10

Тенькнул сигнал вызова. Кобыш протянул руку и нажал клавишу. Экран осветился, и на нем появилось лицо руководителя полетов.

– «Тайфун» только что причалил, – сказал он. – Пятая палуба, третий стыковочный блок. Будьте готовы.

– Уже… – в глазах полковника мелькнула шальная искра, но, заметив, что Слава сосредоточен и собран, он не стал продолжать. Вероятность того, что после взрыва на орбите будут шерстить вся и всех, была стопроцентной.

Вчера испытателей вызвал к себе Штейнберг и, с сумеречным видом посмотрев на их непроницаемые физиономии, недовольно заявил:

– Вас всех отзывают на Землю. В связи с приостановкой программы исследований. Для тестирования и переподготовки. За вами прибудет российский челнок «Тайфун». Время на сборы до десяти часов утра завтрашнего дня. Вопросы?

– Почему российский? – спросил Тернер прищурившись.

– Потому что он готов к старту, – отрезал Штейнберг. – Я принципиально возражал против вашей эвакуации, но у Земли свои резоны.

– Разрешите идти? – Кобыш, казалось, нисколько не удивился.

– Идите, – директор кивнул и, когда пилоты уже развернулись к двери, неожиданно добавил. – А вас, полковник, я попросил бы задержаться.

Испытатели бросили на своего командира по сочувственному взгляду и гуськом вышли, а Дмитрий, хмыкнув про себя, снова воззрился на Штейнберга.

– Надеюсь, вы помните наш последний разговор? – немец решил сразу взять быка за рога.

– Помню.

– И каков же будет ваш ответ?

– Вы были абсолютно правы в своих предположениях, герр генерал, – с удовольствием сказал Кобыш на идеальном немецком. – Все, кто побывал у Сферы, действительно изменились. Мне кажется, что Сфера вытаскивает на свет божий нереализованные по каким-либо причинам скрытые способности людей. У каждого они свои. У меня, например, как вы уже имели возможность убедиться, проявились таланты к языкам. Тернер, видимо, стал лучшим программистом Земли. Про остальных сказать не берусь, потому что они еще работают над собой.

– Что ж, – Штейнберг задумчиво посмотрел на пилота и пожевал губами. – Вы были достаточно откровенны, и это, несомненно, свидетельствует в вашу пользу. Жаль, что наше сотрудничество прервано в самом начале. Хотя, Бог даст, еще свидимся. Можете идти.

Кобыш вновь развернулся и, чеканя шаг, вышел вон.

А теперь он смотрел на славино изображение и думал: «Первыми, в кого вцепятся иностранные дознаватели после катастрофы, будут побывавшие у Сферы Ли, Бородин и Терехов, потому как других просто не останется. И все – русские. Ну, с ними-то обломаются, они – ребята второго уровня. Не хрен собачий! А вот Штейнбергу мало не покажется. Хотя, с другой стороны, взрыв возвращающегося на Землю челнока и исследовательские работы на Базе никак между собой не связаны. Правда, можно притянуть факты за уши и бросить тень на коллектив орбитальной станции. Как-никак ЧП произойдет после посещения Базы. Стало быть, могли иметь место козни агентов инопланетян. Ерунда, конечно, не было этого в газете. Значит, скорее всего, спустят на тормозах».

– Давайте, ребята, – произнес Ли. – Трогайте. Ни пуха ни пера!

– К черту! – Кобыш кивнул Тернеру. – Пошли, Брюс.

Они выбрались в коридор, захватили по пути остальных и всей гурьбой направились на пятую палубу. Там их уже ждали Штейнберг и незнакомый русский пилот, представившийся Петром Астраханом. Директор по очереди оглядел готовых к отбытию испытателей – непроницаемого Кобыша, нахально блестящего глазами Тернера, возвышавшегося над товарищами Хромова, углубившегося в себя Седых и ухмылявшегося Дорина – заложил руки за спину, качнулся с пяток на носки и, задрав подбородок, сказал:

– Благодарю за службу, господа офицеры. Приятно было иметь с вами дело. Вы возвращаетесь на родину, но знайте, что здесь вам всегда найдется место. С нами Бог!

Испытатели молча отсалютовали Штейнбергу и потянулись за Астраханом сквозь открывшиеся створки стыковочного блока. Войдя в шлюз, они помахали руками глазку видеокамеры и стали спускаться в переходник. Минут пять у них заняло размещение в салоне челнока, пока каждый выбирал себе место по вкусу. Не отрываясь от данного полезного занятия, познакомились со вторым пилотом, оказавшимся рыжеволосым парнем лет двадцати пяти со странным именем Кокор. Наконец, и эта процедура завершилась, и Кобыш в ответ на вопросительный взгляд Петра дал отмашку.

– Поехали, Звездный князь, – усмехнулся он. Тот показал большой палец и повернулся к штурвалу.

– Как ты сказал? – немедленно удивился Тернер.

– Астра – по латыни «звезда», а хан – восточный князь, – терпеливо объяснил Дмитрий. – Стало быть, Звездный князь. Что тут непонятного?

– Действительно, – Брюс скорчил ехидную гримасу. – Если замешать слова из разных языков, то в результате получится русский. Я правильно понял?

– Нахал! – изрек Кобыш и исподтишка окинул взглядом свою команду. Все держались достойно, хотя он мог себе представить, что творится сейчас в душе у каждого. Неудивительно, ведь одно дело – вообразить себе картину собственной гибели, и совсем другое – сознательно участвовать в действии, которое может к ней привести. У него самого адреналин выбрасывался в кровь бешеными дозами, несмотря на то что он абсолютно верил в возможности Ли с компанией. Вот и Брюс хоть и ехидничает, но напряжен до предела. Это видно по мелким капелькам пота, выступившим у него на висках. Дорин и Седых, как привыкли быть в паре, так и сели вместе, о чем-то неслышно переговариваются, тоже, видимо, чтобы сбить накал эмоций. Только Хромов устроился отдельно, закрыл глаза и сосредоточился. Его выдает лишь меловая бледность, совершенно ему не свойственная. «Хорошие ребята подобрались, – подумал Дмитрий. – Рисковые, но надежные. Если идти ва-банк, то всем вместе, невзирая на исход, но с уверенностью в победе. Не то что те гаденыши, которые все это задумали, даже своих пилотов им не жалко».

– База, я «Тайфун», – сказал Астрахан. – Отстыковался, перехожу на низкую орбиту. Будьте здоровы.

Кобыш почувствовал, как сзади зашумело, челнок повело вниз и в сторону, значит, сработали маневровые двигатели. Сейчас кораблик развернется, включатся маршевые, и пойдем к Земле. А там уж…

– Пять минут до входа в атмосферу, – обернувшись, известил второй пилот. – Советую проверить крепление ремней безопасности и функционирование индивидуальных систем. Хоть вы и асы, но трясти вас будет так же, как и нас.

– Спасибо, дорогой, – Тернер решил блеснуть напоследок обширным словарным запасом. – Плавали, знаем.

– Вот и хорошо, – пилот кивнул. – Нам хлопот меньше.

На третьей минуте полета Кобыш уловил странные изменения в окружающей его обстановке. Сначала он решил было, что у него что-то случилось с глазами, поскольку сигнальный плафон, торчавший из стены в полутора метрах от него, вдруг стал двоиться. Он зажмурился, а потом перевел взгляд на сидевшего рядом Брюса. Тернер тоже расслаивался, причем основной силуэт все больше отставал от второго, смещаясь назад. Это напоминало некачественное изображение в древних черно-белых телевизорах прошлого века, которые он года два назад видел на Выставке развития технологий. Потом Брюс повернулся к нему, и Дмитрий по его приподнятым в изумлении бровям понял, что тот тоже заметил начавшуюся аберрацию. Тогда он оглянулся на остальных, и, очевидно, вовремя. Испытатели крутили головами, разглядывая причудливые явления, и, скорее всего, начинали догадываться об их причинах. Каждый из них уже разделился надвое, и призрачные двойники продолжали сдвигаться вперед. Кобыш негромко сказал: «Спокойно, парни. Все идет по плану», но тут его перебили.

Из пилотской кабины послышался потрясенный возглас:

– Черт возьми! Что это за хрень!

Дмитрий не успел среагировать, потому что мимо него со все возрастающей скоростью проплыли сперва призраки Хромова, Седых и Дорина, за ними пустые кресла в хвосте салона, потом переплетения трубопроводов двигательного отсека и, наконец, срез кормы челнока с изрыгающими пламя соплами маршевых двигателей. Огненный поток в короткий миг времени охватил его со всех сторон, но он даже не почувствовал его невыносимого жара.

Корпус «Тайфуна», все уменьшаясь в размерах, продолжал удаляться, а команда испытателей вкупе с двумя обалдевшими пилотами осталась висеть в открытом пространстве над голубым покрывалом Земли. Все в том же сидячем положении и без скафандров. В одних только летных комбинезонах. Зрелище, прямо скажем, сюрреалистическое. Семеро людей в вечном безмолвии космоса, подсвечиваемые лишь далеким солнечным диском.

Но в полной мере вкусить всю запредельность ситуации им не удалось, так как в этот момент выглядевший уже всего лишь большой игрушкой челнок вдруг вздрогнул, деформировался, подернулся мелкой рябью и стал разваливаться на куски. Внутри него полыхнуло, фрагменты обшивки брызнули в разные стороны, а в эпицентре вспух пронзительно-оранжевый огненный шар, в следующую секунду растекшийся интерференционными волнами. Сквозь застывших в оцепенении космонавтов пронесся целый рой осколков, не причинив им, впрочем, никакого вреда, как будто они были нематериальны. Вся эта вакханалия сильно смахивала на стереофильм с потрясающими спецэффектами, но досадно выключенным звуком.

А потом они, без всякого видимого перехода, оказались на заснеженной поляне посреди отягощенных пушистыми белыми саванами елей.

– О, как! – вырвалось у лихорадочно оглядывающегося по сторонам Хромова. – Знакомая до слез тайга, – он топнул ногой по плотно утрамбованному снегу. – С прибытием, господа!

– Да, – сказал Кобыш, тоже осматриваясь. – Это поляна Никиты. Можно считать, что мы дома. А вон и тропинка.

– Постойте, ребята, – Дорин выглядел растерянным. – А летчики-то где?

И только тут остальные обратили внимание на то, что их только пятеро. Пилоты челнока бесследно исчезли.

– Шеф, взрыв на «Тайфуне»! – голос оператора сорвался, очевидно, у него перехватило горло. Он только смотрел на руководителя полетов, отчаянно разевая рот и тараща глаза.

– Зафиксировать координаты, следящие сканеры не отключать, – быстро произнес Ли. – Аварийный режим на Базе.

В коридорах и помещениях орбитальной станции, набирая силу, зазвучал сигнал тревоги. Штейнберг, уже добравшийся к тому времени до своего кабинета, замер перед дверью. Впрочем, он быстро справился с волнением, шагнул через порог и бросился к дисплею внутренней связи. Судорожно щелкнув клавишей, он уставился в оживающий экран.

– Что?! – вскрикнул он, как только появилось изображение Ли.

– Взрыв на челноке, Генрих, – лицо Славы было напряжено. – При входе в атмосферу.

– Мы сможем оказать помощь?

– Некому, Генрих. Там не осталось ничего.

– Зачем аварийный режим?

– Выполняю букву инструкции. Во избежание последующих недоразумений.

– Ну, верно, – оторопело подтвердил Штейнберг и после паузы добавил. – Только прошу без фанатизма. Обо всех изменениях ситуации докладывай немедленно.

Он отключил связь и бездумно уставился в поверхность стола. Это был шок. Пять минут назад он еще говорил напутственное слово возвращающимся на Землю испытателям. И вот в какую-то ничтожную долю секунды их не стало. Ощущение, испытываемое сейчас отставным генералом, было сродни потрясению от потери лучших солдат, уцелевших в жестокой боевой операции, но случайно погибших по дороге домой, в заслуженный отпуск. Случайно ли?

Штейнберг встряхнулся, побарабанил пальцами по столу, сжал губы в упрямую жесткую линию и набрал код Крупката. Едва изображение того появилось на малом дисплее, директор сказал:

– Здравствуй, Рольф. Случилась катастрофа. Только что погиб челнок «Тайфун» со всем экипажем.

Бернский представитель изменился в лице.

– Как это произошло? – тихо спросил он.

– Якобы при входе в атмосферу.

– Ты предполагаешь иное?

– А ты бы не предположил?! – сорвался Штейнберг. – На нем летела вся команда испытателей, отозванных на Землю.

– Да, – мрачно кивнул Крупкат, – кураторы уведомили нас о возможной смене состава. Правда, ни слова не было сказано о сроках.

– А теперь подумай, Рольф, – директор Базы перешел на свистящий шопот. – Челнок был русским и забрал не только своих, но и американца с израильтянином, то есть всех, кто ходил на ПП к Сфере, кроме ранее увезенных Клеменса и Тараоки. Здесь остались только Ли, Бородин и Терехов, тоже, между прочим, русские. Но ученые, не пилоты. Тебе не кажется, что Россия разыгрывает какую-то неизвестную нам карту? Это на руку и американцам. Все возможные агенты инопланетян, как их окрестил мой старый знакомец Редфорд, уничтожены одним ударом, а оставшаяся троица находится под присмотром двух сотрудников Комитета.

– Ты, наверное, не знаешь, Генрих, – Крупкат совсем одеревенел, – но четвертого дня крупно пострадал научный центр Комитета в Скалистых горах. Там они собирались обследовать Клеменса и Тараоки.

Штейнберг отпрянул от экрана, как будто его ударили по лицу.

– Вот и все, – выдавил он. – Круг замкнулся, – и, помолчав, добавил. – Хотя есть еще люди Редфорда, ходившие к Сфере.

– То была штурмовая группа, – уточнил Крупкат. – Не забывай об этом. Именно так они ее и рассматривают.

– Значит, оставшиеся в изоляции на орбите всех устраивают, – хмуро подытожил Штейнберг. – А взрыв челнока спишут на случайность.

– Скорее всего, – представитель Германии в Берне поморщился и внезапно отвел взгляд. Было видно, что он изучает нечто, не попадающее в обзор канала связи. Потом он вновь глянул на директора Базы и сказал: – Только что наземные следящие станции передали нам сообщение. Они засекли взрыв на границе атмосферы.

– Что будем делать, Рольф? – Штейнберг устало сгорбился, уперев локти в поверхность стола и положив подбородок на сжатые кулаки.

– То же, что и раньше, Генрих, – быстро ответил Крупкат. – Ты у себя присмотришь за русскими и за их пастухами, а я здесь постараюсь разобраться, что затевают наши кураторы. Вряд ли они в ближайшее время планируют визит на Базу. Скорее они сымитируют бурные расследования в своих департаментах. Это для них тоже неплохо, поскольку средства массовой информации уже начали шумную раскрутку Проекта дешевого и эффективного освоения Солнечной системы с использованием новейших кораблей ПП. Челноки, сам понимаешь, должны уйти в прошлое.

– Не знал, – буркнул директор, – Но мне от этого не легче.

– Будь оптимистом, Генрих! База – уже готовый космический порт, а ты – его глава. На переправе лошадей не меняют.

– Великолепно! – в голосе Штейнберга прозвучал неприкрытый сарказм. – Только вот некоторые ветеринары подозревают у лошадей наличие скрытых паразитов. Как быть с этим?

– Не твоя проблема, – жестко сказал Крупкат. – И не твоя вина. Бернский центр для того и существует, чтобы решать подобные вопросы. По мере их поступления.

– Что ж, – директор откинулся на спинку кресла и пожевал губами. – Спасибо за поддержку, Рольф.

– Не стоит, Генрих. Спокойно продолжай работать. С нами Бог!

Едва Медведев переступил порог кабинета начальника площадки «Долина-два» и вскинул в приветствии руку, как зазвонил спутниковый телефон. Солдат с досадой плюхнулся на предупредительно отодвинутый Дейнеко стул и полез в карман. Достав аппарат, он недовольно воззрился на дисплей и тут же поспешно нажал кнопку связи. Маленький экран явил изображение Ильина.

– Ты где? – спросил президент.

– В Сибири, – кратко отчеканил Солдат. – На площадке.

– Зачем?

– Привез группу. Для небольшой прогулки.

– Ты один?

Солдат глазами указал Дейнеко на дверь, тот быстро снялся с места и покинул кабинет.

– Теперь один, – спокойно сказал он.

– У нас ЧП. «Тайфун» при входе в атмосферу разнесло вдребезги.

– Знаю, – на лице Медведева не дрогнул ни один мускул. – И сожалею.

– Так, – Ильин получил ответ на невысказанный вопрос. – Твои действия?

– Через полчаса люди из «Росавиакосмоса» проведут брифинг. Состав комиссии по расследованию причин аварии уже утвержден. Ваше обращение к нации, – Солдат мельком взглянул на часы, – будет готово через десять минут.

– Оперативно, – Ильин хмыкнул. – Но, черт возьми, какое несчастье перед Новым годом!

– Это сплотит народ вокруг вас, господин президент.

– Когда ты будешь в Москве?

– Часам к девятнадцати.

– Надо раньше.

– Хорошо. Думаю, ребята доберутся до Питера самостоятельно.

– Жду, – Ильин отключил связь.

Солдат сунул трубку в карман, покосился на дверь и гаркнул:

– Всеволод!

Никто не ответил. Тогда он встал и вышел в приемную. Секретарша вовсю шелестела по клавиатуре, а Дейнеко примостился в дальнем конце, на подоконнике. Он курил в отрытую форточку. Естественно, вне пределов слышимости. Хотя, какая тут слышимость, при двойной-то двери из звукопоглощающих материалов. Да еще на военном объекте. Но все равно Медведев довольно усмехнулся: старая закалка.

– Всеволод, – повторил он, – я нуждаюсь в вашем обществе. А вы, сударыня, – указующий перст в сторону встрепенувшейся секретарши (в камуфляже да еще с погонами генерал-лейтенанта он выглядел внушительно), – будьте любезны соорудить нам пару чашечек кофе. Ну, и еще что-нибудь к нему.

Не успели они как следует устроиться за столом, девица уже впорхнула в кабинет, бережно неся серебристый поднос с кофейником, сливочником, сахарницей, двумя миниатюрными чашечками, блюдцем с тонко нарезанным лимоном и причудливой вазочкой с печеньем.

– Однако, – изумился Солдат. – Это у тебя хорошо поставлено.

– Так глухомань же, – Дейнеко проводил свою сотрудницу ласковым взглядом. – Единственное развлечение, можно сказать.

– Ну-ну, – высокий гость двумя пальцами взял хрупкое фарфоровое изделие, поставил перед собой и потянулся за кофейником.

– Одну секунду, Олег Иванович, – Дейнеко резво вскочил, чтобы поухаживать за московским начальством, но тут более светлая мысль озарила его чело. – Не желаете ли по коньячку к кофе-то?

– Можно и коньячку, – благосклонно кивнул Солдат. – Отчего ж.

Начальник площадки «Долина-два» прошествовал к своему рабочему месту, нагнулся, открыл дверцу тумбы и, кряхтя, достал две хрустальных стопки и пузатую бутылку армянского коньяка.

– «Арарат», – он продемонстрировал этикетку. – Ребята прямо с Кавказа привезли.

– Наливай, – сказал Медведев и пригубил кофе.

Когда стопочки наполнились солнечным напитком, он подхватил одну из них, поднял и, рассматривая на свет, произнес:

– За успех предприятия.

Чокнулись, выпили, закусили дольками лимона.

– А теперь слушай внимательно, друг мой Всеволод, – Солдат вперил пристальный взгляд в начальника площадки. – Я тебе привез троих геройских ребят. Они уже в ангаре. Примериваются к аппарату. Старт через час. На всю операцию – полчаса. «Прима» должна вернуться не позже обозначенного срока. После этого грузишь их на военный транспортник и с вашей полосы отправляешь в Питер. Там их встретят. Передать с рук на руки.

– Понял, Олег Иванович.

– И не дай Бог, чтобы хоть одна живая душа узнала об этом. Гриф «Совершенно секретно». В курсе только я и президент, но он тебя беспокоить не будет.

– Обижаете, Олег Иванович, – возмутился Дейнеко. – Мы службу знаем.

– А я на вертушке доберусь до гражданского аэропорта, меня уже ждут. Все запомнил, как я сказал?

– Так точно.

– Смотри у меня! – Солдат грозно нахмурил брови и, отодвинув стул, легко поднялся. – Провожать не надо. Сам дорогу найду.

Звонок президента застал Доктора в объятиях молодой и весьма привлекательной сотрудницы московского филиала ИПФ. Досадуя на столь не вовремя раздавшийся вызов, он накинул шелковый халат и вышел из спальни. Ильин, когда на его экране появилось изображение Трубникова, сразу все понял.

– Никак не успокоишься, старый хрыч? – с нескрываемой иронией спросил он.

– Это делу не мешает, – проворчал Доктор. – Наоборот, только стимулирует.

– Взбодрился, значит? А теперь быстро ко мне. Машина за тобой уже вышла.

Спорить с президентом – себе дороже, поэтому Тимур Богданович скоренько принял душ, скормил себе стакан ряженки, заглянув в опочивальню, где его дожидалась очаровательная богиня, уныло развел руками, «Извини, солнышко! Сам вызывает. Ключи в прихожей, на тумбочке», после чего покинул свое уютное пятикомнатное гнездо и, спустившись на лифте вниз, сел в поджидавший его черный лимузин.

В кабинете Ильина уже пребывал Фабрикант, что-то быстро строчивший в блокноте.

– Ты, конечно, «Новости» не видел? – встретил Доктора утвердительным вопросом президент.

– А что? – застыл на месте Трубников.

– «Тайфун» взорвался, – Ильин скорчил подобающую случаю скорбную гримасу. – При входе в атмосферу.

– Этим уже кто-то занимается? – быстро сориентировался Тимур Богданович.

– Занимается, – сказал глава государства. – Медведев. А у тебя будет другая задача. Присаживайся, в ногах правды нет.

И когда Доктор умостился напротив Мирзояна, продолжил:

– На месяц-полтора, пока будет идти расследование, полеты прекратятся. За это время тебе необходимо подключить всех нужных специалистов, чтобы придумать и запустить в серию ограничитель дальности для двигателя ПП.

– Ну, это не так уж сложно, – заверил его Трубников. – Вмонтируем в ви-генератор электронный блок с заданной программой – и все дела.

– Сроки поджимают, – напомнил Ильин. – Производство ПП запущено на полную катушку и у нас, и у американцев.

– Больше двух недель, думаю, не потребуется, – уверенно сказал Доктор. – Надеюсь, изготовление ходовых генераторов – наша монополия?

– А то чья же! – Фабрикант, наконец, оторвался от блокнота. – Барнаульские объединения трудятся, дорогой!

– То есть проблем не будет? – Ильин теперь сверлил взглядом обоих. – Я правильно понял?

– Правильно, – хором подтвердили советники.

А затем Трубников недоуменно спросил:

– В чем великий смысл?

– Чтобы любопытные к Сфере не летали, – усмехнулся первый человек России. – У них и в Солнечной системе дела найдутся. В этом вопросе мы достигли с мистером Дугласом полного консенсуса.

– А наши катера? – возбудился Доктор.

– Какие катера? – приподнял брови Ильин. – В международных соглашениях нет ни единого слова о катерах. Можете поинтересоваться у Левы.

– Ага, – сказал Тимур Богданович. – Это уже значительно лучше.

Дела складывались как нельзя более скверно. Неудачи последней недели – и холостой штурм Сферы, и печальные последствия рокового эксперимента в Скалистых горах – пробили изрядную брешь в бюджете Комитета по контролю за космическими исследованиями, о чем не преминул едко заметить Президент. Да еще ближайший помощник Редфорд с тяжелым нервным расстройством оказался в госпитале. Конечно, в случившемся есть немалая доля и его вины, нечего было буром напролом переть. Но все же… Хоть какой-то бы результат!

Тараоки и Клеменс испарились бесследно. Осторожное наружное наблюдение за Мартином и Эшем тоже ничего не дало, они вели себя как обычно, то есть вполне пристойно. Лейтенанты, принимавшие непосредственное участие в атаке на незримого стража границ системы, выпотрошены в спецклинике по самое некуда, а итог нулевой. В довершение ко всему, сегодня ночью гибнет русский челнок «Тайфун» с оставшимися предполагаемыми агентами влияния. Правда, есть еще трое ученых на Базе, к которым приставлены Слоун и Хоскинс, но и здесь полная тишина. Чем они там занимаются?

Генерал Хоуп тяжело вздохнул и пригладил седую бровь. Вот ведь какая незадача! Ни одной зацепки в подтверждение такой убедительной теории инопланетной агрессии. И ведь явно что-то тут не так. Интуиция его еще никогда не подводила. Он нутром чуял несомненную опасность создавшегося положения. Только в чем она заключается?

Хоуп нервно вздрогнул, услышав мажорный аккорд. На его компьютер пришло сообщение. Генерал раскодировал послание и, нацепив очки, прочитал: «Данные перехвата. Объект: российский спутник связи Н-17. Время: 11.35 по Гринвичу. Оператор SV-03». Развернув прицепленный файл, Хоуп углубился в изучение. Это был телефонный разговор президента Ильина с советником по национальной безопасности Медведевым. Теневым советником, поскольку официальным являлся генерал Щеголев. Но Ильина с Медведевым связывали долгие годы совместной работы, и он верил ему, как самому себе. Уж это-то руководитель Комитета знал доподлинно.

Хоуп дважды пробежал глазами текст и задумался. Вроде бы ничего особенного. Президент возбужден случившейся трагедией и призывает к действию своего верного клеврета. Но вот сам клеврет! Абсолютно спокоен и через час после гибели «Тайфуна» готов к любому раскладу. Возможно такое? В принципе, да. Но настораживает. Он не возвращается сразу в Москву, получив сообщение о катастрофе, а продолжает движение к некой площадке, чтобы доставить туда какую-то группу. Для небольшой прогулки. После которой группа должна прибыть в Петербург. А взрыв челнока побоку. Связался в полете со своими и отдал все необходимые распоряжения? Надо проверить. Есть сильное подозрение, что знал все заранее. А раз так, то трагедия с «Тайфуном» – не роковая случайность, а спланированная акция. Зачем? Ответ напрашивается сам собой: чтобы устранить испытателей, ходивших к Сфере. Про наши неприятности они знают? С большой долей вероятности – да. Их разведка работает не хуже нашей. И получается: нет возможной «пятой колонны» – нет проблем. Тем более, что случай с Тараоки – образец предостережения. Один неверный шаг – и колоссальный выплеск неведомой энергии, уничтожающий все вокруг, объяснить который до сих пор никто не в состоянии. Хорошо, радиус действия оказался ограниченным. А то бы… Так. А дальше что?

Хоуп придвинул клавиатуру поближе и отстучал запрос в информационный отдел:

«1. Отслеживалось ли передвижение генерала Медведева после взрыва челнока „Тайфун“? Имел ли он спутниковую связь со своими сотрудниками с 10.00 до 11.35 по Гринвичу?

2. Какая сибирская площадка имеется в виду в полученном перехвате? Координаты? Назначение?

3. Какие подразделения курирует Медведев в Петербурге?

Ответ – немедленно».

Руководитель Комитета вновь уткнулся в полученный текст перехвата и стал ждать. Может, это обычная деза? Не похоже. Таких игр с участием президента страны не бывает. Тогда в чем же смысл вояжа Медведева в Сибирь?.. С группой… на небольшую прогулку… Что у них там?.. Нет, без дополнительных данных не разобраться… Мысль Хоупа совершила прихотливый изгиб. А откуда, собственно, взялся ви-генератор? Могли русские войти в контакт с инопланетянами и за спинами своих партнеров договориться о разделе сфер влияния? А потом с умилением наблюдать за заранее обреченной на провал попыткой Редфорда штурмовать непреодолимую преграду? А потом убрать лишних свидетелей, оставив только группу посредников на Базе? Тогда в Сибири у них может быть все, что угодно, вплоть до центра по адаптации инопланетных технологий к нуждам землян. Господи! Так можно дойти до сумасшествия.

Мажорный аккорд снова прервал его размышления. Наконец-то! Пальцы генерала забегали по клавиатуре. Раскрыв сообщение, он впился в него взглядом.

«Ответ на запрос.

1. В 8.00 по московскому времени с базы „Ораниенбаум“ поднялся борт 01-07 и взял курс на восток. Предположительно на нем и находился генерал Медведев. Во время полета борт поддерживал связь в штатном режиме, только с диспетчерами наземных служб. Иных сеансов связи не выявлено.

2. Борт 01-07 совершил посадку в 13.00 по московскому времени на полосу бывшего полигона по обкатке боевых вертолетов. Координаты: широта – 68 градусов 12 минут, долгота – 100 градусов 40 минут, Среднесибирское плоскогорье. Ближайший к нему населенный пункт – Ессей. Характеристики: площадь – 7 квадратных миль, четыре ангара, пять крупных строений хозяйственно-административного назначения, две взлетно-посадочных полосы, разветвленная инфраструктура. В последние три-четыре года активных действий на территории полигона не наблюдалось.

3. Основной объект интереса Медведева в Петербурге – Институт психофизики (ИПФ)».

Час от часу не легче! Ну, с первым пунктом ясно – раз не давал руководящих указаний, значит, все было подготовлено заранее. А вот зачем ему таскать какую-то группу из Института психофизики на бывший вертолетный полигон и обратно? Что за эксперименты они там проводят? А может, это как раз связано со взрывом челнока? Нет, они туда прибыли позже. Что же у них там такое? Что-то очень важное, раз Медведев пренебрег протоколом и в момент катастрофы оказался не в центре событий, а совсем в другом месте…

Хоуп нажал на клавишу селектора.

– Отдел внешней обсервации, капитан Прист. Слушаю, сэр!

– Вот что, капитан, – сказал руководитель Комитета, – необходимо срочно установить круглосуточное наблюдение за объектом в Сибири. Координаты я предоставлю.

– У нас над этой местностью работают только четыре среднеорбитальных спутника, сэр. Они не дадут полной картины.

– Значит, подвесьте один из них в геостационар. Или вы не знаете, как это делается?

– Знаю, сэр, но…

– Никаких «но», это приказ. Вы его получите в письменной форме вместе с координатами. Можете подключать для выполнения задачи любые подразделения Комитета. Выполняйте, капитан.

– Холодно, однако! – Седых сунул ладони подмышки. – В комбинезонах-то. Раф, придумал бы нам тулупы. И подлиннее.

Дорин рассеянно посмотрел сквозь него, припоминая, видимо, что такое тулуп, пошевелил губами, и на утоптанный снег полянки вывалилось пять одинаковых дубленок и пять меховых шапок.

– Размеры не гарантирую, – сказал он. – Соорудил побольше.

– Вот это приятно! – Хромов тут же подобрал одно из овчинных изделий и натянул на себя. – Жаль, коротковата.

– А мне в самый раз, – заявил Тернер, запахивая полы и нахлобучивая шапку. – Даже еще место осталось.

Кобыш и Дорин оделись молча. Теперь, когда испытатели были экипированы, они почувствовали себя увереннее.

– Так где же все-таки летчики? – опять спросил Раф.

– Скорее всего, Слава забросил их в другое место, – вслух подумал Седых, засовывая руки в карманы. – В общем-то, хорошие ребята, но не из нашей команды. И потом мало ли, что им в голову взбредет. Побегут к ближайшей почте докладывать по инстанции. Ну, и накроют нас всех одним медным тазом. Ни к чему это.

– Женя прав, – Кобыш сбил назад сползающую на глаза ушанку. – Мы их не знаем. А посему надежнее без них. Пошли, парни. Тут недалеко.

Испытатели, подтрунивая друг над другом, двинулись за командиром. Им понадобилось одиннадцать минут, чтобы добраться до дома лесника.

Играй встретил их заливистым лаем, а следом на крыльцо выбрался Никита в стеганой безрукавке.

– Здорово, дружище! – Кобыш широко улыбнулся. – Принимай гостей. Извини, что получилось раньше уговора.

Хозяин, щурясь от лучей заходящего солнца, с недоумением оглядел странную для этих мест компанию и изрек:

– И вам доброго здравия. Ну и вид у вас, мужики!

Потом спохватился:

– Что ж мы здесь стоим-то. Давайте все в дом. Не лето все же. И вечереет, однако…

И когда пилоты, стуча башмаками по ступеням, потянулись к открытой двери, он пружинисто спрыгнул с крыльца, шагнул к Кобышу, и они крепко пожали друг другу руки.

– С прибытием, Дима, – радушно сказал лесник. – Это и есть твоя команда? – он кивнул в спину Хромову, заходившему в дом последним.

– Ты поразительно догадлив для своих лет, – рассмеялся полковник. – А что, не совсем похожи?

– Кто ж в такой одежке по тайге ходит? Да еще зимой? – Никита удивленно покачал головой.

– А мы и не ходим, – Кобыш пренебрежительно дернул плечом. – Мы непосредственно оттуда, – он показал пальцем вверх.

Лесник поднял взгляд в небо, как будто мог там что-то разглядеть, кроме синевы и редких облаков, шмыгнул носом и глубокомысленно заметил:

– Ну да… Конечно… Кто бы сомневался.

– Ладно, хозяин, – Дмитрий от души хлопнул его по спине. – Пошли тоже. А то мои орлы уже в доме, а мы с тобой еще на улице. Неудобно как-то. А колебания твои скоро развеются. Аки дым, – он покрутил пальцем в воздухе и неожиданно спохватился:

– Слушай, а где же Маша? В деревню ушла?

– Маша приедет только завтра. Она учится в Пединституте. Последний курс, сессия на носу, ну, ты сам понимаешь.

– Вот и чудесно. Вместе и встретим. Не возражаешь?

– Тут до станции довольно далеко, – протянул Никита.

– Это мы уладим, – не терпящим возражений тоном произнес Кобыш. – Как два пальца об асфальт. Ты-то не возражаешь? Мы своим досрочным прибытием не нарушили твоих планов?

– Какие планы, Дима? Новый год в кругу близких – вот и все мои планы.

– Так мы будем к месту?

– Да, – сказал Никита. – К тому же у меня накопилось много вопросов.

– Вопросы потом, – непреклонно заявил полковник. – А сейчас я вас знакомить буду.

Войдя в дом, они обнаружили, что испытатели без них не скучали. Дубленки были свалены в углу горницы, шапки образовывали горку сверху, а их обладатели разбрелись кто куда. Седых, стоя у книжной полки, внимательно изучал корешки книг. Хромов колдовал над стареньким телевизором. Тернера с Дориным вообще не было видно. Впрочем, кто-то из них шебуршал на кухне. Потом сверху раздались шаги, и по лестнице, придерживаясь рукой за перила, стал спускаться Брюс.

– Парни, – объявил он, – я не нашел туалета.

– Не там ищешь, – усмехнулся лесник. – Все удобства в сенях, за дверь – и налево.

И пока Тернер в удивленном молчании заканчивал процедуру схождения, Кобыш негромко произнес:

– Да вы обнаглели, братцы. Не представившись хозяину, уже шныряете по дому. А ну, быстро все сюда.

Седых и Хромов моментально оказались рядом, следом подоспел Тернер, а за ним появился Дорин, покачивая головой в такт своим мыслям.

– А вот теперь, – сказал полковник, – будем знакомиться по-настоящему. Это Никита, наш гостеприимный хозяин и властитель здешней тайги. А это, – он сделал широкий жест в сторону испытателей, – бывшие орбитальные небожители, ныне – бездомные, Евгений, Виктор, Брюс и Рафаил.

– Рад знакомству, – улыбнулся лесник.

– А мы-то как рады, – заверил его Хромов, и начались дружеские рукопожатия, похлопывания по плечам, безобидные смешки и пристрелочные вопросы.

Через пару минут все уже были на «ты».

– Погодите, ребята, – взмолился Никита, – я же вас хотя бы чаем угостить должен. Накормить до отвала не смогу, – он почесал затылок, – но есть холодное мясо, картошка в печи еще не остыла…

– Давай, лучше мы тебя накормим, – предложил Дорин. – Парни, двигайте стол на середину.

Седых с Тернером ухватились за края старинного стола-книжки и потащили его в центр горницы. Хромов тут же взялся за лавку, стоявшую почти у самой двери.

– Ну, я хоть самовар поставлю, – Никита направился в кухню, по пути соображая, чем это они его собираются потчевать, если прибыли сюда без единой поклажи. Разве что в карманах у них есть какие-нибудь хитрые космические штучки, похожие на тюбики от зубной пасты. Сомнительное удовольствие, однако. Впрочем, от этих можно ждать чего-нибудь и похлеще.

Он сунул руку за печь, достал оттуда мешок с еловыми шишками и начал по одной заталкивать их в самоварную трубу. Шишки были абсолютно сухими, но все еще пахли лесом. Вскоре они уже весело горели, потрескивая и выбрасывая короткие искры. Никита снял крышку и долил из ведра воды. Сапога, пожалуй, не понадобится, решил он, и так сойдет. Пока они там возятся, кипяток будет готов.

На кухне появился Тернер. Увидев самовар, он испустил экзальтированный вопль.

– Это что? – спросил он, тыча пальцем в блестящий бок. – Паровой котел прошлого века? Да?

– Нет, – улыбнулся лесник. – Это агрегат для производства чая. Естественно, очень старый. Ему, почитай, лет двести будет.

– Это ж антикварная вещь, – поразился Брюс. – А ты его… эксплуатируешь!

– Ничего, – Никита расхохотался, – он еще лет сто протянет. А капризничать начнет, мы его подлудим, и опять будет, как новый.

– Под… что? – изумился Тернер. – Я не знаю такого слова.

Тут из горницы потянуло восхитительным запахом. Никита готов был дать голову на отсечение, что так пахнет жареная дичь, если бы не абсолютная уверенность, что ее там быть не может.

– Оооо! – послышался из-за стенки восторженный хор голосов.

– По-моему, стол готов, – Брюс подмигнул. – Прошу, хозяин!

– Погоди, – сказал лесник. – Сейчас самовар поспеет и…

– Никуда твой котел не денется, – Тернер развернул Никиту и подтолкнул к двери, – а гости уже выждались.

– Ладно, – ответил тот, – ты прав, Пятачок, – шагнул в комнату, да так и застыл на пороге.

Стол потрясал. Во-первых, как показалось Никите, он увеличился в размерах, во-вторых, был покрыт цветастой льняной скатертью, и, наконец, в третьих, оказался уставлен всевозможными яствами. И разнообразными нарезками из окороков, колбас, балыков, сыров, осетрины, семги, буженины и бастурмы на изящных тарелочках; и фруктами в причудливых вазах – от обычных яблок и великолепных гроздьев винограда до располосованного небольшими ломтиками ананаса и совсем уж экзотических плодов, никогда ранее лесником не виданных; и свежими овощами – помидорами, огурцами, редисом, салатом, зеленью – на удлиненных блюдах; и черной икрой в обширной салатнице. На столе имели место также три матово-зеленоватого стекла бутылки шампанского «Мадам Клико» и по шесть поблескивающих новеньким фарфором тарелок, бликующих резными гранями хрустальных фужеров и отсвечивающих серебром приборов для участников предстоящего застолья. Венчало же сие великолепие большое блюдо с индейкой, запеченной в яблоках. От нее-то и исходил чудодейственный аромат, уловленный Никитой еще на кухне.

Остолбеневший хозяин дома перевел вопросительный взгляд на Кобыша.

– А что? – пожал тот плечами. – Рождество еще не кончилось.

– Можем мы хоть раз за полгода посидеть по-человечески? – добавил Седых.

– Что-то не так? – поинтересовался Тернер.

А Хромов хлопнул себя по лбу и заявил:

– Водки не хватает!

– Один момент, – Дорин жестом фокусника извлек из воздуха запотевшую бутылку «Смирновской». – Такая устроит?

Никита только крякнул.

– Тогда к столу! – провозгласил Кобыш, и только тут лесник заметил, что вокруг всего этого изобилия стоят отнюдь не привычные лавки, а изящные деревянные стулья с высокими спинками.

– Ну, братцы, вы даете! – Никита недоуменно покачал головой. – Откуда?

– Дары природы, – неопределенно сказал Дорин. – Она, знаешь ли, дама щедрая. Уверяю, все самого лучшего качества.

Между тем хлопнули пробки, и шампанское, пенясь, потекло в фужеры. Гости оживились, перебрасываясь ничего не значащими короткими фразами, обычно сопутствующими началу любого застолья, застучали по тарелкам ножи и вилки, а хозяин все еще сидел неподвижно, пытаясь как-то разобраться с захлестнувшими его впечатлениями и не обращая внимания на Хромова, деятельно накладывавшего ему каких-то деликатесов. В голове навязчиво крутились слова старой песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью… та-ра-там-там-та-ра-ра-ра-ра-рам…»

– Очнись, Никита! – послышался с другого конца стола голос Кобыша. – Поддержи тост.

Лесник машинально взял фужер, не в силах преодолеть ощущение, что вся эта иллюзия сейчас развеется, и останется лишь то, что всегда было: потертый стол-книжка, яичница с кусочком докторской колбасы, чугунок с дымящейся картошкой, кружка с чаем и верный пес, устроившийся возле двери, положив морду на передние лапы. Но действительность и не думала меняться.

– За нас живых и возвращение на Землю! – торжественно провозгласил Тернер.

Зазвенел соприкоснувшийся хрусталь, и пузырьки шампанского, ударившие в нос, окончательно убедили Никиту в том, что все происходит на самом деле.

Он подцепил на вилку ломтик ананаса, оказавшегося в непосредственной близости, отправил его в рот и стал тщательно прожевывать, вспоминая давно забытый вкус. Единственный раз он пробовал ананасы еще в городе, девять с половиной лет назад, правда, тогда это не произвело на него большого эффекта.

Установилось короткое затишье – гости и хозяин были заняты поглощением пищи, причем первые – непринужденно и без затей, а последний – избирательно и осмотрительно, смущаясь собственной провинциальностью.

– А теперь по водочке! – с чувством объявил Хромов, потянувшись к бутылке, и тут же недоуменно приподнял брови. – Раф, а стопки где?

– Нет проблем, – ответил Дорин, отвлекаясь от нарезания осетрины, и тут же возле каждого образовалась изящная семидесятиграммовая рюмочка. – Наливай.

Хромов хрустнул отвинчиваемой пробкой, привстал и занялся скрупулезным процессом наполнения свежесотворенных емкостей.

– А тэпэр за хазаина сэго гастэприимнаго дома! – с хорошо отработанным кавказским акцентом произнес Кобыш. – Пуст всэгда он будит полнай чашей!

– Ура! – подхватил Тернер, поднимая рюмку выше головы.

– Спасибо, ребята, – сказал порозовевший Никита. – При таких-то гостях любой дом соответственно… будет.

Когда выпили и закусили, он осторожно спросил:

– А как вы это делаете?

– Вах! Дарагой! – полковник ухмыльнулся. – Эта нэ мы, эта он, – и указал вилкой в сторону Дорина.

– У каждого свои способности, – Раф пожал плечами. – Они тебе еще своих не демонстрировали.

– Скатерть-самобранка, – пробормотал Никита.

– Скорее, рог изобилия, – поправил его Седых. – Он не только деликатесы может извлекать, но и другие полезные предметы.

– Кстати, Раф, – перебил Женю Хромов, – тебя не очень затруднит сотворить мне мой мундирчик?

Дорин возвел очи к потолку, вспоминая, как выглядел его приятель в момент прибытия в учебный центр, наморщил лоб, и на табурете, рядом с телевизором, появилась аккуратная стопочка форменной одежды.

– Так, – сказал Виктор, поднимаясь со стула. – Извините, джентльмены, но я схожу переоденусь.

Он подхватил образовавшуюся из пустоты форму и пошел к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Я быстро, – оглянувшись, пообещал он.

Когда Хромов скрылся из виду, Тернер скептически оглядел свой комбинезон и задумчиво вопросил:

– Может, нам всем имеет смысл сменить имидж? Как вы полагаете?

– Не стоит, сэр! – в тон ему ответил Кобыш. – Мы не в палате лордов. И прекрасных дам поблизости не видно. Просто, наш друг решил еще раз чем-то удивить хозяина, – он заговорщицки подмигнул Никите. – А я предлагаю начать хвастаться без него. Продемонстрируем неверующему Фоме весь спектр возможностей. Кто первый?

– Вероятно, я, – предложил Брюс. – Как наименее эффективный.

Он перевел взгляд на лесника и утробным голосом заговорил:

– В дизель-генераторе поканчивается топливо, а резервный бак на две трети пуст. Через пару недель надо будет что-то припринять, но до этого дело не дойдет. Потому что есть мы-ы-ы, – Тернер с завыванием сделал пасс руками. – В подвале весной опять затечет, боковая стенка выгнила, а в том строении, что подмыкает к дому справа, силовая проводка требует замены на более мощную. И телевизор у тебя не работает, потому что сгорел блок развертки. А! Ерунда все это! – он махнул рукой.

Никита слушал, широко распахнув глаза. Он был прекрасно осведомлен о проблемах, которые ему предстояло решать. Но как о них мог узнать Брюс?

– Ты умеешь читать мысли? – спросил он.

– Нет, – кротко ответил тот. – Я просто смотрю.

Последнее слово Тернер как-то неуловимо выделил, а, может быть, Никите просто померещилось.

Тем временем на лестнице снова показался Хромов. Мундир на нем сидел, как влитой, без единой складочки, и майорские погоны блестели одинокими звездами.

– Ну, как я? – поинтересовался он.

– Неотразим, – резюмировал Кобыш и показал большой палец.

Виктор спустился вниз, подошел к столу, наклонился к Седых и стал что-то неслышно шептать ему на ухо, тот только кивал и улыбался. Закончив приватное шушуканье, Хромов сел на свое место.

– Скажи, Никита, – Евгений указал на фотографию, стоявшую на книжной полке. – Эта прелестная девушка – твоя жена?

– Да, – подтвердил лесник. – Ее зовут Маша. А что?

– Сказочное имя, – восхитился Седых. – Как, впрочем, и девушка. И где же она?

– Приедет завтра утром. Тогда и познакомитесь.

– А не хотел бы ты увидеть ее сейчас? – коварно закинул удочку Женя.

– Вы и это можете? – поразился Никита.

– Нет, нет, – замахал руками Тернер. – Только картинку.

– Картинку я и так вижу, – лесник разочарованно кивнул на фотографию.

– Вот, блин! – с досадой сказал Хромов. – Он не понимает. Покажи ему.

И та часть горницы, куда выходила лестница со второго этажа, пропала. Вместо нее появился внутренний срез железнодорожного вагона с сидячими местами, ограниченный потолком и стенами привычной комнаты. Вагон слегка покачивало под равномерный стук колес, за окнами проносились деревья и телеграфные столбы, пассажиры либо переговаривались друг с другом, либо дремали, откинувшись на мягкие подголовники, либо занимались какими-то своими, дорожными делами. Машу Никита увидел сразу. Она сидела, уткнувшись в учебник и не обращая ни на кого внимания. Соседнее кресло пустовало. «Ну, да, – мелькнула мысль, – зубрит. Последняя сессия скоро». Повинуясь внезапному импульсу, Никита встал и шагнул к девушке.

– Осторожнее, – раздался сзади голос Седых. – В стенку вляпаешься. Это всего лишь изображение.

Лесник в смятении отступил, уж больно реальной казалась развернутая перед ним картина, и тут же увидел идущего по проходу между креслами, улыбающегося Хромова. Он растерянно оглянулся, так и есть, майора за столом не было. «Ну, фокусники, – подумал Никита, – ну, дают!»

Виктор же добрался до машиной секции, остановился у пустого кресла и вежливо спросил:

– Здесь свободно?

– Да, – сказала девушка, оторвавшись от книги и рассеянно взглянув на Хромова.

– Вы разрешите, сударыня?

– Пожалуйста, – Маша пожала плечами и снова углубилась в текст.

Майор сел, скосил на сосредоточенную студентку глаза и заявил:

– А мне знакомо ваше лицо, извините за назойливость. Мужа, случайно, не Никитой зовут?

– Да, – удивилась девушка, тут же забыв об учебнике. – А откуда вы знаете?

– Мы служили вместе, – степенно поведал Хромов. – А потом на многие годы потеряли друг друга. А недавно вот нашлись. Он мне письмо прислал. С фотографией. Вы там вместе.

– Во, заливает! – восхитился Седых, хлопнув себя ладонью по колену, и повернулся к Никите. – У вас же знаки различия – что небо и земля!

– Она ничего не понимает в знаках различия, – буркнул лесник, стараясь не упустить ни одного слова.

– …это нас Федор снимал, мой брат, – между тем отвечала Маша. – А вы к нам едете?

– Увы, – майор изобразил сожаление. – Мне выходить на следующей станции. Но я обязательно у вас буду. А пока передавайте ему огромный привет от Виктора. Не запамятуете?

– Ну что вы! – девушка улыбнулась. – Обязательно. Как здорово, что вы нашлись.

– Искренне рад встрече, – Хромов поднялся. – С наступающим вас Новым годом! Вы простите, но мне пора.

– Как же так? – в голосе Маши послышалось недоумение. – До следующей остановки еще минут сорок ехать.

– Дела, – значительно сказал майор. – Я, если вы заметили, человек военный. До скорой встречи.

Он коротко поклонился и пошел в сторону тамбура.

Изображение дрогнуло и исчезло, а на его месте опять появились лестница и бревенчатая стена.

– Круто! – Никита потер лоб и повернулся к Седых. – А Виктор так там и остался?

– Ну зачем же! – хохотнул Кобыш. – Здесь гораздо веселее. Сейчас явится.

И сразу же после его слов хлопнула входная дверь, в клубах морозного воздуха возник Хромов и с достоинством спросил:

– Как иллюзион?

– По высшему разряду, – Тернер бесшумно поаплодировал. – Все бросаются к рампе и наваливают маэстро цветами.

– Учитесь, детвора! – майор гордо выпятил грудь и прошествовал к своему стулу. – И каждому воздастся.

– Господа офицеры! – воззвал размягчившийся Кобыш. – А не хлопнуть ли нам еще по рюмашке? За прекрасную хозяйку этого дома!

Хлопнули, закусив маленькими солеными рыжиками и хрустящими корнишонами. Способность Никиты к восприятию чудес, по-видимому, иссякла от такого их количества, и он уже не удивлялся ни постоянной смене блюд, исчезающих в никуда и появляющихся из ниоткуда, ни периодически вспыхивающим очень специфическим разговорам, в которых он мало что понимал, ни планам на будущее, отдающим совершеннейшей фантастикой. Он только изредка поднимал стопку, когда кто-либо произносил очередной тост, поддерживал темы, ему доступные, и млел от такого изобилия интересных собеседников.

В какой-то момент застолья Тернер заявил, что за полученные способности тоже надо выпить, потому как они делают жизнь увлекательной. Выпили незамедлительно, и Никита заявил:

– Ребята, с такими талантами можно жить припеваючи, ни о чем не думая.

– Думать полезно, – нравоучительно проворчал Кобыш, – А жить, не думая, просто скучно.

– Займитесь благотворительностью, – посоветовал лесник. – Школу вон в деревне оборудуйте.

– Ага, – тут же встрял Седых, – а потом появится налоговая инспекция вкупе с нашими славными органами правопорядка и прижучит тех, кто эту школу построил неизвестно на какие шиши, а заодно и тех, кто этому попустительствовал.

– Ну, накормите людей, – уверенности в никитином голосе заметно поубавилось.

– И это уже было, – отозвался Дорин. – Иисус накормил народ пятью хлебами. Не помнишь, как с ним обошлись?

– Так то Пилат…

– То есть власть, – уточнил Раф. – Нас, к твоему сведению, тоже уничтожили.

– Как?! – Никита все же нашел в себе силы удивиться.

– Очень просто, – Дорин несколько помрачнел. – Взорвали на орбите. И никаких тебе следов… Кстати, коллеги, – обратился он к товарищам, – не пора ли посмотреть, что о нас вещают в информационных программах?

– Давно пора, – согласились остальные. – Любопытно все же.

– Тогда потерпите немного, – сказал израильтянин, встал и направился к выходу из дома. – Сейчас антенну подключим.

– Так есть же антенна! – вслед ему крикнул лесник. Дорин только рукой махнул.

Буквально через минуту он вернулся, волоча за собой длинный шнур, подошел к той стенке, что соседствовала с лестницей, примерился, и рядом с ним появился огромный плоский телевизор с экраном метра два на полтора, с дистанционным пультом, выносными колонками и прочими причиндалами.

– Брюс, – позвал Дорин, – надо подключить и настроить. Это больше по твоей части.

Тернер снялся с места, а Никита привстал и выглянул в окно. Шнур оказался антенным кабелем, тянувшимся от большущей спутниковой тарелки, лежавшей прямо на сугробе.

«Однако, – подумал лесник, – скучать не придется».

Пока Брюс подключал и настраивал телевизор, за столом продолжались локальные диалоги, но как только процесс был завершен, разговоры стихли, и все уставились на экран. Тернер, нажимая на кнопки пульта, перескакивал с канала на канал, пока не добрался до блока новостей Си-Эн-Эн. Очаровательная дикторша с испуганными глазами, судя по мелькавшим кадрам, как раз вещала о катастрофе, постигшей русский челнок «Тайфун». Никита плохо знал английский, но кадры говорили сами за себя.

Сначала он увидел мужчин, с которыми вот уже полдня сидел за одним столом. Они делали ручкой перед объективом камеры и спускались в стыковочный переходник. Потом все заслонил корпус челнока, величаво отходящего от борта орбитальной станции на фоне голубого шара Земли. Вот включились двигатели. Космический самолет развернулся и стал удаляться. И, наконец, финальный кадр – ослепительная вспышка в дымке атмосферы и лица погибших, как бы выплывающие из нее.

– С Базы снимали, – прокомментировал Кобыш. – Теперь до посинения крутить будут.

Брюс снова взялся за пульт и вскоре наткнулся на канал «Россия». Хроника была почти такой же, только диктор говорил по-русски и фотографии демонстрировались во весь экран. Собственно, ведущий программы уже закруглялся:

– …погибли космонавты-испытатели – командир группы, полковник Кобыш Дмитрий Васильевич, майор Хромов Виктор Михайлович, капитан ВВС США Тернер Брюс Клиффорд, капитан ВВС государства Израиль Дорин Рафаил Симон и капитан ВВС России Седых Евгений Кузьмич. Погибли также пилотировавшие «Тайфун» летчики – майор Астрахан Петр Афанасьевич и старший лейтенант Ишимов Кокор Савёлович. Вечная память героям космоса, – голос диктора наполнился торжественной скорбью.

– Ну вот, – сказал Хромов, – нас и отпели.

А Кобыш подпер щеку кулаком и философски заметил:

– Познавательно все же, государи мои, смотреть на свою смерть со стороны, особенно, когда она осталась далеко позади. Или сверху?

– Сверху, – подтвердил Тернер. – Там, – он указал пальцем в потолок.

– Значит, – Никита заторможенно оглядел присутствующих, – официально вы мертвы.

– Еще как! – Дорин кивнул и надкусил яблоко. – Распылены по орбите. Символические похороны в ближайшие семь дней.

– А летчики где?

– Где-то… – Седых неопределенно пошевелил пальцами. – Но тоже живы.

– Да что это мы все о грустном! – рассердился Кобыш. – Предлагаю выпить за чудесное воскрешение и простирающееся впереди светлое будущее!

– Ура! – сказал Тернер.

Выпили с молодецким уханьем. Закусили хрустящей квашеной капустой, забирая ее горстями прямо из миски.

– Что-то мы пьем и не пьянеем, – возмутился Дорин. – И это настоящая русская водка?

– Несмышленыш, – ласково пробормотал Хромов. – Просто из тебя стресс выходит.

– Кстати о стрессе! – встрепенулся Никита. – Нет лекарства лучше, чем самая обычная деревенская банька!

– О! Банька! – восхитился Тернер. – Есть?

– А то как же! – насмешливо прищурился лесник. – Самая что ни на есть! Только истопить надо.

– Я помогу, – с готовностью заявил Седых. – Сто лет в бане не был.

– И я! – Брюс уже предвкушал. – Хочу с самого начала.

– Давайте, ребята, – одобрил Кобыш. – А мы пока с Витей и Рафом тут посидим.

– Тогда за мной! – Никита встал. – Делать, как я, и не отвлекаться!

Они вышли в сени – хозяин нащупал в темноте выключатель, и вспыхнула целая гирлянда лампочек вдоль крытой галереи – добрались до противоположной бревенчатой стены и, распахнув низкую дверь, пригнувшись, вступили в просторный предбанник с лавками и небольшим столом из оструганных досок, с висевшими на крючьях деревянными шайками и множеством веников, с застекленным угловым шкафчиком для принадлежностей, необходимых при достойном мытье, с целой поленницей сухих березовых дров и с еще одной створкой, более похожей на вход в чудесную страну из каморки папы Карло.

– А это для чего? – спросил американец, указуя на почти игрушечную дверку.

– А это – для души, – Никита хитро прищурился. – Скоро узнаешь, – и шагнул в парную, представлявшую собой помещение метров десяти, в котором имели место: неизменная чугунная печь, обложенная крупными булыжниками, открытый котел для воды и три полока, широкими ступенями расположенные друг над другом. Вода в котле была покрыта прозрачной корочкой льда.

– Вот так, – сказал он. – Даже шестерым здесь места хватит.

В дверном проеме появился озирающийся Тернер.

– Ни одной трубы! – его удивленный взгляд скользил по стенам. – Где ты воду берешь?

– Летом – в колодце, – усмехнулся лесник, – а зимой снег топлю. У нас в Сибири снега много. И здесь он чист и девственен, не то, что в городах.

– Конечно! – Брюс сокрушенно тряхнул головой. – Как это я не угадался. Буколика!

– Да, – подтвердил Никита, – патриархальный уклад. Ну, что стоишь? Дрова неси!

Через полтора часа температура в парной уже зашкаливала, а хозяин все поддавал и поддавал из круглого ковша на длинной ручке. Ароматная смесь из воды вперемешку с домашним квасом, попадая на раскаленные камни, отчаянно шипела и исходила туманными обжигающими волнами. Три веника отмокали в шайке.

Никита натянул фетровую рукавицу, взял один из них и помахал перед ставшей уже темно-вишневой поверхностью печи.

– Ух! – раздался за его спиной возбужденный возглас, и к полоку скользнул голый Седых. – Хватит уже! А то народ тут окончательно помрет.

– Народ здесь окончательно возродится, – поправил его лесник, продолжая размахивать веником. – К новой светлой жизни… За это и пили… Кстати, где он?

– Уже раздеваются, – отдуваясь, сообщил Женя.

Следующим появился Тернер в войлочной шапочке и попытался тихо просочиться мимо колдующего над печью банщика. Попытка не удалась. Никита, развернувшись, стеганул его веником по розовой заднице.

– Это насилие! – завопил Брюс. – За что боролись?!

– Не бывает святых без истязаний, – сообщил лесник. – Вы ведь утром воскресли… – продолжил он, охаживая бока американца, – …потом вас причислили к лику… а сейчас очиститесь от суеты мирской… А ну, марш наверх! – свирепо закончил он. – И лежать там, не двигаясь! Дышать через нос!

Через приоткрывшуюся дверь ввалились последние трое – Кобыш в альпийской панаме, Дорин в вафельном полотенце, обернутом вокруг чресел, и Хромов без ничего.

И начался разгул банных страстей. С улюлюканьем, богатырскими замахами, ушатами холодной воды, жизнерадостным ржанием и удовлетворенными стонами тех, кого обрабатывали вениками.

При первом же выходе из парной Никита подвел ставшего малиновым Тернера к таинственной дверке, распахнул ее, выпихнул Брюса наружу, прямо в подступающий вплотную сугроб, и сейчас же захлопнул. Американец заорал благим матом. Когда в проем ломанулся Кобыш, из пушистого снега торчала только голова. Лицо выражало неописуемое блаженство.

Так, разогреваясь до умопомрачения в парной, а потом ныряя в снег, они провели остаток вечера. Заходов никто не считал, да, видимо, было и незачем. И лишь спустя какое-то время, когда наступило полное изнеможение и «воспарение души», как определил это состояние Хромов, они завернулись в извлеченные Дориным простыни и расселись по лавкам в предбаннике, прислонившись спинами к теплой вагонке, вытянув ноги, расслабленно перебрасываясь удовлетворенными замечаниями по поводу только что закончившегося сеанса «приведения организма в оптимальный режим» и доброжелательно посмеиваясь над «крещением» Тернера.

– Пивка бы сейчас, – томно произнес Кобыш. – А, Раф?

На столе тут же возникла зеленая картонная коробка с надписью «Holsten». Из нее соблазнительно торчали горлышки бутылок.

– Фи, – отреагировал на это Седых. – Шведское.

– На вас не угодишь, – проворчал Дорин. – А какого бы вы хотели?

– Настоящее пиво, – сообщил Хромов, подняв палец, – варится только в Чехии. Или Баварии. Издавна. И оно темное.

– Так бы и сказали, – израильтянин пренебрежительно дернул плечом. – А то – пивка!

Коробка мгновенно исчезла, и на ее месте появилось шесть полулитровых кружек с фирменными эмблемами и белыми пенными шапками.

– Вот, – просиял Виктор. – Можешь же, когда хочешь! А вобла где?

Дорин только фыркнул.

Первые кружки осушили залпом, как и положено. Над вторыми уже сидели вдумчиво, снимая шкуру с воблы, тщательно прожевывая вяленых кальмаров и рассуждая о прелестях сельской жизни.

– Эх! – сказал, потягиваясь, Тернер. – После такого-то удовольствия не мешало бы хорошенько проспаться.

– Выспишься еще, – Кобыш был непреклонен. – Время пока детское.

– Да! – неожиданно вспомнил Никита. – Мне же вас как-то разместить надо.

– Не кручинься, хозяин, – тут же пресек его порыв Седых. – Я думаю, Раф позаботится.

Дорин, прихлебывая из кружки, молча кивнул.

– А что, ребята, – Дмитрию идея явно понравилась, и он, несомненно, уже прикинул собственный вариант, – не возвести ли нам еще один дом?

Израильтянин еще раз утвердительно кивнул, а Никита покачал головой:

– Как вы собираетесь это делать? Уже ночь на дворе, а дом – не пиво, его так просто не вообразишь. Сложная конструкция, между прочим!

– Ты-то построил! – Кобыш уже горел энтузиазмом. – А Раф тем более сможет. Для начала прикинем, что к чему, а потом… У тебя остались справочники, книги, каталоги?

– Остались, – Никита наморщил лоб. – Где-то в чулане пылятся.

– Вот и давай их сюда. Думать будем.

Лесник нехотя поднялся, нашел в углу, у поленницы, валенки, сунул в них босые ноги, накинул поверх простыни старую телогрейку и, ворча что-то о недостойном приличных людей волюнтаризме, удалился на поиски.

– Так, – полковник прихлопнул ладонью по столу, – займемся подсчетом. Нас пятеро. Сердце вещует, что к Новому году еще народ соберется…

– Какой? – простодушно спросил Тернер.

– Всякий, – не задумываясь, ответил Кобыш. – Хотя бы Маша с Федором, да теща никитина. Может, появится группа Ли. Чем черт не шутит! Традиционный праздник все-таки. Стало быть, получается тринадцать человек. Ну, плюс еще трое-четверо для верности. Итого – семнадцать. По двое на комнату. Значит, девять.

– Лучше каждому по спальне, – предложил уже сомлевший Тернер.

– Жирно будет, – Дмитрий кинул на него суровый взгляд. – Баловство одно… Хотя с другой стороны, – улыбнулся он, – почему бы и нет? Гулять так гулять! И чтобы гостиная метров на шестьдесят…

– Сто, – сонно сказал Тернер.

– Нет, – хохотнул Седых, – никогда нам не догнать Америку.

Они еще минут пять обсуждали разнообразные нюансы, прежде чем появился Никита, притащивший целую стопу книг, журналов и каталогов.

– Ага, – Кобыш потер ладони, – дивно! Вот сейчас и начнется основное творчество. Потрудимся, джентльмены!

Битый час они листали журналы, сверялись со справочниками, внимательно рассматривали каталоги, не забывая предаваться возлияниям и закусываниям. Возбужденный гомон не утихал ни на секунду. Сталкивались мнения, создавались и рушились проекты, рисовались схемы и аксонометрические проекции, выбирались отопительные системы и сантехническое оборудование, в общем, вырабатывалась устраивающая всех концепция будущего жилья.

Наконец, в толстом каталоге с невинным названием «Загородный дом для обеспеченной семьи» они нашли то, что, в принципе, устраивало всех. Это был трехэтажный особняк с десятью комнатами в верхнем этаже, восемью – в среднем, а также удобной кухней, просторной гостиной и парой помещений, предназначенных либо для развлечений, либо для кабинетов, библиотек и детских, внизу. На выбор предлагалось несколько вариантов. Существовали еще мансардная надстройка и цокольный этаж. В надстройке советовали устроить зимний сад, а полуподвал, соответственно, служил для размещения могучих бойлерных систем, основных источников электропитания, тренажерного зала и бассейна с душевыми кабинками, примыкающими к способной удовлетворить самый взыскательный вкус сауне. Нужно ли говорить, что на каждом этаже имели место уютные холлы, ванные комнаты, соседствующие с туалетами, и выходы на открытые галереи, тянувшиеся снаружи вдоль стен дома. Следующие страницы каталога демонстрировали дизайнерские решения внутреннего пространства, рекомендуемые гарнитуры мебели, блоки бытовой техники и планы обустройства приусадебного участка.

Пока шло обсуждение, Никита только внимал да потягивал пиво, но когда стало ясно, что выбор состоялся, он принужденно улыбнулся и заявил:

– Это же не дом, а целый пансионат получается.

– Жить надо с комфортом, – Кобыш подавил попытку бунта в зародыше – Или тебе не нравится? Это ведь будет и твоя обитель.

Никита поперхнулся.

– А как же с прежней? – осведомился он.

– Уберем на хрен! – успокоил его Седых и, заметив, что лесник призадумался, спросил: – Тебе жалко трудов своих?

– Не то, чтобы жалко, – сказал Никита, – но ведь… если сюда явится начальство или какая-нибудь инспекция… как я буду с ними объясняться?

– Тебя это должно меньше всего волновать, – изрек Хромов. – Тем более что здесь всегда будут, по крайней мере, трое из нас. Прорвемся!

– Мне бы вашу уверенность, – пробормотал лесник.

– Так ты даешь добро? – Кобыш смотрел на него, ожидая решения. – Это ведь твоя территория.

– Да стройте вы все, что хотите! – махнул рукой Никита и взялся за кружку.

– Внимание! – полковник строго глянул на соратников. – Тишина! Раф, приступай!

Дорин уткнулся в каталог, а остальные, стараясь не шуметь, принялись за чешское пиво и воблу, хотя взоры, бросаемые исподтишка, все равно были прикованы к израильтянину. Через несколько минут на его лбу выступили крупные капли пота, а еще спустя некоторое время он прерывисто вздохнул и, прислонившись спиной к стене, устало выдавил:

– Ты был прав, Никита. Дом – не пара перчаток. Это уже уровень повыше.

– Не получилось? – расстроился Кобыш.

– Я бы сейчас водки выпил, – сказал Раф. – А то пиво да пиво…

Со стола исчезли кружки и остатки вяленых лакомств, а взамен появились шесть стопок, неубиенная бутылка «Смирновской» и миска с солеными огурцами. Дорин молча свинтил крышку, разлил водку и, пристально посмотрев на каждого, провозгласил:

– Ну, за дом!

Секунды три еще стояла тишина, а потом будто плотину прорвало. Все разом загомонили, потянулись к Рафу с поздравлениями и лобызаниями, с поднятыми стопками и огурцами, зажатыми в руках, с веселыми прибаутками и сочными эпитетами, только Тернер, не поместившийся в пространстве рядом с Дориным, почему-то округлив глаза и приплясывая, выразил свои чувства шепотом:

– Ура!

Когда волна эмоций схлынула, Кобыш, выдержав паузу, скомандовал:

– А теперь, братцы, быстро одеваемся и пошли обживаться.

Уговаривать никого не пришлось. Собирались споро, совсем как в армии. Никита только диву давался, вроде бы и выпили немало, а реакция у парней – дай Бог каждому. Он был практически последним, только Хромов запоздал, разыскивая куда-то запропастившуюся спортивную куртку и едва слышно бранясь. Шумным строем прошли обратно к дверям в сени, толкаясь и перебрасываясь крепкими словечками, и высыпали сначала на крыльцо, а затем в заснеженный двор.

Собственно, двора уже почти и не было, вернее, он изменился до неузнаваемости. Прямо из сугроба вырастал темный монолит дома, отражая стеклопакетами мохнатые таежные звезды, луну и одинокую лампочку, светившуюся в окне бани. Ступени парадной лестницы, ведущей к центральному входу, тоже наполовину тонули в снегу. Рядом с этим роскошным строением двухэтажный сруб Никиты выглядел жалкой лачугой. А еще дальше, на том месте, где совсем недавно виднелась деревянная изгородь, стоял мощный забор с кирпичными столбами и фигурной решеткой между ними.

– Ну, блин! – только и смог сказать Никита.

– А почему темно? – спросил Хромов.

– Я, знаешь ли, еще не умею включать электричество на расстоянии, – рассеянно ответил Раф, задирая голову и рассматривая мансарду.

– Тогда изобрази фонарики, – тут же нашелся Виктор.

– Это пожалуйста, – под ноги Дорину свалилось три поблескивающих цилиндрических фонаря.

– Спасибо, друг, – проникновенно поблагодарил Хромов, поднял один из них и, увязая в снегу, стал пробираться к лестнице.

Остальные два подобрали Тернер и Седых. Они включили свет, и вся компания полезла через сугроб. Оказавшись на ступеньках, а потом и у тонированного стекла двустворчатой входной двери, хозяева свежесотворенного особняка остановились. Хромов осторожно потянул за бронзовую ручку, створка бесшумно и плавно открылась.

– Не заперто, – прокомментировал Виктор. – Прошу вас, господа.

Они вошли. Лучи фонарей разрезали мрак, царивший в доме, и выхватывали из темноты куски шикарного интерьера.

– Правее, – попросил Дорин. – Вход в подвал должен быть там.

Быстро сориентировавшись, они отыскали спуск, добрались до аппаратной, и там Тернер нашел нужный пакетник. Свет вспыхнул сразу и везде.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Брюс, – так значительно лучше. С чего начнем?

– С отопления, – проворчал Кобыш. – Холодно здесь. Боюсь, что ночевать придется в старом доме.

Вдвоем с Тернером они обследовали ту половину цокольного этажа, где размещалось все оборудование для жизнеобеспечения, и, повозившись минут десять, подключили отопительную систему. Затем началось знакомство с хоромами. Компания долго ходила по комнатам, цокая языками, перебрасываясь замечаниями или веселыми возгласами. После долгого пребывания в учебном центре и сидения на орбите испытатели были рады комфортабельному человеческому жилью, а Никита, давно забывший в тайге, как оно выглядит, полностью поддерживал их чувства. Лишь Дорин изредка пофыркивал, объясняя это тем, что не все получилось так, как он хотел. «Ничего, – приговаривал Кобыш, – жить можно». Так истекли еще полчаса, и начавший мерзнуть Тернер, наконец, возмутился:

– Ну, хватит, парни. Давайте продолжим завтра. Уже спать давно пора.

– Да, – поддержал его Седых. – Имея в виду все сегодняшние передряги, хорошо бы и на боковую.

– А мне, – с сожалением вздохнул Никита, – после всего этого вашего великолепия возвращаться в старую хибару как-то и не хочется.