Глава 7. Битва при Листвене

Киевский князь Ярослав, сын Владимира, тот самый, кого впоследствии далекие потомки назовут Мудрым, вышел победителем из многолетней кровавой бойни, которая бушевала на Руси. «Ярославъ же седе Кыеве, утеръ пота с дружиною своею, показавъ победу и трудъ великъ» (Лаврентьевская летопись). Его противник, князь Святополк, бежал за пределы Русской земли и сгинул в безвестности. Казалось, что в утомленной длительной междоусобице земле наконец-то наступит покой, но не тут-то было! Рано князь пот утер.

В 1020 году замутил смуту племянник Ярослава, полоцкий князь Брячеслав. Неожиданным налетом, «изгоном», он захватил Новгород и дочиста его ограбил. После этого удалец повел свою рать домой, но огромный обоз с нажитым непосильным трудом добром замедлял движение полоцких полков. Барахла было столько, что воинство в буквальном смысле тащилось вдоль дорог, не имея никакой возможности увеличить скорость движения. За что в итоге Брячислав и поплатился. Сделав вынужденную остановку на реке Судоме, он был застигнут врасплох киевскими дружинами под командованием Ярослава. Киевскому князю потребовалось всего семь дней, чтобы собрать войска и догнать супостата. Разгром полочан был полный и безоговорочный. Брячеслав бежал, как заяц, бросив и остатки своих войск, и громадный обоз, и многочисленный полон. Киевляне загнали беглеца в Полоцк. А вот дальше…

«И оттоле призва к себе Ярослав Брячислава и да ему два града, Свяч и Видбеск, и рече ему: «Буди же со мною заодин». Воеваше Брячислав с великим князем Ярославом вся дни живота своего» (Пискаревский летописец). Вот так выглядит эта примечательная запись целиком. Поэтому складывается впечатление, что после полученного внушения племянник с дядюшкой воевали плечом к плечу против разных ворогов. Но некоторые предпочитают выдрать из контекста слова «Воеваше Брячислав с великим князем Ярославом вся дни живота своего», и тогда картина получается другая – родственники бьются друг с другом до тех пор, пока один из них не отдал Богу душу. Каждый волен выбирать тот вариант, который ему больше нравится, но в летописях о других конфликтах между Ярославом и Брячиславом сведений нет.

Вот теперь, вполне возможно, что Ярослав подумал – все! Не с кем больше мечами звенеть, не с кем больше Киев делить. Ан нет! Новая напасть пришла на Русь. И называлась она Мстислав Владимирович, князь Тмутараканский. Младший брат киевского князя.

Сам Мстислав был личностью примечательной и знаковой. Из всех многочисленных потомков Святослава именно он больше всех был похож на своего легендарного деда. И удалью молодецкой, и мастерством ратным, и талантом воинским. А главное, Мстиславу совершенно были чужды алчность и жажда власти. До чужого добра князь был не охоч, но за свое мог и глотку перегрызть, благо имел такую возможность. Киевский князь Владимир отправил сына княжить в далекую Тмутаракань, где тот спокойно правил вплоть до смерти отца и начала братоубийственной войны. В междоусобицу Мстислав не лез, лишь наблюдал издалека, как его родственники режут друг друга.

С одной стороны, от Тмутаракани до Киева не близко, по степям бродят орды печенегов, а потому идти на Русь князю было довольно проблематично. С другой стороны, принимать участие в кровавой заварухе Мстислав не собирался. Ибо выступить в качестве третьей силы Тмутаракань не могла, а поддерживать одну из воющих сторон сын Владимира не хотел. Потому сидел в своем уделе и ждал, чем все на Руси-матушке закончится. И когда на киевский престол уселся Ярослав, а Святополк канул в Лету, Мстислав уверовал, что его ждут перемены к лучшему. И то дело – старший брат наложил лапу на уделы всех погибших братьев, и хотя Мстислав пока ни на что не претендует, но справедливость требует, чтобы Ярослав с ним поделился. Ведь тмутараканский князь такой же сын Владимира, как и нынешний князь киевский.

Стал Мстислав ждать, когда брат вспомнит про него и призовет к себе, дабы вознаградить достойным уделом. Но Ярослав считал, что все с таким трудом добытое принадлежит лишь ему и никому более, а потому, игнорируя Мстислава, занялся устройством своих дел. Посчитав, что тому достаточно и Тмутаракани. По сообщению В.Н. Татищева, «Мстислав посылал к Ярославу, прося у него части в прибавок из уделов братних, которыми тот завладел». Киевский князь отмалчивался. Но младший брат не унимался, а продолжал требовать свою долю. Ярослав поморщился и скрепя сердце дал Мстиславу Муром, бывший удел убитого Глеба, «чем Мстислав не желал быть доволен». Но старшему брату было уже наплевать на пожелания младшего, поскольку он считал, что свой долг перед ним исполнил.

В итоге тмутараканский князь понял, что на Руси ему ничего хорошего не светит. И страшно обиделся. Его настроение очень точно охарактеризовал Н.М. Карамзин: «Сей Князь не захотел уже довольствоваться областию Тмутороканскою, которая, будучи отдалена от России, могла казаться ему печальною ссылкою».

По большому счету, Мстислав не требовал ничего сверхъестественного – на Руси значительно сократилось число князей, произошло перераспределение уделов, а ему не досталось ничего! Пусть он и не принимал участие междоусобице, но он и не поддержал Святополка в его борьбе, что при желании можно легко сделать. А Ярослав это не оценил, да и, похоже, не собирается. Что ж, придется ему о себе напомнить по-другому.

Судя по всему, поход на Киев был решен в 1022 году. Мстислав старался учесть все факторы, но главным было то, что в данный момент он мог совершенно беспрепятственно провести свои полки через степь, поскольку печенеги были наголову разгромлены Ярославом. Битва на Альте окончательно сломала хребет степнякам, и они в страхе откочевали от границ Руси. Чем Мстислав и собирался воспользоваться.

Правда, была одна проблема, которая в случае похода на Русь требовала незамедлительного решения. Дело в том, что, будучи передовым форпостом Руси в столь неспокойном регионе, Тмутаракань периодически оказывалась в конфликте с окрестными народами – ясами и касогами. А потому Мстиславу требовалось отбить у них охоту нападать на город, когда он с дружиной уйдет на Русь. Тщательно все взвесив, князь выступил в поход на касогов.

В русских летописях ясами называли аланов, а под касогами подразумевали адыгов, которых Аль-Масуди называет «люди из страны кашаков». О них же упоминал и византийский базилевс Константин Багрянвародный в своем трактате «Об управлении Империей». Вот что в нем говорится: «Выше Зихии лежит страна, именуемая Папагия, выше страны Папагии – страна по названию Касахия, выше Касахии находятся Кавказские горы, а выше этих гор – страна Алания». Касоги – народ храбрый и воинственный, бойцы умелые и свирепые, недаром после Восточного похода Святослава немалое их число пришло в Киев, а потом сражалось под стягом легендарного князя. Все это Мстислав знал, а потому и приготовился к предстоящей войне очень серьезно.

Однако слухи о походе тмутараканской дружины достигли и касогов. Их князь Редедя, человек огромной силы и редкой храбрости, быстро собрал своих воинов и вышел навстречу Мстиславу. Две рати встретились. Редедя решил дело до массового кровопролития не доводить, а предложил Мстиславу встретиться в поединке один на один. Причем решить спор не оружием, а борьбой: «боротися намъ не оружиемъ, но собою» (Никоновская летопись). «Да аще одолееши ты, то возмеши именье мое, и жену мою, и дети мое, и землю мою. Аще ли азъ одолею, то възму твое все» (Лаврентьевская летопись).

Касожский князь был настолько уверен в себе, что и мысли не допускал о возможном поражении. Иначе бы никогда не предложил такой вариант.

С Мстиславом все обстояло иначе. В.Н. Татищев конкретно пишет о том, что князь не сразу принял вызов: «Мстислав, поскольку не был легкомыслен, взял себе на рассуждение до утра и хотел к нему отповедь прислать». Ставки в предстоящем поединке были очень высоки. Мстислав ставил на кон не только Тмутараканское княжество, но и поход на Русь. В случае поражения все бы пошло прахом. Но был и резон принять вызов Редеди. В преддверии войны с Ярославом Мстислав не хотел ослаблять свою дружину лишними потерями. Князь решился: «И хотя ведал, что Редедя силен, но сам весьма понадеялся на умение и силу, так как его с молодости никто побороть не мог» (В. Н. Татищев).

Наутро вновь войско касогов и русская дружина встали друг против друга. Мстислав видел, как из вражеских рядов вышел Редедя и не спеша пошел к месту поединка. Князь сбросил с плеч корзно, снял позолоченный шелом и, стащив кольчугу, двинулся навстречу противнику. Два богатыря сблизились. Высокий и широкоплечий Мстислав казался маленьким по сравнению с касожским великаном, который издалека был похож на скалу. Но князь рассчитывал не столько на свою силу, сколько на опыт и ратное мастерство. Он отметил для себя то, что его соперник подзаплыл жирком и будет не столь подвижен. А раз так, то этим нужно воспользоваться.

В следующий момент поединщики бросились вперед и сжали друг друга в смертельных объятиях.

Русские и касоги наблюдали, как их предводители, сцепившись изо всех сил, пытались повалить один другого на землю. Каблуками сапог они взрыхлили вокруг себя землю, ломали и душили друг друга, но силы были равны. Затем Редедя стал одолевать, казалось, еще чуть-чуть – и он сомнет Мстислава, когда все внезапно закончилось. Никто и глазом моргнуть не успел, как князь неожиданно приподнял супротивника и со всей силы ударил о землю. Касог растянулся во весь свой исполинский рост и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, подобно выброшенной на берег рыбе, судорожно хватая ртом воздух. Мстислав несколько секунд стоял над поверженным врагом, а затем придавил ему коленкой грудь и, вытащив из-за голенища сапога нож, вонзил его в сердце Редеди.

Победный клич прокатился над рядами княжеской дружины, а ряды касогов застыли в скорбном молчании. Затем вперед вышли военачальники Редеди и направились к Мстиславу, чтобы обсудить условия сдачи. «И шедъ в землю его, взя все именье его, и жену его и дети его, и дань възложи на касогы. И пришедъ Тьмутороканю, заложи церковь святыя Богородица, и созда ю, яже стоить и до сего дне Тьмуторокани» – так подвел итоги похода летописец.

Буквально несколько слов о самом поединке. Читая летописные свидетельства об этом достопамятном бое, невольно может создаться впечатление, что Мстислав нарушил условия соглашения и использовал нож. Ведь, согласно письменным источникам, Редедя конкретно сказал: «Не оружьем ся бьеве, но борьбою» (Лаврентьевская летопись). А здесь…

Но это будет далеко не так. Недаром ВСЕ летописцы отметят, что нож князь пустил в дело лишь после того, как поверг противника – «удари имь о землю». Все, победа! А то, что Мстислав добил затем побежденного, то это было уже его право, вполне возможно, что подобный финал подразумевали и местные обычаи. Ведь если бы было все по-другому и тмутараканский князь совершил подлость, то касоги бы никогда ему не подчинились и уж тем более не сражались затем в рядах его дружины против Ярослава. Да и автор «Слова о полку Игореве» вряд ли бы увековечил этот поединок, если бы он произошел вопреки законам чести:

На следующий год Мстислав повел свою рать на Киев. Причем вел не только свою дружину, но и отряды хазар и касогов – «Поиде Мьстиславъ на Ярослава с козары и съ касогы» (Лаврентьевская летопись). И если по поводу касогов все ясно – после смерти Редеди они оказались в зависимости от Тмутаракани, то про хазар следует сделать небольшое пояснение. Дело в том, что после того, как князь Святослав разгромил Хазарский каганат и занял Тмутаракань (Таматарха, Самкерц), местная элита морем бежала в Дунайскую Болгарию. Но местное население: купцы, ремесленники, моряки, пастухи, жители окрестных сел и деревень – осталось на месте. Навербовать среди них охочих людей, желающих за чужой счет поправить свое финансовое положение, было не сложно. Мстислав слыл за удачливого военачальника, и это тоже привлекало под его стяг немало народу. В итоге Юг пошел против Севера.

Есть большая вероятность того, что, выступая в поход, князь знал о том, что Ярослава в Киеве нет, что его старший брат находится в Новгороде. Поэтому Мстислав решил сразу взять быка за рога и пошел прямо на Киев. Совершив стремительный марш-бросок через степи, тмутараканские полки оказались у ворот столицы. Князь потребовал впустить его в город, но получил от ворот поворот – киевляне, которые досыта нахлебались от княжеских усобиц, не желали больше связываться с разными претендентами на престол. Есть у них свой князь Ярослав, и ладно, другого не надо. Знали жители города, что даже если они и впустят сейчас Мстислава, то Ярослав вернется обязательно, и не один, а с варягами и новгородцами. Несколько раз киевляне подобную картину уже наблюдали.

Тмутараканский князь был для них никто, и звали его никак. Пусть возвращается туда, откуда пришел, им до него дела нет.

Что же касается Мстислава, то, внимательно изучив укрепления Киева, он пришел к неутешительному выводу о том, что для штурма такого огромного города у него просто не хватит сил. А потому, не желая терять в бесполезной осаде своих бойцов, он отступил от столицы, переправился на левый берег Днепра и занял Чернигов. Судя по всему, черниговцы совсем не возражали против такого расклада, поскольку на следующий год они с оружием в руках выступят на его стороне.

Как показали дальнейшие события, момент для нападения на своего брата Мстислав выбрал идеально. Если даже Ярослав и хотел сразу выступить против мятежника, то у него ничего не получилось. В Суздальской земле полыхнул мятеж, спровоцированный голодом в регионе, а народным недовольством уже воспользовались волхвы. Бунт бытовой перерастал в бунт религиозный. Киевский князь быстро оценил исходящую от мятежа опасность и лично возглавил карательную экспедицию. Действовал Ярослав в своем стиле, быстро и жестко: «изъимавъ волхвы, расточи, а другыя показни» (Лаврентьевская летопись). Проблема голода была решена благодаря Волжской Болгарии: «идоша по Волзе вси людье в Болгары, и привезоша жито, и тако ожиша» (Лаврентьевская летопись).

И лишь только после того, как на Суздальщине нормализовалась обстановка, Ярослав вернулся в Новгород и смог сосредоточить свое внимание на младшем брате. Однозначно, что, пока киевский князь решал проблемы на северо-востоке страны, его люди ходили к Чернигову и выясняли обстановку. Ярослав был не из тех людей, что действуют наобум, он придерживался другого жизненного кредо – семь раз отмерь, один отрежь. Тщательно проанализировав сложившуюся ситуацию, князь пришел к выводу, что опасность очень велика, а потому и требует экстраординарных решений. Ярослав решил пойти проторенной дорогой и, тряхнув казной, нанять тех, кто дважды оказал ему серьезную помощь в борьбе с князем Святополком, – варягов.

Люди князя отправились за море. Ярослава скандинавы знали хорошо, благо он по жене приходился родственником шведскому королю. С другой стороны, он не раз и не два пользовался услугами норманнов, а потому можно не удивляться тому, что в скором времени к пристаням на Волхове причалили драккары и грозные северные воины вновь появились в Новгороде. Ярл Якун, которого В.Н. Татищев называет князем финляндским, а летописи – «князем варяжским», привел свою дружину на зов Ярослава. Варяг был личностью примечательной: «Сей витязь Скандинавский носил на больных глазах шитую золотом луду или повязку; едва мог видеть, но еще любил войну и битвы» (Н. М. Карамзин). О том же свидетельствует и Василий Никитич: «Оный был глазами слаб, потому имел завеску, золотом расшитую, на глазах». С.М. Соловьев, очевидно исходя из сообщения Густынской летописи, дает слову «луда» несколько иное толкование, считая, что это была верхняя одежда.

Впрочем, информация о «золотой луде» присутствует во всех летописях, которые рассказывают об этих судьбоносных событиях.

Однако Н.П. Ламбин в своей работе «О слепоте Якуна и его златотканой луде», вышедшей в 1858 году, делает довольно интересное наблюдение. Николай Петрович считал, что слово «слѣпъ» появилось в результате ошибки переписчика и с тех пор пошло гулять по летописям. Правильное прочтение «сь лѣпъ» – красив. Прямо как в известном кино: «Красота-то какая! Лепота!» Так же как и С.М. Соловьев, он считал, что «луда» есть верхняя одежда, а не повязка. Каждый волн выбрать ту версию, которая ему больше нравится. Но вернемся в Новгород.

С прибытием дружины Якуна Ярослав посчитал, что готов к встрече с младшим братом, и выступил в поход. В Киев он решил не заходить, сразу повел полки на Чернигов. Это может свидетельствовать только об одном – Ярослав был уверен в победе и не собирался вести против Мстислава киевские полки. Варяги его еще ни разу не подводили в бою, будь против них хоть дружина Святополка, хоть печенеги, хоть полоцкий князь Брячеслав.

Но и Мстислав не собирался отсиживаться за крепостными валами Чернигова, а, как и положено отважному воину, решил встретить брата в чистом поле. Помимо собственно княжеской дружины, касогов и хазар, на его стороне выступили и черниговцы.

Северская земля признала Мстислава своим князем и теперь была готова его защитить.

Осенней ночью 1024 года противники встретились у Листвена.

В наши дни исследователи отождествляют его с селом Малый Листвен Репкинского района Черниговской области. Скорее всего, так оно и есть, поскольку именно этот населенный пункт прикрывал Чернигов с севера и лежал на пути рати Ярослава. Спускаясь по Днепру, северные полки могли покинуть ладьи севернее Любеча и двинуться прямо на столицу Северской земли. Навстречу им вышел Мстислав.

…Яркая вспышка молнии прорезала ночную мглу, и оглушительный раскат грома прокатился над землей. Дождь лил как из ведра, водяные струи яростно хлестали с небес, словно хотели залить все живое на грешной земле. Мстислав носился на коне вдоль строя своих полков, тяжелый намокший плащ не защищал от низвергающихся потоков воды, но князь на непогоду внимания не обращал. Разведчики донесли, что враг приближается, и надо было успеть выстроить к бою рать. От своих людей Мстислав уже знал, как расположил свои полки Ярослав, а потому и хотел сделать все возможное, чтобы спутать планы брата.

В центре боевых построений киевский князь поставил главную ударную силу – варяжскую дружину Якуна, а фланги прикрыл своими гриднями и новгородским полком. Мстислав, наоборот, в центре поставил черниговское ополчение, а свои лучшие войска – дружину, касогов и хазар – развернул на флангах. Закончив построение, черниговский князь указал мечом в сторону надвигающейся громады северных полков и повел свою рать в атаку.

Дождь продолжал хлестать, а молнии как ножом резали черный небосвод. Удары грома заглушали топот тысяч ног по раскисшей земле. Вот впереди появилась сомкнутая стена варяжских щитов. Скандинавы шли тесным строем, плечом к плечу. Над рядами варягов проревел боевой рог, и на черниговские ряды покатилась, ощетинившись железным ежом, лавина бойцов Якуна. Мстислав, в свою очередь, велел трубить атаку и, пришпорив коня, повел своих гридней против дружинников Ярослава. Две волны столкнулись на середине поля, и началась рукопашная.

Для варягов война не была чем-то необычным, это была их работа, и делали они ее очень хорошо. Они крушили все, что стояло у них на пути. Под их ударами черниговцы валились в грязь, кто-то бухался на колени, моля о пощаде, но скандинавы, в которых вселился могучий дух кровожадного Одина, секли своих противников мечами, кололи копьями, рубили боевыми топорами. Молнии освещали их мокрые от дождя и красные от натуги лица, перекошенные злостью. Они опьянели от схватки, и даже холодные водные струи не могли погасить воинственный огонь, что пылал в их сердцах. Ратники Мстислава пытались держать строй, но варяги медленно оттесняли северян своими большими щитами, шаг за шагом продвигаясь вперед.

Видя, что еще немного – и центр его рати будет прорван, Мстислав решил рискнуть. Выведя из боя часть своих гридней, он повел их в новую атаку и ударил во фланг наступающей дружине Якуна. Это был момент, когда битва достигла своего апогея. Гридни Мстислава бросали своих коней на варяжские щиты и ломали монолитный строй скандинавов. Привстав на стременах, били наемников кистенями и булавами. Но скандинавам было не привыкать. Они отчаянно отбивались от наседающих всадников, теснее смыкали разорванные ряды, а на место убитого бойца из задних шеренг выходил новый воин.

Мстислав, показывая пример мужества, рубился изо всех сил, увлекая гридней за собой. Он прекрасно понимал, что именно здесь решается судьба битвы. Если разбить варягов, хребет вражеского войска будет сломан. И князь во главе конного клина продолжал все глубже и глубже вгрызаться в боевые порядки викингов. Шлем был сброшен, рыжие мокрые волосы облепили лоб. Красивый, мощный, яростный, он приковывал к себе внимание как своих бойцов, так и чужих. В блеске молний он выглядел витязем, вышедшим из легенды.

Своими решительными действиями он отвлек викингов, чем спас черниговцев от разгрома и позора, дав им возможность передохнуть и перестроиться.

Теперь и северяне навалились на варягов с фронта, и монолит строя наемников пошел трещинами, а затем и вовсе посыпался. Не выдержав длительного и слаженного натиска с двух сторон, наемники обратились в бегство. Бежал ярл Якун, бежал князь Ярослав.

Но Мстислав их не преследовал, а повел свою дружину на новгородский полк и решительным ударом смял его. Теперь бегство врагов стало всеобщим.

Победа была полная. Можно было развить успех, но черниговский князь запретил преследование – в темноте и в непогоду это было очень опасно. Битва при Листвене закончилась. Юг победил Север.

В отличие от многих сражений этой эпохи, можно сказать, что ход данной битвы освещен в письменных источниках достаточно подробно. Во-первых, в летописи более-менее точно указано расположение полков: «Мьстиславъ же с вечера исполчивъ дружину, и постави северъ в чело противу варягомъ, а сам ста с дружиною своего по крилома» (Лаврентьевская летопись). Об этом же пишет и Н.М. Карамзин: «поставил Северян или Черниговцев в средине, а любимую дружину свою на правом и левом крыле». Также летописец обратил особое внимание на погодные условия, он несколько раз заостряет на этом моменте внимание читателей: «И бывши нощи, бысть тма, молонья, и громъ, и дождь» (Лаврентьевская летопись). Мотив ночной грозы проходит через все описание битвы: «И бысть сеча зла и страшна, яко посветяше молния, тако блещащесия оружия их; и елико же молния осветяшее, толико мечи видяху; и тако друг друга убивааше, и бе гроза велика и сеча силна» (Пискаревский летописец).

Четко прописано, что и Мстислав и Ярослав начали наступление практически одновременно: «И рече Мьстиславъ дружине своей: Поидемъ на ня. И поиде Мьстиславъ и Ярославъ противу собе» (Лаврентьевская летопись). Очень примечательно, как летописец отметил ратное мастерство скандинавов: «И сьступишася в чело севера с варяги, и трудишася варяги, секуще северу» (Лаврентьевская летопись). Наемники не сражаются, они просто делают свою работу, можно сказать, трудятся не покладая рук. Занимаются любимым делом. О том, что происходило на флангах, нам сообщает В.Н. Татищев: «Крылья же оба, крепко бившись, долго один другого нисколько смять не могли».

Мы видим, как произошло лобовое столкновение двух армий, где исход битвы во многом зависел от умения полководца ориентироваться в быстро меняющейся обстановке. Черниговскому князю это удалось лучше. Исход боя решил удар дружины Мстислава во фланг варягам: «И посемъ наступи Мстиславъ со дружиною своею и нача сечи варяги» (Лаврентьевская летопись). Вполне возможно, что князю удалось вывести часть своих гридней из боя и повести их в атаку на вражеский центр только потому, что ночь и непогода скрыли от противника этот его маневр. В другой ситуации номер мог и не пройти.

Поражение варягов лучшей части войска Ярослава решило исход противостояния: «И когда Мстислав смял варягов, напал на новгородцев и оных немедленно разбил» (В. Н. Татищев). После этого все стало ясно: «Видев же князь велики Ярослав, яко побеждаем, побеже с Якуном, князем варяжьским» (Пискаревский летописец). Причем все летописцы единодушно отмечают факт потери ярлом своей золотой повязки: «И Якун же ту отбежа луды своея златыя. И тако победи Мстислав великаго князя Ярослава и Якуна. Ярослав же приде к Новугороду, а Якун иде за море, тамо и умре» (Пискаревский летописец).

Как видим, поражение Ярослава было полным, но что удивительно, он не побежал в Киев, до которого было гораздо ближе, а снова рванул в Новгород. Произошло это, скорее всего, потому, что князь еще не чувствовал себя в столице Руси достаточно уверенно и, невзирая на то, что киевляне отвергли Мстислава, проявил осторожность. Он вновь отступил на север, а Киевом стал управлять через наместников.

Что же касается Мстислава, то летописи до несли до нас его слова, которые он сказал наутро после битвы, объезжая поле боя: «Кто сему не рад? Лежит северник, а се варяг, а мои люди целы» (Пискаревский летописец). Достаточно цинично, но зато полностью соответствует желаниям князя. И действительно, подставив черниговцев под первый и самый страшный натиск варягов, Мстислав ими сознательно пожертвовал. Но решающий удар наносили его гридни, которых князь старался беречь. Ведь без дружины он – никто.

В Северской земле Мстислав княжил совсем недавно, и верные люди ему были ой как нужны, и потому губить их в битве он не хотел. Чувствуя шаткость своего положения, младший брат отправил гонцов к Ярославу: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейшей братъ, а мне буди си сторона» (Лаврентьевская летопись).

Что здесь можно сказать?

Только то, что Мстислав проявил мудрость и благородство. Он не стал замахиваться на киевский стол, а удовольствовался только тем, что, как считал, принадлежит ему по праву. Признал старшинство Ярослава. Не стал раскручивать маховик очередной кровавой междоусобицы. Просто предложил разделить земли по Днепру, что в данной ситуации явилось наиболее приемлемым решением.

Что примечательно, Ярославу тоже хватило ума признать существующее положение дел. Он принял предложение младшего брата, но в Киев так и не возвратился, продолжая пребывать в Новгороде и не спеша собирая новую рать. И лишь на следующий год Ярослав прибыл с новгородскими полками в Киев, а затем встретился с Мстиславом в Городце, где они и закрепили официально свое соглашение.

Земли к востоку от Днепра отошли к Мстиславу, к западу – Ярославу. «С тех пор прекратилось междоусобие и мятеж, и была совершенная тишина в земле Русской» (В. Н. Татищев).

Осталось сказать немногое. Урегулировав отношения между собой, братья жили дружно. В 1031 году они совершили большой совместный поход против ляхов и вернули назад Червенские города, которые во время войны Ярослава со Святополком захватил толстяк Болеслав. В 1033 году умирает единственный сын Мстислава Евстафий, а в 1036-м, внезапно разболевшись на охоте, отошел в иной мир и сам черниговский князь. Летописец дал ему очень лестную характеристику: «Бе же убо Мстислав дебел телом, лицем чермен, великима очима, на рати храбр и милостив, а бояря и вой любя повелику, имения не щядяше, пития ни ядения не браняше» (Пискаревский летописец). Не каждый князь подобного отзыва удостаивался!

Что же касается Ярослава, то теперь он собрал под свою руку всю страну: «И бысть самовластець Русьстей земли» (Лаврентьевская летопись).