Глава 16
Застолье затянулось за полночь. Смеялись, шутили. Генрих Арнольдович с пьяных глаз даже порывался сыграть на гитаре для милых дам, но инструмента в наличии не было, и решено было петь так, без аккомпанемента. Выйдя из-за стола, я прихватил с собой початую бутылку алкоголя, которого было немало приговорено за этот вечер, и вышел на улицу покурить. Дымить в общем зале, где пили и веселились, мне, почему-то не хотелось.
Выбравшись из душного помещения, я с наслаждением подставил разгоряченное лицо свежему ночному ветерку. За забором было темно, во многих домах горели электрические лампочки, освещая пустые квартиры, и если не прислушиваться к ночным звукам, то можно было подумать что все идет по-старому.
— Надо бы свет тушить, — пробубнил я про себя, прикуривая. — Низко мы, мертвяки могут подойти.
— Думаешь? — Рядом со мной, будто из неоткуда, появилась Женя и тоже принялась усиленно дымить.
— Смотри, — я кивнул в сторону части забора, состоящую из решеток, за которыми явственно ощущалось движение. — Был бы фонарик, подсветил, но уверяю, там не мотыльки.
— Охотно верю. — Забрав у меня бутылку, девушка приложилась к горлышку, сделав солидный глоток.
— Как жить будем дальше, командир?
В словах ей явно угадывалась ирония, но я предпочел не обращать внимания на колкий язычок. Надо это ей, наверное, своего рода защитный механизм.
— Думаю, — кивнул я. — Скриплю по этому поводу мозгами так, что скоро слышно будет.
— И что наскрипел?
— Пока ничего.
— В городе нам делать нечего.
— А за городом есть?
— Спокойнее там. — Женя еще раз отхлебнула и вернула бутылку. — Спокойнее и чище. Россия, она большая, до многих деревень эпидемия и не добралась, поди?
— Ага, — кивнул я, — а мы её на колесах привезем и подарим.
— Взять ту же Великую Отечественную войну, — продолжала, не слушая меня, Женя. — Вот если на карту взглянуть, до многих мирных поселений солдаты третьего рейха так и не добрались. Из них конечно мужики на войну шли толпами, а вот до самих земель ни-ни.
— И что же ты хочешь? — Улыбнулся я. — Уехать в деревню, завести домик с белой оградкой, кроликов разводить?
— А хоть бы и их. — Женя упрямо топнула ножкой. — Чего их разводить? Знай, сено таскай, да лишних из клетки вытаскивай. Не зря же говорят «Плодятся как кролики»?
С минуту стояли молча. Я смотрел на звезды, крупные, большие и яркие, мерцающие и статичные, на черном ночном небе. Женя думала о чем-то своем, неосознанно шевеля губами, как будто спорила с каким-то только одной ей видимым собеседником.
— Ты на алкоголь-то не налегай, — одернул я девушку, видя как её рука вновь попыталась отобрать у меня бутылку с импортным спиртом. — Тебе еще ночь стоять, а у тебя глаза в кучу.
Нет все-таки во мне жилки лидера, право слово, а может авторитета перед этой девчонкой, которая, не взирая на мою выборную должность, тянет на себя эту чертову отраву.
— Да на, не бесись только. — Я прищурился, и с непониманием посмотрел на Женю. — Что с тобой стряслось-то?
— Страшно. — Присосавшись к бутылке, девушка сделал пару больших глотков. — Алкоголь в данной ситуации как успокоительное.
— Всем страшно, — попытался успокоить ее я. — Небось, такое не каждый день творится.
— Да ты не понял, не за себя страшно. — Женя моргнула и принялась тереть рукой глаз. — За всех страшно. За родителей, за детей, за будущее страшно. Что мы будем делать, если завязнем здесь навсегда? Это же склеп, большой каменный саркофаг. Осталось только крышку сверху положить.
— А сколько предметов искусства погибнет? — Напомнил я. — Сколько книг, картин, репродукций сгинет в огне из-за замкнувшейся старой проводки, за которой некому приглядывать? Сколько архивных хранилищ затопит прорвавшаяся канализация?
— Ну, что же, — вздохнула Женя и взяла меня под локоть, — это артефакты старого мира. Теперь для нас есть только два периода жизни. До, и после исхода.
— Исход? — Хмыкнул я. — Интересная теория. Никогда об этом не задумывался.
— А я думала, — оживилась девушка. — Пока сидела в квартире все не могла из головы выбросить. В живых то остались единицы, а кто погиб? Кто превратился в чертовых смердящих монстров, шатающихся по улицам в поисках жертвы? Сильные, смелые, неравнодушные.
— То есть, мы, по твоим соображениям — равнодушные слабые трусы? — Обняв Женю за плечи, и по-братски звонко чмокнул её в макушку. — Шла бы ты спать, философ.
— А как же дежурство? — Вдруг вспомнила моя собеседница.
— Я за тебя отдежурю, — кивнул я в темноту. — Сейчас еще пол часа застолья и тушим огни. Нечего светиться, словно новогодняя ёлка.
— Как знаешь, — отделившись от меня, неуверенной походкой, порядком захмелевшая философ и амазонка направилась к двери, а я вновь принялся смолить свою табачную отраву.
Вечер свиданий прямо, мелькнуло у меня в голове, когда через пару минут дверь вновь распахнулась, и на пороге появилась Маша. Чуть прихрамывая, опираясь на самодельную трость, которую ей смастерил кто-то из парней она остановилась рядом со мной.
— О чем говорили? — Поинтересовалась она тихо.
— О будущем.
— И какое оно, это будущее, по-твоему?
— Разное оно. Для кого светлое, для кого безрадостное, но не тут и не сейчас.
— Дай закурить.
— Ты куришь? — Я вопросительно поднял бровь, но пачку протянул.
— Думала бросила, — Маша достала из пачки сигарету. — Вот теперь не уверена, да и к чему?
— Здоровье беречь. — Улыбнулся я.
Дальше разговор пошел абсолютно по тому же руслу. Как быть, что делать, куда подастся и что в итоге из этого выйдет, так что описывать его, особого смысла не вижу. Разве что налаживание быта Маше виделось несколько в другом ключе.
— Огурцы хорошо растут, — пояснила она, — помидоры те же, кабачки. Если еще и рядом с рекой или озером, то рыбу можно ловить.
— Не пропадем, — согласился я. — Скорее тут зачахнем. У меня родители на даче остались, когда святопредставление началось. Дом большой, с погребом. Свой генератор в сарае, да забор высокий. От ближайшего населенного пункта прилично, так что думаю туда податься.
— А мы как? — Испугалась девушка.
— А куда я теперь без вас. — Рука, сама собой, непроизвольно, потрепала её по затылку. Места для всех должно хватить. Кто на чердаке, кто в доме по комнатам. Главное прорваться, а уж как выйдем на трассу, то в миг доберемся.
— А что с ними? Ну, с твоими родителями? — Осторожно поинтересовалась Маша.
— Не знаю, — честно признался я. — Пока мобильная связь была, звонил им регулярно. Вроде бы все нормально было. Потом и связь пропала, а с ней и возможность новости узнать.
Вскоре ушла и Маша, а на пороге появился третий мой посетитель, Павел Семенович. Химик сильно перебрал, его шатало от обилия пищи и алкоголя, но ясность ума он не потерял и начал издалека.
— Вот что я думаю, Константин, — вещал он заплетавшимся языком. — Для человека, далекого от стратегии и принципов выживания, вы сделали по истине выдающийся поступок. Операции по спасению, которые вы устроили нам, а до этого своим друзьям, просты и в то же время гениальны.
— Пытаемся помаленьку. — Скромно кивнул я. — Жизнь заставит, не так извернешься.
— Не скажите, — затряс головой бородач. — Позвольте мне с вами не согласиться. Тут жилка нужна особая, внутренний стержень. У кого-то он с юных лет очевиден, а в ком то затаится до поры до времени, да проявится в нужный, критический момент. Вы, я бы сказал, из последних, из тайных лидеров. Человек волевой, люди к вам тянутся, женщины опять же.
— Павел Семенович, — я оперся на железный стол поддерживающий козырек над входом. — Не пойму, к чему вы клоните.
— А вот к чему, — охнув, ученый присел на стоящий рядом ящик. — Совсем что-то перебрал, — поделился он. — И не пью вроде, а тут на радостях, да с голодухи. Так, о чем это я? Ах да! Женщины! Женщины — это наше все. Раде них делаются открытия, совершаются геройские и порой абсурдные и дурацкие поступки. Из-за женщин случаются конфликты, вспыхивают кровопролитные войны. Женщина для мужчины — это яблоко раздора. Это сейчас, пока не налажен быт, и опасность стучится в окно, все поглощены обороной, но как только все успокоится, тут-то вы и столкнетесь с основной проблемой.
— Какой? — Все еще не мог понять я.
— Да с женщинами! Право слово, милостивый государь, алкоголь сильно повлиял не только на меня. Вы вообще как жить дальше планируете? Вы считали, сколько в вашей группе сильных, половозрелых мужчин? А женщин? Вот то-то и оно.
— Да, подкинули вы мне задачу Павел Семенович. — Покачал я головой. Ученый, как бы мне не хотелось утверждать обратное, был абсолютно прав. Сейчас мы одна команда, выживаем как можем, трудимся на общее благо, стоим плечом к плечу, а прочее пока искусственно выведено на вторые роли, но стоит появиться хоть какой-то стабильности, начнутся проблемы. Стоп, какие еще проблемы? Каждый волен ухаживать или симпатизировать кому угодно. Насилия и принуждения не потерплю.
— Думающий вы человек, — хмыкнул ученый, — потому и вещей что у вас под носом, не замечаете. Даже могу догадаться, какие мысли в вашей голове бродят. Только вот что скажу, в команде вашей две миловидные барышни и обе они, я подчеркиваю, обе, симпатизируют только вам. Мы с коллегами не в счет, молоды они для нас, да и не того склада ума, чтобы отношения завязывать. Марк ваш — человек осторожный, но, думаю, тоже проблем не доставит, а вот двое остальных — это вообще любопытная парочка. Первый, на самом деле отчаянный трус, видно по нему, от того и веселится. Отдать ему надо должное, трусость свою он в последнее время отчаянно ломает, правильно выставляя приоритеты. Второй, если копнуть глубже, паникер. Крепкая рука ему нужна, иначе сгинет.
— А я?
— Что, Вы? Милейший.
— Кто я, по-вашему?
— Вы? Да самый обычный. Обычный лидер, обычный вожак, обычный стратег, в конце концов, а если еще нас отсюда вытащите, так еще и обычный герой.
— Значит обычный?
— Именно. Не обижайтесь, мой друг. Я не сказал посредственный. Вы обычный, в нынешнем сумасшедшем мире, вставшем на голову и не желающем вернуться назад, сохранить свою обычность, достоинство.
— А вы?
— Со мной все просто. Я тот, кто будет делать бомбы.
* * * *
Наверх, чтобы не скучать, я прихватил рацию и, сменив в двенадцать Николая, удобно устроился около смотрового окошка. Полистав инструкцию, я отложил её в сторону и принялся изучать хитрый прибор. Прежде всего, меня заинтересовал любопытный переключатель, обнаруженный с тыльной стороны.
— Так, — принялся я перелистывать страницы. — Два диапазона. Короткие СВ, с этим все понятно. Двадцать семь мегагерц, соответствует одиннадцатиметровой волне. Хорошо для зданий, для внутренней охраны скажем или линейного монтажа, для того и сателлиты, а вот — УКВ, до двух километров. — Подключив базу к нашедшейся рядом розетке, я щелкнул переключателем и принялся прочесывать эфир, на предмет, а не найдется ли какой живой радиолюбитель в ближайшем окружении. Делал я это скорее от скуки, потом просто выставив прибор на автоматическое сканирование эфира, пока, наконец, не задремал.
— Я знаю, что меня никто не слышит, но все же…
Я подскочил с места как ужаленный. Похоже, задремал. Да, действительно, на часах полтретьего. Хорош из меня часовой, если вот так.
— …все же я буду выходить в эфир каждые четыре часа. СВЧ собрать так и не сподобился, а сейчас уж и комплектуху не найти. Кто меня слушает, знайте, что зовут меня Денис Маликов. Я инженер, радиоэлектроник, и нахожусь…
— Эй, мужик! — Я схватил микрофон и надавил кнопку передачи.
— Кто здесь? — Ахнул голос в эфире.
— Архангел Константин, — хохотнул я. — Ты где?
— Близко, близко. — Затараторил голос. — Волна, на которой мы с вами общаемся, говорит о том, что вы в худшем случае через дорогу.
Я назвал адрес строения, в котором мы засели, что вызвало бурю эмоций на том конце.
— Значит не одни мы. — Обрадовано вещал Маликов. — А я-то думал, все, хана тебе, Дениска. Пытался на улицу выбраться, да чуть не сожрали, хорошо хоть продуктов успел уволочь. В эфир-то выхожу только от скуки.
— Как с оружием?
— Откуда? Мы же не в Америке, чтобы в каждой семье по три ствола на брата.
— А провизия, вода?
— Так говорю же, чуть не сожрали из-за них.
Вытащив из нагрудного кармана блокнот и карандаш, я принялся записывать адрес робинзона.
— Будем думать, как тебя вытащить. Ты, кстати, там один?
— Не, наверху еще соседка с ребенком. Мы с ней новостями через вентиляционную шахту обмениваемся. Продукты друг другу по веревке спускаем.
— Бешеных очень много?
— Кого?
— Ну, мертвяков, мы их бешеными называем.
— А, их? — Эфир на секунду затих. — Порядочно. У нас тут дальше больничка со стационаром.
— Дела, — я поскреб затылок. — Ладно, держитесь. Пару дней еще протянете?
— Куда мы денемся? — поделилась со мной станция жизнерадостным голосом вперемешку с помехами.
— Тогда договоримся о сеансах связи. Один раз в день, в полдень ровно. На улицу не суйтесь, если есть возможность, делайте веревочные лестницы. Что завтра явимся, обещать не могу, но будем точно.
— Круто, Константин — обрадовался Денис. — Тебя ведь Константин зовут, как я понял.
— Правильно понял, Денис. — Подтвердил я. — Ладно, отбой. Время связи запомни.
— Век не забуду. Пойду Катерине поору, порадую. Не спят они вроде.
— Ну, ори, — хмыкнул я и щелкнул кнопкой выключения питания.
Радиоэлектроника говоришь? Замечательно. Женщину с ребенком тоже вытаскивать надо, а то в итоге с голоду помрут. Прибавляется народу, а припасы тают. Встав, я покрутил руками и сделал пару приседаний, чтобы окончательно прогнать сон, а затем пошел по периметру чердака, заглядывая в каждое окошко. Свет в одном из окон близлежащих домов, почему-то мигал, пока я, наконец, не понял систематичность. Вот ты значит где, господин Маликов. Достав из кармана фонарик, я помигал в ответ и, дождавшись повторного сигнала, улыбнулся. Жить будем, мужик. Если столько протянули, то и дальше все по плану пойдет. Свет в окне Маликова вновь мигнул несколько раз и потух, а я отправился в обход.
Скоро взойдет солнце и вновь осветит пустынные улочки и брошенные автомобили. Снова будут видны бешеные, сонно раскачивающиеся после ночного оцепенения. Вновь будут видны мусорные кучи, которые силится разогнать ветер, и снова гарь, копоть и тошнотворный запах разлагающейся плоти. А пока как в походе. Ходишь по чердаку, светишь фонариком в окно, крутишь ручку настройки радиостанции. Ни дать, ни взять, настоящая Зарница, а ты в ней самый главный разведчик.