Глава седьмая. Небо в алмазах
Он взбежал на утес, с которого видно было море, и не увидел никого. Он был один, совершенно один, с этим неисчислимым, неслыханным, баснословным богатством, которое принадлежало ему.
А. Дюма, «Граф Монте-Кристо»
Внеземелье, ДОС «Немезида», на часы смотреть некогда
Такое бывает в дурных снах: воздух вязкий, как сироп, и ты не то бежишь сквозь него, не то плывешь, – а сзади надвигается нечто страшное, настолько кошмарное, что оглянуться нет сил, и лишь ощущаешь затылком хриплое дыхание. Людей вокруг нет, хотя должны бы быть, люди куда-то подевались, вымерли, – пустые коридоры, пустые комнаты с разбросанными вещами, и некому спасти, и некому помочь, и тихая поступь смерти всё ближе…
Такое случается в кошмарах… Игорь очень хотел бы проснуться – не получалось.
Он стучался в каюты – в ответ ни звука, люки плотно задраены. Не все, некоторые распахнуты, но за ними никого, лишь раскиданные вещи парят в невесомости…
Люди! Вы где?
Идиот… Он-то надеялся хоть ненадолго вывести Барби из строя, и рассказать остальным: кто настоящий убийца, и предъявить доказательства, и изолировать маньячку… Кретин… Похоже, она успела раньше… И сама всех изолировала.
Всё из-за дурацкого, в детстве полученного воспитания… Не привык, не умел Игорь бить женщин. Тем более красивых и обнаженных… Тем более по голове… Тем более диатермокоагуляторами… И – ударил слишком слабо, даже не оглушил.
Куколка, не раздумывая, ответила выстрелом – и тот факт, что он до сих пор жив, объясняется лишь счастливой случайностью… Мини-фугас не взорвался – ударил в спину Игоря, выплывающего из медблока, ударил сильно, словно кулак боксера-тяжеловеса, – но не взорвался. Жар, повышенная температура… Знала бы Барби, что он отправил все ее пилюли в утилизатор, наверняка бы воспользовалась пистолетом Константина…
Но она не знала. И не знала о лекции, прочитанной Орловым о мини-фугасах, – иначе не стала бы ломать комедию, прикончила бы Игоря сразу. Поняла бы: он сообразит, что из крохотного керамического пистолета никак нельзя было разнести голову Насти Чистовой.
Впереди послышались звуки, явно издаваемые человеком. Туда, скорее… Игорь поспешил в кают-компанию «В» – не забыв, однако, прикрыть за собой очередной люк. Запирались люки автоматически, а чтобы отпереть их, нужно время…
В кают-компании обнаружился единственный человек – скорченное, повисшее в неестественной позе тело. Игорю показалось в первый момент, что человек мертв, – но тут якобы мертвец издал очередной мерзкий звук, тот самый, что слышал издалека Игорь.
Марат… Блюющий в невесомости Марат. Да, зрелище не для слабонервных. Резкий запах спирта. Медицинский? Технический? Неважно… Помощи тут не дождешься.
Надо спасаться самому… Найти убежище, куда куколка не доберется… Найти хоть что-то, способное заменить оружие… И спокойно обдумать план, как обезвредить Барби, не рискуя подставиться под выстрел.
Сзади послышался знакомый лязг, Барби отпирала люк. Игорь бросился вперед – без всякого плана, куда глаза глядят, лишь бы оказаться подальше отсюда.
Там же, два часа спустя
– Да, я застрелила ее, – признал динамик чуть искаженным голосом Барби. – Потому что хочу жить. Потому что хочу вернуться на Землю.
– Чем же тебе мешала жить Настя? – спросил Игорь.
Ему очень хотелось, чтобы куколка объяснила всё, объяснила убедительно. Чтобы он поверил, чтобы отдраил люк… Чтобы остался жить…
– Эта сучка заминировала «Немезиду». Она вылетела бы через два тура. А потом бы мы все взорвались.
– Врёшь…
– Ты можешь проверить.
– Ха. Ха. Ха, – раздельно произнес Игорь.
У него было подозрение: куколка ведет переговоры лишь для отвлечения внимания, а сама задумала какую-то хитрую каверзу. На всякий случай Игорь держал наготове газовый резак – точно такой же, как в ту приснопамятную ночь. Людям свойственно мыслить шаблонно: что один раз сошло за оружие, может послужить еще раз. Против пистолета, конечно, козырь слабый, но стоит направить струю газа на кодовый замок – и через несколько секунд его никто никогда не отопрет. Тогда Барби попадет сюда, в рубку, не скоро… Правда, Игорь тоже не сможет вернуться в жилую часть станции. Даже прорезав дыру – не сможет, не хватит пустякового баллончика на такую работу. Аппарат с большими баллонами снаружи, у Барби. Интересно, умеет она им пользоваться?
– Проверь, – настаивал динамик, – спустись в двигательный отсек и проверь. Двигатели заминированы.
Дешевый трюк… Он спустится, а Барби отопрет люк универсальным кодом – откуда она его знает, непонятно, но знает. Она уже несколько раз пыталась, но каждый раз Игорь со своей стороны нажимал кнопку сброса. Патовая ситуация – которая, тем не менее, не может продолжаться бесконечно. У Барби руки развязаны, а он прикован к своей кнопке… Черт возьми, он даже не знает: здесь она, с другой стороны переборки, или разговаривает с ним из пультовой…
Повисло молчание. Игорю казалось, что должен быть какой-то выход, какой-то простой и изящный способ переиграть Барби… И он должен, должен сообразить – какой… Но соображалось туго. Жар не спадал, похоже, лишь усиливался, и о лекарствах оставалось лишь мечтать. Болела голова, болела спина, болело всё… Игорь прижался лбом к холодному металлу переборки, пытаясь хоть так уменьшить жар.
– Хорошо, – нарушила молчание Барби. – Не хочешь проверять, не проверяй. Тогда предлагаю компро…
Она осеклась на полуслове, Игорю показалось, что он слышит из динамика посторонние звуки – далекие, едва различимые. Он втиснулся ухом в ребристую поверхность, затаил дыхание, удары сердца казались оглушительным набатом…
Голос? Точно, громкий мужской голос, – громкий, естественно, там, где его обладатель о чем-то говорил с Барби, а здесь – едва слышный, слов не разобрать. Внезапно сообразив, какой он идиот, Игорь торопливо вывернул до упора регулятор громкости.
Слышимость стала отличная, он успел узнать характерный, чуть грассирующий голос Антона Королева, успел понять одно слово: «куда», а может быть и «когда», а в следующий момент из динамика послышался звук выстрела – приглушенного, детская петарда в замкнутом помещении и то взрывается громче…
Ну вот и всё… Всё ясно и понятно, больше не нужны никакие объяснения… И компромиссы уже ни к чему…
– Звездный, ты меня слышишь?! – надрывался динамик на всю рубку.
Игорь поднес к нему конус гудящего пламени, отвратно запахло жженой пластмассой, и голос Барби смолк.
Спецсамолет ФСР, 17 июня 2028 года
Мне, естественно, доводилось летать нашими служебными спецбортами, в том числе и между Петербургом и Москвой. Впечатления не самые приятные: сидеть приходится на жестком откидном сиденби, и вместо улыбчивой стюардессы, интересующейся твоими желаниями, – хмурый прапор, интересующийся совсем другим: как бы ты не стибрил что-нибудь из громоздящегося вокруг казенного имущества, ибо борт, естественно, грузопассажирский. Не говоря уж о том, что приземляться приходится не в одном из столичных аэропортов, а на какой-нибудь нашей или армейской базе, от которой до Москвы потом надо трястись пару часов по выщербленной, ухабистой бетонке.
Но сегодня я летел вместе с Барсуком, и летел совсем иначе…
Вам приходилось путешествовать в воздушных лайнерах бизнес-класса? Не в общем салоне – в переднем, для VIP-персон? В том самом, где подавать французский коньяк, выдержанный менее десяти лет, считается дурным тоном? И где стюардессы готовы исполнить в полном смысле любое ваше желание, и каждая имеет при этом пару дипломов о победах в конкурсах красоты регионального, как минимум, уровня?
Приходилось, говорите? Ну так плюньте и забудьте, – дешевка. Хотите настоящего комфорта – немедленно вступайте в ряды ФСР и постарайтесь дослужиться до генеральских звезд.
– На, возьми сувенир на память… Можешь повесить на стенку.
Генерал-майор Барсев достал нечто из папки – кожаной, с золотым тиснением – и протянул мне.
М-да, сувенир оригинальный, что и говорить. Центральное место занимает стереоснимок, изображающий меня, молодого и красивого. Рядом – четыре изображения меньшего размера, уже плоских, не объемных: как бы я мог выглядеть с усами и густой окладистой бородой, и в очках и бакенбардах, и с бритым наголо черепом, и с патлами социоаутиста. Ну и текст соответствующий: разыскивается за убийство, вооружен, в совершенстве владеет, и прочая, и прочая… Короче говоря: встретив, сначала стреляйте, а потом уж кричите «Руки вверх!»
Подозреваю, что подобные сувениры в больших количествах украсили вокзалы, аэропорты, стенды у райотделов милиции и прочие бойкие места. Украсили вскоре после находки трупа Алисы в моей квартире.
– Что скажешь? – поинтересовался Барсук.
– Мне к лицу бакенбарды… При случае попробую отрастить.
А что тут еще сказать? Генералы ФСР не имеют обыкновения просто так раздаривать сувенирчики подчиненным. И подарочек явно с намеком: ты, Гюрза, наверняка подраспустился и подразболтался за год автономной работы, но если не забросишь свои вольные казацкие замашки, то… Намек понят. Буду скромен, тих и послушен.
– Миллион дошел по назначению? – спросил я тихо, скромно и послушно.
В «Кредит Лионе» я оформил условный аккредитив: сразу же по поступлении означенной суммы перевести ее в другое место. Не в «Банк-под-пальмой» – на счет фонда, помогавшего детям погибших офицеров-силовиков получить образование и обустроиться в жизни. Меркантильная благотворительность – уверен, что когда-нибудь Олег и Иришка-младшая воспользуются услугами фонда.
– Дошел твой миллион… Хотя они оперативно сработали: Стережной еще настукивал платежное поручение на ноутбуке, а судебные приставы уже рванули в банк. Но не доехали. В аварию попали, такая вот неприятность…
Бывает… Если ситуацию курируют генералы ФСР, то и не такие неприятности с людьми случаются. Но деньги бывшие владельцы теперь не выцарапают: благотворительные суммы налогами не облагаются и предметом судебного иска служить не могут.
Разговор наш проходил в осеннем лесу, где словно бы по взмаху волшебной палочки очутились два комфортнейших кресла и столик между ними: золотые листья падали с березок и летели к земле по замысловатым траекториям, и пахло грибной прелью, и где-то вдали, в вышине, курлыкала невидимая журавлиная стая. И не скажешь, что вся эта благодать неслась в воздухе на высоте десять тысяч метров.
Простая крестьянская физиономия генерал-майора смотрелась в здешнем антураже вполне уместно: вышел, дескать, пейзанин в лес, чуть передохнуть от трудов праведных, – батюшки! А тут два кресла, да на столике бутылка арманьяка сорокалетней выдержки!
– И что теперь? – спросил я.
– Что, что… Новая фамилия у тебя будет, и морда лица новая. А ренегат Дашкевич того… при попытке к бегству…
– Я не про себя, я про «Хеопс». Не понимаю: ну всадил я ракеты в пустые помещения, ну сработали там дымовые шашки… Всех дезинформировали, весь мир уверен: машинный зал вдребезги, на пару лет ремонта. Но ведь если станция вновь заработает, пусть даже в пробном режиме – засекут тут же! В чем смысл дезинформации? Или два года будем прикидываться, что чиним?
– Она не заработает, она уже работает.
Я не понял… О заработавшем «Хеопсе» надрывались бы все мировые СМИ.
Генерал пояснил:
– Там, в пирамиде, пустующих помещений много было…
– То есть… – туго, со скрипом, начал соображать я, – у «Хеопса» есть еще одна функция, о которой…
– Ты хоть бы новости смотрел иногда, – перебил мои потуги Барсук. – Поройся на досуге в архиве, за что Некрасову и Кугелю нобелевку вручили, и не задавай больше глупых вопросов.
Я дисциплинированно порылся – не в архиве, естественно, но в собственной памяти. Ну да, получили шесть лет назад двое российских физиков Нобелевскую премию; а за что именно, неспециалисту понять трудно: что-то они там глобальное обнаружили и исследовали в абстрактном своем мире полей и частиц, какие-то «волны пустоты»… Впрочем, профаны-журналисты бодро объясняли на пальцах профанам-зрителям: когда-нибудь, в отдаленном будущем, мы получим связь воистину беспредельную и мгновенную, не ограниченную скоростью света…
Значит, будущее оказалось не столь уж отдаленным. Значит, связь на новых принципах уже работает… Но глупо думать, что применение найдут ей исключительно мирное и невинное – например, управление в режиме реального времени аппаратами, исследующими планеты далеких звезд… Гораздо проще представить другую картинку: якобы разрушенный «Хеопс» включается – и военная машина Запада мгновенно ослепла и оглохла; они ответно врубают свои аналоги – и очень удивятся, и будут удивляться всю оставшуюся жизнь, все подлетное время: наши ракеты исправно наводятся на цель, у нас новый физический принцип связи… Не ситуация, а мечта любого стратега: вместо жестокой драки бей ногами пьяного и связанного. И нет никакой гарантии, что с таким преимуществом наши стратеги не ввяжутся в о-о-очень большую заварушку.
И ради такой перспективы я шел по трупам?! Гнусно жить на этом свете, господа…
Генерал-майор сменил тему, решив, что о военных секретах мы поговорили уже достаточно:
– А звонок Стережного мы засекли и отследили, хотя канал связи там был ой какой непростой… Не соврал тебе паскудник: ему и звонил. Берейросу. Ситуация…
Берейрос… Именно эту фамилию выкрикнул Стережной, когда был уверен: жить ему секунду-другую, не дольше. И нюансы генеральской нелегкой ситуации я понимал очень хорошо. В эту скалу, в эту глыбищу ему зубы не запустить… Бразильский миллиардер с русскими корнями, полтора десятка лет назад решивший вложить Очень Большие Деньги в экономику родины предков. И вложивший, и получивший двойное гражданство, и даже сменивший место жительства. Его к себе президент приглашает – чайку попить, да об экономической политике потолковать. А генерал-майор Барсев – по большому счету головорез, вроде меня. Разве что рангом повыше, работающий чужими руками. Не тот уровень. Другая весовая категория.
– Кто за его спиной? – спросил я. – Штаты? ЮВА? Евросоюз?
– Не знаю… – сказал генерал. И вдруг взорвался:
– Ну что ты смотришь на меня, как учитель на двоечника?!! Не знаю! Всё проверяли, не раз, – никакой ниточки! Словно сам по себе, словно с Марса свалился к нам с миллиардами своими!
Сидел злой, с покрасневшей лысиной; щедро плеснул арманьяк не в хрустальную рюмочку, а стакан, предназначенный для безалкогольных напитков; выпил залпом, попыхтел, закусывать не стал… Эк меня угораздило наступить на больную генеральскую мозоль.
Несколько успокоившись, генерал сказал не мне – куда-то в пространство, не то березкам, не то далекому журавлиному клину:
– Но я до него доберусь… Так ли, этак, но доберусь.
После чего потребовал связь с Буравчиком. Вскоре среди березок материализовался подполковник – из тех холеных кабинетных подполковников, которых так и хочется хоть на полгодика законопатить в Туркестан или Карпаты. Доложил: ни по одному из каналов связи на капитана Стрельцова выйти не удается.
И до самого нашего приземления в «Шереметьево-5» не удалось…
В пустынном VIP-зале аэропорта генерал бросил одному из своих холуев:
– Найти Буравчика, хоть из-под земли выкопать. И пусть всю группу под ружьем держит: Лося, Циркача, Козерога… Скоро дело будет.
Ого… Какие люди… И все в одном месте… Что-то задумал Барсук… Что-то такое, для чего нужны бойцы, идущие к цели напролом, по колено в крови, не оглядываясь… Ни на что не оглядываясь, даже на чаепития с президентом.
– А ты пока займешься… – начал Барсук, обращаясь ко мне.
Но занялись мною. Среагировать я не успел, слишком неожиданно все произошло, и дело свое парни в черной униформе знали туго: раз! два! три! – и майор Дашкевич лежит, уткнувшись носом в мозаичный пол, и на его заломленных руках вновь наручники.
Какой же я дурак… Глупый, как сперматозоид, невзначай оказавшийся в презервативе. Ну зачем тратить время и силы на мои новые документы, лицо, биографию? Куда проще прокатить в VIP-классе, угостить арманьяком, допросить под видом беседы, – а потом наручники, и того… при попытке к бегству…
И тут надо мной загромыхал генеральский голос. Загромыхал, как артподготовка при прорыве фронта, – хотелось зарыться глубоко-глубоко в землю, спрятаться под многометровыми железобетонными перекрытиями. Я, наивный, мнил, что видел и слышал Барсука в гневе, – но жестоко ошибался.
– Извини, Гюрза, – сказал Барсев минуту спустя, – накладка вышла, не успели отозвать объявления на твой розыск.
Холуи тем временем поднимали меня с пола, снимали наручники и отряхивали от воображаемой пыли; охранников аэропорта не было видно – подозреваю, что генеральский гнев испепелил их дотла, бесследно.
– Не называйте меня Гюрзой, господин генерал-майор, – с тихой ненавистью попросил я.
Сергей Моргулис-Берейрос. Момент истины
– Да, нехорошо получилось, господин Моргулис. Устранили мать собственного внука. Накладка случилась? Не знали? Или вполне осознанно?
Стрельцов не блефовал. Именно так и обстояло дело. Заурядная история: двадцатисемилетний красавец Станислав Моргулис, из богатой семьи, только что получивший свой первый ответственный пост в большом бизнесе, – и восемнадцатилетняя глупышка-студентка Илона Модзалевич, из семьи самой простой, с большим трудом пристроенная в провинциальный вуз… Брак между ними был невозможен, но беременность Илона прерывать не стала.
История заурядная, но один нюанс отличал ее от многих похожих. Станислав Моргулис не вычеркнул «грех юности» из жизни, много лет поддерживал отношения с Илоной – аккуратно, осторожно, втайне от матери и от жены. Не просто помогал деньгами, встречи продолжались до самого недавнего времени. Была ли в них интимная составляющая, Стрельцов не знал. Вероятно, была. Похоже, именно полковник Моргулис (тогда еще майор) помог Илоне перебраться в Питер. Не в Москву, именно в Питер – частые командировки туда начальника «безпеки» КРТ ни у кого не вызывали ненужных вопросов, в отличие от провинциального Смоленска.
На ее беду, ненужные вопросы возникли у Илоны. Пожалуй, она раньше самого Станислава сообразила: кто-то, отнюдь не мать, незримо и сильно влияет на его карьеру. И первой связала два факта: исчезновение в никуда отца еще не родившегося Стасика Моргулиса – и появление из ниоткуда загадочного благодетеля четверть века спустя.
У Стрельцова тоже мелькала мысль о такой связи. Окончательно убедили его последние слова умирающей Марины Моргулис, сказанные сыну: «Твой отец жив…»
Как Илона пришла к дикой, на первый взгляд, догадке: российско-бразильский миллиардер Берейрос – дед ее сына? Теперь уже не узнать… Но как-то пришла. И подбиралась к нему много лет, осторожно, медленными кругами. Главная тема ее космических публикаций сомнений в том не оставляла: частный и смешанный сектора российской космической отрасли. Знаменитый Красноуральск-27, прозванный журналистами «Городом Грез», или просто «Грезами» – бывший секретный подземный объект в горах Урала, превращенный в исследовательский центр, собравший российскую научную элиту, даже многих из тех, кто долгие годы проработал за границей… Частно-государственная корпорация «Полдень» – вплотную занимавшаяся подготовкой пилотируемой марсианской экспедиции, и наверняка преуспевшая бы, не грянь вдруг Великая Метановая Революция, ставшая кое для кого Великим Нефтяным Обломом… Плавучий коммерческий космодром «Улисс», плававший под либерийским флагом, но принадлежавший России… «Интерспейс Консалтинг», занимавшийся сейчас, по сути, масштабным поиском инвесторов для космоса – инвесторов, до того и не задумывавшихся о подобном вложении средств…
Обо всех этих проектах писала Илона Модзалевич. И за всеми стояли деньги Берейроса.
Какую черту она переступила нынешним летом? Попыталась выяснить, откуда у бразильского нувориша взялись его громадные капиталы? Как-то дала понять Берейросу, что знает, как его звали сорок с лишним лет назад? Неизвестно…
Кстати, вопрос о происхождении капиталов весьма занимал и Стрельцова. Каким чудом так разбогател исчезнувший переводчик? Несколько раз подряд сорвал банк в Монте-Карло? Нашел в желтой жаркой Африке пещеру, битком набитую платиновыми слитками? Синтезировал и запатентовал философский камень?
Вопрос интересный, но прояснить его Моргулис-старший не спешил. Вообще, казалось, не слышал последних слов Стрельцова. Встал из-за стола, молча подошел к громадному, во всю стену, окну – снаружи ничего похожего видно не было, очевидно, бревенчатые стены были отчасти виртуальными.
Сомнений не было – Берейрос решал, что делать со Стрельцовым. И мог решить всё, что угодно. В прямом смысле всё. А Стрельцов решал, что делать с Берейросом, если тот вздумает от всего отпереться – и мог выбирать лишь из крайне узкого спектра вариантов.
– Я навел о вас кое-какие справки, – сказал наконец Берейрос, – в меру своих скромных возможностей… Поэтому предлагать вам деньги не буду.
Он вновь замолчал.
– Разрешите? – протянул Стрельцов руку к графину с водой.
Хозяин кивнул, продолжил:
– Но вы ведь пришли не за деньгами, так?
– Не за деньгами, – подтвердил Стрельцов. Набулькал полный стакан, но пить не стал, поставил рядом с собой.
– Тогда за чем?
– За информацией. Слишком уж много на вас завязано из того, что происходит на Земле, и там, в космосе… И я хочу понять, почему всё происходит так, а не иначе. В чем цель. Потому что на взгляд со стороны все очень противоречиво… Словно правая ваша рука не знает, что делает левая. Вы вкладываете немалые деньги в шоу «Наши звезды», и в тоже время, мягко говоря, препятствуете этому проекту всевозможными способами.
Хрущев сдержал-таки обещание – раскопал, продираясь сквозь дебри подставных фирм и фирмочек, источник, из которого ГП получил больше половины средств на свою космическую затею.
Источником оказался господин Берейрос. Или Моргулис-старший, кому как больше нравится.
– Дожил… – вздохнул хозяин. – Приходит опальный следователь ФСР в звании аж капитана, и требует у меня объяснений. Почему я вообще с вами разговариваю?
– Не знаю, – чистосердечно признался Стрельцов.
– А я знаю. Вы человек честный, – раз. Опытнейший работник, несмотря на незаслуженно низкий чин, – два. Не своей волей, но по поручению начальства влезли в мои личные дела, – три. Вывод: вы будете работать на меня, только и всего. Не двурушничать, оставаясь на прежней службе, – а вполне официально.
– Эк вы быстро… Тут надо бы обрисовать заманчивые перспективы, молочные реки, кисельные берега, небо в алмазах…
– Небо в алмазах… небо в алмазах… – задумчиво повторил хозяин дважды, словно расхожее, в общем-то, выражение было ему незнакомо. Либо наоборот, напомнило о чем-то близком. – Да вы знаете, Стрельцов, что это такое – небо в алмазах?!
Последние слова он почти выкрикнул. Стрельцов изумился: только что беседовал с нормальным человеком – да, с противником, да, с умным и хитрым, но с вполне вменяемым… А сейчас… Банальный штамп: «в глазах плескалось безумие» – красивый образ, бессмысленный хоть для окулиста, хоть для психиатра. Но именно так и было. Что-то плескалось у Моргулиса-старшего в глазах… Что-то, отнюдь не свидетельствующее о психическом здоровье…
А потом наваждение прошло: взгляд как взгляд – цепкий, умный, немного усталый…
«Да… у каждого в голове свое любовно выращенное стадо тараканов, и у него тоже, – подумал Стрельцов. – И одному из тех тараканов я сейчас невзначай наступил на лапку».
– Я уже сказал, что навел справки, – продолжил Берейрос, словно и не было его странной вспышки. – И понял: покупать вас бессмысленно. Вас можно убить. Либо убедить. Наша беседа свидетельствует, что я выбрал второй вариант. Он наиболее целесообразен.
Вот как… Вопросы морали побоку; жить кому-то, или умереть, – решаем, исходя из целесообразности. Да вы, батенька, маньяк, хоть и производите впечатление вменяемого. С маньяками такое случается…
– Вопросы задавать можно? По ходу убеждения?
– Вопросы после. Часть вопросов снимется сама собой, уверен. Впрочем, один вопрос жжет вам язык, я же вижу… Хотите, я его озвучу?
– Попробуйте, – пожал плечами Стрельцов.
– Вы хотели спросить: а откуда у тебя, дорогой, взялись твои деньги? Угадал?
– Ну, в общем… Да.
– Все просто… Небо в алмазах, Стрельцов, небо в алмазах… Вы не знаете, что такое небо в алмазах… И не узнаете никогда…
«Точно, псих», – снова подумал Стрельцов.
Сергей Моргулис-Берейрос. Исповедь идеалиста
Небо в алмазах… Нет, сначала алмазы были на земле… Кровь и алмазы, алмазы и кровь… Алмазы и выпущенные кишки… Алмазы и рука, оторванная взрывом гранаты… Алмазы и трупы, трупы, много трупов… Необработанные алмазы лежали на них и под ними…
Он все это собирал, оттирал от крови, выбирал из кишок… Один, потому что больше живых не осталось.
УНИТА? Ерунда, просто в посольстве не стали заморачиваться детальным расследованием… Черномазые, с оружием и не наши? Значит, УНИТА. Но к организации доктора Савимби эти люди отношения не имели… Вообще не интересовались политикой, у них была другая цель… Шагать к ней было долго – захватили двух подвернувшихся белых, а еще двоих убили. Мало ли что, на случай осложнений белый заложник не помешает. Осложнений не случалось до конца долгого пути – использовали как носильщиков, и для другого, о чем и вспоминать-то не хочется…
А потом были алмазы. ОЧЕНЬ МНОГО алмазов… Откуда? А разве ему докладывали? По-португальски или по-английски между собой похитители не говорили, болтали на каком-то местном наречии, он едва улавливал отдельные европейские слова – искаженные, вырванные из контекста… Даже о переходе границы он не узнал, какие там в Африке границы, ни полосатых столбиков, ни контрольно-следовой полосы…
Лишь потом, годы спустя, он смог разобраться в механике авантюры, восстановить ее, как Кювье восстанавливал скелеты по крохотной косточке. И то в самых общих чертах…
«Де Бирс», конечно же, такое количество камешков в Африке не могло проплыть мимо этого прожорливого кита.
Кое-кто еще помнит странную ситуацию на рынке алмазов в конце восьмидесятых и в начале девяностых годов прошлого века – когда крупнейшая в этой отрасли корпорация не могла, попросту не могла обеспечить всех своих многочисленных клиентов… Тогда менеджеры «Де Бирс» скупали на рынке все алмазы, до которых могли дотянуться, – и продавали под своим брендом. Тогда же, кстати, начались и контакты между СССР (а затем и Россией) и южноафриканским алмазным монстром, до тех пор они друг друга демонстративно игнорировали, отчасти из политических соображений. Но в конце восьмидесятых южноафриканцев подперло так, что стало не до политики – алмазы, нужны алмазы, нужно очень много алмазов!
Почему? Отчего? С чего такой бешеный дефицит? Конечно, когда процесс раскрутился, спрос во многом определялся спекулятивными соображениями: цены рвутся вверх, купи сегодня, продай завтра дороже… Но с чего-то ведь всё началось?
Все очень просто. Всё элементарно. Если взять и изъять с рынка шестьдесят-семьдесят процентов камушков, добытых в Южной Африке за три года, другого ожидать не приходится.
Кто изъял? «Де Бирс» и изъял, разумеется. В ЮАР назревали большие перемены, черное большинство неудержимо перло к власти. Ожидать можно было всего, от мгновенной и безвозмездной национализации до медленного удушения налоговой петлей.
Резервный фонд. Запасик на черный день… Черный день – день, когда к власти придут ниггеры.
Но темнокожие африканцы тоже хотели отломить свой кусок от жирного пирога. А то и заглотать весь пирог. Легальный вывоз такого количества алмазов был исключен, в ход пошли наработанные тайные каналы, по которым снабжали оружием ангольских сепаратистов…
Всего этого Сергей Моргулис не знал, когда выковыривал алмазы из кровавых луж. Многого не узнал никогда.
Эксцесс исполнителя – так это называется. Трудно найти верного человека, который при виде груды неисчислимых богатств останется верным. Все предавали всех – и «Де Бирс» оказался лишь первым в цепочке преданных… К точке «Х» втайне оправили своих людей не один, не два участника грандиозной аферы – сразу четверо. Но и эти, внезапно выскочившие на поле игроки не выдержали искушения, затеяли свою игру… Все убивали всех, своих и конкурентов, без разбору, – и здесь последним в цепочке оказался Сергей Моргулис. Последним. Живым.
Случайность? Знак судьбы? Рок, фатум? Перст Божий, указавший достойного? Думайте, что хотите, у него есть своё мнение, которым он не обязан делиться…
Собрав всё, он лег на спину, он дико устал, он лежал и смотрел в звездное небо. А звезды в Африке… О-о-о, это не то их жалкое подобие, что зажигается здесь вечерами… И звезды казались алмазами. Большими и маленькими, техническими и ювелирными, не ограненными и сверкающими бриллиантами…
И тогда он все понял. Чудеса не происходят просто так – а в том, что произошло Чудо, сомнений не было… Ему послано Это не для того, чтобы прожил остаток дней в несказанной роскоши, удовлетворяя все мыслимые и немыслимые желания… Нет, ему указали Путь, по которому он поведет человечество. Заставит свернуть на него, если надо. Теперь он сможет заставить…
Когда солнце резко, как и бывает в Африке, выскочило из-за горизонта, и алмазное небо погасло, Сергей Моргулис поднялся с земли другим человеком…
Указанный Путь оказался долог, очень долог…
Он ведь не мог выйти к людям с мешком алмазов на плече. И оставить все здесь не мог – понимал, что такое сокровище будут искать, искать долго и тщательно…
К людям он вышел два месяца спустя, в трехстах километрах – едва волочащий ноги, истощенный до последней степени. И без алмазов. Почти без алмазов – несколько надежно спрятанных ювелирных камешков не в счет, капля в океане… Да, да, именно там спрятанных, старый проверенный способ, так испокон веку рабочие выносят камни и самородки из копей и с приисков…
Назвался португальцем, колониальным португальцем из Мозамбика, много лет проведшим в плену у черномазых, и только тогда узнал, что он не в Анголе, в Южно-Африканской республике… Поверили; глядя на него, можно было поверить всем рассказам: и про многолетнюю неволю, и про бегство, и про долгие скитаниям по безлюдным местам.
Уехал в Бразилию, с его знанием языка это был идеальный вариант, – куда проще, чем в метрополии, натурализоваться, стать своим…
Вернулся на Черный континент пять лет спустя – уже гражданином Бразилии. Имел свой бизнес, небольшое дело, оставлявшее время для главного: учиться, учиться и учиться. Гуманитариев учат многому, но никак не управлению деньгами. Тем более Очень Большими Деньгами.
В тот первый приезд он даже близко не подошел к заветному месту: разведка, осторожнейшая дальняя разведка, заведение первых знакомств, и – еще осторожнее – сбор слухов: не разбогател ли тут кто в последнее время неожиданно и резко?
Потом был второй приезд, и третий, и четвертый, и покупка кое-какой собственности, и тщательная проработка каналов вывоза – и, наконец-то, первая партия богатства, трехкилограммовый туго набитый мешочек.
Всё долго, трудно, медленно… В Россию он пришел – не туристом, крупным бизнесменом-инвестором – спустя пятнадцать лет после того, как увидел небо в алмазах.
Крупный… На самом деле тогда он мог распорядиться лишь малой долей своего богатства. Все уже лежало у него, не в Африке, – но мертвым грузом… Идиотская ситуация: он не мог продать по нормальной цене свои запасы, даже часть их, помимо «Де Бирс» – монополисты… А уж те бы заинтересовались: откуда дровишки? Пропажу таких размеров не перестанут искать никогда.
Они искали. Они поставили на уши всех: ООН, правительства, корпорации, хоть как-то связанные с алмазным бизнесом. В девяностых была принята невиданная ранее система мер: так называемый «Кимберлийский Процесс» – даже самая малая партия криминальных, левых камешков не должна проскочить на рынок! Отчего-то раньше «конфликтные алмазы» – ворованные, незаконно добытые – не мешали жить «Де Бирс»: мелочь, мышиная возня, не стоящая внимания… Но тогда ставки изменились – они искали свою громадную пропажу.
Он нашел выход…
Люди, интересующиеся алмазным рынком, помнят и другой интересный момент, не столь глобальный, как ажиотаж конца века: бурный рост алмазодобывающих компаний на Европейском севере России. Профаны удивлялись: как же так, веками ходили по кимберлитовым трубкам в Архангельской области, даже в Новгородской – и знать не знали, что топчем бриллианты? Специалисты чесали в затылках: в области технических камней «Северные алмазы» уверенно теснили якутских коллег-конкурентов, как на внутреннем рынке, так и на мировом.
Все просто: через компанию «Алроса» господин Берейрос под видом северных российских продавал свои технические алмазы… В немалой части продавал, ха-ха, руками «Де Бирс». Хотя инвестиции в эту отрасль окупились, кое-что под землей там действительно лежало, и немалое кое-что.
Но «Северные алмазы», прочие отрасли и предприятия, куда он вкладывал деньги, были разминкой. Завоеванием репутации. Расчисткой плацдарма для генерального наступления.
Наступления куда?
В космос, естественно.
К звездам.
Сергей Моргулис-Берейрос. Исповедь идеалиста-2
Да, он был патриотом… Патриотом своей страны, плевать на бразильский паспорт.
Глупо, смешно, бессмысленно… ЭТОЙ стране патриоты не нужны. Ну, бывают такие страны… Ей нужны холопы, быдло, привыкшее беспрекословно гнуть спину – и хозяева, отождествляющие себя со страной.
Он не хотел быть ни тем, ни другим, – и до поры получалось. Имея многие миллиарды, легко быть, кем хочешь… Вернее, успешно убеждать себя, что именно этого ты хотел…
Ему не надо было набивать карманы и банковские счета – набиты, переполнены, хватит и детям, и внукам, и правнукам.
Он, единственный, пожалуй, в этой стране, мог думать о России. Не о России для себя, а о России для нее самой…
Путь был ясен с самого начала, с ночи под алмазным небом. Путь к счастью для всех – пусть не разом и не бесплатно, но для всех.
После падения коммунизма новую русскую идею пытались нащупать все, кому не лень.
Вытащили на свет запыленные православные хоругви: смешно и глупо. Не тот век, не те люди… Да и прежние – в семнадцатом и позже спокойно смотрели, как превращают церкви в картофельные склады и гноят попов на Соловках. За хлеб, за скот отобранный – восставали, обрезы и наганы откапывали, топоры-вилы в ход пускали… А за церкви поруганные? Вот то-то и оно. Облажалась православная церковь еще при Романовых, и как ни зовут воцерковленные комсорги на молитвенные собрания вместо партийных – народ не слышит.
Другие коммунистического мертвеца реанимировать пытаются: нам бы еще разок, мы уж по-новому, без перегибов и головокружений от успехов… В принципе, он не против. Да, да! Он, капиталист и миллиардер – не против! Но, естественно, цивилизованным путем, как китайцы – вот это государственное, и не тронь, вот это смешанный сектор, ну а здесь – резвись, частный капитал, гуляй, коммерция…
Но не нашлось, не нашлось своего Дэн Сяопина… Андропов, наверное, мог: и узду ослабить, и из седла не вылететь, – так не то убили, не то залечили.
А китайцы… Сколько анекдотов было: китайцы запустили первый спутник, потери полмиллиона человек, не успели вовремя отпустить резинку, ха-ха-ха… А теперь у них объем пилотируемой космонавтики – больше, чем в Штатах. И чуть уступают России и Евросоюзу, вместе взятым. Причем начинали со древних наших наработок, с «Востока» цельностыренного… Желтеет ближний космос, ох как желтеет…
В общем, с коммунизмом китайского образца не сложилось.
И путь у нас двадцать лет назад был один. Капитализм – но с твердой государственной властью, с мощным смешанным сектором, частно-государственным: работают частные денежки, но рулит государство.
Так представлял себе будущее он – маг, кудесник с большой, многомиллиардной волшебной палочкой в кармане.
Начал с малого – по его масштабам, естественно. С малого, но неотложного. Собрать, восстановить, склеить и заново скрепить осколки того, где мы были первыми, где мы были лидерам, – космической отрасли, естественно…
Красноуральск… «Грёзы»… Первый его большой космический проект, поначалу полностью частный – государство рисковать не пожелало.
Но ведь окупился! Коммерческие запуски спутников отбили затраты по созданию подземного городка научной элиты, и даже позволили частично финансировать любимое его детище тех лет: марсоходы.
А самое главное – люди поверили! Поверили в перспективу! Пусть немногие – но элита! Но лучшие! Возвращались из Англии, из Штатов, из Германии – от больших денег уезжали, от коттеджей благоустроенных. Хотя и он не скупился – но не за длинным рублем люди к нему шли, за идеей, за целью…
Дальше – больше. Уже и государство решило, что российский космос на самотек, на загнивание и разрушение бросать нельзя: следующий глобальный проект, холдинг «Полдень» с одноименным НПО во главе, был со смешанным капиталом.
Одна беда: государством себя именовали люди, государственных интересов не понимающие. Вообще не представляющие, что это такое… И он, Сергей Моргулис, занялся большой политикой. Начал создавать государство под себя. Вернее, под свою идею.
Любой политик – уже не человек. Это про-жэкт, в который вложены те или иные деньги… И его деньги окупились.
Большая Зачистка – дураки думали, что государство наконец встряхнулось, вышло из летаргии, что чистит себя от всякой мрази, от присосавшихся жирных пиявок. Наивные… Чистил он. За свои деньги.
Казалось, давняя мечта рядом – руку протянуть… Какая? Марс, конечно же… Марсоходы – разведка, разминка. Пилотируемая марсианская экспедиция – вот что должно было заявить всему миру: Россия вновь великая держава. Точка. Обсуждению не подлежит.
И все шло к этому. Не авантюра, как лихой рейд евросоюзовцев к астероидам – за несбывшуюся надежду установить флаг с кружком из звездочек на каменной глыбе заплатили многими миллиардами и семнадцатью человеческими жизнями… Нет, упорная, многолетняя работа, тяжкий труд уже не кучки энтузиастов, собранных в «Грезах», но десятков тысяч людей.
И цель была близка… Созданы, отлажены и испытаны «Немезиды» – глупое название, и чужое, но пусть будет, раз уж прикипело. Готовый марсианский корабль.
Как всегда, дело портила политика. Уже не внутренняя, внешняя… Даже его денег не хватило бы, чтобы сделать нужных политиканов и в Штатах, и в Европе, и в ЮВА… Из-за внешних проблем генералы все чаще, все настойчивее требовали «Немезиды» под свои смертоносные игрушки.
Но, невзирая на всё, марсианская экспедиция близилась… Час величайшего торжества человечества. Час великого торжества России. И его, Сергея Моргулиса…
Это, знаете ли, водораздел. Это две эпохи – до и после. На другой планете. Первые. Мы.
Луна? А при чем тут Луна? Да нет, летали они, летали, лишь брак потом пересняли в павильоне… Но Луна – спутник, сателлит, задний двор Земли. Марс – планета. Новая. Наша… Могла стать наша…
Уже начали отбирать экипаж… Не знали? Ну так знайте…
И тут грянуло.
Наверное, он сам просмотрел, прохлопал… Слишком увлекся космическими проблемами, с головой ушел в них, не замечая ничего вокруг… Наверное, можно было многое спасти и исправить, если бы с самого начала взять под контроль проклятую метановую историю!
Черт побери, Герцман и Ковальски могли просто не долететь до Нью-Йорка! Мало ли самолетов падает, каждую неделю сообщения, одним больше, одним меньше… И тихонечко прибрать к рукам их лабораторию, и заморозить все разработки в области метанового синтеза – навсегда.
Но случилось то, что случилось.
Крах.
Крах мечты.
Сергей Моргулис-Берейрос. Исповедь идеалиста-3
Хранить деньги в виде груды алмазов – глупо и убыточно. Деньги должны работать, инвестироваться и возвращаться.
Он и не хранил, так, небольшой запас отборных ювелирных камней. Его деньги работали – возрождали Россию, ее экономику. А чтобы и экономика, и Россия не свернули вновь не туда – он держал их под жестким контролем.
Не целиком экономику, естественно, на это всей мировой добычи алмазов не хватит. Становой хребет… Вернее, два становых хребта – такое вот было у нашей страны странное, с точки зрения биологии, устройство. Нефть и газ. Не космическая отрасль: она голова, она мозг экономики, генератор новых идей, новых технологий, – но любая голова опирается все-таки на хребет. А то и на два.
Сломались оба. Разом, с хрустом и треском. И огромное тело, с таким трудом реанимированное, начало расползаться, лишенное опоры… И голова провалилась в… правильно, именно туда.
Два года он вообще не занимался космосом. Спасал, что можно спасти, вытаскивал, что можно вытащить.
Смог немногое. Позарез нужны были свободные средства – и не миллионы, многие миллиарды. Их не было. Да, деньги работали, уходили и возвращались, – работали, пока исправно функционировала налаженная система. Но в метановом хаосе возвращать вложения стало ох как трудно…
Потери были огромны. Черт с нефтью, черт с газом, как-нибудь пережил бы…
Но пострадало любимое детище. Чиновничий аппарат, ходивший, казалось, по струнке, словно взбесился. Активы уплывали из рук, за долги по налогам приходилось расплачиваться пакетами акций – самых прибыльных космических предприятий.
Результат – налицо.
Он один из самых богатых людей в этой стране. Уже не самый, но в первой десятке. Но все, достигнутое пятнадцатилетними трудами, пошло прахом.
Экономика развивается сама по себе, хаотично и бессистемно, – если, конечно, это можно назвать развитием. Где трехлетние бюджеты? Где пятилетние (его, кстати, придумка)? Рады, если кое-как могут сверстать на год, прикрыв дефицит займами…
Космос развалили. Вновь развалили. Разделили, распилили – между генералами и коммерсантами. На орбите бомбы, лазеры и бордели. Марсианская экспедиция не отменена – откладывается год за годом, «Немезиды» изнашиваются, скоро лететь будет не на чем. И «Хеопс» – это ублюдочное порождение извращенной фантазии. Телеметрия космических аппаратов в режиме реального времени! Гнуснее идеи не придумано с тех пор, как «Буран» поставили в парке аттракционов… Нож в спину пилотируемой космонавтики!
Но он не сдастся. Он не сдавался нигде и никогда – даже когда тащил пятидесятикилограммовый тюк на жаре, со сбитыми в кровь ногами, и его насиловали каждую ночь… Он не сдастся.
Он никогда не сдастся.
Марсианская экспедиция все-таки состоялась!
Да! Именно так! Состоялась!
Пусть и не так, как мечталось… Семнадцатая «Немезида» долетит до Красной планеты, – пусть не с людьми, пусть с подопытными кроликами, с белками-стрелками, неважно! Но долетит!
Непонятно? А все очень просто. У ДОС орбита неустойчивая, по сути это не орбита, две разные баллистические траектории – туда и обратно, замкнутые в сильно вытянутую эллипсовидную фигуру. В крайних точках псевдоорбиты включаются двигатели – вжи-и-и-и-х! – станция летит обратно. А если не включатся? Правильно, полетит дальше… Правильно, к Марсу. Правильно, полет семнадцатой так и рассчитан, что она пройдет в непосредственной близости от планеты. Пятерка, студент Стрельцов.
При удаче станция даже затормозится в поле притяжения, и… В общем, мы докажем всему миру: долететь до Марса живыми-здоровыми можно! Не на их дурацких челноках – на моих «Немезидах»!
Почему не сработают двигатели? А вот это секрет, ноу-хау. Но не сработают, уверяю.
Не жалко ли? А чего ради я должен их жалеть? Жалеть опарышей, копошащихся на трупе моей мечты?
Не должен, но пожалел… Избавил от долгого предсмертного ужаса. Они не знают, куда летят, – и не узнают никогда. Уверены – крутятся на ближней околоземной орбите, и челноки подбирают выбывших… И любуются на огромный диск виртуальной Земли на экранах. Точно так же Белка со Стрелкой понятия не имели, что вот-вот сгорят в атмосфере.
Они думали, что все можно продать-купить, и мечту тоже… Но я их переиграл. Перехитрил. Вы собираетесь показывать многомиллионному быдлу, как мразь выясняет отношения в космосе? Пусть так, но эта мразь полетит к Марсу! И от мрази какая-то польза…
Андрей «Буравчик» Стрельцов. Монолог прагматика (мысленный)
Он психопат. Маньяк, нормальный во всем, что не касается его мании, его идеи-фикс…
А для нее он готов на всё. И не на одни лишь убийства… Готов убить пять, десять, сто, сколько надо человек… Готов заживо поджарить дурачков из «Немезиды»… Готов вновь накинуть нефтяную удавку на шею человечества, готов вновь посадить Россию на нефтегазовую иглу – ради своего ненаглядного Марса.
И – не видит ничего за пределами выбранной цели. Она освещена, как прожектором, а вокруг – темнота. Даже в своей любимой космонавтике не может разглядеть новых веяний. Аппараты, полетевшие к спутникам Юпитера, для него – кощунство, извращение светлой идеи. Нож в спину пилотируемой космонавтики. Потому что придумал не он, потому что воплотил не он… Да и что он способен придумать? Дилетант-филолог.
Он не видит, не понимает, что жизнь продолжается, жизнь идет вперед, просто на очередной развилке свернула на другой путь – свой крах воспринимает как крах страны, и готов на всё, чтобы вернуть поезд на старые рельсы. И будет убивать, убивать, убивать…
Черт возьми, отчего такая странная судьба у всех идей о всеобщем счастье? Вроде все красиво и правильно, начнут воплощать – гильотины и расстрельные подвалы…
А ведь он не человек… Политики – не люди, проекты? Он тоже не человек. Он наша материализовавшаяся мечта. Ведь мечтали, ведь надеялись подспудно, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете, и все исправит, и будет нам счастье.
И он прилетел. С алмазной волшебной палочкой. Но оказался маньяком. Обидно.
Самое смешное, что под алмазным небом его могла осенить и другая идея. Заявился бы, и начал строить не космическую технократию – но православную империю, или новый виток коммунизма… Поначалу, наверное, с некоторым успехом, всегда найдутся люди, готовые за большие деньги спеть-сплясать под чужую дудочку… Кончилось бы тем же. Потому что обезьяна может сидеть на спине у слона, и считать, что он идет по ее воле – до тех пор, пока им по пути. А когда дороги разойдутся, может спрыгивать, и хватать за хвост, – пойдет дальше и не заметит.
И в Большую Зачистку мы давили гадов не по мановению его алмазной палочки, а потому, что больше так жить не могли. По крайней мере я и ребята. Хреновый ты политик, господин Моргулис. И бизнесмен хреновый. Просрал всё, что смог, филолог.
Но он психопат, и никогда этого не поймет. Для него виноватыми будут все, кроме него. А денег и влияния пока хватает, чтобы убирать с дороги виноватых…
Он психопат… А я – мертвец. Даже если соглашусь со всем, что он предложит. Сейчас его понесло, прорвало – но наступит период ремиссии, и он поймет, что всего этого нельзя было говорить. И отдаст приказ…
Андрей «Буравчик» Стрельцов. Момент истины-2
Боль усиливалась. Была пока терпимой, но стоило поспешить…
– Ну и зачем вам я? – спросил Стрельцов. – Поплакать вместе над пепелищем любимого детища?
– Не юродствуйте. Я уже не молод – нужны продолжатели моего дела. Не пешки, продавшиеся с потрохами, и всегда готовые перепродаться. Люди, разделяющие мои идеи. Молодые, энергичные. Не скованные предрассудками в достижении цели. Понимающие, что быдлу нужен кнут – даже для того, чтобы гнать его к счастью.
– Ого… И я подхожу под эти критерии?
– Всецело. Я ознакомился с вашей биографией, знаю и про эпизод, за который вас загнали к белым медведям. Да, именно такие люди мне нужны.
– Вы говорили, что я смогу – после вашего рассказа – задать кое-какие вопросы.
– Хм… Что-то осталось неясным? Спрашивайте. Но не злоупотребляйте. Мне важно принципиальное согласие, время и место обсудить мелочи найдется.
Что же спросить? С «Хеопсом» и «Немезидой», в общем-то, всё понятно… Как именно Моргулис дирижировал продажными политиканами, пусть разбираются будущие историки новой России…
Боль нарастала, ширилась, мешала сосредоточиться. Стрельцов вертел в руках стакан воды – хотелось отхлебнуть, и хоть так избавиться от внутреннего жжения…
Потом он вспомнил мельком высказанную догадку Лося, и спросил:
– Те две «Немезиды», якобы самоуничтожившиеся после потери связи… Это ваша работа?
И понял, что вновь зацепил какое-то больное место, как тогда, с небом в алмазах… Относительно вменяемый человек исчез – перед Стрельцовым вновь сидел маньяк.
– Моя… работа… Моя работа – гнать быдло к счастью… Через тернии к звездам… Быдло не хочет, а я заставлю хотеть… Я приучу хотеть… Кнутом, кнутом, кнутом, им же нужен кнут, как наркоману доза… Два кнута на орбите… Они захотят в космос, они не смогут без него…
И тут Стрельцов сообразил, что именно услышал. Догадка сверкнула мгновенно, после слов про наркомана и дозу… Производство ЭНТ-имплантатов, без которых невозможна электронная наркомания… Производство, основанное на самых совершенных технологиях… Вернее, два производства, как уверяют эксперты, две подпольные фабрики… Подпольные? А может, поискать не в подполе, повыше? И не на чердаке, еще выше? Вот почему про эльфов-гоблинов можно достать лишь примитивный самопал, а все профессионально сделанные ЭНТ-игры – про космос…
Да, он никогда не сдается. Он научит нас любить звезды.
– Довольно вопросов, – Моргулис-старший отнял ладони от лица, смотрел прежним взглядом – цепким, жестким. – Вы согласны?
– Нет, – сказал Стрельцов и залпом осушил стакан воды.
– Ну тогда…
– Подождите немного. Пару минут, я вас слушал дольше.
– Нам не о чем больше говорить.
– Есть. Вы ведь читали мое досье, так?
– Какое это…
– Имеет, – Стрельцов спешил, буквально выплевывая слова. – Обмен Джумгаева-младшего.
– Читал, читал… Вы выменяли заложников и подложили бомбу, угрохав и папашу, и сынка.
– Не так. Джумгаев-старший был полевым командиром в Туркестане, а сынок развлекался здесь – взрывал школы, детские сады. Когда его повязали, папаша захватил детский дом, и…
– Я в курсе. Дальше.
– Подложить бомбу я не мог. Некуда было. Бомбой стал сам Джумгаев-младший. Живой, ходячей бомбой. Не мог я его отпустить.
– Как? – изумился Берейрос.
– А как вы прятали бриллианты? – тараторил Стрельцов. – Пара килограммов пластита – в кишечник, под наркозом. Блокада анестетиком, чтобы не почувствовал до срока. Крохотный взрыватель в желудке, срабатывающий от…
– От чего?
– От воды!
Он встал, шагнул поближе к Берейрасу. Сколько осталось? Пять секунд? Десять? Пятнадцать? В любом случае, никто не помешает, не успеет… Интересно, вспомнит Лось про свою случайную догадку насчет двух пропавших «Немезид»?
– Зачем?!!! – выкрикнул Моргулис-старший. – Что вам нужно?
А ведь он не верит. Очень хочет, чтобы всё оказалось блефом, шантажом, – и не верит.
– Должок… Тогда… Он с сыном сразу к семье, на радостях… Две дочки погибли, жене ноги оторвало… Решил – если когда-то еще придется, то сам…
И вот тогда Моргулис поверил…
Широко распахнул рот и закричал.
Кричал громко, просто оглушительно, – но недолго, две или три секунды.
Замолк и умер он одновременно.
Внеземелье, ДОС «Немезида», двигательный отсек
Барби не соврала. По крайней мере, в одном не соврала: на том двигателе, что так варварски вскрыл резаком Игорь, и в самом деле имелись не предусмотренные конструкцией дополнения. Бомба – если называть вещи своими именами.
Не факт, что установила ее покойная Настя Чистова. С той же, и даже с большей вероятностью это могла сделать и сама Барби.
Игорь, к сожалению, в реактивных двигателях не разбирался абсолютно. Так, застряло что-то в памяти из теоретического курса, прослушанного в ГУАПе несколько лет назад. Достаточно, чтобы понять: вот этот здоровенный конический предмет внизу – наверняка сопло, а примыкающий к нему шарообразный – камера сгорания. Два бака наверху – с горючим и окислителем. О назначении же всех остальных, более мелких деталей, опутанных хитросплетением металлических трубок, оставалось только догадываться.
Но бомба выделялась на этом фоне, выглядела совершенно чужеродной – пластмасса среди сплошного металла. Устройство не было единым, несколько его весьма портативных частей, разбросанных внутри корпуса, соединялись тонкими проводами, тоже в пластиковой изоляции. Наружу ни один провод не вел.
Несколько минут Игорь пытался разобраться, как бомба должна сработать. Показалось, что понял.
Когда двигатель заработает, температура тут очень скоро повысится изрядно, и никакая пластмасса долго не выдержит. Значит, взрыв должен произойти до запуска. Либо в первые же секунды после него.
Второе даже вероятнее, – если допустить, что вот этот тянущийся к камере сгорания проводочек заканчивается термодатчиком. Стоит ей нагреться до определенной температуры, сигнал пойдет на пироножи, которым надлежит вскрыть баки с горючим и окислителем… К чему рисковать, пытаясь нелегально протащить на «Немезиду» килограммы, пуды взрывчатки – когда готовые компоненты для взрывчатой смеси здесь, под рукой?
Классический окислитель, как помнил Игорь, – жидкий кислород. Впрочем, может его знания устарели, может, придумано нечто более совершенное… Не знал Игорь и другое: начнется ли взрывообразная реакция окисления сразу, как только компоненты топлива смешаются вместе, или потребуется внешнее воспламенение… Да и неважно. Человек, установивший бомбу, наверняка знал всё точно. Взрыв содержимого даже этих двух баков разнесет всё в двигательном отсеке вдребезги, вскроет внешнюю обшивку станции. Но этим ведь дело не кончится, в баках остальных пятнадцати двигателей тоже горючее, тоже окислитель… «Немезиды» попросту не станет. Беззвучная вспышка в черной пустоте и разлетающиеся в стороны искореженные обломки.
Ну и что теперь? Обезвредить бомбу, допустим… Правда, нет гарантии, что в других двигателях – в одном или в нескольких – не установлены аналогичные конструкции… Предусмотрительные люди обычно дублируют в важных случаях системы, у которых имеется хоть малейшая вероятность отказа.
Проверить нет возможности, вскрыть корпуса нечем… Да и что даст эта проверка ему лично? Ничего не даст… Вариантов дальнейшей судьбы немного, всего два, – но даже между ними выбор сделает не он, а Барби.
Либо она, потратив энное число времени и сил, доберется до него – и пристрелит, как пристрелила уже по меньшей мере троих. Не такая уж невиданная техническая проблема – прорезать три отверстия в переборках или в люках с расправленными замками, вполне по плечу нашей куколке.
Либо, что гораздо вероятнее, Барби не станет спешить, дождется, пока он тут сдохнет сам… Система регенерации воздуха в отсеке автономная, задохнуться Игорю не грозит. Тем хуже – подыхать придется от голода и жажды, долго и мучительно… А затем Барби, выждав надлежащее время, все-таки придет сюда – чтобы положить рядом со скорченным телом пистолет с оставшимися зарядами. Должен же быть кто-то ответственен за трупы на борту? Сколько живых останется к тому времени на «Немезиде»? Никого, кроме Барби, наверное…
Ему, Игорю, достанется жутковатая посмертная слава маньяка и группового убийцы… А ей – репутация чудом спасшейся жертвы. И ведь поверят, поверят ей, никуда не денутся! Улыбнется своей улыбочкой, захлопает ресницами-опахалами, – и поверят… Хотя нет, очень уж подозрительно, наверное, чудом спасшихся будет все же двое или трое… Какая разница, ему билет со словом «жизнь» в этой лотерее все равно не выпадет…
И даже бомбу не взорвать, избежав мучительной смерти и испортив куколке всю игру. Нечем. Ни спичек, ни зажигалки, никакого иного источника тепла… Некоторое время Игорь возился с резаком, пытаясь выжать, воспламенить хоть какие-то остатки газа… Не то чтобы он собирался тут же поднести горелку к термодатчику, но… Но появлялся хоть какой-то призрак выбора… Шанс уйти самому, когда станет совсем плохо…
Впустую. Искра проскакивала в форсунке, и всё.
Нет у вас выбора, Игорь Антонович. Сидите и ждите смерти.
Он прекратил что-либо делать, расслабился, повиснув в невесомости. И стал ждать. Не смерти – какого-нибудь чуда, позволяющего ее избежать.
Игорь «Звездный» Проскуряков. Момент истины
…понял, что стал бессмертным; да! да! именно так! – именно так, идите к дьяволу со своим материализмом, Бог есть, и Он творит чудеса, – иногда и не для всех, но творит, иначе как объяснить, что прошли недели, прошли месяцы, – а Игорь еще жив?! Он перехитрил смерть, обманул, старуха тоже хитра, она может снять свой балахон и прикинуться девушкой с кукольным личиком, чтобы подкрасться и выхватить из-за спины – нет, не архаичную косу – пистолет, заряженный мини-фугасами; но справиться с ней легко, проще простого, – достаточно УВЕРОВАТЬ: Он есть, Он не оставит тебя, и смерть будет ходить кругами, будет тыкаться, не в силах войти в защитный магический круг… Муки голода и жажды давно исчезли, может, месяц назад, может, два или три, время потеряло какое-либо значение с тех пор, как Игорь понял: он не умрёт, он выживет; и исчезла дикая скука, терзавшая в первые недели добровольного заключения – теперь он был не один, теперь к нему приходили гости, чаще всего отец, в том самом костюме, в котором его похоронили на Южном, но отчего-то с очень молодым лицом, на вид не старше Игоря; приходил, и они говорили часами, они спорили до хрипоты – отец убеждал, настаивал, звал за собой: шагни, возьми меня за руку и шагни – туда, за наружную обшивку, шагни в новый мир и пойми, как он прекрасен; нет, папа, отвечал Игорь, ты хотел, чтобы я полетел к звездам – и я полетел, но тебя обманули, папа, тебе дурили голову с детства: звезд нет, звезды давно мертвы, последних расстреляла Барби из большого пистолета, и там, снаружи, не новый мир – там только смерть и ничего больше, ты мертв и просто этого не знаешь; отец сердился, отец настаивал, потом уходил, чтобы снова вернуться и продолжить растянувшийся на месяцы спор…
Но однажды он не появился, как обычно, из ниоткуда – зачем-то начал стучать в люк, а может, то был не он, и не стучал, но какие-то звуки почудились Игорю.
Он прижался ухом к холодному металлу – и понял, что металл на самом деле вовсе не холодный: теплый и нагревается все сильнее. Он засмеялся. Привет, куколка! Совсем про тебя забыл, уж извини, здесь столько всего интересного… Например, маленький сюрприз для тебя, крошка: я стал бессмертным! Так что тебе не сюда, тебе в другую сторону. Он говорил и говорил, обращаясь к Барби, говорил долго и громко, – или ему казалось, что долго, но что громко – совершенно точно, эхо болезненно отдавалось в ушах; Барби оставалась глуха, она не желала ничего слушать, но очень хотела попасть сюда, к Игорю, – к раскалившемуся металлу переборки уже нельзя было прикоснуться. Он знал: сейчас Барби окончательно скинула всю свою маскировку, и он наконец сможет увидеть ее истинное обличье – оскаленный череп под капюшоном, бездонная космическая мгла в пустых глазницах. Мгла без звезд.
Ну что же, куколка, ты сама напросилась… Мне все равно, я бессмертный, а вот ты увидишь небо в алмазах. Наверное, это очень красиво… Он разматывал провод, тянул термодатчик к переборке, где уже вишнево светилось раскалившееся пятно. Откуда взялся этот провод – медный, покрытый эмалью, – Игорь не имел понятия, не помнил, мог только догадываться, что смотал его с выдранной откуда-то индуктивной катушки. Зато помнил прекрасно, как зачищал концы зубами – эмаль оказалась изумительно вкусной и на диво питательной, это было давно, год или два назад, когда он еще не знал, что не нуждается в пище…
Прежде чем поднести датчик к вишневому пятну, он удивленно посмотрел на свои пальцы, покрытые спекшейся, почерневшей кровью. Следы зубов? Его зубов?! Какой же он был идиот, примитивный человечишка, раб желудка… – расхохотался и плотно прижал датчик к раскаленному металлу. Запахло горелой плотью, но больно не было, смерть и боль – близнецы-сестры, всегда ходят парой, но сюда им входа нет…
Сзади глухо хлопнули пироножи. Вот вам небо в алмазах, сестренки, любуйтесь!
За мгновение до взрыва он вдруг усомнился. Усомнился в обретенной вере, усомнился в бессмертии. Подумал, что если ошибся, то мгновенно сгорит – наяву, не в пригрезившемся кошмаре, станет сейчас звездой. Настоящей, не тем ничтожеством, что лепит, как пельмени на конвейере, телевидение. Вспышку, которая раздерет сейчас черную пустоту, может быть, засекут годы спустя в свои телескопы какие-нибудь маленькие зеленые человечки, и…
Нет, сказал он отцу, покачав головой, ты не прав, папа… Нет никаких зеленых человечков. И звезд нет. И никогда не было.