Глава двадцать первая
К Малееву снова подобрались оврагом. Петров, шедший замыкающим, все время вскидывал свою трофейную винтовку и осматривал склоны оврага и песчаные закраины, заросшие молодым сосняком. Не доходя до того места, где у них накануне произошел встречный бой, он окликнул разведчиков, и те мгновенно залегли.
– Что там? – спросил его Хаустов.
– Пулемет.
– Где?
– Посмотрите сами. Левее груды валунов. Замаскирован сосновыми ветками.
Хаустов медленно поднял винтовку, на минуту замер, разглядывал цель.
– Вижу. Расчет – три человека. Вот что, Петров. Ваша задача: замаскироваться и не выпускать их из прицела, опередите первого номера, его, если будет необходимость открыть огонь, уничтожить в первую очередь, а потом – всякого, кто попытается подойти к пулемету.
– Задачу понял.
Хаустов какое-то мгновение разглядывал лицо бойца, и тот, видимо, почувствовал это.
– Я все понял, Глеб Борисович, – повторил Петров.
– А я и не сомневаюсь. Вы всегда были сообразительным студентом. Хотя порой шли на поводу у собственной душевной слабости.
– Это что такое? – Петров улыбнулся, ему приятно было поговорить с профессором на отвлеченную тему.
– Лень, – с добродушной улыбкой ответил профессор.
Петров ждал другого определения его душевной слабости. Он думал, что сейчас профессор все расставит на свои места и трусость назовет трусостью.
– Патронов хватает? – спросил профессор, давая понять, что тема, которой они только что коснулись, исчерпана.
– Три обоймы.
– Возьмите еще одну. – И Хаустов достал из подсумка горсть патронов для винтовки «маузер». – Учтите вот что: артиллеристы – народ в разведке неопытный, могут зашуметь по неосторожности, привлечь к себе внимание, а пулеметный расчет именно для этого здесь и выставлен. И второе: если пулеметчики насторожатся и откроют огонь, это будет сигнал для минометчиков. Наблюдатель тут же засечет цели, и тогда нам отсюда не выбраться. Поэтому, если придется стрелять, старайтесь остаться незамеченным. Вначале – первого номера…
Петров остался на краю оврага. Хаустов, якут Софрон, Коляденков и артиллеристы ушли дальше. Вскоре они свернули в сухую протоку. Протока была мелкой. И разведчики поползли. Петров наблюдал то за их продвижением, то за расчетом немецких пулеметчиков. Потом сполз вниз. Вытащил саперную лопату и немного подкопал под обрывом. Так сидеть было удобнее и теплее. Ветер ходил поверху, а здесь, в густом сосняке, было поуютнее.
Протоку, в которой исчезли разведчики, густо заплетали заросли ивняка и молодого осинника. Поэтому оставалась надежда, что их со стороны деревни не разглядит ни один наблюдатель.
Вскоре левее над полем прошелестела пара снарядов и ухнула где-то за деревней с перелетом. Вторая разорвалась уже точнее. В Малееве начался переполох.
Петров поднял винтовку: немецкие каски перемещались над маскировкой из сосновых веток в определенном порядке. Ствол пулемета опустился. Значит, первый номер уже занял свое место. Его каска исчезла на мгновение и снова показалась. Он убрал часть маскировки. Петров увидел его лицо. Бледное пятно, которое прижимала к каске узкая полоска ремешка. Это и была цель номер один.
А тем временем на опушке леса возле Екатериновки, где полег четвертый взвод, старшина Звягин со своими людьми спешным порядком строил некое сооружение, очертания которого, впрочем, уже вырисовывались. В четырехугольную яму были опущены обрезанные по нужному размеру венцы бани, которую разобрали в Екатериновке и привезли на санитарных повозках. Венцы сверху перекрыли. Подвели поперечную опорную балку и посредине подперли ее бревном. Затем накатали еще три ряда бревен и начали сверху засыпать землей. С западной и северо-западной сторон в приземистом срубе проделали узкие амбразуры. А внутри из досок соорудили столы, на которые тут же установили трофейный «МГ», принесенный разведчиками с разъезда, и нештатный ручной пулемет Дегтярева. Дот замаскировали еловым лапником и соломой. Сверху, над полуметровым слоем земли, заложили дерном.
К пулеметам Мотовилов поставил самых лучших пулеметчиков.
Третья пара снарядов разорвалась в середине деревни. Там что-то загорелось.
Пулеметный расчет замер и почти не двигался. Каски перестали перемещаться. Неподвижное пятно лица первого номера буквально окаменело. Неужели что-то заметили и теперь ждут удобного случая, чтобы положить разведку первой же очередью? Петров положил палец на скобу спуска. Скоба была холодной, но вскоре согрелась, и Петров перестал ее чувствовать.
Разведчики выбрались из сухой протоки и двинулись по дну оврага назад.
– Глеб Борисович, а может, снять их? – Петров кивнул в сторону деревни, когда разведчики вернулись и Хаустов подполз к снайперу.
– Не время. Остаешься здесь с Софроном. Дежурить по очереди.
– А винтовка? У него же…
– Он и без оптического прицела хорошо видит и стреляет из своей трехлинейной не хуже вас. Следите, Петров, за оврагом. Он нам может снова понадобиться.
Уже начало заволакивать все вокруг сизой мутью ранних осенних сумерек, когда со стороны Екатериновки послышался шум, и наблюдатели увидели вереницу бойцов, пробиравшихся по натоптанной тропе. Их было пятеро. Впереди шел Хаустов.
– Наступать на Малеево приказано отсюда, – сказал Хаустов, протискиваясь между сосенками к окопу наблюдателей. – Наша задача – снять пулеметчиков. Стрелять придется во время артобстрела, не раньше. Иначе сорвем атаку.
– Когда они начнут артподготовку?
– Взводы подойдут с минуты на минуту, а артиллеристы откроют огонь минут через десять-пятнадцать. Мотовилов уточнит на месте.
– Скоро стемнеет. Как в темноте стрелять?
– А ты тренируй глаз, приучай его к темноте. К рельефу. Мелкие предметы скоро исчезнут, а рельеф еще долго будет различим. Определи точно место целей относительно рельефа.
– Это, Глеб Борисович, уже геометрия.
– Ошибаетесь, Петров, это – философия. А снайпер не должен ошибаться.
Уже стемнело, и Петров с трудом определял мерцающее пятно среди черных веток маскировки. Иногда ему казалось, что немец оставил пулемет и исчез. Но потом бледное пятно снова появлялось в прицеле.
Он расстрелял всю обойму, как только первые снаряды упали в центре деревни, расколов тишину и подав роте команду: пора. Пулемет молчал. И когда они добежали до него, увидели лежавшего рядом с «МГ» пулеметчика. Остальные исчезли, видимо, успели отойти к деревне.
Возле огородов они залегли. Потому что снаряды все еще рвались среди построек, на дороге и возле реки. Наступила тишина. Где-то левее послышался голос ротного:
– Вперед! А-а!.. В гриву-душу!..
– А-а!.. – завыли вокруг те, кто сумел преодолеть страх и наплевать на свою судьбу.
Они вскочили, обгоняя друг друга, ринулись вперед. Ни выстрела, ни взрыва. Топот, хриплое дыхание, кашель. И когда до крайних дворов осталось пробежать метров тридцать-сорок, в упор ударили два пулемета.
Петров сразу упал за кучу картофельной ботвы. На него наступил то ли Коляденков, то ли Софрон и залег рядом. Кто-то, пробежавший дальше, тоже отползал, матерясь и плача. Несколько человек неподвижно лежали в двух-трех шагах правее. Пахло потревоженной сырой землей и кровью. Значит, это лежат убитые, понял Петров.
– Вперед! – рычал Мотовилов.
Ротный ходил по огороду и пинками поднимал залегших. Впрочем, в темноте было не разобрать, живых он поднимает или мертвых. Но вскоре несколько человек встали рядом с ним и действительно пошли вперед.
Петров успел разглядеть, что один пулемет полыхал из бронетранспортера. Вспышки и пожар, полыхавший в деревне, оттеняли фигуру сгорбившегося над турельной установкой пулеметчика. Петров толкнул бойца, который лежал рядом. Это был Софрон.
– Софрон! Стреляй! – И Петров указал на бронетранспортер.
Софрон приподнялся на локте, прицелился и выстрелил. Пулеметчик рухнул вниз. Через какое-то мгновение, которого, должно быть, вполне хватило, чтобы перебежать через огород, там, рядом с бронетранспортером, метнулась чья-то тень, и две гранаты одна за другой взорвались в кузове бронетранспортера.
– Командира убило! – пронеслось правее.
– Командира!.. Командира!.. – эхом понесло по всей цепи.
Известие о гибели командира роты явилось тем сигналом, который, словно отпущенная на волю пружина, повернул роту назад и единым порывом отбросил к оврагу.
Возможно, именно этот бросок спас последних оставшихся в живых.
Бежали по мокрой ослизлой земле, падали, снова вставали, тащили раненых и убитых, ползли, волоча за собой перебитые руки и ноги.
– Вот тебе и атака, – хрипели и стонали в овраге.
– Сходили…
А в деревне уже взревывали моторы, слышались крики и команды.
– Уходить! Уходить!
– Они сейчас сюда придут!
Старшего лейтенанта Мотовилова тащили под руки. Он запрокидывал голову и ругался в гроб и в душу.
– Багирбекова ко мне! – закричал он. – Пусть Багирбеков примет командование!
– Убит Багирбеков.
– Как убит?!
– Наповал.
– Климкина!
– Бредит он уже, товарищ старшина, – сказал связной Самошкин, все это время ни на шаг не отходивший от ротного. – Климкина ж еще днем…
– Слушай мою команду! – рявкнул старшина Звягин. – Пулеметчики – ко мне!
Звягин выставил заслон. Пулеметчиков среди уцелевших не оказалось. Пулемет притащили из сосняка. Этот был тот самый «МГ», первого номера которого подстрелил Петров. Но стрелять из него никто не умел. А может, просто не нашлось добровольного кандидата в смертники. И тогда старшина лег возле пулемета и коротко приказал остальным:
– Ротного не бросать. Ни живого, ни мертвого.
Они бежали по чавкающей грязи. Карабкались по склонам. Раненых никто не перевязывал. Пахло мочой и кровью.
– Раненых не бросать!
– Сволочи! Не бросать своих!
Когда горстка уцелевших выбралась к своим окопам, в глубине оврага ударил длинными очередями немецкий пулемет. Никто не проронил ни слова.
Они расползлись по траншее. Кто тут же засыпал, забравшись под навес плащ-палатки на сухую солому. Кто перевязывал раненого товарища, не желая отпускать его на тот свет. Кто курил и молча посматривал в поле, над которым играло зарево малеевского пожара.
Спустя некоторое время начали собираться в ДОТе. Туда же стащили и всех раненых.
