Люстиг вчера поведал всем в подразделении этот рассказ с таким жаром и эмоциями, что он отпечатался в мозгу Отто, как после просмотренной киноленты. И теперь вся эта история всплыла в лишившемся сна мозгу солдата, нагнав мрачное настроение, которое лишь усиливалось от все никак не проходившего озноба.

Да, вот так «иваны» могли прийти и по его душу, и зарезали бы его, как овцу, во сне, утащив «панцершрек» и заряды. Или накинули бы на голову мешок, как тому несчастному, и поволокли бы к себе в логово, чтобы потом пытать и измываться над ним в свое удовольствие. Даже и не знаешь, что хуже. Какую участь хочешь, выбирай? Признаться, выбор не велик, как между петлей и плахой.

Хотя везде есть свои нюансы. Вот говорят, что смерть утопленника намного легче, чем, к примеру, удавленника. А если спросить его, Отто, так его всего трясти начинает от одного осознания того, что можно навсегда кануть в темную илистую мглу, оказаться намертво укутанным тяжелым и стылым водным саваном.

Отто вспомнил, как он едва не погиб в водах Днестра, и переправы через другие реки. Он вспомнил Дунай, Одер… Их воды, как огромные ненасытные змеи, всегда враждебные к солдатам, глотали людей десятками и сотнями, хлебали их кровь и требовали без остановки еще и еще… Да, вот так лишь плеснет над твоей головой ледяная волна и смоет все следы твоего пребывания на земле. Как будто и не было старшего стрелка Отто Хагена. Да, это все равно, что в мешок, но только уже никогда из него не выбраться. Никогда…

Отто вынул из карманов сжатые в кулаки задубевшие руки, чтобы растереть ладони и попытаться согреться. Вот Люстигу будет сюрприз. Явится сюда, весь взмокший, высунув язык, а он, Хаген, тут как тут – бодрый и бдительный, как огурчик. Вот будет новость для этого хитрюги Люстига. Ну что ж, сам нарвался.

Уж больно ему хотелось на хутор. Уж так хотелось, что прямо никакой мочи не было терпеть. А все-таки интересно, какого черта его понесло туда. Неужто действительно из-за табака? Какая-то куцая история. Будто он ее на ходу придумал. Ну и черт с ним, зато у Отто появилась возможность побыть одному, наедине со своими мыслями.