Шепот начался почти сразу же, как только Белгарат, Силк и Гарион достигли берегов Маллории. Сначала неразборчивый, будто легкий свист, он постоянно звучал в ушах Гариона. Но в последующие дни, когда они неуклонно продвигались на юг, Гарион начал различать отдельные слова: дом, мать, любовь и смерть и другие – из тех, что сразу привлекают внимание.

В отличие от Мориндленда, который они только что покинули, северная часть Маллории была страной пологих холмов, покрытых густой темно-зеленой травой.

Время от времени им попадались безымянные речки, несшие свои бурные воды под покровом серого неба. Казалось, солнце не появлялось здесь вот уже несколько недель. Стояла сухая, пасмурная погода. Холодный ветер с Восточного моря, несущий с собой запахи полярных льдов, постоянно дул им в спину, когда они продвигались на юг.

Белгарат стал крайне осторожен. Не было и признаков той рассеянности, которая отличала его в более цивилизованных частях света, и Гарион мог ощущать неуловимую энергию разума старика, которую он направлял вперед в поисках любой скрытой опасности. Эти посылы были настолько незаметными, что их легко можно было принять за звуки ветра, колышущего высокую траву.

Силк тоже ехал настороже, часто останавливаясь, чтобы прислушаться, а иногда, казалось, и понюхать воздух. Он даже слезал с седла и прикладывал ухо к земле, чтобы убедиться, не слышен ли приглушенный топот приближающихся невидимых лошадей.

– Нервная работенка, – сказал маленький драсниец, снова садясь в седло после такой остановки.

– Лучше быть слишком осторожным, чем нарваться на неприятности, – ответил Белгарат. – Слышал что-нибудь?

– Думаю, слышал, как там шевелится червяк, – весело ответил Силк. – Он, однако, ничего мне не сказал. Ты же знаешь, какие они, эти червяки.

– И ты обращаешь на них внимание?

– Но ты же спросил?

– Ох, заткнись!

– Гарион, ты же слышал, как он спрашивал меня?

– У тебя, наверное, самый противный характер на свете, – сказал Белгарат маленькому воришке.

– Знаю, – ответил Силк, – потому-то я так и поступаю. Возмутительно, правда? А сколько нам еще нужно проехать, чтобы добраться до леса?

– Еще несколько дней. Мы все еще находимся очень далеко на севере. Здесь зима слишком длинная, а лето слишком короткое, чтобы росли деревья.

– Скучноватое место, не так ли? – заметил Силк, оглядываясь на море травы и холмы, похожие друг на друга.

– При нынешних обстоятельствах я могу немного и поскучать. Пожалуй, другие варианты не этакие при ятные.

– Могу с этим только согласиться.

И они продолжали ехать верхом по серо-зеленой траве, которая была лошадям по колено.

Шепот в голове Гариона зазвучал снова.

«Слушай меня, Дитя Света», – эти слова совершенно ясно прозвучали сквозь невнятное посвистывание, и была в этом обращении такая непреклонная воля, что Гарион сосредоточился, пытаясь лучше расслышать.

– Я не стал бы этого делать, – сказал ему знакомый бесстрастный голос.

– Что именно?

– Не делай того, что он тебе говорит.

– Кто он?

– Торак, конечно. А ты думал кто?

– Он проснулся?

– Нет еще. По крайней мере не совсем. И потом, он же никогда не засыпал совсем.

– Что он пытается сделать?

– Он пытается уговорить тебя не убивать его.

– Но он не боится меня, да?

– Конечно, боится. О том, что произойдет, он знает не больше, чем ты, и он так же боится тебя, как и ты его.

От этого Гарион сразу почувствовал себя лучше.

– А что мне делать с его нашептываниями?

– Здесь вряд ли можно что-то сделать. Просто не нужно повиноваться его приказам, вот и все.

В тот вечер они, как обычно, разбили лагерь в укромной лощине между двумя холмами и, как всегда, не стали разводить огня, чтобы не выдать себя.

– Холодные ужины как-то надоели, – пожаловался Силк, с трудом кусая ломоть вяленого мяса. – Эта пища напоминает дубленую кожу.

– Такая зарядка полезна для твоих челюстей, – сказал ему Белгарат.

– Знаешь, ты можешь быть очень неприятным человеком, когда прилагаешь к этому умственные усилия.

– Ночи становятся длиннее, правда? – сказал Гарион, чтобы не дать разгореться перебранке.

– Лето на исходе, – ответил ему Белгарат. – Через несколько недель здесь наступит осень, а скоро и зима.

– Интересно, где мы будем, когда наступит зима? – довольно жалобно спросил Гарион.

– Я бы не думал над этим, – посоветовал ему Силк. – Такие мысли не помогают, а делают человека дерганым.

– Передерганным, – поправил Гарион. – Я и так уже дерганый.

– А есть такое слово «передерганный»? – с любопытством спросил Силк у Белгарата.

– Теперь есть, – ответил Белгарат. – Его только что придумал Гарион.

– Хотел бы и я придумать какое-нибудь слово, – восхищенно сказал Силк Гариону, и его бегающие глазки лукаво сверкнули.

– Пожалуйста, не смейся надо мной, Силк. У меня и так хватает забот.

– Давайте немного поспим, – предложил Белгарат. – Этот разговор ни к чему не приведет, а завтра нам предстоит долгий путь.

В ту ночь шепот снова нарушил сон Гариона, и, казалось, смысл передавался с помощью образов, а не слов. Там было предложение дружбы – протянутая с любовью рука. Одиночество, которое омрачало юность Гариона с тех пор, как он узнал, что сирота, казалось, от этого Предложения куда-то исчезло, и Гарион обнаружил, что страстно желает пожать руку.

Затем очень четко он увидел двух людей, стоявших рядом. Мужчина казался очень высоким и очень сильным, а женщина была настолько хорошо знакома Гариону, что сердце его сжалось при взгляде на ее сияюшие глаза и белоснежный локон над бровями. Лицо мужчины поражало какой то нечеловеческой красотой, а хотя юноша видел его впервые, оно что-то смутно ему напоминало. Прижавшись друг к другу, прекрасный незнакомец и тетя Пол простирали к нему руки.

– Ты будешь нашим сыном, – говорил ему шепчущий голос, – нашим любимым сыном. Я буду твоим отцом, а Полгара – матерью. Это не просто мечты, Дитя Света, ведь в моих силах, чтобы все так и произошло. Полгара действительно станет твоей матерью, и вся ее любовь обратится на тебя, а я, твой отец, буду любить и лелеять вас обоих. Неужели ты отвернешься от нас и снова станешь сиротой? Разве эту холодную пустоту можно сравнить с теплом любящих родителей?

Приди же к нам, Белгарион, и прими нашу любовь.

Гарион пробудился ото сна, дрожащий и мокрый от пота.

– Мне нужна помощь! – безмолвно крикнул он, пытаясь обнаружить в глубинах своего разума присутствие другого, безымянного.

– В чем теперь проблема? – спросил бесстрастный голос.

– Он жульничает! – заявил Гарион, приходя в ярость.

– Жульничает? А разве кто-нибудь ввел правила, пока я отсутствовал?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Он предлагает сделать тетю Пол моей матерью, если я поступлю так, как он скажет.

– Он лжет. Он не может изменить прошлое. Не обращай внимания!

– Как я могу? Он продолжает проникать в мой мозг, задевая самые больные места.

– Думай о Се'Недре. Это смутит его.

– О Се'Недре?

– Каждый раз, когда он пытается соблазнить тебя образом Полгары, думай о своей капризной маленькой принцессе. Вспоминай о том, как она купалась в лесу Дриад, а ты подглядывал за ней.

– Я не подглядывал.

– Разве? Почему же тогда ты так хорошо помнишь все подробности?

Гарион покраснел. Он позабыл, что его мысли может прочесть кто-то еще.

– Просто сосредоточься на Се'Недре. Это, вероятно, будет раздражать Торака почти так же, как меня. – Голос на некоторое время умолк. – Это все, о чем можешь думать? – спросил он затем.

Гарион не стал отвечать.

Они продолжали двигаться на юг под пасмурным небом и через два дня достигли первых редких деревьев, разбросанных по пастбищу, где огромные стада рогатых животных смотрели на них так же спокойно и безбоязненно, как домашний скот. И по мере того как трое путников приближались к югу, деревья встречались все чаще, и вскоре они въехали в лес.

Нашептывания Торака продолжались, но Гарион противопоставлял им мысли о своей маленькой рыжеволосой принцессе. И чувствовал в своем противнике раздражение всякий раз, когда его грезы вторгались в мир тщательно созданных образов, которые Торак пытался закрепить в его воображении. Торак хотел, чтобы Гарион думал о своем одиночестве и страхах, а также о возможности стать любимым сыном в семье. Но вторжение в эту картину Се'Недры смущало и расстраивало планы Торака. Вскоре Гарион пришел к заключению, что Торак очень ограниченно понимает людей. Озабоченный теми самыми побуждениями и амбициями, которые одолевали его самого на протяжении бесчисленных веков, Торак не мог бороться с различными комплексами и противоречивыми желаниями, которые мотивируют поступки большинства людей. Гарион стал пользоваться своим преимуществом, которое давало ему умение противостоять соблазнительным нашептываниям, с помощью которых Торак пытался отвлечь его от цели.

Это казалось до странности знакомым. Такое случалось и раньше, возможно, не совсем так, но очень похоже. Гарион перебирал свои воспоминания, пытаясь узнать, откуда это странное ощущение повторяемости. Искривленный обуглившийся ствол пораженного молнией дерева внезапно вызвал у него волну воспоминаний. Его силуэт отдаленно напоминал черного всадника на коне, который, казалось, следил за ними, когда они проезжали мимо. Поскольку небо было затянуто тучами, ствол этот не отбрасывал тени. На всем протяжении своего детства Гарион видел странную фигуру одетого в черное всадника, не отбрасывавшего тени даже при самом ярком солнечном свете. Конечно, это был Эшарак, тот самый гролим, которого Гарион уничтожил, когда впервые сознательно применил свою силу чародея. Но уничтожил ли он его? Была какая то странная связь между Гарионом и той темной фигурой, которая так преследовала его в детстве. Они были врагами, Гарион всегда знал это, но чувствовал и какую-то странную близость, что-то такое, что, казалось, притягивало их друг к другу. Гариона озарила неожиданная догадка. Предположим, что темный всадник в действительности не был Эшараком… или, если был им, то, предположим, Эшарака каким-то образом подменило другое, более мощное сознание.

Чем больше Гарион думал об этом, тем больше убеждался, что нечаянно наткнулся на самую суть вопроса. Торак продемонстрировал, что даже тогда, когда тело его спит, сознание его может реять над миром, направляя события так, как ему надо. Конечно, Эшарак был замешан в этом деле, но господствовавшей силой всегда оставалось сознание Торака. Темный бог с самого детства наблюдал за ним.

Тот страх, который Гарион ощущал перед темной фигурой, преследовавшей его в детстве, был страхом не перед Эшараком, а перед Тораком. Торак с самого начала знал, кто он такой, знал, что однажды Гарион возьмет меч райвенского короля, чтобы явиться на встречу, которая была предопределена еще до создания мира.

И, поддавшись внезапному порыву, Гарион сунул левую руку под тунику и нащупал амулет. Затем, слегка наклонившись, положил кисть правой руки на Око, которое помещалось в рукоятке огромного меча у него за спиной.

– Теперь я знаю тебя! – заявил он без слов, посылая мысль в хмурое небо. – Можешь отказаться от своих попыток переманить меня на свою сторону, так как я не собираюсь менять свой образ мыслей. Тетя Пол не твоя жена, а я не твой сын.

Лучше прекрати игру и приготовься, так как я иду убить тебя!

Око под его рукой вдруг торжествующе засияло, когда Гарион бросил свой вызов Тораку, а меч за плечами вспыхнул голубым огнем, который мерцал даже сквозь ножны.

Мгновение царило страшное молчание, а затем шепот вдруг превратился в громкий рев:

– Приходи же тогда, Белгарион, Дитя Света! – Торак бросил свой вызов в ответ. – Я жду тебя в Городе Ночи. Собери всю свою волю и смелость, ибо я готов к нашей встрече!

– Во имя Семи богов, что ты делаешь?! – почти завизжал Белгарат на Гариона, и лицо его покраснело от гнева и удивления.

– Вот уже почти неделю Торак нашептывает мне, – холодно объяснил Гарион, убирая руку от Ока. – Он предлагал мне все, лишь бы я отказался от боя. Я устал от этого шепота, поэтому сказал ему, чтобы он прекратил.

Белгарат фыркнул от возмущения и замахал руками.

– Он знает, что я иду, дедушка, – сказал Гарион, пытаясь успокоить старика. – Он знал, кто я такой, с того самого дня, когда я родился. Все это время он следил за мной. Мы не сможем захватить его врасплох, так зачем же пытаться? Я хотел дать ему знать, что иду к нему. Может быть, пришло время и ему немного испугаться.

Силк посмотрел на Гариона.

– Ну что ж, он же олорн, – сказал он наконец.

– Он идиот! – сердито выпалил Белгарат и повернулся к Гариону спиной. – А не приходило тебе когда-нибудь в голову, что здесь следует опасаться еще кое-чего помимо Торака? – спросил он.

Гарион заморгал глазами.

– Думаешь, Ктол Мишрак никто не охраняет, ты, молодой болван! Ты только что преуспел в том, чтобы объявить о нашем присутствии всем гролимам на сотню лиг в окружности.

– Я не подумал об этом, – пробормотал Гарион.

– А я и не подумал, что ты думал. Иногда я даже думаю, что ты просто не знаешь, как это делается. Силк с опаской оглянулся вокруг.

– Что мы теперь будем делать? – спросил он.

– Нам надо убираться отсюда как можно быстрее, так быстро, как только смогут мчаться наши кони, – сказал Белгарат и взглянул на Гариона. – Нет ли у тебя под одеждой трубы? – с сарказмом спросил он. – Может, ты предпочитаешь протрубить в фанфары, чтобы объявить о наших намерениях? – Белгарат возмущенно потряс головой и схватился за поводья. – Поехали!