Аникин характерным жестом взвесил флягу в руке.

– Так ведь нельзя пустую-то возвращать… товарищ командир… – с готовностью, более уверенным голосом согласился Безбородько.

– Вот и спасибо!.. – проговорил Аникин и принялся откручивать крышку. – Сейчас вот, пока товарищ Липатов супец доведет до логического конца, я чуть глотку промочу. А то у меня от этой гари и копоти в горле, будто в угольной шахте…

Андрей сделал глоток и от неожиданности едва не поперхнулся. Огненно-обжигающее, но душистое, благоухающее виноградом и цветущим весенним садом тепло окатило небо и прошло дальше внутрь. Усилием воли он сдержал рефлексивный порыв и почти ничем не выдал того, что содержимое фляги стало для него сюрпризом. Приятным сюрпризом.

– Хороша водица!.. – крякнув и мотнув головой, веско произнес взводный.

– Это от нас с Кокошиловым вам, товарищ командир! – с готовностью напомнил разулыбавшийся Безбородько.

– С Кокошиловым… Это где ж вы такую водицу на пару с Кокошиловым нацедили? В том же подвальчике? – спросил Аникин, передавая флягу Воронову.

Тот сделал глоток и от неожиданности поморщился и зажмурил глаза.

– Уф… Так это ж коньяк! Хм, и неплохой… – выговорил Воронов, делая еще один, осмысленный, глоток из фляги.

– Не, это мы… – совершенно серьезно ответил Безбородько. – Это товарищ Кокошилов обнаружил… В комнате мы, ну, в квартире когда. По танку били… ну, по «тигру» когда… Товарищ первый номер дал очередь, а там как раз немец из люка вылез. Танкист… Так он его и положил прямо там на башню… А потом смотрит: там в комнате шкаф стоит. Ну, мы дверцу открыли, а там бутылки – какие хошь… Я и не видал таких в жизни. Ну, мы и взяли пару на память…

– Это не из тех ли бутылок Капустин в танк одну запустил? – спросил Липатов, снимая первый котелок и передавая его старшему лейтенанту.

– Та – знатная бутылочка, – кивнул Аникин, чувствуя, как горячая волна расслабляющего тепла стремительно покатилась по рукам и ногам, разливаясь по всему телу. – В той огня побольше будет. Хотя и это – ничего.

– Да… Забористая вещь… – кивнул младший лейтенант Воронов.

Его лицо практически сразу приобрело захмелевший вид. Натощак оно так бывает, да еще плюс усталость. Это вот Липатову все нипочем – хоть тебе маршевый переход в полсотни километров, а потом сразу изнурительный многочасовой бой. Выпьет после этого кружку спирта залпом и только крякнет, да присловье выдохнет: «Хорошо пошла». И ни в одном глазу. Одно слово – сибирская порода.

– Ящичному тоже надо оставить… – протягивая флягу Носенко, проговорил Аникин. – Боец сегодня геройски себя повел… Как думаешь, лейтенант? Эй, лейтенант?

Воронов уже свесил голову на грудь, наклонясь вперед, грозя нырнуть головой в костер. Липатов потянулся, чтобы растормошить младшего лейтенанта, но Аникин остановил своего замкомвзвода.

– Оставь, Липатыч… Лейтенант сегодня намаялся будь здоров. Пусть отдыхает. Только притули его на бок, а то, чего доброго, в костер упадет.