значит, его выпустили?

Он поглядел на нее так, словно она спятила.

– Он у нас. Его имя на это бумаге. Людей отвозят в разные места. Народные Защитники не могут знать, где находится каждый.

– Спасибо. – Никки понятия не имела, за что благодарит. – Почему его задержали? В чем его обвиняют?

Чиновник нахмурился.

– Откуда мы можем знать в чем? Он еще не сознался.

У Никки закружилась голова. Несколько женщин до нее упали в обморок во время разговора с Защитником. Руки державших ее гвардейцев напряглись. Защитник начал уже поднимать руку, чтобы велеть им увести ее. Но прежде чем успел это сделать, Никки заговорила настолько спокойно, насколько могла.

– Пожалуйста, Защитник, мой муж – не смутьян. Он ничем не занят, кроме работы. И никогда ни о ком плохо не отзывается. Он хороший человек. И всегда делает то, что ему велено.

На какую-то долю секунды, пока Никки наблюдала, как по его щеке стекает пот, чиновник вроде бы о чем-то задумался.

– У него есть специальность?

– Он хороший работник для Ордена. Он грузчик.

Она поняла, что это ошибка, еще не успев договорить. Рука поднялась и взмахнула, отмахиваясь от Никки, как от мошки. Могучим рывком гвардейцы оторвали ее от земли и поволокли прочь с глаз этой важной персоны.

– Мой муж – хороший человек! Пожалуйста, Защитник Мускин! Ричард не учинял никаких беспорядков! Он был дома!

Она говорила правду, как и те женщины до нее. Она была зла, что не смогла убедить чиновника в том, что она другая. Что Ричард другой. Но теперь поняла, что другие просители пытались сделать то же самое.

Камиль бежал следом за гвардейцами, тащившими ее по темному коридору к боковой двери, на выход из каменной крепости. Вечерний свет залил коридор, когда они открыли дверь. И выкинули ее на улицу. Никки покатилась по ступенькам. Камиля вышвырнули следом за ней. Он упал лицом в грязь. Никки помогла ему встать.

Стоя на коленях, она посмотрела на дверь.

– Так как с моим мужем? – продолжала настаивать она.

– Можешь прийти в другой день, – ответил один из гвардейцев. – Когда он сознается, тебе скажут, в чем его обвиняют.

Никки знала, что Ричард не сознается ни в чем. Он скорее умрет.

Но для этих людей это значения не имело.

– Могу я увидеть его? – Никки умоляюще сложила руки, стоя на коленях подле Камиля. – Пожалуйста! Могу я хотя бы повидаться с ним?

Один гвардеец что-то шепнул другому.

– У тебя есть деньги? – спросил он.

– Нет, – горестно всхлипнула она.

Гвардейцы двинулись обратно.

– Подождите! – закричал Камиль.

Они задержались, и он рванул к ним. Задрав штанину, он стянул с себя сапог, вытряхнул из него монетку и без всякого колебания протянул серебряную денежку гвардейцу.

Тот, поглядев на нее, скорчил кислую мину.

– Этого мало для свидания.

Камиль схватил здоровенного солдата за руку, когда тот собрался уходить.

– У меня дома есть одна. Пожалуйста, позвольте мне сходить за ней. Я бегом! Вернусь буквально через час.

Гвардеец покачал головой.

– Не сегодня. Свидания для тех, кто может заплатить сбор, будут послезавтра, на закате. Но пускают только одного посетителя.

Камиль махнул на Никки.

– Его жена. Она пойдет к нему.

Гвардеец оценивающим взглядом оглядел Никки, ухмыляясь, словно прикидывая, что еще она может дать за то, чтобы повидаться с мужем.

– Не забудь принести сбор.

Дверь захлопнулась.

Камиль сбежал со ступенек и схватил Никки за руку. Глаза его блестели от слез.

– Что нам делать? Они продержат его еще два дня. Еще два дня!

Он начал всхлипывать от ужаса. Хоть Камиль и не сказал этого вслух, Никки отлично поняла, что он имеет в виду. Еще два дня пыток, чтобы выбить из него признание. А потом они похоронят Ричарда на небе.

Никки решительно взяла парнишку за руку и потащила прочь.

– Камиль, слушай меня внимательно. Ричард сильный. Он выдержит. Ему и раньше приходилось многое выносить. Он сильный. Ты ведь знаешь, что он сильный?

Камиль кивнул, закусив губу и всхлипывая. Боязнь за друга превратила его снова в ребенка.

Всю ночь напролет Никки пялилась в потолок. А утром пошла за хлебом. Стоя вместе с другими женщинами в очереди, она осознала, что у нее, должно быть, такой же угнетенный вид, как и у них. Она была в растерянности. Не знала, что делать. Казалось, все рассыпается в прах.

Следующей ночью она спала от сила пару часов. Она находилась в состоянии постоянной тревоги, считая минуты до восхода солнца. А когда оно взошло, то села за стол, вцепившись в краюху хлеба, которую собиралась отнести Ричарду, и так ждала, когда этот бесконечный день закончится. Соседка, госпожа Ша-Рим, принесла Никки миску капустного супа. Она стояла над Никки, сочувственно улыбаясь, и не уходила, пока не убедилась, что Никки съела все до капли. Никки поблагодарила госпожу Ша-Рим, сказав, что было очень вкусно. Она представления не имела, какой был этот суп на вкус.

На следующее утро Никки решила отправиться к казематам и ждать там, пока ей разрешат войти. Она не хотела опоздать. На ступеньках сидел Камиль, поджидая ее. Вокруг него столпилась небольшая группа людей.

Камиль вскочил.

– Я взял серебряную марку.

Никки хотелось сказать, что ему не надо платить за нее, что она сама заплатит, только вот у нее не было серебряной марки. У нее было лишь несколько серебряных пенни.

– Спасибо, Камиль, я найду денег и верну тебе.

– Не надо мне ничего возвращать. Это для Ричарда. Я решил сделать это для Ричарда. Он для меня дороже.

Никки кивнула. Она понимала, что она бы сгнила прежде, чем кто-то ради нее пожертвовал хоть пенни, хотя она всю свою жизнь посвятила помощи другим. Мать как-то сказала ей, что это неправильно – ждать благодарности, что Никки должна помогать этим людям, потому что у нее есть возможности помочь.

Пока Никки шла по лестнице, люди подходили к ней с наилучшими пожеланиями. Просили передать Ричарду, чтобы он был сильным и не сдавался. И просили сказать им, если они могут хоть чем-то помочь или если ей понадобятся деньги.

Ричард уже сидел несколько дней. Никки даже не знала, жив ли он. Молчаливый поход к казематам был сплошным ужасом. Она боялась узнать, что его казнили, или прийти к нему и увидеть, что он медленно и мучительно умирает от пыток. Никки отлично знала, как Орден допрашивает людей.

Возле боковой двери ожидали еще с полдюжины женщин и несколько пожилых мужчин. Все они жарились под палящим солнцем. Все женщины принесли сумки с едой. Никто не разговаривал. Всех их согнули одни и те же страхи.

Никки смотрела на дверь, а солнце медленно катилось по небосклону. В наступающих сумерках Камиль повесил ей на плечо свой бурдюк.

– Ричард наверняка захочет чем-нибудь запить курицу с хлебом.

– Спасибо, – прошептала Никки.

Железная дверь со скрипом распахнулась. Все поглядели туда и увидели стоящего в дверях гвардейца, приказывающего всем приблизиться. Он поглядел на клочок бумаги. Когда первая женщина взбежала по ступенькам, он остановил ее и спросил имя. Она назвалась, солдат сверился со списком, затем пропустил ее. Вторую женщину он развернул обратно. Та расплакалась, крича, что заплатила за свидание. Солдат ответил, что ее муж сознался в измене и посетители в нему не допускаются.

Рухнув на землю, несчастная завыла. Все с ужасом глядели на нее, опасаясь, что им грозит такая же участь. Следующая женщина назвала свое имя и прошла внутрь. Еще одна вошла, а следующей за ней было сказано, что ее муж умер.

Никки тупо двинулась вверх по лестнице. Камиль схватил ее за руку и сунул ей в ладонь монетку.

– Спасибо, Камиль.

Тот кивнул.

– Передай Ричарду, что… Просто скажи, чтобы он скорей возвращался домой.

– Ричард Сайфер, – ответила Никки гвардейцу. Сердце колотилось как бешеное.

Тот быстро глянул в список и махнул, чтобы проходила внутрь.

– Этот человек отведет тебя к нему.

На Никки нахлынула волна облегчения. Он все еще жив!

Внутри темного коридора поджидал другой солдат.

– Следуй за мной, – кивнул он. И двинулся вперед. На каждой руке у него болталось по лампе. Никки старалась держаться поближе к нему, пока они спускались по двум длинным узким лестничным пролетам в сырые подвалы.

В крошечной комнатушке, освещенной шипящим факелом, восседал на лавке обливающийся потом Защитник Мускин, беседуя с двумя мужчинами – младшими чиновниками, судя по тому, с каким подобострастием они ему внимали.

Быстро просмотрев протянутую ему солдатом бумагу, Защитник встал.

– Принесла сбор?

– Да, Защитник Мускин. – Никки протянула монетку.

Глянув на денежку, тот быстро сунул ее в карман.

– Штрафы за гражданские правонарушения слишком завышены, – загадочно изрек он, при этом его темные глаза на мгновение задержались на Никки, проверяя ее реакцию.

Никки облизнула губы. В ней вдруг вспыхнула надежда. Она прошла первое испытание, заплатив сбор. А теперь этот алчный ублюдок требует денег за жизнь Ричарда.

Никки заговорила, тщательно подбирая слова, опасаясь допустить хоть малейшую ошибку.

– Если бы я знала размер штрафа, Защитник, то, полагаю, смогла бы найти денег.

Защитник уставился на нее так пристально, что у нее пот выступил на лбу.

– Человек должен доказать, что раскаялся. И выплата огромного штрафа– отличный способ показать свое раскаяние в гражданском проступке. А если меньше, то мы поймем, что раскаяние неискреннее. Послезавтра, в это же время, те, кто сознается в такого рода проступках и за кого кто-нибудь сможет заплатить назначенный штраф, предстанут передо мной для решения.

Он назвал цену: все, что есть. И сказал, что Ричарду нужно сделать. Ей хотелось порвать этому типу его жирную глотку.

– Благодарю вас, что столь любезно поняли проступок моего мужа. Если я смогу увидеть его, то позабочусь о том, чтобы его загрызла совесть.

Чиновник слабо улыбнулся.

– Уж позаботьтесь об этом, молодая леди. Мужчины, которые проводят там, внизу, слишком много времени наедине со своей виной, в конечном итоге сознаются в самых ужасных преступлениях.

Никки сглотнула.

– Я поняла, Защитник Мускин.

Пытки не прекратятся, пока этот человек не получит деньги.

Гвардеец грубо схватил ее за руку и выволок в чернильно-черный коридор, держа обе лампы в одной руке. Они спустились еще на один пролет, в самый низ каземата. Узенькие коридоры извивались во всех направлениях, мимо камер, специально сделанных для содержания преступников. Поскольку казематы находились неподалеку от реки, сюда просачивалась вода, так что здесь постоянно было склизко, сыро и воняло гнилью. Никки видела убегавших во тьму крыс.

Они шлепали по щиколотки в воде, и эхо шагов разносилось по коридору. Вокруг плавали разлагающиеся трупики дохлых крыс. Это место напомнило Никки ее детские кошмары о подземном мире, об участи, которая, по словам ее матери, ждала тех, кто не выполнял свой долг перед другими людьми.

На каждой низенькой дверце по бокам коридора имелось небольшое отверстие размером с руку, чтобы гвардейцы могли заглядывать внутрь, надо полагать. Света не было никакого, кроме тех ламп, что нес солдат, поэтому сидевшим в камерах смотреть наружу было незачем. При свете лампы Никки видела выглядывающие в эти темные дыры глаза. Из многих отверстий доносились крики боли или тоски.

Стражник остановился.

– Здесь.

С бешено колотящимся сердцем Никки ждала. Вместо того чтобы открыть дверь, солдат повернулся к ней и схватил за груди. Никки стояла неподвижно, боясь пошевелиться. Стражник лапал ее, как дыни на базаре. Она была слишком напугана, чтобы говорить, и опасалась, что он может не пустить ее к Ричарду. Солдат прижался к ней и засунул руку за корсаж, теребя ей соски.

Никки знала, что такие люди нужны Ордену, чтобы нести его учение миру. Приходится признавать, что человеческая натура извращена, и идти на определенные жертвы. Такие скоты нужны, чтобы вбивать нравственность в массы. Она сдавленно ойкнула, когда солдат ущипнул нежную плоть.

Стражник рассмеялся, довольный тем, что облапал, и повернулся к двери. После некоторых проблем с ржавым замком он наконец сумел-таки повернуть ключ. Схватившись за отверстие, он с силой рванул дверь. Дверь медленно отползла ровно настолько, чтобы в нее пролезть. Стражник повесил лампу на стенку внутри рядом с дверью.

– Когда я закончу с некоторыми делами, то приду за тобой, и свидание закончится. – Он снова хохотнул. – Так что побыстрей задирай для него свои юбки. Если, конечно, он в состоянии этим воспользоваться.

Он втолкнул Никки в камеру.

– Это к тебе, Сайфер. Я ее хорошенько для тебя подогрел. – Дверь с грохотом захлопнулась. Никки услышала, как стражник поворачивает ключ, затем его шаги пошлепали дальше.

Квадратная камера оказалась такой крошечной, что Никки могла, раскинув руки, одновременно коснуться обеих стен. Макушкой она задевала потолок. Замкнутость этого помещения наводила ужас. Никки хотелось выскочить отсюда.

Она боялась, что скорчившееся у ее ног тело принадлежит покойнику.

– Ричард?

Она услышала едва слышный стон. Его руки были скованы за спиной какими-то деревянными колодками. Она испугалась, что он может захлебнуться.

Слезы жгли глаза. Никки опустилась на колени. Грязная вода, залившаяся ей в сапоги, теперь намочила и платье.

– Ричард?

Она потянула его за плечо, чтобы перевернуть. Вскрикнув, он отшатнулся.

Когда Никки разглядела его, то закрыла рот обеими руками, чтобы заглушить вопль.

– Ох, Ричард!

Никки встала и оторвала подол нижней рубашки. Снова опустившись на колени, она с помощью этой тряпицы осторожно стерла кровь с его лица.

– Ричард, ты меня слышишь? Это я, Никки.

Он кивнул.

– Никки.

Один глаз заплыл начисто. Волосы были в грязи и тине от воды, в которой он лежал. Одежда порвана в клочья. В тусклом свете маленькой лампы Никки видела вздувшие красные раны, иссекающие его плоть.

Он заметил, что она уставилась на эти раны.

– Боюсь, эту рубашку тебе никогда не удастся залатать.

Она слабо улыбнулась его мрачному юмору. Дрожащими пальцами она промокнула ему лицо. Никки не понимала, почему так реагирует на это. Она видала и хуже.

Ричард убрал голову от ее руки.

– Я делаю тебе больно?

– Да.

– Прости. Я принесла воды.

Он нетерпеливо кивнул. Никки поднесла к его губам бурдюк. Он начал жадно пить.

Когда Ричард отдышался, Никки сказала:

– Камиль дал денег, чтобы заплатить сбор за свидание с тобой.

Ричард лишь улыбнулся.

– Камиль хочет, чтобы ты выбрался отсюда.

– Я и сам хочу выбраться отсюда. – Его голос был совсем не похож на обычный. Хриплый и едва слышный.

– Ричард, Защитник…

– Кто?

– Чиновник, отвечающий за это. За тюрьму. Он сказал мне, что есть способ вытащить тебя отсюда. Он сказал, что ты должен признать себя виновным в гражданском проступке и заплатить штраф.

Ричард кивнул.

– Я так примерно и предполагал. Он спросил, есть ли у меня деньги. Я сказал, что есть.

– Да? Ты сэкономил денег?

Ричард снова кивнул.

– Деньги у меня есть.

Никки отчаянно вцепилась в остатки воротника его рубашки.

– Ричард, я смогу заплатить штраф только послезавтра. Ты продержишься? Пожалуйста, скажи, ты сможешь продержаться еще два дня?

Он мрачно улыбнулся.

– Я никуда не ухожу.

Тут Никки вспомнила и достала из сумки хлеб.

– Я принесла тебе поесть. Хлеб и немного жареной курицы.

– Курица. На хлебе я долго не продержусь. Тут не кормят.

Она пальцами оторвала кусок курицы и положила ему в рот.

Ей было невыносимо видеть Ричарда таким беспомощным. Это ее злило. Ее тошнило от этого.

– Ешь, Ричард, – подтолкнула она его, когда его голова начала падать. Он помотал головой, будто стряхивая сон. – Вот, съешь еще немножко.

Она смотрела, как он жует.

– Ты можешь спать в такой сырости?

– Они не дают спать. Они…

Она сунула ему в рот кусок курятины. Она отлично знала методы Ордена. И не желала слышать, какую именно методу они выбрали для него.

– Я вытащу тебя отсюда, Ричард. Не сдавайся. Я вытащу тебя.

Он пожал плечам, словно желая сказать, что это не имеет значения.

– Зачем? Заботишься о своем пленнике? Завидуешь, что другие издеваются надо мной? Боишься, что они убьют меня прежде, чем ты успеешь это сделать?

– Ричард, это не…

– Я всего лишь человек. Важно лишь то, что более значительно. То, что я невиновен, не важно, потому что жизнь одного человека ценности не имеет. Если я должен таким вот образом страдать и умереть, чтобы помочь подвигнуть других следовать путями твоего Создателя и твоего Ордена, кто ты такая, чтобы отказывать им в столь добродетельном конце? Какое значение имеют твои желания? Как можешь ты ставить твою жизнь или мою превыше блага других?

Сколько раз она талдычила ему эту нравственную доктрину этими же словами? И как презрительно, как ядовито, как коварно звучало это в его устах.

В этот момент Никки ненавидела себя. Каким-то образом он извращает все, за что выступает Орден, все, чему она посвятила свою жизнь. Каким-то образом ему удается превратить добродетель во зло. Вот почему он так опасен. Само его существование угрожает всему, за что они борются.

А она уже так близка. Так близка к пониманию того, что ей так нужно понять. Сам факт, что по ее щекам струятся слезы, говорил ей, что и на самом деле есть что-то, из-за чего вся затея стоит свеч. Из-за чего необходима. Та неопределимая искорка, что она видела в его глазах с самого первого мига, она действительно существует.

Если бы она могла дотянуться до этого еще чуть-чуть, то тогда смогла бы наконец сделать то, что лучше всего. И лучше для него. Какая жизнь ему предстоит? Сколько страданий он сможет вынести? Ей было ненавистно, что она обречена служить Создателю таким вот образом.

– Оглянись вокруг, Никки. Ты хотела показать мне лучшую жизнь, что дает Орден. Оглянись вокруг. Разве она не великолепна?

Ей было ненавистно видеть один из его прекрасных глаз таким заплывшим.

– Ричард, мне нужны деньги, что ты сэкономил. Чтобы вытащить тебя отсюда, мне понадобится все. Чиновник сказал, что нужно отдать все, что у тебя есть.

– В нашей комнате. – Он мог лишь хрипло шептать.

– В комнате? Где? Скажи мне где.

Он покачал головой.

– Ты никогда не найдешь. Нужно знать хитрость, чтобы открыть. Иди к Ицхаку.

– Ицхаку? В транспортную компанию? Зачем?

– Это когда-то был его кабинет. Там в полу есть тайник. Скажи ему, для чего тебе нужны деньги. Он откроет его для тебя.

Она сунула ему в рот еще кусок курицы.

– Ладно. Пойду к Ицхаку. – Она поколебалась, наблюдая, как он жует. – Мне очень жаль, что ты вынужден отдать все, что сумел сэкономить. Я знаю, как тяжело ты работал. Это несправедливо, что они забирают это.

Ричард снова пожал плечами.

– Это всего лишь деньги. Я предпочитаю жизнь.

Улыбнувшись, Никки вытерла слезы на щеках. Это самое лучшее, что она надеялась услышать.

Дверь открылась.

– Опускай юбки, женщина. Время вышло.

Когда стражник поволок ее прочь, Никки ухитрилась сунуть Ричарду в рот последний кусок курицы.

– Гражданский проступок! – напомнила она. – Не забудь!

Ему придется сознаться в гражданском проступке, за который можно заплатить штраф. И тогда они его отпустят. Любое другое преступление означает смерть.

– Не забуду.

Она потянулась у нему, пока ее волокли прочь из крошечной камеры.

– Я вернусь за тобой, Ричард! Клянусь!