По адресу регистрации Германа Мокрецова, совпадающему с адресом фактического проживания, Козерог и Юрик Митько прибыли не сразу. Едва оказались вне начальственной видимости, Козерог тут же заявил: спешить ни к чему. Напротив, стоит выждать час-полтора, чтобы с гарантией застать клиента дома. За Буравчиком водится такой грешок: пахать на подчиненных до седьмого пота. И если они с Юриком слишком рано вернутся – еще куда-нибудь зашлёт, с него станется. А у него, Козерога, между прочим, через три дня годовщина свадьбы, а подарок еще не куплен, так что…

Юрик не стал возражать, и следующий час был посвящен выбору подарка, – кухонного комбайна, – его оплате и оформлению доставки в праздничный день. Лишь потом напарники отправились к Мокрецову.

Обитал бывший студент в редкостном гадюшнике – в блочном доме эконом-класса, возведенном четверть века назад. Строительные компании, специализирующиеся в те годы на дешевом жилье, экономили, как могли и на чем могли, – и на материалах, и на сантехническом и прочем оборудовании, и на оплате труда рабочих, в основном низкоквалифицированных иммигрантов. Результат – уже через десять лет тяп-ляп построенные дома выработали свой ресурс: постоянные аварии водопровода, канализации, лифтов, электросетей… И теперь в блочных «путинках» жили в основном неудачники и аутсайдеры – продать квартиру в таком доме можно лишь за сущие гроши.

Замок на двери подъезда был вырван с мясом. Заходите, гости дорогие… Однако внутри негостеприимно разило мочой. Пожалуй, даже кое-чем похуже. Консьерж? Ох, не смешите… Даже помещение для него проект не предусматривал. Пассажирский лифт вроде бы имелся, но никак не реагировал на нажатия кнопки вызова. Впрочем, вполне возможно, что где-то в шахте навеки застыла не способная к передвижению кабина, оборудование же для ее подъема разворовали либо демонтировали… Судя по всему, прежде подобная история произошла и с грузовым лифтом – проем, ведущий к его дверцам, был заложен кирпичом, и достаточно давно.

Потащились пешком. Уже на втором пролете к обоняемым следам людской жизнедеятельности добавились и вполне осязаемые – экскременты, валяющиеся под ногами.

– Свиньи! – сказал, как припечатал, Юрик. – Ладно лифт, но уж на замок могли бы скинуться, дверь подъезда запереть. А то устроили благотворительный сортир для окрестных ханыг…

Козерог промолчал. Шагать предстояло на девятый этаж. На шестом, не иначе, обитал какой-то тип, не лишенный художественного дарования. Испещрявшие стены похабные надписи и примитивные рисунки сменились монументальными фресками – в основном весьма вольно трактовавшими эпизоды культового стереосериала «Рыцарь-паук». Юрик даже сбился с ноги, засмотревшись на восьмилапого монстра, пожирающего обнаженную блондинку – но при этом весьма активно совокупляющегося с ее нижней половиной.

Еще через пару пролетов оперативникам встретилась первая местная жительница – одышливая старушка, спускавшаяся с какого-то из верхних этажей.

– Добрый день, – приветствовал ее Юрик Митько. – Не подскажете, проживает ли здесь Герман Мокрецов?

– А вам он зачем? – крайне подозрительно осведомилась старушка.

– По делу, – коротко ответил Козерог и махнул перед старушечьим носом красной книжечкой удостоверения ФСР. Открыть ее, впрочем, не удосужился.

Старушка прямо-таки расцвела.

– Живет, живет… Аккурат надо мной и живет. И стучит, стучит, по целым дням стучит!

– На кого стучит? – удивился Юрик. Стукачи обычно своё занятие не афишируют.

– Да на меня же и стучит, гопник отмороженный!

– Куда стучит? – деловым тоном уточнил Козерог. Может, всё проще, может, экс-студент стал активным кляузником, беспрерывано катающим «телеги» то в жилтоварещество, то в муниципальный совет…

Всё и в самом деле было проще, даже еще проще.

– Да кто ж его знает? – пожала плечами старушка. – Может, в стенку, может, в пол… Сколько ж можно? Ну, если приколотить что-то надо, – я понимаю. Но каждый же день – тук-тук-тук…

– Разберемся, – твердо сказал Козерог.

Но старушка уже вошла в раж: позабыв о цели своего вояжа по лестнице, начала было долгую повесть о своих многочисленных болезнях и о зловредном воздействии на них постоянного стука.

– Разберемся, – повторил Козерог. – А вы с нами пойдете, будете понятой. Паспорт с собой?

Старушка-обличительница мгновенно свернула свою пафосную речь – и паспорт, дескать, не при ней, да и аптека, куда она спешит, вот-вот закроется…

Напарники прошли через грязный, загаженный балкон на площадку, куда выходили двери квартир, – грязи здесь было не меньше. Табличка с номером на двери Мокрецова отсутствовала, жилище бывшего студента вычислили по номерам соседей. Не было и кнопки звонка, но стучаться не пришлось – от первого легкого толчка дверь подалась назад.

– Прикрывай спину! – тихонько приказал Козерог Юрику, прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за двери, и даже принюхиваясь. В руке его как-то, словно сам собой, образовался пистолет – здоровенный длинноствольный «скаут». Хотя Юрик готов был присягнуть, что ни к карману, ни к подплечной кобуре напарник не тянулся.

Звук из квартиры слышался лишь один – монотонно и громко капала вода из крана. Запахов хватало, и все они отнюдь не напоминали аромат французской косметики. Но ничего подозрительного оперативники не учуяли. Не тянуло табаком либо иным запрещенным куревом, не чувствовался тяжелый запах трупного разложения. Резкий запах сгоревшего пороха тоже отсутствовал… Лишь обычная вонь жилища, обитатель или обитатели которого давно позабыли, что такое уборка.

Козерог присел на корточки, резко толкнул дверь плечом, и очутился внутри, – движением, которое Юрик даже не успел толком рассмотреть.

– Федеральная служба расследований! Всем оставаться на местах! – ударил по ушам рык Козерога.

Никакой реакции на вторжение не последовало. Ни стрельбы, ни паники, ни хотя бы возмущенных криков. Юрик шагнул в темноту.

Электричества здесь не было, по крайней мере никакие попытки включить свет результатов не принесли. Возможно, давно отключили за неуплату. Начинать работу пришлось при свете фонарика, запасливо прихваченного Козерогом.

И тут же узкий луч осветил мужчину, сидящего в прихожей прямо на полу. Тело обмякло, привалилось к стене, голова безвольно свесилась набок.

– Мертвый? – негромко спросил Юрик, настороженно поводя пистолетом по сторонам. Голос его предательски дрогнул.

– Разберемся, – так же негромко ответил Козерог. Наклонился к сидящему, коротко сообщил: – Жив.

Тут и Юрик услышал дыхание сидящего – неровное, прерывистое. Спящие дышат совсем не так… Пьяный? Обдолбанный? Но Козерог не стал озадачиваться этим вопросом до выяснения общей диспозиции.

– Осмотри кухню и санузел, – приказал он. – Я – в комнату…

Ни в ванной, ни в туалете – туда Юрик заглянул, включив подсветку смарта – ничего интересного. На кухне было гораздо светлее, в окно попадали отблески уличных реклам. И тут же Митько едва не споткнулся о лежащего человека – тот как раз непринужденно расположился в густой тени. Еще один сидел в той же позе, что и обитатель прихожей, – возле холодильника с распахнутой дверцей. Из холодильника отчаянно воняло. Наркоманская хаза, окончательно уверился Юрик.

Он, стараясь дышать ртом, протянул руку к сидящему, но не закончил движение. Казалось – эти живые трупы притворяются, терпеливо выжидая момент, чтобы вцепиться в глотку незваным гостям. Юрик снял пистолет с предохранителя, направил ствол в сторону наркоши. Осторожно коснулся руки. Теплая, жив…

Шагнул к лежавшему – и тут же чуть было не пальнул на звук, раздавшийся из прихожей.

– Убрал бы ты пушку от греха, – мрачно сказал Козерог, успевший разглядеть судорожное движение пистолета. – Тут они все такие, едва теплые… В комнате еще не меньше десятка.

Юрик, смутившись, поставил пистолет на предохранитель, засунул в подплечную кобуру. Спросил:

– Наркоманы?

– Моргуны. Смотри сам…

Без всякого почтения нагнул голову сидящего, откинул в сторону длинные сальные волосы, посветил фонариком почти в упор. Юрик пригляделся и увидел характерный шрамчик, оставшийся после имплантации, – там, где шея переходила в затылок.

– Пойдем, – позвал Козерог, – посмотришь, по чему он тут стучал. Я такого еще не видел.

Мебели в комнате почти не оказалось – и лежавшим и сидевшим моргунам простора хватало. Луч фонаря скользил по стене. Обои, если даже они здесь имелись, не были видны под слоем фотографий – в основном старых, двумерных. А может и под несколькими слоями, снимки были приколочены беспорядочно, наползая друг на друга. Именно приколочены. Гвоздями. Причем не по углам – гвозди пробивали исключительно лица и тела изображенных людей. Источник снимков сомнений не вызывал – на полу валялся пухлый семейный альбом, не до конца распотрошенный.

– Это же его сестра, Марианна! – узнал Юрик знакомое лицо, выхваченное лучом фонаря. – Та, что в космосе… Только совсем молоденькая.

– Угу. Родственники, предки, одноклассники… Крепко парень на людей обиделся.

Вместо зрачков у юной Марианны поблескивали шляпки двухдюймовых гвоздей. Третий гвоздь, наполовину вколоченный, торчал изо лба.

– Маньяк законченный, – вынес вердикт Юрик. – Ну что, вызываем «соседей»? Это ведь по их линии?

– Подожди, – сказал Козерог, переводя фонарь с изысков дизайнерской мысли на обитателей квартиры. – Как я понимаю, при этой теплой компании должен «пастух» состоять.

И в самом деле, кто-то должен был доставлять моргунам свежие чипы, и кормить их – хоть изредка, хоть внутривенно, и вообще приглядывать за порядком. От моргуна в ломке ожидать можно чего угодно…

– Так где же он, «пастух»?

– Может, вышел… А может, придуривается, одним из этих прикинулся, – Козерог кивнул на неподвижные тела. – Надо бы прояснить это дело… Тогда и раскрытие притона, и задержание на счету ФСР будут, начальство «соседям» нос утрет, глядишь, и нам с тобой премию подкинут…

Столь меркантильное отношение к делу покоробило Юрика, не успевшего до конца растерять идеалы. Но комментировать позицию старшего коллеги он не стал.

– Подсвети, – протянул ему фонарик Козерог. Положил пистолет на столик, нагнулся к ближайшему моргуну. Ощупал и оттащил в сторону, в угол. Прокомментировал:

– Не то. Пустой… И тощий, как из Бухенвальда.

Нагнулся к следующему, и тут…

Один из лежавших буквально взмыл в воздух. Юрик успел увидеть, как дернулся, начал оседать Козерог, а больше не успел ничего – ощутил сильнейший толчок в плечо, отлетел, хрустко приземлился на жесткий пол.

Фонарь выпал из руки и светил куда-то в сторону, но Юрик в сочащемся из окна свете разглядел нечто поблескивающее в руке нагнувшегося над ним человека. И понял, что это «скаут» Козерога.

Его же пистолет застрял в кобуре, сбившейся от толчка и падения, и никак не хотел ее покинуть…

– Не балу́й, федесрал, – прозвучал чужой хрипловатый голос. – Мне мокруха лишняя ни к чему, не заставляй грех на душу брать. Вынимай-ка ручонку из-за пазухи – медленно-медленно…

Левой рукой, придавленной телом к полу, Юрик нащупал сквозь ткань кармана пусковую головку «палочки-выручалочки».

И стиснул ее изо всех сил.

Приключилась эта история четыре года назад, на одном из валдайских курортов.

Надо сказать, что в то лето отдых в средней полосе был весьма популярен среди российских отпускников. И неспроста: в Крыму и на Кавказе постреливали, Прибалтика находилась фактически на военном положении – завершались масштабные войсковые операции против «лесных братьев».

На дешевых средиземноморских курортах дела обстояли и того хуже: чуть ли не каждый день приходили сообщения об очередных взрывах и о захватах очередных заложников, – мусульманские диаспоры европейских стран привычным способом боролись за право избирать парламенты из своих земляков и единоверцев.

Короче говоря, тихая и безопасная Среднерусская возвышенность на пару сезонов стала самой настоящей туристской Меккой. Пансионаты, турбазы и дома отдыха давненько не испытывали такого наплыва клиентов.

Досталась семейная путевка на Валдай и мне, – наш ведомственный пансионат в Мацесте лежал в руинах после ракетной атаки с «неопознанного» конвертоплана.

К тому времени мы с Ириной лишь делали вид – для посторонних и для детей – что живем нормальной супружеской жизнью. На самом же деле заключили нечто вроде конкордата: мы, дескать, соседи по жилплощади, занимающиеся совместным воспитанием Олега и Иришки-младшей. И не вмешивающиеся в личную жизнь друг друга. Позже, как и следовало ожидать, хрупкий консенсус накрылся медным тазом, но это уже совсем другая история… А в то лето со стороны мы выглядели дружной семьей. Но при более пристальном наблюдении, как выяснилось, иллюзия рассеивалась.

В первую половину трехнедельного отдыха ничего знаменательного не произошло: обычные курортные развлечения с поправкой на то, что ежевечерние дискотеки и купание в бассейне с подогретой водой меня мало интересовали – закаты я в одиночестве проводил на озере, на рыбалке, там же и купался. В прочих же мероприятиях, призванных развлечь отдыхающих, исправно составлял компанию Ирине и детям.

А потом на меня положила глаз Предслава – девушка родилась лет на десять позже нас с Ириной, в самый пик недолгой моды на древнеславянские имена.

Высокая, рыжая, весьма симпатичная… Отдыхала она не одна, со спутником – не то с женихом, не то просто с другом сердца, неважно. Важно другое – очень быстро сердечный дружок Славке преизрядно надоел. Задолбал, как говорила она мне позже.

Был Володя героем второй карпатской – причем весьма навязчиво доводил факт своего героизма до окружающих. Этакий рубаха-парень с душой нараспашку, уверенный, что любому за счастье проставить ему выпивку и послушать в качестве компенсации гер-р-роические истории. Слышал их краем уха и я – похоже, к десантным войскам Володя отношение и вправду имел, но побывали мы с парнем явно в разных Карпатах…

Впрочем, уличать героя я не имел ни возможности, ни желания – не помню уж, под каким прикрытием я тогда отдыхал, не то менеджер средней руки, не то нечто схожее…

Устав от шумного, говорливого и не слишком умного кавалера, считавшего её своей эксклюзивной собственностью, Славка не стала терять время – в оставшиеся десять дней заниматься классическими ухаживаниями было некогда. Наш с ней курортный роман начался бурно и стремительно.

Как-то вечером, прогулявшись в одиночестве три километра по берегу озера, Предслава нашла укромный, скрытый в кустах мини-пляжик. И собралась там искупаться, делая вид, что не замечает меня, сидевшего неподалеку в лодке. Без купальника искупаться, естественно.

Я склонностью к вуайеризму не страдал, и ответно сделал вид, что застывший на воде поплавок – самое увлекательное на свете зрелище.

Так мы прикидывались, пока Славка не начала тонуть – как она всегда потом утверждала, по-настоящему. Я в это не очень верил, ни сразу, ни потом, – но в воду бросился. Мало ли что, бьющих со дна холодных ключей там хватало…

Доставил спасенную на берег, на тот самый укромный пляжик, и… В общем, с рыбалки я в тот вечер вернулся без единого ершика.

Бывает, наверное, что в таких обстоятельствах начинается истинная, на долгие годы, любовь. У нас, увы (или к счастью?), не началась… Скорее началось то, что нынче принято называть любоффью – именно так, через два «ф».

Она была отличной девчонкой, и нам было хорошо вместе, – все десять дней. Герой-карпатец недолго оставался в неведении, следующим же вечером попытался проучить наглого шпака – и остаток отпуска провел в больнице со сломанной рукой.

Потом мы со Славкой переписывались, все реже и реже, потом она вышла замуж (не за героя Володю, естественно), переписка прекратилась, и я почти позабыл то летнее приключение…

Володя, как выяснилось, за четыре года не позабыл ничего. Меня-то уж точно… Потому что именно он стоял без фуражки рядом с милицейским джипом и смотрел на меня с неприкрытой ненавистью.

В истории нашей цивилизации есть малоприятная закономерность: каждую новую опасность, угрожающую всему человечеству, мы ухитряемся не то что не подавить в зародыше – но даже заметить лишь на стадии, когда ее признаки приобретают всемирный размах.

Так было и со смертоносными пандемиями средних веков и современности, и с наркоманией во всех ее многообразных появлениях, и с бичом последнего десятилетия – социоаутизмом, и с массовыми психозами, и с политическими доктринами, приводившими к мировым войнам, – список можно продолжать до бесконечности. Всегда находятся люди, бьющие тревогу на ранней стадии проблемы – и всегда их предупреждения остаются гласом вопиющего в пустыне…

Еще в начале шестнадцатого века испанские портовые проститутки отказывались обслуживать экипажи кораблей, прибывающих из Нового Света, твердя о неведомой опасной болезни, – но кому же интересны проблемы шлюх? А потом сифилис перешагнул через Пиренеи и из Франции начал свое триумфальное шествие по Европе – не пропуская ни лачуги бедняков, ни замки знати.

На рубеже двадцатого и двадцать первого веков люди, понимавшие опасность электронной игромании, зависимости от компьютерных игр, оказались в положении средневековых шлюх. Многие родители даже радовались, что чадо часами сидит за компьютером, а не приобщается где-нибудь на пустыре к табаку, спиртному и таинствам интимной жизни… Ну-ну, героином тоже когда-то лечили морфинистов и опиумокурильщиков.

Первый шаг по ведущей в пропасть тропинке был сделан тридцать с лишним лет назад, когда появились компьютерные стереоочки (фактически – два маленьких экрана, вставленных в оправу) и перчатки виртуальной реальности, вскоре ставшие непременными аксессуарами заядлых геймеров. Спустя десятилетие очки сменились внутриглазными микроматрицами – совсем уж крохотными, тончайшими жидкокристаллическими экранчиками, крепящимися на внутренней стороне века. Именно тогда в России за их обладателями закрепилось прозвище «жмуры», чуть позже сменившееся на «моргуны». Второй термин (калька с английского blinker), соответствовал действительности в меньшей степени, чем первый, – в любую свободную минуту обладатели микроматриц не моргали, но крепко зажмуривались.

Тогда же значительно увеличилось количество подпольных фирмочек, производящие более чем сомнительные игровые программы. На внутреннюю поверхность века не заглянешь из-за плеча игрока, как на экран компьютера – и какие только гадости там не происходили… Геймер при желании мог стать активным персонажем не только бродилки или стрелялки, но и самого разнузданного садопорнотриллера, извращенная фантазия создателей нелегальных программ ничем не ограничивалась… Конечно, по большому счету нельзя признать первые внутриглазные микроматрицы абсолютным злом: как у любого изобретения, этическая оценка зависит лишь от конкретного использования…

Пессимисты били в набат, оптимисты отмахивались: детские, мол, болезни роста, – и предрекали, что очень скоро все приборы с громоздкими внешними экранами выйдут из употребления – кроме игр, на микроматрицах мы будем смотреть фильмы и телевизионные передачи, на работе подключать их к профессиональным компьютерам, а для общения с друзьями и знакомыми – к смартам; а игромания, дескать, достаточно безобидное увлечение, если сравнивать с алкоголизмом, табакокурением, наркоманией…

Как обычно и случается, правы оказались пессимисты.

Прорыв произошел на стыке наук – кибернетики и медицины. Биомеханические протезы, управляемые импульсами нервных окончаний, к тому времени получили широкое распространение, никого уже не удивляли раскатывающие по улицам инвалидные коляски с манипуляторами причудливого вида, – парализованные и лишившиеся конечностей люди возвращались к активной жизни.

К сожалению, обратный процесс – перевод электрических импульсов обратно в нейронные – долгие годы считался невозможным. Искусственные «руки» во многом превосходили настоящие, могли при нужде ломать подковы и свертывать в трубочку монеты – но обратная связь в них отсутствовала, осязание к калекам так и не вернулось. Десять лет назад проблема ЭНТ (электронно-нейронной трансмиссии) была, наконец, решена, но…

Но для протезирования решение запоздало – как раз в то время выращивание из стволовых клеток «запчастей» человеческого тела вырвалось из закрытых лабораторий в широкую медицинскую практику, дорогостоящие протезы с обратной электронно-нейронной связью остались невостребованными…

Перспективы, тем не менее, открывались заманчивые. Достаточно представить, радостно вещали ученые, самый простой вариант: крохотный, с полногтя имплантат – а в нем практически все основные знания, накопленные за века человечеством. Отпадает нужда в библиотеках, в любой справочной информации, в долгих годах, посвященных вгрызанию в пресловутый «гранит науки»… Вспомогательная электронная память нашего мозга, практически безразмерная и не подверженная склерозу. Заманчиво.

Гладко было на бумаге, но до сих пор ни одного электронного суперэрудита человечество не породило. Ощущения – зрительные, звуковые, тактильные – мозгу передать не трудно. Но абстрактная информация через ЭЛТ не передавалась…

Однако за новую технологию тут же ухватились производители киборг-игровых систем, причем производители нелегальные. Пока парламенты разных стран занимались бесплодными дискуссиями: какую законодательную базу подвести под создание гибрида человека и машины, – подпольные дельцы вовсю вживляли желающим игровые имплантаты. По слухам, тем же занимались и военные (не для игры, понятно) – их секретные лаборатории тоже не очень-то оглядываются на законы.

Качественный скачок произошел гигантский: человеческий глаз не самое удачное устройство с технической точки зрения, скорость передачи информации в мозг у него весьма низкая, по сравнению с быстродействием самого мозга. Недаром слишком быстро происходящие события и слишком быстро движущиеся предметы мы просто не видим…

На экранчики компьютерных очков или на микроматрицы изображение подавалось со скоростью шестьдесят герц – то есть картинка менялась шестьдесят раз за секунду (вернее, две чуть отличающиеся картинки, для создания стереоэффекта). Когда сигналы с игрового компьютера пошли напрямую в мозг, минуя глаза, скорость игры увеличилась неизмеримо. Сновидения мы «видим» тоже без участия зрения – и можно за короткое мгновение «посмотреть» долгий-долгий сон с запутанным сюжетом.

Создаваемый электроникой сон оказался ох как заманчив… Любой геймер-«моргун» – пусть даже в жизни полный аутсайдер – был в игре хоть царем, полностью властным над жизнью и смертью подданных (и над изрядным гаремом, разумеется), хоть героем, укладывающим штабелями трупы врагов, хоть самим господом богом. И всё – при полнейшей достоверности ощущений, без какой-либо условности, присущей старым невинным компьютерным играм. И при том за час реального игрового времени можно было прожить несколько лет виртуальной жизни…

Многие не захотели возвращаться из созданного электроникой миража…

Процесс развивался с пугающей скоростью, но – подспудно, незаметно… А потом начали находить трупы – всё чаще и чаще – трупы людей, погибших от истощения. Забывавших за виртуальными удовольствиями о том, что и реальное тело кое в чем нуждается… И все чаще совершались преступления, с целью раздобыть деньги на очередной чип, – подпольные торговцы прекрасно понимали: в отличие от наркомана, регулярно нуждающегося в дозе, их клиент вполне может оказаться одноразовым покупателем, – и клепали чипы с ограниченным временны́м ресурсом.

Когда за «моргунов» взялись по-серьезному, пришлось столкнуться с весьма развитой подпольной структурой: интернациональная мафия с преступными кланами, поделившими сферы влияния и постоянно борющимися за новый передел; криминальные клиники, – и нелегальные услуги по имплантации в клиниках на вид вполне респектабельных; подкупленные чиновники и правоохранители…

Развернувшаяся борьба шла с переменным успехом: в криминальных сводках зачастую мелькали сообщения о задержанных с партиями чипов курьерах, разгромленных притонах и арестованных подпольных нейрохирургах… Но вне досягаемости борцов с электронной наркоманией пока что оставались глубоко законспирированные фабрики по производству ЭН-трансмиссеров. Изготовление этих главных деталей для игровых имплантатов считалось весьма сложным и высокотехнологичным, и, по единодушному мнению экспертов, было таких фабрик в мире всего две.

Хоть ехать было недалеко, и хоть Стрельцов немедленно прилепил к крыше БМВ мигалку, – добирались непозволительно долго, влетев на Новом Арбате в громадную пробку.

Покатили в объезд, по улице с односторонним встречным движением, – для того лишь, чтобы уткнуться в набережную, перекрытую из-за ремонтных работ. Стрельцов выругался – когда-то он знал Москву как свои пять пальцев, но за пять лет слишком многое изменилось… Лось никак не комментировал перипетии их путешествия, спал сладким младенческим сном.

В результате опоздали – на место происшествия уже прибыла не только группа быстрого реагирования, но и парни из Управления по контролю за незаконным оборотом электронных стимуляторов. Ладно хоть краснеть за своих не пришлось, – ребята справились собственными силами еще до приезда подмоги.

– Как же, позволю я всяким отморозкам меня по затылку лупить, – усмехался Козерог. – Я его сразу расколол и специально подставился, чтобы с поличным гаденыша взять. Вооруженное нападение на сотрудника при исполнении, – совсем другая статья рисуется, а?

– Но если б он меня… – Юра закончил фразу характерным жестом, согнув указательный палец – словно нажимал на спуск.

– Вот еще! Стал бы я заряженный шпалер из рук выпускать! Положил ему под нос с пустой обоймой – он, дурачок, и купился.

Оформление необходимых бумаг заняло достаточно времени, но дело того стоило – и раскрытие притона, и задержание пошли в общегородскую сводку на счету группы «Немезида». Если что – лишний козырь в вечном торге с начальством. Но к главной задаче приблизиться не удалось – номинальный хозяин квартиры, Герман Мокрецов, оказался моргуном в последней стадии, нуждавшимся в срочной госпитализации и длительном лечении. Поставщиком оружия для «космического тира» он никак не мог быть – чисто по физическим причинам.

Наконец все формальности утряслись. Увенчанный лаврами Козерог и несколько смущенный Юрик Митько отправились по домам. Задержанные, понятые и большинство людей в погонах покинули притон, оставив засаду – у «пастуха» непременно имелся сменщик, можно было рассчитывать на дополнительный улов.

Забросив Лося в общежитие, Стрельцов покатил на Малую Лубянку. Ехал на автопилоте – в прямом и в переносном смысле. Попытался было по дороге обмозговать роль Марианны Зарайской в нынешнем состоянии ее братца, но мозг упрямо отказывался строить какие-либо дедукции: ты, дескать, хозяин, надо мной издеваешься, сна и отдыха не даешь, – ну и существуй сам, без моей помощи.

Шагая пустыми гулкими коридорами управления, Стрельцов подумал, что в разъездах и бумажной волоките он провел почти все время своего дежурства – придется, чтобы не ломать график, послезавтра отдежурить за Людмилу… Остается надеяться, что она поспала в комнате отдыха и сможет завтра работать… Вернее, уже сегодня.

Она не спала.

Сидела за компьютером, что-то читала с экрана. И первым делом спросила:

– Что с ребятами?

– Живы-здоровы… Даже отличились в борьбе с электронной наркоманией. Сообщения были?

Людмила молча протянула листок. Так, что тут… Связь с «Немезидой» восстановлена – частично, далеко не в полном объеме. Восстановлена через антенны «Академика Первушина». Спущенный на воду пятнадцать лет назад и находящийся сейчас в Южной Атлантике, «Первушин» был плавучим центром дальней связи, аналогом «Хеопса», но аналогом достаточно устаревшим и маломощным. Связь он мог обеспечить недолгую – тридцать-сорок минут в сутки – и далеко не стабильную, зависящую от многих внешних факторов.

Пытаться хоть как-то осмыслить прочитанное Стрельцов не стал. Сказал Людмиле:

– Хрущев подъедет через тридцать минут… Отправляйся домой, та же машина и довезет… Будем считать, что за послезавтра ты отдежурила.

– А вы?

– Дождусь его, да посплю тут немного. В общагу тащиться, а утром обратно, – смысла нет.

Она помолчала, а затем сказала совершенно по-другому:

– Ты когда ел-то в последний раз?

И дело тут было даже не в обращении на «ты»… Не лейтенант Чернобров говорила эти слова капитану Стрельцову, но женщина – одинокому, неприкаянному, до предела измотанному своей собачьей работой мужику…

Он собрался было ответить холодно, подчеркнуто обратившись по званию, – что, дескать, за фамильярность? – но не смог. Вздохнул:

– Уж и не помню… Вроде с Лешкой утром, в Москву въезжая, в какой-то забегаловке перекусывали… Кстати, за эти пять лет при нашей столовой круглосуточный буфет не открылся? Давно ведь поговаривали…

Людмила покачала головой: не открылся, разговоры остались разговорами. И решительно заявила:

– Ко мне пойдем, покормлю хоть. Я живу – триста метров отсюда, в высотке на углу. Только по дороге продуктов купим, в холодильнике хоть шаром покати…

И добавила, словно оправдываясь:

– Для себя одной стряпню затевать редко приходится…

Сил на возражения у Стрельцова не нашлось.