Глава 28
Они заставили его пить и другие снадобья – то горькие, то омерзительно сладкие, и с каждой подносимой к губам чашкой разум его, похоже, всё больше слабел, а глазам нельзя было доверять: казалось, весь мир неожиданно утонул и теперь всё происходило под толщей воды. Стены колебались, а фигуры коленопреклонённых евнухов качались, изгибаясь из стороны в сторону, словно водоросли на длинных стеблях, влекомые течением. Лампы сверкали, подобно драгоценностям, отбрасывая снопы многоцветных искр.
Очарованный Гарион скорчился на помосте у подножия дивана, любуясь переливами красок. В голове не осталось ни одной мысли. Он потерял представление о времени, ничего не хотел, ни к чему не стремился, лишь иногда коротко, смутно вспоминал друзей, но сознание того, что никогда больше не придётся увидеться с ними, вызывало в Гарионе лишь минутное сожаление, лёгкую печаль, скорее приятную, чем горькую. Он даже пролил несколько слезинок, но упавшая на запястье солёная капля засверкала бриллиантом такой необыкновенной красоты, что Гарион тут же забыл обо всём.
– Как он сделал это? – раздался позади голос королевы, столь мелодичный и глубокий, что звук его пронзил душу Гариона.
– Обладает могуществом, – ответил Маас свистящим шёпотом, ударившим Гариона по нервам, как по натянутым струнам лютни. – Силой ещё неосознанной, неуправляемой, но великой и неукротимой. Берегись, Солмиссра. Он может уничтожить тебя, сам того не желая.
– Я смогу держать его в руках, – заверила королева.
– Может быть… – просвистела змея.
– Чародейство требует воли, а я лишу его даже мыслей. Кровь твоя холодна, Маас, и ты никогда не ощутишь в себе огня, бушующего в жилах от действия орета, этала или колдисса. И страсти жгучей не узнаешь, и не понять тебе, как можно использовать тело для того, чтобы поработить волю.
– Любовь, Солмиссра? – с еле заметной насмешкой спросила змея.
– Это слово ничуть не хуже всех остальных, – пожала плечами королева. – Назови, если хочешь, голодом или жаждой.
– Вот это я могу понять, – согласился Маас. – Всё же не стоит недооценивать это создание – или переоценивать собственные силы. Он обладает необыкновенным умом, есть в нём что-то странное, чего я не могу понять.
– Посмотрим, – кивнула королева. – Сэйди?!
– Что, моя повелительница?
– Возьми юношу, вели вымыть и надушить. От него несёт дёгтем и солёной водой. Ненавижу этот запах олорнов.
– Повинуюсь, о Вечноживущая Солмиссра.
Гариона увели туда, где было много тёплой воды. Одежду забрали, кто-то тщательно вымыл его с головы до ног и растёр душистыми маслами, надел набедренную повязку.
Жёсткие руки цепко ухватили подбородок, наложили румяна на щёки. Только тут Гарион сообразил, что над ним хлопочет женщина, и медленно, без особого любопытства обвёл глазами комнату. Все присутствующие, за исключением Сэйди, оказались женщинами. Гарион смутно сообразил, что совершенно обнажён, и это почему-то должно было его беспокоить, но он так и не припомнил, в чём дело.
Окончив накладывать румяна, женщина отпустила Гариона, а Сэйди, взяв его за руку, вновь повёл через бесконечные коридоры в залу, где полулежала на диване Солмиссра, любуясь своим отражением в зеркале.
– Вот теперь гораздо лучше! – кивнула она, оценивающе оглядывая Гариона. – Он гораздо мужественнее, чем я думала. Веди же его сюда.
Сэйди подтолкнул Гариона к дивану, мягко надавив на плечи, заставил опуститься на подушки. Солмиссра, медленно протянув руку, пробежала холодными пальцами по лицу и груди. Глаза, казалось, загорелись, губы слегка приоткрылись. Гарион не сводил глаз с мертвенно-бледной руки. На молочной коже ни одного волоска.
– Гладкая, – пролепетал он, пытаясь собрать в одну точку разбегающиеся зрачки.
– Конечно, мой Белгарион, – прошептала Солмиссра. – Змеи всегда безволосые, а я – королева змей.
Гарион, сбитый с толку, медленно поднял глаза, показывая на блестящие чёрные пряди, валившиеся на плечи густой массой.
– Только это, – кивнула она, с чувственным движением удовлетворения коснувшись локонов.
– Но как?
– Это секрет, – засмеялась Солмиссра. – Кто знает, может, я тебе и покажу когда-нибудь. Хочешь?
– Наверное…
– Скажи мне, Белгарион, я прекрасна?
– Наверное…
– Как думаешь, сколько мне лет? Солмиссра подняла руки и выгнулась, так что под прозрачной материей ясно обрисовалось тело.
– Не знаю. Старше меня, но ненамного.
По лицу королевы пробежала раздражённая гримаска – Угадай! – резко приказала она.
– Может, тридцать? – смущённо предположил Гарион.
– Тридцать? – упавшим голосом повторила королева и, быстро повернувшись к зеркалу, впилась в него глазами. – Ты, слепой глупец! – фыркнула она, не сводя взгляда с отражения. – Разве это лицо тридцатилетней женщины?! Двадцать три, самое большее двадцать пять.
– Как ты скажешь, – согласился Гарион.
– Двадцать три, – твёрдо повторила королева, – и ни днём больше.
– Конечно, – с готовностью кивнул юноша.
– Веришь ли, ведь мне почти шестьдесят! – прошипела она неожиданно, жёстко сузив глаза.
– Нет, – замотал головой Гарион, – только не это.
– Ну что ты за очаровательный мальчик, Белгарион, – выдохнула она, снова нежно глядя на него. Пальцы опять коснулись лица, притрагиваясь, гладя, лаская.
Очень медленно под бледной кожей обнажённых плеч и горла начали появляться странные пятна, нездорового зелёно-пурпурного оттенка, которые, казалось, двигались, пульсировали, выцветали и вновь появлялись. Губы вновь приоткрылись, дыхание участилось.
Маас подкрался ближе, мертвенные глаза неожиданно засверкали обожанием.
Рисунок на чешуйчатой коже настолько напоминал непонятные узоры на теле королевы змей, что, когда тяжёлые петли любовно обвились вокруг тела, почему-то невозможно было сказать, где змея, а где женщина – оба сплелись в омерзительно страстном объятии.
Не будь Гарион так одурманен, он с ужасом отпрянул бы от королевы.
Бесцветные глаза и испещрённая пятнами кожа, похоже, принадлежали не человеку, а рептилии, а откровенно похотливое выражение говорило о ненасытном голоде. И всё же от неё исходила какая-то притягательная сила, и Гарион беспомощно, как мотылёк на свет огня, потянулся к этой чувственной женщине.
– Подойди ближе, мой Белгарион, – тихо велела она, – я не причиню тебе зла.
Женщина явно наслаждалась своей властью над юношей. Сэйди, стоящий рядом с возвышением, откашлялся:
– Божественная королева! Посол Тор Эргаса желает получить аудиенцию.
– Посол Ктачика, ты хочешь сказать, – слегка раздражённо поправила Солмиссра.
Но тут же ей в голову пришли новые мысли; женщина зловеще улыбнулась.
Пятна на коже почти исчезли.
– Введи гролима, – велела она Сэйди.
Сэйди поклонился и вышел. Через несколько минут он вновь появился. Позади шёл человек в одежде мерга с лицом, покрытым шрамами.
– Приветствуем посланца Тор Эргаса! – возгласил евнух.
– Приветствуем! – вторил хор.
– ОСТОРОЖНЕЕ! – зазвучал бесстрастный голос в голове. – ЭТО ТОТ, КОГО МЫ ВИДЕЛИ В ГАВАНИ.
Гарион присмотрелся к мергу и понял: именно так оно и есть.
– Поклон тебе, Солмиссра Вечноживущая, – небрежно пробормотал гролим, кланяясь сначала королеве, а потом стоящей позади трона статуе. – Тор Эргас, король Ктол Мергоса, шлёт пожелания счастья и привет духу Иссы и его верной служанке.
– Нет ли вестей от Ктачика, Верховного жреца гролимов? – спросила королева, сверкая глазами.
– Конечно, – кивнул мерг, – но об этом лучше говорить с глазу на глаз.
– Чьё поручение ты выполняешь – Тор Эргаса или Ктачика? – осведомилась королева, не переставая любоваться своим отражением в зеркале.
– Могу ли я остаться с вами наедине, ваше величество? – спросил гролим.
– Здесь никого нет.
– Но…
Мерг бросил значительный взгляд на коленопреклонённых евнухов.
– Это мои слуги. Найсанская королева никогда не остаётся в одиночестве.
Пора бы уже знать.
– А мальчишка? – показал гролим на Гариона.
– Тоже слуга, только у него немного другие обязанности.
– Как угодно, – пожал плечами гролим. – Приветствую тебя от имени Ктачика, Верховного жреца гролимов и ученика Торака.
– Служанка Иссы приветствует Ктачика из Рэк Ктола, – официальным тоном заявила королева. – Чего хочет от меня Верховный жрец гролимов?
– Ему нужен мальчик, ваше величество, – не тратя времени на любезности, заявил гролим.
– Какой мальчик?
– Которого вы похитили у Полгары, тот самый, что сидит сейчас у ваших ног.
– Передай Ктачику, что я очень сожалею, – пренебрежительно рассмеялась королева, – но это невозможно.
– Спорить с желаниями Ктачика неразумно, – предостерёг гролим.
– Ещё более неразумно дерзко требовать чего-либо у Солмиссры, да ещё в её собственном дворце. Что может предложить Ктачик в обмен на мальчишку?
– Свою вечную дружбу.
– Какая нужда королеве змей в друзьях?
– Тогда золото, – раздражённо ответил Гролим.
– Я знаю секрет червонного золота энгараков, – лениво ответила Солмиссра, – и не желаю стать его рабыней. Оставь деньги себе, гролим.
– Осмелюсь ли сказать, что вы ведёте очень опасную игру, ваше величество?
– холодно спросил гролим. – Вы уже восстановили против себя Полгару. Можете ли позволить себе ещё одного столь могущественного врага, как Ктачик?
– Я не боюсь Полгары. И Ктачика тоже.
– Храбрость королевы поистине велика, – сухо заметил мерг.
– Всё это начинает надоедать Мои условия очень просты. Скажи Ктачику, что враг Торака у меня и останется здесь, пока…
Она замолчала.
– Пока, ваше величество?
– Я отдам мальчика Тораку как свадебный подарок. Гролим изумлённо заморгал.
– Если Торак возьмёт меня в жёны и подарит бессмертие, я подарю ему Белгариона.
– Весь мир знает, что Бог-Дракон энгараков погружён в сон, – возразил Гролим.
– Но не навсегда, – жёстко заметила Солмиссра – Жрецы энгараков и чародеи олорны почему-то забывают, что Солмиссра Вечноживущая умеет читать небесные знамения так же хорошо, как и они. Близится день пробуждения Торака. Скажи Ктачику, что в день нашей с Тораком свадьбы Белгарион будет у его ног. Но до этой минуты мальчик принадлежит мне.
– Я передам ваши слова Ктачику, – обещал мерг, холодно, сдержанно кланяясь.
– Тогда можешь удалиться, – велела королева, небрежно взмахнув рукой.
– ВОТ ОНО ЧТО! – вновь услышал Гарион знакомый голос. – Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРЕДВИДЕТЬ ЭТО.
Внезапно змей Маас поднял голову; шея раздувалась, глаза горели.
– Берегись! – прошипел он.
– Мне? Бояться гролима? – расхохоталась Солмиссра. – Никогда!
– Не гролима. Этого.
Раздвоенный язык почти коснулся лица Гариона.
– Его разум пробудился.
– Это невозможно!
– Тем не менее он больше не одурманен. По-моему, это как-то связано с металлической вещью у него на шее.
– Тогда сними украшение, – приказала королева змее. Маас соскользнул на пол и стал приближаться к Гариону.
– СИДИ НЕПОДВИЖНО, – велел внутренний голос. – НЕ ПЫТАЙСЯ СОПРОТИВЛЯТЬСЯ.
Гарион, оцепенев, наблюдал, как подвигается всё ближе плоская голова.
Маас раздул капюшон; чёрный язык нервно мелькал в открытой пасти. Медленно наклонясь вперёд, он коснулся носом серебряного амулета, висевшего на шее юноши.
Сверкнула яркая голубая молния. Гарион ощутил знакомый толчок, но теперь уже более напряжённый, сосредоточенный в одной точке. Маас отпрянул, но в амулете вновь сверкнула молния и, шипя, ударила в нос гада. Глаза змеи провалились, из ноздрей и пасти повалил пар.
Потом искры исчезли, а тело мёртвой рептилии, извиваясь в конвульсиях, сползло на полированные камни зала.
– Маас! – взвизгнула королева. Евнухи разбегались по сторонам, опасаясь попасть под бешено бьющийся хвост.
– Моя королева, – прошептал бритоголовый придворный, появившийся у входа, – наступил конец света!
– Что? – ахнула Солмиссра, с трудом оторвав взгляд от издыхающего змея.
– Солнце исчезло! Сейчас полдень, а на улице непроглядная тьма. Город обезумел от ужаса.
