Они сидели молча. Хотелось напиться, но нельзя было этого себе позволить — выпили по сто грамм, и все. Может быть потом, когда каждый останется в одиночестве, со своими мыслями, а пока… Пока немым укором стоял накрытый куском черного хлеба стакан с водкой и как-то не укладывалось в голове, что Жак, весельчак и бабник, любитель непристойных анекдотов и просто хороший парень, которому можно не задумываясь доверить спину, уже больше никогда не зайдет в эту комнату, не плюхнется с ногами в кресло и не возьмет в руки гитару… И от этого становилось страшно.

Виктор мрачно смотрел на собственные кулаки, сжатые с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Потом он с усилием поднял голову, посмотрел на друзей… Похоже, некоторые только сейчас осознали, насколько они уязвимы, насколько смертны так же, как и все остальные вокруг. Головокружительные успехи последних лет приучили их верить в собственную исключительность — как оказалось, зря, за самоуверенность приходилось платить и платить страшно. Опытнейший и талантливый профессионал элементарно зарвался, потерял осторожность, но ведь, по сути, все они были такими. Ну хорошо, сам Виктор, да еще Айнштейн внутренне были, пожалуй, готовы к чему-то подобному — офицеры дальней разведки, они видели всякое, готовили их мастера своего дела, но остальные-то этим похвастаться не могли. Теперь самоуверенность может в два счета перейти в болезненную осторожность, что тоже отнюдь не лучшее в данной ситуации, ибо осторожность — производная от страха, а страх связывает человека по рукам и ногам.

В тишине громко, как выстрел, разнесся сухой треск — Кэвин ломал в пальцах карандаш. Сначала пополам, потом еще раз, потом получившиеся кусочки начал расщеплять ногтями на мелкие щепки и растирая в мелкий порошек грифель. Все не отрываясь, молча следили за ним пока он предавался этому грязному, бессмысленному, но, похоже, успокаивающему занятию. Расправившись с ни в чем не повинным карандашем, Кэвин поднял голову, глубоко вздохнул и задал вопрос, который давно витал в воздухе, но который никто не решался задать вслух:

— Ну, что будем делать дальше?

— Это война, — как всегда спокойно сказал Медведь. — Раз война — надо воевать. Я за немедленный ответ.

— Я тоже, — поддержал его Анрэ. — Нельзя это так оставлять.

— А я против. — Кэвин откинулся в кресле. — Нас раздавят.

— Кто? — Кажется, Медведь и Анрэ задали этот вопрос одновременно.

— Земля, конечно, — фыркнул Кэвин. — Думаете, они останутся в стороне и не попытаются под шумок решить наш вопрос раз и навсегда? Я бы на их месте не был столь благороден, а не вашем — столь наивен.

— Логично, — Кала нервно забарабанила пальцами по столу. — Вы как хотите, но войны на два фронта мы не выдержим.

— Войны на два фронта не выдержим. Но и оставлять этот наезд без ответа нельзя, свои не поймут.

Выдав эту тираду, Айнштейн посмотрел на Виктора. Мол, тебя главным выбрали — тебе и решать. Виктор выругался про себя и пару минут сидул молча, массируя виски — голова болела, причем с каждой минутой все сильнее. Говорил ведь врач — не пить, давление скачет, отдохнуть надо, надорвешься. И таблетку не принять — нельзя показывать остальным, что тебе совсем уж хреново, они должны чувствовать, что тот, кто ведет их, всегда здоров, силен и знает, что надо делать.

— Воевать нельзя, — медленно сказал он. — Не воевать тоже нельзя. Значит, надо… придется воевать. Но полномасштабной войны мы сейчас не вытянем, потому что для нее нужны деньги, деньги и еще раз деньги, а денег у нас не слишком много. Просить помощи у других стран нельзя — поймут, что мы в них нуждаемся и сразу начнут выставлять условия. Значит, надо тянуть время, пока не заработает промышленность. Даже нашими темпами это год, не меньше. А лучший способ для затягивания времени — новая разведка. Так мы вроде бы и воюем, проводим военную операцию, и реально практически не тратимся. И на сей раз я пойду сам — хватит, наигрались. Возьму «Орла», три тяжелых крейсера и, наверное, авианосец. И три легких крейсера эскорта, авианосец — не линкор, сам не отобьется. На каждый боевой корабль собственный транспорт снабжения. Мелочиться не стоит, не в бирюльки играем, а топлива у нас в хранилищах пока что в избытке. А вам, соколы вы мои, форсировать строительство. Похоже, скоро здесь начнется такое, что все прежние события покажутся нам мышиной возней.

Конечно, Виктор утрировал, но ситуация и впрямь была нестандартной. Во всяком случае, бедняга Жак с ней не справился, хотя виноват в этом он был отчасти сам.

Началось с того, что он не добрался даже до пространства, в котором смогли захватить дисколет. Не добрался буквально на один скачек — наткнулся на один из тех самых кораблей, с которыми воевали чужаки. Правда, не такой большой, возможно, тоже разведчик. Заметили его издали, задолго до того, как этот самый разведчик засек их. В принципе, тут бы им и остановиться — уже то, что неизвестный потенциальный противник владеет межпространственным переходом само по себе было ценной информацией. Стоило бы послать один из транспортов с информацией на базу, тем более что его трюмы были уже практически пусты, а самим ограничиться простым слежением за неизвестным кораблем и, в перспективе, выждать удобный момент для того, чтобы пообщаться с ним накоротке. Однако Жака подвел, во-первых, незначительный опыт космических боев и, во-вторых, привычка ощущать себя самым крутым. Дома, конечно, так и было, командир спецназа и все такое, но теперь это сыграло с Жаком роковую шутку. Решив, что имея два корабля против одного, причем оба несколько более крупных, чем у противника, с лучшими двигателями (по данным предварительного анализа, мощность и температура выхлопа, а значит, и КПД земных двигателей превосходила чужой корабль) и явно лучшими системами обнаружения, и, соответственно, прицелами, он имеет подавляющий перевес, Жак отдал приказ идти на сближение. И ошибся.

Прежде всего, он не учел, что у него связаны руки — ему нужен был действующий образец оборудования генерации защитного поля и потому бить по кораблю главным калибром он не мог. Впрочем, это оказалось некритичным — противник не стал дожидаться сближения, а сам открыл огонь, присвоив себе сомнительную честь развязать космическую войну, причем мощностью его орудия соответствовали не меньше чем линкору второго класса или не слишком навороченному линейному крейсеру. И это оказалось второй ошибкой Жака — привык атаковать сам, а подвергнувшись атаке на секунду растерялся. Ну а третьей ошибкой было то, что возможностей силового поля противника он не знал, думал, пробьет средним калибром и обездвижит, а вот хрен вам — проломил только главным калибром, причем с третьего залпа, когда его флагманский крейсер уже напоминал решето, а сам он пополнил число «трагически погибших». Рубку крейсера разнесло прямым попаданием и лишь то, что штурманская рубка чудом уцелела, позволило кораблю уйти. Второй крейсер прикрывал поврежденного флагмана, однако, даже при отсутствии силового поля (похоже, его генераторы все таки не справились с нагрузкой и навернулись), огонь с крейсера причинял противнику, судя по всему, лишь незначительные повреждения. Получив несколько попаданий, но все же заставив вражеский корабль отвернуть и дав таким образом флагману время на разгон, крейсер также поспешил отступить. Его капитан предпочел не испытывать судьбу — и правильно сделал, во всяком случае, Виктор это решение одобрил.

Теперь Виктор решил заняться ситуацией сам. Его эскадра была подобрана по классическому принципу «приду куда хочу, сделаю что хочу, если что — фиг догонят, а если догонят — им же хуже». К сожалению, сложно было сказать, насколько это соответствовало истине во вновь сложившемся раскладе, однако Виктор рассчитывал, что уж с одиночным кораблем противника он справится.

Готовили эскадру максимально тщательно — не хотелось бы вляпаться в проблемы только потому, что у кого-то в самый ответственный момент откажет двигатель или перегреются орудия. Док работал с полной загрузкой, проводя по очереди полную профилактику всех восьми боевых кораблей и всех транспортов. На транспортах ставили дополнительные одноразовые ускорители, чтобы, если не дай бог прижмут, иметь возможность срочно эвакуироваться или, говоря по-простому, смыться. На тяжелых крейсерах проводили срочную модернизацию — устанавливали новые, только что полученные из России контрабандой орудия главного калибра, тех же размеров, но вдвое большей мощности. Этих орудий еще даже на вооружении российского флота не было, слишком дорогие, как Айнштейн ухитрился их достать и во что это ему обошлось, было неясно, однако орудия были хорошие. Усилили и вооружение «Орла» — на сей раз артиллерию получили вполне легально, закупили в Германии. Теперь огневая мощь эскадры увеличилась от просто «очень высокой» до «где тут континент, которого вам не жалко». Правда, все равно возникал вопрос, а хватит ли этого? Если один не самый большой корабль противника по огневой мощи оказался вполне сравним с линкором, то что будет, если придется встретиться с настоящим линкором? Впрочем, чего гадать — скоро все и так станет ясно. Легкие крейсера, кстати, тоже обновляли, но не столь капитально — не было ни времени, ни особого смысла, если не справятся великаны, то карликам все равно останется только спасаться бегством.

Десантные группы тренировались практически без перерывов, проигрывая все мыслимые и немыслимые ситуации и, помятуя опыт столкновения с чужаками при штурме дисколета, совершенствовали навыки владения холодным оружием, благо большинство рядовых десантников, будучи уроженцами этого полудикого еще мира, умели управляться с ним с детства.

Кстати, ножи и вновь поставленные на вооружение мечи, палаши и прочее железо (его каждый подбирал индивидуально) теперь не должны были ничем уступать оружию чужаков. Причина его эффективности была проста и банальна — оно было монокристаллическим, похоже, выращенным в невесомости, да вдобавок благодаря этому еще и на порядок острее обычного. Соединив идею с имеющимися технологиями, производство такого оружия развернули почти моментально, разве что материалы были чуть иными, ну да это уже не играло особой роли. Одновременно модернизировали боевые скафандры — попросту заменяли детали брони на точно такие же, но монокристаллические. Процесс был не слишком быстрым и весьма затратным, поэтому получить новые доспехи и оружие успели далеко не все, но для идущих в рейд было, естественно, сделано исключение и снабжались они вне очереди.

Ну и, решив уж не мелочиться, Виктор отдал приказ удвоить десантные отряды. Конечно, это создавало временные неудобства, однако корабли изначально были построены с учетом такой возможности и технически размещение людей свелось лишь к откидыванию верхних коек и превращению тем самым одноместных кают в двухместные. Зато в бою будет резерв, а он лишним никогда не бывает.

Одновременно усиливалась и авиационная группа — на авианосце штатно базировалось сто восемьдесят драккаров разных классов — от легких истребителей до тяжелых штурмовых, транспортных и десантных машин. Изменить численный состав не представлялось возможным: сто восемьдесят машин — сто восемьдесят стандартных боксов, ни убавить, ни прибавить. Зато авиагруппу изменили качественно, благо в один и тот же бокс одинаково ставился и истребитель, и штурмовик. Так вот, от легких истребителей особого толку не ожидали — их оружие было слишком маломощным, чтобы причинить ущерб прикрытым силовым полем кораблям противника. По чести, оно и земные корабли могло разве что поцарапать. С другой стороны, и оставаться без истребителей было стремно — вдруг у противника тоже окажется аналог авианосцев, как тогда бороться с его драккарами, или что у него там будет? В смысле названия, естественно — назначение, вероятно, будет тем же. При этом боевых возможностях вражеских машин оставалось только догадываться.

Проблему решили просто и не слишком изящно — два десятка истребителей заменили на такое же количество экспериментальных драккаров с гравитационными двигателями. По сути, это были самые обычные драккары-штурмовики, разработать принципиально новые корпуса и системы, больше соответствующие новому приводу, не успевали физически. Однако и эти грубые прототипы превосходили стандартные истребители по скорости и маневренности, а штурмовики — по вооружению. Впрочем, каковы они будут в деле мог показать только самый строгий экзаменатор — бой, а до боя надо было еще дожить. Новые машины, новый привод, новые возможности, резко отличающиеся от всего, что имелось раньше… Пока что пилоты, пусть и опытные, с трудом ко всему этому привыкали и, хотя никто еще не угробился, все-таки три машины на стадии испытаний и тренировок потеряли. Ну да лиха беда начало, все те, кто шел сейчас в рейд, уже превосходили по мастерству своих товарищей, летающих на обычных машинах, и продолжали тренироваться.

Так что процесс шел полным ходом — Виктору надо было тянуть время, однако он очень хорошо умел чувствовать грань, за которой предусмотрительность превращается в фарс. Перестараешься — и начнешь терять авторитет в глазах людей, видящих в тебе сейчас если не бога, то уж нечто сверхъестественное. Как же, выходил победителем из любых, самых сложных и страшных ситуаций… Но любой авторитет сложно завоевать и легко потерять. Делайте выводы, господа, и занимайте свои места на мостике.

Правда, за два дня до вылета случилось кое-что, совершенно не вписывающееся в ситуацию. Точнее, не относящееся к ней. Когда с Земли прибыл очередной корабль с оборудованием и людьми, среди пассажиров оказался старый знакомый — контр-адмирал ВКС США О'Салливан. Правда, в отставке, хотя и с правом ношения мундира.

Как оказалось, из всех трех американских адмиралов, отправившихся в тот злосчастный поход, свое положение сохранил только Граве. Вывернулся, как уж, отмахался от всех обвинений. Ну, то что Крогсона обвинили во всех смертных грехах, ничего удивительного. Как-никак командовал он — ему и шишки получать за неудачу. А вот О'Салливан попал под раздачу, главным образом, за то, что что отказался давать показания против бывшего командира и абсолютно недипломатично послал очень далеко всех тех, кто намекал: можно ведь и национальным героем стать, главное, вовремя сказать, что надо…

В результате Крогсону лучше не стало, все равно выперли со службы с треском. Адмирал обиделся, уехал на свое ранчо в Техасе, благо в деньгах не нуждался, и стал жить там отшельником, практически не выезжая. А вот О'Салливан карьеру себе испортил окончательно и, хотя официальных обвинений против него не выдвигали, ему пришлось выйти в отставку. Так как был он еще не стар и космос любил, попытался найти себе другое занятие, однако со своей вконец испорченной репутацией его не то что капитаном — штурманом никто не брал. А на то, чтобы купить собственный корабль и открыть свое дело, у отставного адмирала элементарно не было средств. Вот он, подумав, и решил рвануть в новообразованную Империю, благо людей набирали изрядно, в том числе и опытных пилотов.

Виктор не слишком удивился — жизнь, как он успел убедиться, выкидывает иногда фортели и посложнее. Немного подумав и посоветовавшись с Айнштейном, благо тот был знаком с О'Салливаном достаточно давно, приказал зачислить новичка в экипаж одного из грузовых кораблей штурманом с испытательным сроком. Про себя же решил, что если американец приживется, то он со временем доверит ему корабль, возможно, даже крейсер. Сам пилот, он знал, какого это жить без неба, поэтому поступок бывшего врага понимал. Нельзя сказать, что одобрял, но понимал вполне, а потому симпатизировал человеку, решившему начать жизнь с нуля.

Однако всему на свете приходит конец, пришел конец и приготовлениям к походу. В тысяча первый раз были проверены системы, завершили последний тренировочный вылет пилоты, подготовились десантники. На корабли загрузили все, что можно, от запасных сердечников к орудиям главного калибра до банок с безалкогольным пивом. Наверняка, кто-то контрабандой потащил и настоящее спиртное, но так бывало всегда и процесс этот давно уже стал традицией. А раз все традиции соблюдены — значит, действительно можно отправляться. И поэтому ранним утром (по стандартному времени, естественно) эскадра снялась с орбиты и легла на курс перехода…