Отто выстрелил по оконному проему. Зияющие квадраты чернели глазницами черепа с той стороны улицы. Угловой, по диагонали, через перекресток. Теперь почти все дома в городе превратились в разбитые, безглазые черепа. По крайней мере на их улице – точно.

На той стороне улицы, на мостовой, возле бордюра, в неестественной позе лежало скрюченное тело мужчины. Еще вчера возле него валялась шляпа. Наверное, ее ночью сдуло ветром или отбросило куда-то в сторону взрывной волной.

Другой труп распластался на тротуаре, неподалеку от развороченной взрывом афишной тумбы. Это была женщина. Ее молодость угадывалась по каштановым, лишенным седины волосам и стройной фигуре, читавшейся по покрою пальто и изящным икрам в теплых чулках. Нижние полы ее длинного коричневого пальто завернулись, открывая покрытую толстым слоем пыли юбку. Левый чулок был разорван, обнажая неестественно белую кожу. Эта кожа слепила глаза до рези, заставляя каждый раз отводить взгляд в сторону.

Неубранные трупы гражданских, валявшиеся на улицах, были неотъемлемой частью городского пейзажа. Большинство жителей не успели покинуть Будапешт, и теперь они оказались закупорены в мешке вместе с немецким гарнизоном и венгерскими частями, став заложниками и жертвами ожесточенных боев.

Еще полчаса назад там, в доме на той стороне перекрестка, были они, Отто Хаген и Вейсенбергер, а также пулеметный расчет Харрингера. Остатки взвода Шульца разбросало по всей округе. Они должны были удерживать этот квартал до последнего. А теперь его контролируют русские. Харрингер и его подающий Крумм сумели перебраться на эту сторону перекрестка. А о судьбе Олхаузера и Штрехмеля оставалось только догадываться. Сохранялась надежда, что они застряли где-то на верхних этажах здания, занятого русскими, и не дают о себе знать до поры.

Теперь русские сидят в этом чертовом угловом доме. Оттуда хорошо простреливаются обе улицы, во все четыре стороны. И главное – западная сторона. Оттуда отлично видно набережную без всякого оптического прицела.