Книга: Поступь битвы
Назад: Назначение
Дальше: Адаптация

Знакомство

Сарине нравился вид из кабины управления. Нравилось почти статичное нормальное пространство с его звёздами и туманностями. Нравилось изменяющееся на глазах, безмолвно ревущее от буйства элементарных энергий, скрученное по всем одиннадцати осям пространство проколов.
Пожалуй, слишком сильно нравилось.
Она сознавала, что ведёт себя по-детски, вопреки собственной недавно обретённой самостоятельности. Сознавала, что нуждается в адаптационных тренировках и изучении назначенного самой себе «домашнего задания», что не должна тратить время так непродуктивно. Сознавала — о, отлично сознавала! — и тот факт, что кабина пилота является частью неповоротливого звёздного транспортника, имя которому заменяет длинный серийный номер, что вид из неё не заменит вида из кабины хищно маневрирующего стайгера…
Но ничто не могло помешать ей использовать любую свободную минутку, чтобы просочиться в контрольный отсек и застыть безмолвным изваянием за спиной дежурной смены пилотов. И (за непроницаемыми пси-щитами, разумеется) помечтать о том времени, когда она сама будет сидеть в глубоком пилотском кресле, вложив кисть в «перчатку» штурвала.
…Когда Большого Узора ещё не было, а был лишь экспериментальный аппарат, спроектированный и построенный для выхода за пределы трёхмерности с её жёсткими ограничениями, перед виирай встал в полный рост вопрос навигации. Для управления космическим кораблём в нормальном пространстве даже не особенно нужен пилот: навигационные задачи просты, исходные данные сравнительно немногочисленны, а потому компьютеры почти всегда могут рассчитать курс быстрее и точнее своих создателей, пользуясь лишь холодной машинной логикой.
Но теория постулировала немыслимую, не укладывающуюся ни в какие рамки избыточность одиннадцатимерного континуума. Теория предрекала: навигатор корабля с установкой для проколов пространства столкнётся с хаосом бесчисленных вероятностей, с бесконечной перспективой мириадов накладывающихся пространств. Теория предрекала, что даже новейшие (и зверски дорогие, и трудно программируемые) квантовые компьютеры не справятся с обработкой всех необходимых данных. Во всяком случае за те доли тин-цикла, которые порой отведены пилоту для принятия верного решения.
И тогда на выручку виирай пришло пси.
Именно интуиция пилота-Владеющего стала той эфемерной основой, тем щупом, который помогал удерживать верный курс среди веера вероятностей прокола. Пилоты быстро превратились в замкнутую касту. Их область специализации была кинжально узка, но зато в её пределах им не было равных. И даже среди пилотов выделялись уникумы, дарование которых было достаточно мощным и достаточно тренированным, чтобы не просто следовать по известным нитям Узора, а находить в плотной ткани пространства те потенциальные ямы, которые можно было связать новыми «длинными» проколами.
Понятно, что служили эти уникумы почти исключительно в Патруле. Ну и ещё навигаторами на флагманах целых эскадр.
Пилоты транспортника, на котором летела в тринадцатый подсектор Сарина, не могли и мечтать о таких заоблачных высях искусства пилотажа. Но и в том, как они следовали вдоль ускользающих нитей старых проколов, было своё изящество. Был тончайший интуитивный расчёт, была решительность, была уверенность в своих возможностях, свойственная всем профессионалам. Даже во время пси-шторма, настигшего транспортник в середине второго прокола, пара дежурных пилотов не утратила самообладания ни на миг. Ведущий и ведомый грамотно разделили свои обязанности. Первый вцепился в заплясавшую нить прокола, как взгляд цепляется за летящую по ветру паутинку. Второй обратился к перспективе и через двустороннюю связь с навигационной системой диктовал ведущему векторы наиболее вероятных отклонений. Всего двенадцать или шестнадцать арум-циклов продолжалась напряжённая борьба со стихией, выжавшая дежурную пару как целая смена обычного, спокойного полёта.
Но пилоты устояли. И лишь когда пси-шторм утих, вызвали в кабину своих сменщиков.
Наблюдавшая за ними Сарина поклялась, что когда-нибудь сможет водить корабли не хуже. Как минимум — не хуже. Универсал она или нет, в конце концов?!
…Хотя транспортник не был особенно велик, а большую часть его объёма занимали грузовые трюмы и разнообразная техническая инфраструктура, он всё же был достаточно велик, чтобы его жилые отсеки могли вместить два пехотных полка расширенного состава. Иначе говоря, до полутора тысяч бойцов вместе со снаряжением. Летевшая на нём неполная сотня пассажиров затерялась в его недрах, как несколько случайных песчинок — в карманах разгрузочного жилета.
Но были два места, где даже эти песчинки встречались друг с другом относительно часто. Первое — столовая. Второе — тренажёрный зал.
Сарина познакомилась с Миреской именно в столовой. Вернее сказать, Миреска познакомилась с ней. Просто села за тот же столик, сказав:
— Привет! Я Миреска. А как тебя зовут? Что-то не припомню твоего лица. Ты летишь с нами от Главного Узла?
— Сарина. Да, от Главного.
Подняв на Миреску глаза, чтобы изучить нежданную знакомую, Сарина моментально ощутила удар той шипастой плети, которая зовётся завистью. Владеющая вроде бы давно смирилась с заурядностью собственной внешности, находя частичное утешение в происхождении (раздражающе высоком), способностях (действительно выдающихся, это да, но не являвшихся её личной заслугой), навыках и познаниях (часто приносивших удовлетворение и гордость, но лишь в комплекте с одиночеством, тоской и горечью). Сарина смирилась…
Вроде бы.
Потому что малейший повод — и становилось ясно: хотя рана зарубцевалась, нанёсшее её жало до сих пор не извлечено.
Миреска оказалась красива. Может быть, даже слишком красива. Лицо не просто вытянутое, как у Сарины, но и изящно заострённое. Чёткая линия скул. Строгий изгиб бровей, немного несимметричных, зато придающих лицу живость своеобразия. То же самое можно было сказать о чуть слишком тёмных глазах, мерцающих на неуловимой грани серого и синего, и коже, не по-классически тёмной. При самом беглом взгляде становилось ясно, что солнце мира, где родилась и выросла Миреска, ярче и горячее солнца Прародины. Только естественный свет может придать коже такой глубокий насыщенный оттенок старого янтаря. Более насыщенного Сарина в реале до сих пор не видела. Одежда Мирески — свободный пёстрый балахон — также говорила о планетном происхождении: пространственники в любой ситуации предпочитали комбинезоны с логически обусловленной окраской. И косметикой Миреска пользовалась умело: хотя эффект в буквальном смысле налицо, не вдруг заметишь, что эта косметика вообще есть.
Единственное, что в ней можно было — с натяжкой — счесть непривлекательным, так это коротковатый вздёрнутый нос. Зато горделивая осанка, а главное — фигура… Сарине такую же фигуру не помогли бы обрести никакие сколь угодно суровые упражнения. Да что упражнения! Не помогла бы даже дорогущая биопластика. По той простой причине, что рост и костно-мышечную структуру никакая биопластика не изменит. Это уже от природы: что есть, то есть.
«Зато пси-способностей — пшик. Ранг не выше двойки, а степень мало отлична от нуля. Чистый лист. — И с мысленным вздохом: — Бездна, как же красива…»
— А куда ты летишь, если не секрет? — продолжала обстрел вопросами Миреска.
— В тринадцатый подсектор.
— База «Каменный кулак»?
— Она самая.
— Выходит, мы — подруги по несчастью, — не особенно печальным тоном подытожила красавица. — Меня законопатили туда же.
Сарина не стала уточнять, что значит «законопатили». Благодаря контексту смысл слова был предельно ясен. Она спросила:
— И в каком качестве тебя определили в эту глушь?
Миреска махнула рукой:
— Инструктором по боевой и тактической. Нынче на вооружение поступает новый тип активной брони. «Серефис М12», слыхала?
— Нет.
— Неважно. В общем, меня послали провести инструктаж по обращению с эм-двенадцатой как имеющую опыт боя именно в этих доспехах. А если совсем честно — ещё и за то, что отказалась кувыркаться в постели с одним вышестоящим козлом.
— О.
Помедлив, Миреска неожиданно прищурилась.
— Знаешь, — сказала она, — на этом месте меня обычно спрашивают о чём-нибудь. Одни — где я умудрилась получить реальный боевой опыт. Другие — что за козёл это был. Третьи — почему отказалась. А ты всё отмалчиваешься.
«Не только красива, но ещё и не глупа…»
Сарина пожала плечами, вяло ковыряясь в тарелке. Фыркнула.
— Если принять во внимание твой темперамент и характер, — сказала она с лёгким намёком на ехидство, — я неминуемо и достаточно скоро узнаю ответы на все три вопроса, даже если ничего не спрошу.
Миреска рассмеялась — как горсть серебра рассыпала.
— Ну, подруга, уела! Так уела, что лапки кверху! А кто ты вообще? Хм… Судя по въедливости и умению слушать ты — психолог?
— Нет. Я… тоже инструктор.
— Инструктор чего?
Сарина снова пожала плечами и ответила, не поднимая взгляда от тарелки:
— Пси-подготовки.
Миреска слегка выгнула одну из своих чуть несимметричных бровей.
— А теперь, — сказала она, — мой черёд обламывать ожидания. Ты после перекуса куда?
— В спортзал.
— Значит, по пути.
«Привыкла лидировать. Что ж, посмотрим…»
В раздевалке Сарина получила очередной заряд зависти прямо в подкорку. Пока на Миреске был свободный балахон, можно было питать иллюзии насчёт того, что он маскирует какие-нибудь физические недостатки. Но когда балахон был сброшен и Миреска осталась в одном типовом комбинезоне, который можно надеть под скафандр или перед тренировкой, иллюзии пошли прахом. Сарина решила, что вполне понимает неизвестного ей вышестоящего «козла»: Миреска могла вызвать у любого здорового мужчины физическое влечение даже в период ауф!
А уж в силпан…
Правда, тело инструктора по боевой и тактической отклонялось от классических канонов не меньше, чем лицо. Слишком уж сухое, слишком поджарое — за вычетом хорошо развитой груди — и широкоплечее. Ни малейшего намёка на женственную мягкость, которую так ценят многие виирай. Но изумительная пластика этого отлично тренированного тела, сплавленная с хищной грацией, возмещала все недостатки. Причём с процентами.
Тут Сарина обнаружила, что Миреска изучает её не менее придирчивым взглядом — и хмурится всё сильнее.
— Что-то не так? — не сдержавшись, спросила она.
— Сколько тебе зим, Сарина?
— Мне девятнадцать хин-циклов. — Почти. — А в чём дело?
— В столовой ты казалась мне старше.
Поколебавшись, Миреска уточнила:
— Старше меня.
«То есть она накинула мне десяток хин-циклов. Нормально».
— Ты просто мало общалась с Владеющими, — понимающе кивнула Сарина.
Но Миреска не успокаивалась.
— Я слышала раньше, что молодые Владеющие кажутся старше своих лет, а старые — наоборот. Но думала, что это просто… слухи.
— Не совсем.
— Тогда, выходит, и Высшие действительно бессмертны?
— А вот этого никто не знает.
Выдержав паузу, Сарина усмехнулась снова и добавила:
— Насколько мне известно, ни один Высший ещё не прожил больше трёхсот хин-циклов. Срок внушительный, но для бессмертия явно маловат.
— Смеёшься над бедной провинциалкой?
— Есть немного. — Вернув лицу серьёзность, Сарина объяснила: — Понимаешь, у долгожителей постоянно возникают проблемы со здоровьем. У проживших более одного обычного срока — одни, у проживших более полутора — другие. Старейшим Высшим, как я слышала, приходится держать очень жёсткую диету и постоянно проходить чередующиеся процедуры: очищающие, профилактические, терапевтические. Даже хирургические. Про корректирующее физиологию пси молчу. Но проблемы проблемами, а за последнюю сотню хин-циклов ни один Высший не умер естественной смертью.
Миреска помотала головой.
— Пошли-ка в зал, — сказала она.
Когда входишь в воду, и та сначала покрывает колени, потом доходит до талии, а там и до груди, чувствуешь всё большую лёгкость. В коротком коридорчике от раздевалки к спортзалу Сарина чувствовала то же самое, но с точностью до наоборот. Градиент искусственного тяготения рос до тех пор, пока не достиг уже в самом спортзале значения 1,72 от нормального. Этот локальный градиент вместе с температурой (слишком низкой), давлением, влажностью и корабельным временем светился на специальном табло напротив входа.
— Наконец-то добрались до истины, — сказала Миреска.
— Ты о чём?
— О тяготении. Нам предстоит жить именно в таком поле, и я предлагала техслужбе сразу установить его, а не увеличивать от нормальной величины долгие десять юл-циклов. Глупо получается: привык к повышенной тяжести, освоился при коэффициенте 1,2 — а завтра изволь привыкать заново уже к градиенту 1,3.
— А в твоём родном мире какой градиент? — спросила Сарина, прищурясь.
— Полуторный. Почти.
— Ну-ну.
— Да при чём тут это?
— Ни при чём. Совершенно ни при чём.
Миреска сообразила, что её подкалывают, и рассмеялась. У неё был очень красивый смех.
— Хочешь оттянуть разминку? Вперёд!
Сарина, которая хотела именно этого, поплелась следом.
Впрочем, пассивности ей хватило ненадолго. Раньше она уже тренировалась в увеличенном поле тяготения и владела несколькими целительскими приёмами, способными помочь преодолевать его. Прародина виирай была довольно «лёгкой» планетой, большинство миров с кислородной атмосферой имели тяготение процентов на 10–40 большее. Поэтому даже матёрым пространственникам врачи рекомендовали не менее одного юл-цикла из каждых шестнадцати проводить в поле на треть мощнее привычного. А лучше — в полтора раза мощнее, и один цикл из восьми. Мало ли, вдруг когда-нибудь придётся сидеть на самом дне гравитационного колодца? Лучше заранее составить представление о том, каково это.
Но градиент 1,72…
Поднять руку — просто поднять руку! — как выжать гантель. Наклонишься — а распрямляешься уже так, словно штангу поднимаешь. Причём не самую лёгкую штангу. Да и наклоняться-то надо осторожно: поле так и норовит сделать движение более резким, чем это нужно, и даже более резким, чем это безопасно. Присядешь, и вставать не хочется. Хочется лечь.
Тяжко.
Сарина прикрыла глаза, пробуждая скрытую внутри силу. У солнечного сплетения разросся комок тёплого сияния, запульсировал, разросся ещё. Выпустил лучики, разбежавшиеся по рукам и ногам. Постепенно, но довольно быстро в поле мысленного зрения Сарины проявилось схематичное изображение собственного организма. По схематичности можно было судить о мере овладения целительством: чем ближе к реальности, тем лучше. Но на этот раз добиваться возможно более полного сходства схемы и действительности Сарина не стала: в настоящий момент её интересовали не скрытые тонкости контроля, а костно-мышечная и сердечно-сосудистая системы. То, что страдало от высокого тяготения более всего и нуждалось в адаптации в первую очередь.
Начать с сердца. Частые сокращения, напряжённый ритм… Тут мало что можно сделать: сердце должно поработать с большей отдачей. Вот только это напряжение… Снять его. Лишние затраты сил нам ни к чему. Кровеносные сосуды… Так же просто, как с сердцем, с ними не сладить. Ненадолго вспомнив о нервной системе, Сарина заставила действовать что-то вроде комплексного условного рефлекса, отвечающего за эластичность сосудов и проницаемость их стенок. Теперь даже после нескольких мири-циклов в спортзале ноги не отекут и в то же время можно будет повиснуть на турнике вниз головой, не опасаясь потерять сознание от резкого прилива крови к голове. Хорошо… И пока контакт с нервной системой ещё не ослаб, надо заострить рефлексы. Чтобы, к примеру, поймать падающий предмет (и самой не упасть), надо действовать шустрее. А увеличенный мышечный тонус нам поможет. Теперь, после работы с сосудами, его можно повышать без опаски — конечно, если знать меру…
— Что ты делаешь?
— Так, — откликнулась Сарина. — Небольшая медитация. Собственно, я уже закончила.
Открыв глаза, она прислушалась к своим ощущениям. Хорошо. Или, во всяком случае, не так плохо. Тяжесть, конечно, никуда не делась, но воспринималась куда легче. Где-то процентов на тридцать сверх нормы. Помахав руками, пару раз присев и вдумчиво потянувшись, наклоняясь из стороны в сторону, Сарина мысленно поздравила себя с успешным воздействием на организм и перевела взгляд на Миреску.
А та уже завершила разминку и приступила к серьёзной тренировке. Нацепив (поначалу Сарина не поверила собственным глазам) синий жилет с отягощением, она чередовала серии отжиманий и приседаний. Пять того, пять другого. Пять того, пять другого. Снова. И снова…
Закончив очередную серию приседаний, Миреска сосредоточилась — и сделала прямое сальто. А затем, без паузы, обратное.
При градиенте 1,72. В синем жилете (шестнадцать дополнительных килограммов)!
— Ты не стой, — сказала она Сарине, — работай.
Голос у неё при этом был ровный. Не так чтобы совсем уж обыденный, но и не более напряжённый, чем после недолгой пробежки при обычном тяготении.
«Вот что значит привычка к полуторной тяжести!»
Но, посмотрев на Миреску взвешенным проникающим взглядом целительницы, Сарина была вынуждена признать: дело не только в привычке. Дело ещё и в той самой работе: регулярной, тяжёлой, вдумчивой.
«А ты думала, откуда у неё такая фигура? — И ещё: — Значит, вот как понимают совершенствование обычные виирай. Запомним».
Встав на беговую дорожку, Сарина закрепила «поводок», обнулила табло тренажёра и направилась к совершенству лёгкой трусцой. Правда, у неё мелькнула было мысль надеть перед бегом жилет — не синий, конечно, и даже не зелёный, а красный или оранжевый, — но после трезвой оценки собственных возможностей мысль о дополнительном отягощении пришлось оставить. Вернее, отложить до следующего занятия.
«Никаких рывков. Шаг за шагом, ступень за ступенью. Это долгий путь».
Одобряющий взгляд Мирески стал Сарине наградой. Не умеющая читать в чужих умах Миреска, похоже, обладала опытом, помогающим успешно угадывать чужие намерения и мысли.
«Этому тоже стоит поучиться», — решила Сарина.
И побежала немного быстрее.
Спустя примерно мири-цикл тренировка по настоянию Мирески была приостановлена. Видимо, она заметила, что новая знакомая понемногу выдыхается, и милосердно объявила перерыв. Сама-то она, несмотря на куда большую нагрузку, чувствовала себя отлично. Даже после затяжной серии на степ-автомате в темпе, мало отличающемся от бегового, её лоб лишь слегка увлажнился. А вот с Сарины текло градом. Ей уже давно не казалось, что в тренажёрном зале слишком холодно. Какой холод, о чём вы?
— Держишься неплохо, — заметила Миреска, пока Сарина с отвращением глотала подогретый до температуры тела сок. — Но слишком стараешься. Попробуй немного снизить темп.
— Снизить? Если его снизить, я вообще шевелиться перестану.
— Не преувеличивай. А что до нагрузки — перестань за мной гнаться и вспомни слова инструктора: «В долгой тренировке должно проливаться столько же пота, сколько в короткой». Или вам инструктор этого не говорил?
— Говорил, но немного иначе. И не инструктор.
— А кто?
— Мастер-целитель. На практических занятиях по адаптации к высокой тяжести он сказал, что долго находиться на дне колодца нельзя так, как бегают стометровку. И даже так, как бегают средние дистанции, — нельзя. Иначе придётся чередовать бег с передвижением ползком.
— Слушай, — сказала Миреска, оживляясь, — а что ты вообще можешь сделать своей силой? Убрать часть этой тяжести, например, можешь?
Сарина усмехнулась.
— А то. Хоть всю. Но притерпеться к высокому градиенту другими способами будет в конечном счёте куда лучше. Вообще-то целитель выдал фразу насчёт стометровок как раз после того, как один из моих… сокурсников создал персональный пузырь с невесомостью.
— И что потом?
— Пузырь продержался два арум-цикла. Почти. И лопнул.
Миреска рассмеялась.
— Надеюсь, никто не пострадал?
— Мастер вправил вывих на счёт «три».
— А при какой тяжести вы тренировались?
— Одно занятие — при двукратной. Другое — при трёхкратной. И заключительное — при градиенте 4,5.
— Ого.
Сарина пожала плечами.
— Тот, кто не может выдерживать высокие нагрузки, не может быть пилотом стайгера. А стать пилотом стайгера — или хотя бы просто пилотом — хотело полкурса.
— Ты тоже?
— Да.
Миреска положила тяжёлую руку на плечо Сарины.
— Знаешь, — сказала она, — у меня тоже была мечта. Собственно, и сейчас… Я хочу играть на ударных в классическом оркестре. Чувство ритма у меня отличное, да и слух есть, так что с этой стороны всё в порядке.
— И что?
Пожатие плеч, почти не стеснённое синим жилетом.
— Уроки классической музыки стоят столько, что всей семье пришлось бы подтянуть пояса. А у меня, между прочим, ещё два брата и две сестры. Младшие. Со своими мечтами. Я прикинула, что да как, и завербовалась в мобильную пехоту. Армия обещала хорошие льготы плюс если не роскошное, то высокое содержание. Ну и…
— Ты до сих пор хочешь играть в оркестре?
— После того как научилась играть на самых громких ударных? — Миреска очень натурально изобразила выстрел с отдачей из чего-то мощного. — Уже меньше. Мне понравились пляски в активной броне, знаешь ли… — Пауза. — Но я всё ещё коплю денежку.
— А мне обещали кресло пилота, — призналась Сарина. — Потом. После тринадцатого подсектора… и в зависимости от достигнутых успехов.
— Тогда удачи тебе. И чистого пространства.
Сарина кивнула. Допила сок.
— Продолжим? — предложила она.
И они продолжили выжимать из себя пот на протяжении двух следующих мири-циклов. Причём Миреска сбавила обороты так же, как и Сарина, перейдя от силовых упражнений и акробатики к длительным стайерским нагрузкам. Бег, перемежаемый ходьбой, тренажёр для гребли, аэробика… Лишь иногда, не чаще, чем раз в шестнадцать арум-циклов, Миреска резко увеличивала нагрузку, но отступала прежде, чем приходило утомление.
А Сарина смотрела на неё (смотрела не только глазами), учась распределять нагрузку в длительных тренировках (и не только).
…Неизящно сев на низкую скамейку после очередной серии, Сарина выдохнула:
— Всё. Мне пора заканчивать. Кроме того, если я сейчас не поем, — покосилась она на Миреску, — то очень скоро начну задумываться о… сыроедении.
Миреска перетекла в боевую стойку, закрываясь руками и характерно выгибая спину.
— Я буду защищаться! — предупредила она. Выпрямилась. — А если серьёзно, я и сама зверски голодна. Айда в столовку.
— Эй, я первая это предложила!
— Прости. Рудимент навыков командира взвода.
— Рудимент — слишком сложное слово. А четыре существительных подряд — это ужасно.
— Ага, — весело подтвердила Миреска. — А тебе лень встать с этой дурацкой скамейки.
Сарина вскочила, как подброшенная.
О чудо! О блаженство! В душевой была нормальная сила тяжести. Ещё там было влажно и тепло. Настолько тепло, что Сарина не просто расслабилась, а по-настоящему разомлела. И ощутила соблазн погрузиться в красочную радость периода силпан, хотя на очереди вообще-то был ауф. Как опытная Владеющая она могла произвольно менять очерёдность долей суточного цикла без особых последствий.
Впрочем, именно опыт помог ей справиться с соблазном. И не усилием воли (её воля вряд ли была способна на такие подвиги после тренажёрного зала), а способом попроще и пожёстче. Короче говоря, Сарина повернула до отказа рукоятку смесителя, превращая тёплый душ в холодный. Вернее, ледяной. И-йау!
В столовой, посмотрев на количество набранной Миреской снеди, Сарина спросила:
— Ты что, собираешься вернуться в спортзал?
— Пока не привыкну, я собираюсь поселиться там.
«Это шутка? Нет. Чистейшая правда. Она действительно собирается застрять в тренажёрке на весь необходимый срок!»
Сарина мысленно содрогнулась. Конечно, простые действия вроде физических упражнений можно делать в любую из долей цикла, не останавливаясь ни в ауф, ни в силпан; но мера самоконтроля, которая для этого требуется, редка даже среди урождённых Владеющих. Слишком велики соблазны. Слишком сильны отвлекающие факторы.
«Да, не всегда приятно смотреть в зеркало. Никогда бы не подумала, что Миреске тоже…»
— И сколько ты будешь привыкать?
Философское пожатие плеч в ответ.
— Сказать заранее трудно, но, учитывая обстоятельства, вряд ли на это уйдёт меньше восьми-двенадцати юл-циклов.
— Но нам осталось лететь как раз восемь юл-циклов!
— Знаю. Потому-то и хотелось бы закончить побыстрее. На месте, если вдруг что, спастись от повышенного тяготения можно будет только в медблоке, а для авторитета инструктора такое бегство было бы… неполезно.
При этом Миреска со значением посмотрела на Сарину, и та кивнула:
— Я присоединюсь к тебе. Позже. Время лисара у меня истекает, а ауф придётся потратить на изучение кое-каких материалов.
— Ясно. На что ты потратишь силпан, спрашивать не буду, — добавила Миреска, подмигнув.
— Спасибо на добром слове, но мне скрывать нечего. Увы.
— Разве ты никого не нашла?
— Хуже, — призналась Сарина. — Я даже не искала.
— Но…
Глаза Владеющей — спокойные, глубокие, старые глаза на слишком гладком и свежем для них лице — сверкнули пронзительно и ярко.
— Когда ты сама найдёшь мужчину для приятного силпана, тогда и поговорим.
Миреска склонила гордую голову.
— Прости. Я забылась.
— Вот именно.
Остаток трапезы прошёл в молчании.
Назад: Назначение
Дальше: Адаптация