Вдруг он почувствовал взгляд Аникина и медленно повернулся влево. Шея его уперлась в ствол пулемета, выставленного Андреем. Вся краснота исчезла с лица фашиста, и оно стало белым как мел. Глаза его расширились, не в силах вместить весь тот животный ужас, который в них отобразился. Он машинально дернул рукой, сжимавшей автомат. Вдруг ужас в глазах как будто остекленел, эсэсовец захрипел, все его тело затрусило мелкой дрожью. Струйка крови выступила из левого угла его рта. Уже потом, как при покадровом просмотре киноленты, Андрей увидел руку, всадившую нож в спину врага, чуть ниже левой лопатки, а потом — довольное лицо Якима.

— Сработал… товарищ командир… — возбужденно прошипел он, вытаскивая длинное лезвие ножа из раны и вытирая его о спину убитого. Каждое такое движение оставляло на грязном сукне пятнистой куртки багровые полосы. На рукаве убитого красовался золотой лев, вышитый на шевроне по голубому полю. На танкиста не похож. И разговаривали они по-украински. Значит, облаву на них устроили эсэсовцы, из той самой дивизии «Галичина», о которой говорил командир штрафной роты Шибановский.

— Щас… погоди… — Аникин усилием утихомирил в себе первую ошарашившую его волну ощущений. Он выдвинул вперед ствол пулемета, выставил сошки и проверил ленту. Патронов осталось всего на несколько очередей, но надо было выручать товарищей. Пулеметчики, расположившиеся на дороге, работали без остановки. Они здорово прижали группу Карпенко к земле, не давая ни секунды, чтобы огрызнуться.

— Щас, Яким, и я сработаю… — произнес Андрей. — Я беру пулеметчиков, а ты бей по тем, что в кусты сиганули. Понял? И правый сектор держи. Мало ли кто из эсэсовцев оттуда прет…

— Ясно… — коротко отозвался Яким, отползая от убитого в правую сторону.

Первым Аникин снял стрелявшего из «МГ». Он дал им пожить еще две секунды — у них закончилась лента, и они как раз ставили новую. Их разделяло всего метров десять, и убойная сила крупного, почти восьмимиллиметрового калибра патронов сделала свое дело. Пули всаживались в тело пулеметчика с такой силой, что его буквально стало рвать кусками. Подающий попытался перехватить ствол пулемета. В этот момент пуля попала ему прямо в кисть. Ее оторвало, как будто кусачками клацнуло. С диким воем, схватив здоровой рукой высоко поднятую вверх окровавленную культю, эсэсовец покатился по земле. Из его рта вырывались нечеловеческие протяжные звуки, которые никак не складывались хотя бы в подобие членораздельных слов.

Андрей снова нажал на курок. Пущенная им новая порция фашистских пуль вспорола наискось серый китель на животе катившегося. Его муки разом прекратились, и он вдруг застыл в смертной судороге, вытянув свое долговязое тело вдоль разбитой, заполненной дождевой водой дорожной колеи.

Андрей лишь через миг понял, что без толку выжимает курок своего пулемета. Патроны закончились. Решение созрело само собой.

— Прикрой, Яким… — крикнул Андрей и «щучкой» вынырнул из кустов на дорогу.