Книга: Последний день войны
Назад: Интерлюдия: Новогодняя оптимистическая
Дальше: Интерлюдия: Старьёвщик

Интерлюдия: Дорога

На стёклах, седых от пыли, пиши имена,
Выкуривай за ночь пачку и жди эпилога.
Семь женщин тебя любили, осталась одна, —
Она бесконечно просто зовется — Дорога.

А ей — то леса, то степи, то чёрный остов
Заброшенного вокзала да годы иные.
Одни оставляли пепел сожжённых мостов,
А ты за собой оставил мосты разводные.

А после ты будешь плакать слезами вовнутрь
О том, что другой дорогой полжизни протопал.
Душа твоя, как собака, попросится в путь
По ржавым осенним листьям к утиным протокам.

Уставшие от скитаний вагоны скользнут
С оборванных рельсов в небо и грянутся оземь…
Семь странных твоих свиданий, семь верных разлук
Проводят тебя глазами в последнюю осень.

* * *
Лодку они выбрали сами — что-то вроде куттера с латинским вооружением. Тут, конечно, не знали таких слов, но выглядел кораблик именно так, Вадим в этом разбирался. В своё время он вслед за Олегом прочитал немало книг Крапивина — и все эти паруса-реи-ноки, которые Олега раздражали, Вадиму неожиданно прочно врезались в память. Сейчас он, оседлав борт, сильно рванул за брас, поворачивая рею — она ходила легко, бесшумно. Ротбирт прохаживался вокруг, как кот около сметаны — простукивал, оглядывал борта. Свидда, забравшись на нос, растягивал шкаторины бом-кливера и кливера, проверяя их на прочность.
— Борта на гвоздях, — чуточку брезгливо сообщил Ротбирт. — Лучше бы на честном слове анласа — оно, право, намного крепче.
— Да, тот, кто сбивает корабль гвоздями, строит себе лестницу на ту сторону куда раньше положенного срока, — согласился Свидда. — Еловые корни — вот дело!.. Может, нам пойти на одной из наших скид?
Вадомайр соскочил на песок:
— Нет, — буркнул он. И пояснил с улыбкой: — Ни к чему делить славу больше, чем на троих.
Ротбирт прищурился и щёлкнул языком. Он готов был прозакладывать руку, что его друг просто не хочет рисковать людьми и скидами. Вслух же сказал только одно:
— Самое малое — три дня будет штиль. Пусть все отдохнут и почистят днища, пока мы будем охотиться, а то досок уже не видно за этим отродьем, — он имел в виду ракушки.
— Вот мы со Свиддой сейчас и распорядимся, — Вадомайр с удовольствием потянулся, повыл немного, — а ты давай грузись!
* * *
Обе команды были не слишком-то довольны, что их оставляют. Все обступили сторменов, особенно орали те, кто помоложе. Вадомайр и Свидда были непоколебимы и явно переорали своих людей, а к лодке возвращались уже в обнимку, пересмеиваясь. Вадомайр опять начал тянуться, и Свидда заметил:
— Здоров ты.
Вадомайр улыбнулся широко, выбросил вперёд ладонь с растопыренными пальцами:
— А?
— Давай! — сверкнул глазами Свидда, с размаху впечатывая свою ладонь в ладонь славянина. — Рррраз…
Оба побагровели от натуги. Сжатые в живых тисках пальцы наоборот — стали белыми. На руках под тонкой покрасневшей кожей вздулись мускулы. Ноги, расставленные для упора, начали уходить в песок… Наконец Свидда выдавил вдруг с рыком:
— Аррррр… держите меня! — и Вадомайр упал на колено. Смеясь, потряс в воздухе рукой:
— Ого! Вот кто здоров!
Зайдя с бортов, они налегли плечами и, упираясь ладонями, буквально перенесли лодку — вместе с хохочущим Ротбиртом — на воду.
* * *
На лодку погрузили два бочонка пресной воды, вяленое мясо, свежие фрукты… Доспехов никто, конечно, не взял — но с мечами и саксами расстаться анласы не собирались, а со скид принесли три кавалерийских пики и столько же копий для охоты.
Ветра опять не было, и Вадомайр закрепил в уключинах две пары вёсел — на взгляд анласа не только слишком коротких, но её и нелепо сделанных. За первой парой устроился Ротбирт, за второй — Вадомайр, Свидда сел за кормовое весло. С берега неслись добрые пожелания и напутствия, в которых отчётливо проскакивали завистливые нотки.
Трое мальчишек на рыбачьей скорлупе отправлялись убивать существо, которое учёные люди однозначно опознали бы как архитойтиса — кальмара, способного уволочь на дно немаленький корабль. Отправлялись, имея только холодное оружие — просто потому, что им так захотелось. И потому, что в давние времена герои так уже делали — а чем хуже они?!
Наверное, во все времена юным казалось, кажется и будет казаться, что всё самое героическое и интересное уже сделано теми, кто жил до них — а на их долю уже ничего не достанется. И они спешат, торопятся, чтобы хоть в чём-то сравниться с теми, прошлыми… и зачастую превосходят их, чтобы потом новые молодые вздыхали о героических временах предков…
…Две пары вёсел, к которым анласы быстро приноровились, несли куттер в направлении, указанном рыбаками. Вадомайр и Ротбирт гребли с удовольствием, шелестела за бортами вода, разваливаясь на два стеклянно-зелёных с белой каймой гребня. Вёсла входили в неё плавно, быстро, не утомляя. Свидда, сидя на корме, щурился на солнце, посвистывал, напевал, выправляя курс. Берег почти скрылся из глаз, когда он весело крикнул:
— Аой! Ветер!
— Суши вёсла, ставь парус — ха! — ответил Вадомайр.
— Ха! — Ротбирт налёг на брас. Шурша по рее кольцами, парус, до той поры льнувший к мачте, развернулся в тугой треугольник и натянулся под ударом подоспевшего ветра. Ротбирт захлестнул брас, фиксируя курс. Вадомайр, повиснув спиной над водой за кормой, крепил брамселя, отворачивая от волн мокрое смеющееся лицо.
— Ух! — куттер с громовым ударом зарылся в волну, и Вадомайр в следующий миг взлетел верх — мокрый насквозь, но весёлый, хохочущий, в ореоле брызг, перескочил на палубу между лавок и схватился за плечо Ротбирта: — Мы как ветер летим, взгляните же!
Вода запела веселей. Куттер нёсся вовсю. Ротбирт оттеснил Свидду от руля, и тот вместе с Вадомайром уселся на борт, держась за ванты, чтобы уравновесить крен.
— К повороту! — проорал Ротбирт, упираясь ногами в днище. — Живей, именем Вайу! Поворот!
Вадомайр прыгнул на борт, дёрнул брас и конец реи треснул по спине Свидду, зарывшегося носом в бочонок.
— Ну ладно, — усмехнулся тот, плеснув в лицо забортной водой, — потом сквитаемся…
— Я не нарочно, — тут же отреагировал Вадомайр.
— Неплох был поворот, — сообщил Ротбирт со своего места, — а потому — смиримся с мелкими потерями.
— Смиримся, — согласился Свидда, потирая ушибленню спину, — на время.
* * *
Три небольших островка, указанные в деревне, отыскались почти сразу — Ротбирт с его чутьём не промазал в океане, как не мазал из лука. Покрытые зеленью, пышные, они удивительным образом смешно напоминали плавающие в похлёбке зёрна пророщенного овса.
Парни утомились от приторной тропической роскоши и сейчас, разлёгшись в лодке, лениво созерцали высокое вечернее небо, горящее закатными красками море, солнце, садящееся за острова — и саму их тёмную, почти чёрную на фоне заката зелень. Вадомайр, лёжа на планшире, опустил в воду руку и ногу. Свидда валялся, положив ногу на ногу и закинув руки под голову, на высоком носу. Ротбирт устроился на второй скамье, свесив ноги за борт, что-то напевал. Потом сказал:
— Не очень-то спешит здешний кракен. Я думаю — может, его позвать? — он приводнялся, и над водой полетело: — О-хой, о-хооооооой!
— Наверное, ночи дожидается, — предположил Вадомайр, булькая рукой в воде. — Ну, я никого не неволю, а сам выкупаюсь!
Он стащил штаны, встал на качающемся борту и, оттолкнувшись, бухнулся в воду. Куттер закачало.
— Да чтоб тебя!.. — завопил Ротбирт. В ответ донёсся смех — Вадомайр, наполовину выскакивая из воды, обеими руками вмах грёб к острову.
— Догони-и-и! — послышалось задорное.
— Догонишь тебя… — проворчал Ротбирт, укладываясь. — Камень тебе на шею, да и то вывернешься.
Свидда зевнул, и мальчишки больше не произнесли ни слова, пока Вадомайр не вдёрнул себя в лодку.
— Вода тёплая, как подогретая, — сообщил он, отжимая волосы. — Будете плавать?
— Нет, — Ротбирт устроился удобнее. Свидда покачал головой.
— Ну тогда спать давайте, что ли… Уж если кракен не клюнет на такую наглую приманку… — Вадомайр пожал плечами.
Ещё до того, как стемнело полностью, все трое уже спали. И не видели, как в полёте стрелы от них поднялась из глубин океана светящаяся масса…
* * *
Свидда проснулся первым. Проснулся от холода — остывшая за ночь вода студила воздух над океаном.
Рассвет был потрясающе красив. Свидда, не сводя глаз с поднимающегося из вод огненного крылатого шара, оседлал нос — словно коня — и, держась руками за брус, звонко, протяжно и задумчиво, пропел:
— Долго ночь меркнет.
Но вот заря свет запалила,
туман поля покрыл,
Орел в вышине кликнул.
Тогда пускал я коня вокруг кургана отцовского.
Трижды посолонь конь курган обежал,
заржал трижды, зарю привечая… — нотут взгляд его упал на спящих эндойнцев. И задумчивость сменилась коварной усмешкой. Ротбирт спал на животе — стоя коленями по обе стороны скамьи и уложив голову на руки. Вадомайр устроился сидя у него в головах и уложив запрокинутую голову на плечо друга.
Зачерпнув обеими ладонями воды из-за борта, Свидда тихо перешагнул через скамью и очень аккуратно вылил воду на лицо Вадомайра.
— Дождь… — пробормотал тот по-русски, причмокнув губами. — Воронки растягивайте, собирайте воду… — добавил он на анласском. И даже не проснулся толком.
— Вооот как?! — обиделся Свидда. — Ну… — он зачерпнул воды теперь уже рубахой и, помедлив секунду, вывернул её над спящими.
— ЯаааААА!!! — завопил Ротбирт, вскакивая. Вадомайр шатнулся с его плеча, впечатался лбом в скамью. — Тонем!!! Ой, что это?!
— Месть — вещь, угодная богам, — наставительно сказал Свидда.
— А сейчас мы проверим, угодна ли богам твоя жизнь, — пообещал Вадомайр. — И ещё — как ты плаваешь!
Он прыгнул на нарайнца, и оба, сцепившись, грохнулись за борт. Ротбирт, смеясь, нагнулся через борт. Его друзья позабыли о схватке — плавали кругами у лодки. Вода тут, у берега, была прозрачной до самого дна, где таинственно шевелились, тянулись вверх от зелёных камней, плети водорослей, алели и чернели веточки драгоценных кораллов и мелькали стаи разноцветных рыб. Ротбирт начал стягивать штаны, собираясь прыгнуть за борт, туда, где уже у самого дна вертелись два гибких тела — Вадомайр и Свидда самозабвенно гонялись друг за другом…
Рыбьи стаи исчезли разом. Ротбирту почудилось какое-то движение — дальше, где солнечные подводные склоны всё круче и круче скатывались в холодные океанские глубины, чернеющие жутью. И вот эта чёрная жуть… она двигалась.
Больше того.
Она… она выбрасывала щупальца.
Да. Огромный сгусток тьмы словно бы наползал на солнечное дно. И шевелил пучком толстых, гибких тяжей.
В первую секунду Ротбирт захлебнулся страхом. Но уже через миг заорал:
— Вадомайр! Свидда! Скорей в лобку — кракен! Кракен!! Кракен!!!
Два человека продолжали мелькать над дном в то время, как к ним приближалось чудовищное порождение мрака океанских глубин. "Не слышат! — понял Ротбирт. — Под водой не слышат!" — и он махнул в воду, не снимая штанов.
Под водой кракен сразу сделался вдвое больше, чем был. Ротбирт видел его глаза — два беспощадных жёлто-чёрных круга. Но это была разумная беспощадность, как у врага, с которым сходишься грудь с грудью… только перед врагом твоя грудь не голая, ты не безоружен — а сам враг не до такой степени превосходит тебя силой…
Заметили! Оба плыли навстречу, наверх. Мелькнуло перекошенное напряжением лицо Вадомайра, изо рта — цепочка пузырьков… Ротбирт заработал руками, несколько мучительно долгих мгновений, обмирая от ужаса, оставался на месте, но потом выскочил из воды, словно пробка.
— Скхо… ркхххеееей… — хрипел Вадомайр, качаясь на волне и помогая влезть Свидде — тот, дрыгнув ногами, перевалился в лодку.
— Лезь! — завопил Ротбирт, выплывая чуть в стороне и в два гребка оказываясь у борта. Его сводило, скручивало нестерпимой жутью — какой он, отважно сражавшийся на суше и воде с малолетства, никогда ещё не испытывал. Что-то коснулось его ноги, соскользнуло — и Ротбирт, рассекая лоб о борт, упал на дно.
Вадомайр — одним богам ведомо, когда и как он влез! — уже хватал копьё. Второе держал Свидда. Ротбирт ухватился за пику. Все трое застыли по бортам — в напряжении, ожидая появления врага.
Кракен мог раздавить куттер щупальцами, не всплывая. Но ему захотелось посмотреть на людей вблизи…
Подолдка, подумал Вадим. Это как подлодка всплывает. В полусотне шагов в плеске и грохоте поднялось веретенообразное, расширенное к хвосту тулово длиной не менее пятидесяти шагов. Щупальца такой же длины и толщиной с хорошую мачтовую сосну были обманчиво-бессильно простёрты по воде. И там, откуда они расходились, холодног и зло смотрели огромные глаза. Воздух наполнило нестерпимое зловоние.
— Да это же… из камнемёта убивать… — пробормотал Ротбирт, облизнув губы. Вадомайр повёл плечом, посмотрел странно и пробормотал:
— А вот и порождение мрака — так чего стоят боги и кто мы сами? — казалось, он и не слышал друга.
Взметнулись два щупальца — покрытые с внутренней стороны розовыми пульсирующими, словно мерзкие рты, присосками. Кракен разом надвинулся… Вадомайр — в развороте всего тела — послал вперёд копьё, утонувшее в основании щупальца. Брызнула бурая кровь. Второе щупальце отдёрнулось — Ротбирт сделал выпад пикой.
— О-хой! — выкрикнул Вадомайр. — Вот так бьём!
— Вайу и сталь! — вторым уколом Ротбирт снова заставил щупальце отдёрнуться, но веретено пики, словно живое, выскочило из его рук и переломилось.
— Брат! — Вадомайр кинул ему вторую пику. Над спиной его взвилось щупальце… Свидда, коротко выдохнув, загнал в жуткий тяж своё копьё.
Кракен исчез так же быстро, как появился. Парни переглядывались. Все трое были бледны, но страха никто из них больше не ощущал…
…Щупальца взметнулись лесом со всех сторон. Рухнули на куттер, дробя его в щепу…
— В воду! — закричал Вадомайр. Свидда почему-то задержался… Лопнувший брус ударил Вадомайра в грудь, и тот, захлебнувшись криком, молча канул в глубину.
Свидда увидел мелькнувшие пятки Ротбирта — тот мгновенно набрал воздуха и нырнул. Вадомайр опускался в глубину боком, от груди тянулись нити крови. Ротбирт уходил следом за ним отвесно, держа в левой руке саксу.
Кракен надвинулся сбоку — метнулись щупальца. Ротбирт извернулся в воде, мелькнуло тяжёлое лезвие… Одно щупальце отдёрнулось, заливая всё вокруг облаками крови. Вадомайр лёг на камни на дне. Ротбирт подхватил его под руку, с усилием погрёб вверх, отмахиваясь саксой от щупалец.
Свидда задержался, потому что надо было схватить третье копьё. Набрав столько воздуха, сколько было возможно, он кувыркнулся в воде и пошёл вниз…
…Ротбирт вынырнул на поверхность. Голова Вадомайра моталась, из угла рта текла кровь.
— Очнись! — Ротбирт ударил друга по щеке. Тот кашлянул. — Цепляйся, держись! — он подгрёб к обломку куттера. — Цепляйся!
Вадомайр машинально вцепился в дерево. Ротбирт подтолкнул его, укладывая на доске, а потом ринулся вниз.
Свидда сражался. Он колол и рубил копьём, ловко ускользая из-под щупалец, и в стороне уже судорожно дёргался обрубок, а второе щупальце было рассечено надвое. Но Ротбрит понимал, что гигантская тварь даже, так сказать, не запыхалась… а человек под водой не выдержит даже просто темпа схватки. Свидда непременно допустит ошибку — и щупальца превратят его в мокрое место. В прямом смысле слова.
"Дьяус, помоги мне! — взмолился Ротбирт. — Ничего мне не надо, и место моё за своим столом отдай другому — но сейчас дай мне спасти друга и брата!"
Свидда выронил копьё, задёргался, словно муха в паутине, беспорядочно молотя руками и ногами, потом погрёб вверх — начал задыхаться. Щупальца жадно ринулись следом…
…Ротбирт опустился на лоб кракена — мощный, покатый — поразившись тому, какой он упругий. Молча, давя в себе привычный боевой клич, он обеими руками всадил саксу между жутких глаз и рванлу её вниз, распахивая длинную рану. Хлынула кровь — ничего не видя, Ротбирт колющим ударом, погрузив руки в рану по плечи, вогнал лезвие в мозг кракена.
Он ожидал агонии, подобной агонии раненого смертельно кита. Но кракен лишь судорожно распростёр щупальца… и замер. Окаменел. Он в самом деле имел мощнейший мозг. И, подобно человеку, умер сразу же, как только этот мозг перестал функционировать. Сила кракена, позволявшая ему столетиями одолевать всех своих врагов в глубинах океана, оказалась его слабостью перед человеком со стальным клинком.
Чувствуя, что лёгкие замирают, цепенеют, Ротбирт мощным толчком послал себя вверх. Ему казалось, что он поднимается столетия. И он уже толком ничего не хотел, когда Свидда, схватив его за волосы, буквально причалил к обломку, в который Ротбирт вцепился, ничего не понимая.
— Где… кра… кен?.. — выдохнул Свидда.
Ротбирт, опустив гудящую голову на доску, ткнул вниз рукой. Ему казалось, что тело — очень лёгкое, и его просто отрывает от деревяшки и куда-то несёт.
— О боги… — выдохнул Свидда. Кракен лежал внизу, на камнях. Казалось, что он шевелится… но это перемещалась вода, и кровь плыла вместе с движением струй. "Акулы! — тряхнуло Свидду. — Они приплывут на кровь!"
Ротбирт уже отдышался. Вадомайр тоже пришёл в себя, но всё ещё задыхался и отплёвывался кровью, на груди его растёкся багровый синяк с глубокими порезами. Свидда и Ротбирт, плывя за доской, толкали её к берегу, пока не выползли на прибрежный песок сами и не вытянули друга.
* * *
Вадомайр проснулся от боли. Странно, но болела голова, рот пересох. Не открывая глаз, он подвигал плечом, вздохнул. Ничего… больно, конечно, а всё-таки терпимо.
Хотелось пить. Он открыл глаза и сел.
Вокруг был прибрежный песок — сухой и горячий. Штаны, волосы, всё тело покрывала белая корочка соли. Проверяя, на месте ли сакса, Вадомайр оглянулся.
Друзей нигде не было видно, но по сыпучему песку тянулись в разные стороны две цепочки следов. Одна — вдоль берега, другая — к зелёной роще пальм. Настоящих пальм, точно как на Земле.
До Вадомайра постепенно начал доходить идиотский комизм положения. Они сидят без лодки на каком-то островке и, как видно, просидят ещё долгонько. В целом он не так уж и беспокоился — их воины не трусливые местные, они отправятся искать вождей, даже если будут думать, что их сожрал кракен.
Кракен! Вадомайр сплюнул сухой слюной. Да, чудище убито. Но что можно предъявить в доказательство? "Посланца духов моря", наверное, уже дожирают акулы… Однако, раздражение почти тут же сменилось восхищением. Он пообещал себе, что непременно закажет кому-нибудь из сэпов песню об этом бое.
Вадомайр поморщился. Боль то и дело огненной строчкой проскакивала от виска к виску. Странно, по голове вроде бы не били, а болит так, как будто с маху прилетело боевым молотом. Солнце напекло…
Поднявшись и кое-как переждав тошноту с закрытыми глазами, Вадомайр посмотрел в сторону рощи и двинулся туда.
Внутри почти не было тени, а сама роща оказалась всего лишь язычком зелёного покрова, занимавшего, кажется, весь остров кроме узкой полосы побережья. Из-под корней одного дерева выбегал ледяной ручей с очень вкусной водой — мальчишка напился так, что булькало в животе, вымылся и помотал в воде волосами. Стало намного легче, и он с некоторой долей симпатии посмотрел вокруг. Конечно, тропики — не лес, а загородка из метёлок. Вокруг было полно пёстрых птиц — они перелетали с дерева на дерево, дрались и вопили так беспрестанно, что шум и гам почти не замечались.
Надо было позвать друзей, но Вадомайр в силу уже ставшей привычкой воинской осторожности не торопился — смолчал и прислушался. И почти тут же, замерев, тихо потянул руку за саксой. Кажется, роща оказалась ловушкой. В её глубине звучали несколько голосов, говоривших на языке, похожем на язык анласов — но не на нём.
Вадомайр ни за что и ни с чем не спутал бы эти интонации — металлически-звонкие и резкие. Не меньше трёх данвэ! Он и с мечом и в доспехах не справился бы сразу с тремя. А тут…
Воин может быть сколь угодно храбр. Но очертя голову и не считая врагов в бой бросаются лишь охваченные безумием сражения. Очень медленно и плавно Вадомайр шагнул за дерево, уже кляня эту светящуюся насквозь рощу — и лёг на песок.
Так. Если друзья пошли туда — они без сомнения уже убиты. А данвэ на острове — не исключено — больше, чем пальм в этой роще. На победу надежды нет, бегать по острову и прятаться — противно, так хоть уложить нескольких напоследок… но как?
Голоса вроде бы умолкли — нет, остался один. Сам с собой разговаривает, что ли? Или командует? А данвэ вдруг… запел. Причём, насколько Вадомайр мог судить, без конца тянул одну и ту же строчку. "Сумасшедший! — вдруг подумал мальчишка. — Говорит сам с собой на разные голоса, поёт… А, ладно. Если так — в случае чего отобьюсь… Но как он сюда попал-то?"
Страх исчез. А вот неуёмное любопытство осталось и гордо вышло на первый план. И Вадомайр уже совсем было решил взглянуть на ненормального, когда до его слуха донесся вполне человеческий смех, а потом — звонкий голос Ротбирта:
— Э, да ты просто на хангмоте выступаешь, так говоришь!
Уже совсем ничего не понимая, Вадомайр встал и почти побежал на голоса — неизвестного данвэ и Ротбирта, невесть почему весело подначивавшего того говорить, да побольше. И…
— Блин, попугай! — вырвалось у Вадима по-русски.
Да, Ротбирт болтал с попугаем — здоровенной ало-синей птицей, длиннохвостой и кривоклювой, которая сидела на ветке и трепалась на языке данвэ. У ног Ротбирта лежала куча кокосов — наверное, парень сбивал их с дерева, когда появился этот болтун. При виде второго человека попугай покачал хвостом — но не улетел, а Ротбирт резко обернулся и с улыбкой одновременно весёлой и напуганной сказал:
— Куда же мы заплыли? Рыбы летают, как птицы, птицы говорят, как люди…
— Это попугай, — пояснил Вадомайр. Попугай что-то завопил — на этот раз по-птичьи. — Он понимает не больше, чем эхо. Просто повторяет то, что ей сказали.
Ротбирт с сомнением посмотрел на птицу через плечо, потом поднял орех, снёс ему верхушку и подал Вадомайру:
— Вкусно.
— Кокос, — пробормотал Вадомайр и начал пить. Какая-то мысль не давала ему покоя. Он уже отпил половину… как вдруг поперхнулся. — Птица…
— …повторяет то, что ей сказали! — закончил Ротбирт; его глаза стали слегка испуганными, он огляделся, сжимая саксу. — Мы читаем мысли друг друга, брат. Тут…
— …есть данвэ. Или были, — заключид Вадомайр. — Надо скорей найти Свидду.
— Он пошёл вдоль берега, — сказал Ротбирт. — Дорого я бы дал за лук!..
…К той оконечности, куда ушёл Свидда, остров поднимался от пляжа песчаным гребнем. Поэтому-то мальчишки увидели Свидду раньше, чем он их.
— Он что-то нашёл, — сказал Ротбирт. — Не пойму, что?
Вадим промолчал.
Свидда прохаживался возле лежащего на борту — полувыброшенного на берег — небольшого бело-золотого катера. Катера с подвесным мотором.
* * *
Рыбаки ни на секунду не усомнились, когда Вадомайр сказал им, что Ротбирт убил кракена. Их шумное ликование и искренние, но навязчивые знаки внимания скорок здорово надоели анласам, и почти все они, забравшись на корабли, завалились спать, выставив охрану.
А Ротбирт долго не мог уснуть. Он обходил посты, поднимался на скиду, бродил по берегу. Беспокойство мешало даже просто прилечь. Даже то, что Вадомайр вроде бы спит, не вернуло Ротбирту равновесия.
С раннего детства в полусказочных песнях, перед исполнением которых скопы честно предупреждали: не мы складывали, не нам отвечать за неправду, перед Ротбиртом жили образы самодвижущихся лодок, летящих в небе людей, повозок, бегущих без лошади или быка… Он твёрдо знал, что всё это — сказки. Но тогда — в их первую встречу — Вадомайр метнул из руки гром, и это не показалось Ротбирту, как он сам себя убеждал. И сейчас… Ротбирт мог поклясться — на странный самоходный кораблик, который с таким воем и свистом доставил их к своим, перепугав заодно всех вокруг, Вадомайр смотрел, как… нет, не испуганно… как… так смотрят на давно потерянную вещь, в существовании которой и сам уже разуверился… а она вдруг выкатывается под ноги. И как уверенно управлял он этим корабликом…
Устав от бесплодных размышлений, Ротбирт вернулся в лагерь и со вздохом улёгся рядом с другом на разостланный плащ. Над головой сияло чужое небо с крупными, непривычными звёздами — мальчишка не мог найти привычной Лосихи, Глаз Великана, Небесного Гвоздя… Вадомайр вздохнул во сне, нашарил край плаща, укрыл им ноги — от воды начало тянуть холодком — и что-то сказал на своём родном языке. Ротбирт посмотрел искоса на спокойное, расслабленное лицо друга. Вздохнул снова. И закрыл глаза…
…Выползшая из леса или моря злая мора уселась Вадомайру на грудь и начала плести липкие, тягучие нити кошмарного сна. Горел багровый огонь в чёрных и золотых чашах. Каменные истуканы, смыкаясь в боевой строй, шагали на Вадомайра — и с хрустом валились, словно фигурки для игры, открывая морду грифона… нет, нарисованную морду грифона на носу угловатого серебристого аппарата. Вадомайр… нет, Вадим бежал изо всех сил, но два алых пучка света из глаз грифона настигали его, ловили и больше не выпускали. Сотни боевых кораблей летели над выжженной землёй, над морем, покрытым обломками судов, извергали серебряный металлический ливень и лимонное призрачное пламя — летели в неправдоподобно чётком строю, красивом и грозном. Люди прятались в пещерах, в лесных чащах, где их разрывали невиданные, вошедшие в кошмар из ещё большего кошмара, чудища. Потом спустилась ночь — и осталась только ночь. В этой ночи стоял Вадим, держа в руке свой меч — перед собой, словно в ожидании нападения. А из мрака двигалось что-то, чему не было ни названия, ни облика…
…Ужас, при ближавшийся из тьмы, заставил Вадомайра проснуться.
Этот же ужас спас ему жизнь.
Он успел заметить высверк ножа, вскинутого над ним — через всё звёздное небо. И ударил под этот высверк левой, а ниже — правой.
Кто-то, охнув, отлетел в сторону. Вадомайр вскочил. В темноте метались огни, звенела сталь, кричали люди. Чёрная фигура поднималась на ноги, и Вадомайр, словно падая вперёд, нанёс быстрый свинг — в левую скулу ночного гостя правой. На этот раз нападавший даже не вскрикнул. Вадомайр цапнул с песка меч, заорал во всю силу лёгких:
— Рот-бииииирт!!!
Ответа не было, только звенела сталь и слышались крики. Из темноты возник ещё один нападающий, и теперь Вадомайр рассмотрел его. Обтянутый чёрным так, что не осталось ничего открытого, даже глаза — словно у насекомого — закрыты чёрными линзами. Мальчишка не успел отреагировать — чёрный вдруг словно пропал куда-то, правый локоть сломала боль, и Вадомайр полетел на песок, а нападающий оказался на нём — придавил шею коленом и ловко скручивал руки ремнём.
Парень начал рваться — молча, бешено выкручиваясь. От нападавшего пахло человеком — потом, злобой, напряжением, азартом — хорошо знакомо пахло, пахло боем. Этот странно успокоило… Вадомайр не давал заломить руки одну к одной, уперся ногами и сильным рывком всего тела — словно вскидываясь в седле — швырнул врага с себя в песок. Тот упал ловко, не выпустив руки Вадомайра, но мальчишка развёл их рывком — и сам навалился сверху… однако нога противника оказалась на шее подколенным сгибом, и Вадомайр кувыркнулся в сторону, не успев даже дёрнуться; последовал точный пинок в пах, и сверху на мальчишку снова навалились.
Точнее — попытались. Вадомайр успел развернуться боком и обрушил сцепленные кулаки на удобно пришедшийся затылок врага.
От такого удара спастись было нереально. Раздался короткий хруст, ноги и руки врага дёрнулись, и он ткнулся в песок.
— Вадомайр! Стормен! — из темноты разом возникли воины, как по волшебству — словно спали злые чары. Вадомайр поднимался на ноги, ощущая мерзкую дрожь внутри.
— Где Ротбирт? — спросил он.
* * *
Деревню вырезали. При виде этого зрелища Вадомайра охватил не испуг — он ощутил изумление. Почти сто человек — мужчин, женщин и детей — и весь скот зарезали в сотне шагов от лагеря опытных воинов — и никто ничего не услышал. Удары наносились по горлу — вроде бы даже не мечом, а чем-то тончашим и острым, просто-напросто отделявшим голову от тела. Видимо, никто и проснуться-то не успел. Потом кто-то из воинов принёс сверкающий, отточенный до бритвенной остроты диск с отверстием посередине. Такими штуками, брошенными из темноты, были убиты все четверо караульных — им диски попали тоже точно в горло.
— Чакра, — вспомнил Вадим, сказал это вслух. Слово походило на анласское "чаккир" — "звезда". — Чёрт, да что же происходит?!
Никто не мог ему этого объяснить.
Тревогу — чудом — поднял проснувшийся по нужде воин. Нападавшие разделились на две группы — одна пошла к кораблям, а вторая — в лагерь. Вот её и засекли. Сколько было нападавших — выяснить не удалось, они оставили всего четверых убитых, а анласы потеряли одиннадцать человек.
Ротбирт пропал. Вадомайр метался по берегу, потом — по лесу, звал, в конце уже хрипел, сорвав глотку начисто, чуть не убил прискакавших людей хантари, растерянно и испуганно взиравших на побоище, потом — бросился с мечом на деревья и только тут был связан ратэстами, которые начали отливать парня водой.
Только после этого, качаясь на подгибаюищхся ногах, он осмотрел одного из убитых врагов.
Это был парень ненамного старше самого Вадомайра. Светлокожий, сероглазый, русый (и коротко стриженый). Между оскаленных зубов стыла кровь.
Его снаряжение — одежда, маска со стёклами, гибкий пояс, обувь, несколько клинков — были сделаны из различной синтетики и карбида бора.
Вадомайр долго стоял над телом. Потом поднял голову и, обведя воинов долгим взглядом, приказал:
— За мной не ходить. Убью…
…За чёрной лакированной панелью оказалось то, что Вадим ожидал увидеть ещё вчера — но захлопотался и не посмотрел, а теперь клял себя. Экран довольно большого телеприёмника в окружении кнопок и динамиков.
Мальчишка протянул руку. Помедлил. Коснулся вызывающей, бросающейся в глаза, кнопки — и отдёрнул руку, хотя и тут всё произошло так, как он ожидал: послышался мягкий шорох, еле слышный свист — потом экран растаял, превратившись в окно — в него, казалось, можно просунуть руку. Послышалась музыка — бодрая, зовущая, даже чуточку весёлая, хотя больше грозная. И слова — мужские голоса пели:

 

— Фор он! Фор он!

 

Данвэ кёнхайт эрон, эрон!

 

Данвэ санс хайт эрон!

 

Данвэ санс эйар зэйт!

 

Фор вэйт, фор вэйт унс вэйт!
В окне медленно всплыл и завращался глобус. Очертания материков и океанов были непривычны, и Вадим понял, что видит Эрд.
На фоне планеты ярко алел маленький крестик, похожий на крестик прицела.
Как во сне, Вадим коснулся крестика — и тот послушно поплыл за пальцем…
…Хана Гаар шевелился, как жуткий червятник. Конные тысячи латников текли к границам Остан Эрдэ и Галада, а за ними валили толпы простых воинов. Между тем латные сотни Остан Эрдэ — словно обезумев! — шли к границам Эндойна и Галада, будто там и вправду сошли с ума и не видели настоящей опасности! Флоты Эндойна, Пенры, Галада, Орилана вышли в море и спешили к Эргаю… Эргай горел!!! Золотые чудища качались на мёртвой воде у его берегов. А откуда-то с юга спешил ещё один флот врага. Северные княжества анласов вооружались… а это что?!!! Вадим поспешно зашевелил рукой — что это?! Не может быть!!!
Экран погас с тихим звоном. В темноте всплыли угловатые алые буквы, и Вадим поспешно захлопнул панель.
Но зрелище городских улиц, запруженных машинами — надвинувшееся после неловкого поворота пальца, увёдшего крестик на юго-восток от Хребта Змея — по-прежнему стояло перед глазами.
* * *
— Мы будем спешить, — Вадомайр указал на север. — Мы будем очень спешить. Местные говорят, что прямо на север отсюда проливы с водоворотами, но там и есть самая короткая дорога к нашим берегам. Короче, чем мы шли сюда… Ты идёшь, Свидда?
— Я иду, — ответил тот, затягивая ремень. — Но я не понимаю — ты не будешь искать Ротбирта? Кто напал на нас? Что вообще происходит?
Вадомайр рывком затянул ремень и, не отвечая, повернулся к "Гармайру":
— На борт! Ставьте парус! Мы плывём домой — воевать!
* * *
Издалека чёрный корабль казался откованным из старой бронзы. Безпарусный, узкий, как лезвие меча, он двигался почти бесшумно и с невероятной скоростью, параллельно пересекая курс ушедших за горизонт скид.
Людей на палубе было немного — взрослые и подростки, как две капли воды похожие на напавших ночью на лагерь анласов. Видимо, жара им досаждала сильно, потому что почти все поснимали чёрные куртки и вели себя совершенно обычно — смеялись, шутили, кто-то оттачивал клинок, двое играли в шахматы… Рослые, атлетически сложенные, они двигались с ленивой грацией страшных хищных животных. Над палубой звучала речь данвэ, хотя по внешности почти никто из людей на данвэ не походил — скорей это были славяне и анласы.
В скошенной назад открытой рубке у маленького штурвала стоял желтоволосый молодой мужчина в полной форме; рядом с ним — данвэ в полувоенной одежде. Они молчали — желтоволосый рассматривал горизонт, данвэ наконец пошевелился и сказал тихо, но очень чётко:
— Я пойду займусь нашей ошибкой. Держите прежний курс.
Желтоволосый кивнул…
…Ротбирт лежал распятый на широком пластиковом столе. Вошедшего он встретил взглядом, в котором не было ничего, кроме ненависти… хотя ещё секунду назад мальчишка рассматривал окружающие его предметы и обстановку маленькой каюты с оторопелым страхом.
— Ротбирт сын Норма, — сказал данвэ на анласском, останавливаясь возле стола, и его голос изменился, став неживым и очень правильным. — Пятнадцать лет, анлас из анла-тэзар… Ну что, Ротбирт сын Норма, я хочу предложить тебе службу. Хорошо оплачиваемую, почётную, полную достойных мужчины приключений… а главное — несущую в мир добро и порядок.
— У тебя странный язык, — ответил Ротбирт, — иначе ты не называл бы смерть добром, а разорение — порядком. Я воин, а не ночной убийца.
— Зачем играть словами? — данвэ прошёлся возле стола. — Разве вы, анласы, не считаете достойным убивать врагов, брать добычу, отнимать землю у тех, кто слабей вас? Так почему ты решил, что ты лучше нас?
Лицо Ротбирта на миг стало растерянным. То, что он услышал, звучало точно и правильно. Нет, мальчишка не усомнился в том, чем жил… но он не мог найти слов, чтобы опровергнуть сказанное врагом. А что данвэ враг — Ротбирт не сомневался тоже.
Данвэ улыбнулся — узкие губы широкого рта раздвинулись, открыли безупречные зубы. Улыбка была дружелюбной:
— Тебе достаточно дать слово, — предложил он. — Конечно, ты уже не маленький ребёнок, тебя не воспитать по… нашим методикам, но ты умеешь сражаться и ещё можешь научиться гораздо большему… Слово — и всё. Я знаю, что вы никогда его не нарушаете.
— Нет, — тихо сказал мальчишка. Движение мышц показало, что он хотел съёжиться — в невольном страхе перед тем, что может сделать с ним демон… но "нет" прозвучало непреклонно и однозначно.
— Почему? — поинтересовался данвэ как ни в чём не бывало. — Ты никому не обязан словом. А среди наших людей ты встретишь и своих соплеменников.
— Ты лжец, демон, — презрительно скривил губы Ротбирт. — Ни один анлас не станет служить тому, что считает несправедливым.
— Верно. Но кто сказал, что мы несправедливы?
Ротбирт облизнул губы. Ему снова нечего было возразить — и мысли разбегались, как мыши-полёвки из разорённого гнезда.
— Где Вадомайр? — спросил он. Взгляд данвэ стал тяжёлым.
— Наши люди ошиблись, и ты был взят вместо него, — ответил он. — Ты, кстати, знаешь, откуда родом твой приятель?
— Он славянин, — ответил Ротбирт. — Не знаю, откуда.
Данвэ несколько секунд изучал лицо Ротбирта — и этот взгляд был болезненным, как будто по коже катался шипастый валик. Потом зелёные глаза скользнули куда-то в сторону, и данвэ спросил, как ни в чём не бывало:
— Так как с моим предложением?
— У меня есть побратим, — сказал Ротбирт. Он понимал, что близится что-то очень страшное и торопился как можно больше сказать, потому что, может статься, больше этот мир и не услышит его голоса… а ещё — ещё ему было просто очень страшно. — И есть место в ст рою и вождь. И я не думаю, что достойной их бросить — правы они или нет. Больше я не буду с тобой говорить, демон. Но ты мне скажи — если так уж велика ваша правота — что за радость твоим собратьям во имя её мучить беззащитных? Я видел это, данвэ. Видел сам.
Данвэ резко покраснел. Его пальцы вцепились в плечи Ротбирта так, что хрустнули кости.
— Ублюдок… — прошипел он. — Ах ты маленькая тварь! Посмотрим, как ты запоёшь, когда я сломаю тебя… вот так…
И Ротбирт нарушил своё слово. Глядя прямо в зелёный бешеный огонь вражеских глаз, он тихо сказал:
— Я ничего не могу поставить против твоей силы. Может, ты и в самом деле сломаешь меня. Может, мне в радость будет служить тебе и восхищаться тобой. Но ты всё равно будешь знать — на самом деле я думаю о тебе то, что скажу сейчас, а не то, что стану говорить потом. А думаю я, что дурным будет твой конец — дурным, как гноящаяся язва. И ещё — что я тебя презираю, демон. Ненависти моей ты не дождёшься — не достоин. И не пугай меня — до того всё тяжко и страшно, что уже и не страшно.
И Ротбирт умолк.
Назад: Интерлюдия: Новогодняя оптимистическая
Дальше: Интерлюдия: Старьёвщик