— Сколько у них там люков, черт их дери?.. — вслух проговорил Андрей, не отрывая глаз от того, что происходило на поле. От увиденного захватывало дух. Но бой еще не закончился. Против двух «тридцатьчетверок» еще оставался один «несокрушимый» монстр.

Пока одна «тридцатьчетверка» расправлялась с одним, а потом с другим чудищем, второй «Т-34» на крейсерской скорости зашел во фланг третьему чудищу, медленно двигавшемуся по полю в направлении стогов сена. Наш танк на скорости обходил немца слева, но не по прямой, а по небольшой дуге, оставляя его по правую руку. При этом башня нашего танка быстро перемещалась, выдерживая нацеленность орудийного ствола точно по танку противника. Немецкий танк тоже попытался навести ствол на «тридцатьчетверку». Но она шла слишком быстро, а башня чудовища, как выяснилось, поворачивалась очень медленно. Ствол еще только провернулся к прямому углу по отношению к корпусу, а «тридцатьчетверка» уже почти зашла в тыл противнику.

Экипаж нашей машины открыл огонь, когда они оказались четко по правому флангу от противника. Первый снаряд ушел выше, так как танк подбросило на колдобине. Второй выстрел оказался точен. Башня содрогнулась от взрыва.

Когда дым развеялся, он открыл образовавшуюся в «яйцеобразной» скорлупе башни вмятину.

— Эх, сейчас они всмятку фашистов разделают… — выговорил Талатёнков, как Аникин, не отводивший глаз от поля ни на секунду.

Зайдя в тыл, наша машина остановилась. Башня вражеского танка, порядком ошеломленная, продолжала медленно поворачиваться, стремясь нагнать стремительный танк противника. Эта остановка понадобилась танкистам, чтобы лучше прицелиться. Выстрел, произведенный из башенного орудия «тридцатьчетверки», поразил откосом срезанную «корму» вражеской машины. Из пробоины, как из сопла, вырвалось пламя. Внутри танка ухнуло. Взрыв был очень мощный, но машина едва дрогнула. Слишком тяжела она была. Пламя вместе с черным дымом вырывалось из пробоины, а взрывы все сотрясали и сотрясали чудовище. Наверняка начал взрываться боекомплект.