Мероув Парк. Сентябрь 1934 г.

Получив сведения о коминтерновском резиденте, Гурьев удивился, но не очень сильно. Но уж очень как-то всё одно к одному складывалось. И это вызывало у него беспокойство – правда, пока очень смутное и слабое. Придётся мне подождать с операцией, подумал он. В конце концов, я же не могу разорваться. Впереди ещё Ватикан и Андорра. Пока Брукс занимается подготовкой почвы для банковских дел – мы возьмёмся за это направление. Матюшин с десятком офицеров поедет к Полозову – больше не требуется, а я поеду в Рим. Крылья его над Римом. Хотел бы я знать, что это значит на самом деле.

Известие о поездке в Италию Рэйчел встретила стоически:

– Надолго?

– Дней пять-шесть – с дорогой. Я полечу на аэроплане – и туда, и обратно. Возьму с собой двух офицеров – на всякий случай, да и для тренировки неплохо. На обратном пути успею полюбоваться видами Пиренейских вершин, – он улыбнулся. – Всё у нас получится, Рэйчел. Вот увидишь.

– Боже мой, Джейк. Когда я думаю о том, как ты рискуешь и что замыслил – у меня голова идёт кругом и отнимаются ноги от ужаса. Неужели ты способен на это?

– Я всегда был в душе игроком, Рэйчел. Но играл только тогда, когда знал, что выиграю, даже если проиграю. Дело ведь совсем не в азарте – и тем более, не в самой игре. Будь я другим – разве я нужен был бы тебе, Рэйчел?

– Ах, Джейк, – она провела рукой по его щеке. – Мне становится так страшно и так хорошо от твоих слов. Знаешь, чего я боюсь больше всего?

– Нет, конечно, – Гурьев улыбнулся и поцеловал её ладонь.

– Я боюсь того, что не имею над тобой никакой власти. Власть женщины в том, что мужчина, кто бы он ни был, растворяется в ней, погружаясь в неё. А ты… Ты, не растворяясь, пронзаешь меня. Твой разум, твои устремления раздвигают мой разум и плоть, подчиняя меня и заставляя понять всю свою беспомощность – перед твоим движением к цели. Ты говоришь со мной о своих мыслях, а я с тобой – о своих чувствах. Понимаешь ли ты разницу, Джейк?!

– Я люблю тебя, Рэйчел.

– Я знаю, мой милый, я знаю. Я ведь не утверждаю, что это не так. Просто это… Это что-то ещё, что-то другое, Джейк. Мне ведь совсем не нужно, чтобы ты был таким. Я не поэтому и не за это люблю тебя, вовсе не за твой масштаб, – она вдруг осеклась и нахмурилась. – Ах, нет, нет! Это тоже глупость. Ты сам – это и есть твой масштаб, твой размер, твоя суть. Ах, какая я глупая эгоистка, Джейк, – Рэйчел подняла на него свои глаза. – Мне просто хочется иногда, чтобы ты не был таким огромным. Мне кажется, что тогда мне было бы легче справиться и с тобой, с моими чувствами к тебе, а это неправильно. Ты – это ты. Ничего другого и никак иначе мне на самом-то деле не нужно. Слышишь?

– Да, Рэйчел. Да. Слышу.

– Моя жизнь принадлежит тебе, Джейк. И не только жизнь. Я верю, что никто не сможет распорядиться ею лучше, чем ты. Правильнее, чем ты. Пожалуйста, сделай так, чтобы с моей верой ничего не случилось. Обещаешь?

– Обещаю.

– Мужчины, – вздохнула Рэйчел. – Боюсь, ты так никогда и не поймёшь, что это значит – видеть мужчину со стороны. Мужчину, который занимает всё твои мысли, всё существо. Тебе не стыдно?

– Стыдно, моя девочка, – вздохнул Гурьев, обнимая её. – Стыдно, родная моя. Но нет хуже стыда, чем знать, что твоё слово ничего не значит. А моё слово кое-что значит. И меня это радует.

– Сантьяго де Гуэрра. Звучит неплохо, – Рэйчел, улыбаясь и качая головой, отложила в сторону чилийский паспорт Гурьева, доставленный вчера из японского посольства. – Ну, и зачем этот маскарад?

– Это мой любимый приём, – пробормотал Гурьев, рассматривая своё изображение в громадном зеркале. Из амальгамы на него смотрел высокий и суровый молодой прелат в соответствующем одеянии – чёрная сутана, малиновый кушак и малиновая шапочка, небольшой наперсный крест из серебра ручной работы на двойной цепочке. – Как думаешь, стоит показаться в таком виде отцу Даниилу?

– Если тебе дорого его душевное спокойствие – ни в коем случае, – возмутилась Рэйчел. – Такого обращения он не заслужил!

– Ну, ладно, ладно, – примирительно проворчал Гурьев. – Я пошутил. Я с удовольствием взял бы тебя с собой, но никто, кроме тебя, не в состоянии справиться в моё отсутствие с нашим неимоверно разросшимся хозяйством.

– По крайней мере, я могу быть уверена, что в этом наряде тебе на шею станет вешаться чуть меньше женщин, чем обычно.

– Да ну?! – приподнял Гурьев правую бровь. – По-моему, наоборот: запретный плод сладок. Далеко не каждая женщина может похвастаться тем, что ей удалось соблазнить католического епископа. Не сомневайся, желающих найдётся предостаточно.

– Негодяй, – Рэйчел засмеялась и ткнула его кулачком в бок. – На меньшее, чем притвориться епископом, ты не согласен?

– Ты же знаешь – я не люблю мелочиться, – заявил Гурьев, притягивая Рэйчел к себе и наклоняясь к её губам.

– Тогда я буду первой. Какая фантастическая, богохульная, восхитительная картина, – успела прошептать Рэйчел прежде, чем поцелуй выключил для неё всё остальное мироздание.