V
Каждая опрокинутая чарка выстреливала в нутро, как кумулятивная граната, прожигая броню тяжелых мыслей. В организме, опустошенном рейдом и боями, оглушенном спиртом и сытостью, разливалась сладчайшая истома. «Спать… спать-спать…» — само собой повторялось в мозгу Аникина вроде колыбельной песенки. Он чувствовал, что веки тяжелеют и закрываются сами собой.
— Товарищ командир, — вдруг обратился слегка заплетающимся языком Карпенко. — Разрешите Мадана навестить? А?
— Куда же ты, с пьяной рожей? — не сильно настаивая, запротестовал Аникин. — А вдруг ротный увидит?
— Не извольте беспокоиться… — безоговорочно заверил Николай. — Все сделаем в лучшем виде. К тому же смеркается уже…
— Разрешите и мне… — вдруг спохватился и вскочил на ноги Талатёнков. — Товарища повидать…
— Ладно, — махнул отяжелевшей рукой Аникин. — Только, если какая полундра, сразу меня разбудите…
— Есть разбудить… — чуть не хором ответили бойцы и тут же вышли на улицу. Этого Андрей уже не видел. Сырое лежалое сено показалось ему мягчайшей периной. Она все глубже и глубже, с молниеносной скоростью принимала его в себя. Уже через долю секунды он ощутил, что дна у этой перины нет, и он, провалившись, летит в бездонную, непроглядную яму сна.
Во сне он пытался отыскать Якима в непроходимом болоте. Передвигаться в вязкой, затягивающей массе было невыносимо тяжело. Трясина, по которой лихорадочно, из последних сил пробирался Андрей, была кроваво-красного цвета — словно мясной фарш, только что вылезший из гигантской мясорубки. Поначалу Андрей не обращал внимания на то, что весь, с головы до ног, выпачкан этой красной дымящейся жижей. Все его существо было подчинено одному — во что бы то ни стало отыскать товарища. Яким должен быть где-то рядом. Андрей пытался окликнуть его, но только беспомощно разевал рот, не в силах выдавить из себя ни звука.
Необъяснимый, животный страх кошмарного сна проникал в каждый капилляр, пропитывал его всего, как липкая жижа болота. Он следовал по пятам, огромным хищником с запачканной кровью мордой неотступно дышал ему в спину. Андрей боялся не за себя. Он боялся за Якима. Ему нужно во что бы то ни стало спасти его, и это было даже важнее, чем его собственная жизнь.
Вдруг неясный силуэт замаячил в бордовом мареве густого туман. Волна дикой радости захлестнула Андрея. Вот он! Это Яким! Теперь он точно спасет его! Теперь он спасется сам. Андрей с удвоенной силой и яростью устремился вперед. Топь становилась все непроходимее. И силуэт становился виден все меньше, все сильнее погружался вниз. «Нет! Нет! Яким! Я иду! Иду!» — силился кричать Андрей.
Уже в самый последний момент, когда плечи и затылок бойца почти исчезли в трясине, Андрей всем туловищем отчаянно рванул вперед и протянутой рукой попытался ухватить его за шиворот. Рука промахнулась и плюхнулась, погрузившись в болото. Ладонь его наткнулась на рукоятку, будто она была приделана к спине Якима специально, чтобы его было удобно вытаскивать. «Здорово! — обрадовался Андрей. — Так я тебя быстренько спасу…» Действительно, когда Андрей потянул за рукоятку вверх, она и все тело Якима поддались этому движению очень легко. Андрей, как древний богатырь, одной рукой поднимал его из кровавой трясины.
И тут его рука, сжимавшая рукоятку, показалась на поверхности, и, когда с нее кусками слетела кровавая жижа, Аникин увидел, что это рукоятка ножа, который Яким всадил в спину спрятавшегося на обочине лесной дороги эсэсовца.
Андрей в ужасе отпрянул назад, как будто рукоять ножа ударила его током. Этот толчок будто оживил обездвиженное тело. Силуэт развернулся, и Аникин увидел сквозь налипшую багровую слякоть мертвое лицо Агнешки. Оно было таким бледным, что, казалось, будто оно фосфоресцирует в клубах тумана. Ее мертвые глаза открылись и посмотрели на Андрея в упор. Она тихо, но внятно сказала:
— Не можно, пане, не можно… Руки вгору…