Нельзя сказать, что «юная мамочка» родилась под небывало благоприятным сочетанием звезд, и приобрела вследствие сего обстоятельства настолько исключительную везучесть, что сумела пережить попадание из «бергштайна». Причина оказалась в обычной предусмотрительности – под комбинезоном был надет броник скрытого ношения.

Убедиться в том пришлось уже в «Дерринджере». Туда я перебазировал пленницу – естественно, дождавшись, когда подвешенная под потолком видеокамера отведет в сторону свой недремлющий объектив. Хотя, по большому счету, киднеппинг в нынешних обстоятельствах, – пустяк, мелочь в длинном списке моих прегрешений. Но стекла в «тойоте» плебейские, насквозь прозрачные, а на стоянку не слишком часто, но все же выходили покупатели, завершившие шопинг.

М-да-а-а… И что же мне делать с этим чудом в перьях? Вернее, в бронике? Психический шок от парализатора, плюс физический шок от «бергштайна» – в качестве источника информации девушка сможет выступить в лучшем случае через сутки. Если снабдить ее надлежащим уходом, разумеется. А заодно и охраной – этакая пташка, оклемавшись, запросто упорхнет из клетки, попутно обеспечив инвалидность паре-тройке людей в белых халатах. Да уж, не было печали…

Проще всего избавиться от обузы – хотя бы оставив ее здесь, на бетонном полу автостоянки. Или, лучше того, для выигрыша лишнего времени вернуть в «тойоту» – этакая небольшая компенсация за самовольное использование. Проще, но…

Но взять нового языка теперь крайне проблематично. Пастушенко уж накрутит хвост своим ребятам после сегодняшнего конфуза, и за пушки они будут хвататься от любой тени и шороха…

Ладно, попробую поработать с наличным материалом. Есть у меня на примете один надежный доктор… Или не надежный – это смотря с какой стороны взглянуть. Я бы лично свое здоровье в руки господина Литвинаса никогда бы не вверил. Но держать язык за зубами эскулап, по уши увязший в криминальных делишках, умеет, проверено.

Вот пусть и займется пленницей. А я тем временем подергаю за другие ниточки. Пункт первый: моя альфа-карта, незнамо как оказавшаяся у Пастушенко, а затем в парализаторе. Пункт второй: господин Сульдин – при условии, конечно, что он ловит сейчас пескарей, а не остывает в морге.

Если за сутки выйду на Пастушенко, то лже-мамаше вновь крупно повезло. Очнется утречком где-нибудь в малолюдном месте… Если же нет, то возможны всякие варианты. В том числе весьма суровые для девицы… Но никто ее силком на эту войну не тащил, и скидок слабому полу в наших играх делать не принято.

Приняв к исполнению свой бесхитростный план, я прекратил бесцельно кружить по городу и покатил в сторону Московского шоссе – свою набитую медицинской техникой берлогу Литвинас оборудовал за городом, в уединенном частном домишке. По дороге связался с доктором – тот, как обычно, оказался на месте. И, опять же как обычно, не задал ни одного лишнего вопроса о цели моего позднего визита. Давно привык к заявляющимся по ночам пациентам, получившим криминальные ранения.

Пленница распласталась на заднем сиденье в полной отключке, возле ее головы лежал парализатор, включенный на минимальную мощность, – угодить невзначай в зону действия мне не хотелось.

Как только сдам ее доктору, надо сменить машину. До сих пор мне везло, и «Дерринджер» нигде не засветился, но везти до бесконечности не будет. Рано или поздно кто-то с цепким взглядом и хорошей памятью призадумается: с чего бы эта не самая распространенная шикарная машина так и мелькает на видеозаписях? И на царскосельской дороге, и на стоянке гипермаркета… Видеонаблюдение за двором на Северном проспекте, зафиксировавшего мою разведку на «Дерринджере», тоже исключить нельзя. Жаль, конечно, когда еще придется покататься на такой мощной и комфортной тачке.

Как очень скоро выяснилось, «кто-то с цепким взглядом» оказался весьма шустрым парнем, либо же запас моего везения наконец иссяк… На выезде из города – едва закончились элитные высотки поселка Шушары, и в сгущавшихся сумерках по обеим сторонам шоссе потянулась необъятная шоп-зона «Московская Славянка» – сзади взвыла милицейская сирена. Слабая надежда: может, не по мою душу? – тут же испарилась. Голос, усиленный динамиком до полной оглушительности, загромыхал:

– «Форд-Дерринджер», немедленно остановитесь! «Форд-Дерринджер», немедленно остановитесь!

Ни цвет машины, ни госномер менты не потрудились озвучить, наверняка в радиусе нескольких километров мой «Дерринджер» – единственный…

Это называется – сглазил.

Шило, как говорится, в мешке не утаишь. Еще труднее утаить от сотрудников следственной группы, работающей над некоей проблемой, – работающей плечом к плечу, фактически в одном помещении, – истинную цель трудов. Можно утаить, но трудно. Для этого начальнику группы необходимо ставить перед подчиненными наряду с действительно важными задачами – ложные, уводящие далеко в сторону от настоящей цели расследования.

Возиться с созданием подобной дымовой завесы у Стрельцова не было ни возможности, ни желания. Да и генерал Барсев намекнул: секретность от своих соблюдать надо, выполняя пожелания КРТ, – но отнюдь не в ущерб делу. Хотя его намек к делу не подошьешь, если ГП вздумает пустить в ход расписки Лося и Стрельцова о неразглашении.

В общем, глава следственной группы «Немезида» не удивился, когда к нему подошла Людмила Чернобров – самая старшая из троицы, которую Стрельцов мысленно именовал «девушки». Подошла и положила на стол стереофотографию. Стрельцов бросил беглый взгляд на снимок: женщина, достаточно молодая, лет тридцать на вид, шатенка, не то чтобы писаная красавица, однако вполне интересная… Напряг память: нет, это лицо он никогда не видел.

– Андрей Станиславович, я тут накопала кое-что…

– Можно просто Андрей.

– Да я как-то не привыкла старших по званию «просто Андреями» звать…

– Дел много, времени мало, отчество у меня длинное… А обращение «господин капитан» я не люблю. Просто Андрей – считайте, что это приказ. Старшего по званию. Так что накопала?

Людмила сделала паузу, посмотрела на Стрельцова долгим взглядом, и он подумал: наверное, знает его историю, и понимает, что «господин капитан» – после «господина подполковника» – и в самом деле режет ухо… Не то чтобы он был сторонником панибратства с подчиненными, но хорошо понимал: штрафнику, вытащенному из ссылки (и только что выслушавшему угрозу ссылки новой) изображать начальника-небожителя ни к чему.

– Хорошо, Андрей… – Людмила выдержала короткую паузу – ровно на то время, за какое можно произнести «Станиславович». И в дальнейшем обращалась к Стрельцову только так. Упрямая, однако…

– Что за персонаж? – кивнул на снимок Стрельцов.

– Илона Модзалевич, спецкорр ежедневника «Утро Петербурга». Освещала там – среди прочего – связанные с наукой и с космосом темы. В том числе и полет «Немезиды», была аккредитована на плавучем космодроме «Улисс» во время предстартового шоу… Два года назад, кстати, она же была среди журналистов, приглашенных на сдачу второй очереди «Хеопса»…

Людмила выразительно посмотрела на Стрельцова, и он понял, что сложить два и два способны не только они с Лосем… Однако почему внимание привлекла именно Модзалевич? Наверняка во многих крупных изданиях есть пишущие о космосе журналисты, тоже присутствовавшие на обоих мероприятиях.

– Что значит «освещала»? – поинтересовался Стрельцов. – Уже не освещает?

– Исчезла. Объявлена в розыск две недели назад.

– Та-а-ак…

– Но самое главное: она родственница Игоря Звездного! Кузина. Ее мать и его отец – родные брат и сестра. Не исключено, что способствовала привлечению родственника в шоу – связи с нужными людьми у нее имелись.

Это уже не пистолет, когда-то найденный в чьем-то кармане – след, конкретный и реальный. И, пожалуй, для командировки в Петербург уже не надо искать надуманные предлоги…

– Молодец, – похвалил Стрельцов. – Отличная работа… Распечатай, пожалуйста, досье на мадам Илону в самом полном варианте.

Людмила отправилась к своему компьютеру, а Стрельцов зашел в комнатушку Лося, сообщил вновь поступившую информацию, добавил:

– Свяжись-ка, Леша, с питерским УФСР. Пусть скинут нам дело об исчезновении Модзалевич – не выжимки, всё полностью. Если оно в разработке у ментов, пусть потрясут «соседушек»…

Он собрался было продиктовать номер, но замолчал, остановленный странным взглядом Лося. Глаза у напарника были воспаленные, покрасневшие.

– Ты давно смотрел на часы, Андрюша?

Стрельцов взглянул на циферблат. Затем на окно. Хмыкнул.

– В Питере сейчас на ногах лишь дежурные, – продолжал Лось, – все равно наш запрос до утра пролежит. Я, между прочим, на ногах уже двадцать третий час – день в Туркестане чуть раньше начинается. Да и девчонки с Хрущевым уже никакие, не привыкли работать в твоем режиме нон-стоп – и спать, и есть на службе…

Вздохнув, Стрельцов вернулся за стол, набросал график ночных дежурств – по две шестичасовые смены на ночь – чтобы кто-то постоянно находился здесь для оперативного приема информации. Затем созвонился с гаражом ФСР, договорился обеспечить транспортом сменяющихся и заступающих на дежурство. Затем отпустил подчиненных по домам (а Лося – в офицерское общежитие на Мидянинском проспекте, где они со Стрельцовым остановились по приезду). Первую вахту он решил взять на себя – поработать еще немного, а затем вздремнуть в комнате отдыха… А вообще, конечно, надо требовать у Барсука обещанное подкрепление.

Однако разойтись группа «Немезида» не успела. Компьютер Стрельцова заверещал пронзительным звуком. Сработала «палочка-выручалочка»… Оперативники, выехавшие на заурядную вроде бы проверку, взывали о срочной помощи. Точно такой же звук раздался сейчас на оперативном пульте дежурного по городу.

– По коням, Леша! – рявкнул Стрельцов, когда цифры пеленга сменились на экране крупномасштабным планом города с пульсирующим ярко-красным пятнышком. – На том свете отоспимся! На хозяйстве останется…

Он обвел взглядом присутствующих. Хрущев демонстративно вертел в руках свои таблетки, девушки же постарались сложной пантомимой изобразить, какие они уставшие, вымотанные, и как нетерпеливо ждут их дома не то мужья, не то родители… Лишь Людмила едва заметно кивнула.

– …лейтенант Чернобров. Остальные – по домам.

Засовывая в подплечную кобуру пистолет, извлеченный из ящика стола, Лось угрюмо сказал:

– За руль сам сядешь. А я хоть десять минут, да вздремну…

Конечно, мощный движок «Дерринджера» позволял легко оторваться от ментовского джипа не первой свежести.

Но впереди, километрах в двух, пост ДПС – большой, стационарный. И перекрыть дорогу там секундное дело: нажми на кнопку, и упрятанные заподлицо с асфальтом стальные барьеры тут же встопорщатся непреодолимой преградой.

Свернуть? Поиграть в прятки-догонялки среди дворов и узеньких проездов шоп-зоны? Увы, в этом муравейнике я ориентируюсь слабо, недолго влететь в какой-нибудь тупик. К тому же там сейчас самый пик движения – и микрогрузовики, и громоздкие фуры поставщиков так и шныряют, сводя на нет всё моё преимущество в скорости. Да и менты тут же вызовут поддержку с воздуха. А время года такое, что на спасительную ночную тьму рассчитывать не приходится: вечерние сумерки сгущаются, сгущаются, – и постепенно переходят в утренние. Для вертолета, даже не снабженного ночной оптикой, «Дерринджер» будет как на ладони.

Эх, надо было поменять тачку чуть раньше. Да что уж теперь…

Оценив перспективы, я законопослушно притер машину к обочине и остановился, готовый в любой момент вновь ударить по газам. Все-таки менты из ДПС – это не профессиональная группа захвата, и при самом худом раскладе мы еще посмотрим, кто кого. К тому же оставалась надежда на совпадение. Может, по несчастливому стечению обстоятельств у какой-то важной шишки как раз сегодня угнали как раз «Дерринджер»… Потому что без особой на то необходимости машины такого класса ДПС предпочитает не беспокоить.

Менты не остановились, как предписывала им служебная инструкция, в десяти-пятнадцати метрах от меня – как и обычно, подъехали почти вплотную. Хороший признак… Служивые люди, как всем известно, не любят лишний раз утруждать свои личные ноги по казенной надобности, но если бы дело пахло для них жареным, уж поставили бы свой джип как положено, чтобы оставшиеся в машине могли адекватно отреагировать на любую неожиданность. Прикрыть огнем, например.

Ну-с, и с кем я имею дело: простой патруль ДПС или усиленный? Двое против меня или четверо?

Из джипа, вновь нарушая инструкцию, вылезли все, кто там был, – трое. Непонятно… Причем лишь один из них, лейтенант, имел все полагающиеся дэпээснику причиндалы: жезл, металлическую бляху на груди, ярко-оранжевую светоотражающую накидку (по совместительству выполняющую и функции бронежилета). Двое других – самые заурядные менты, без какого-либо намека на дорожно-патрульную специализацию. Один даже без фуражки, однако же с кобурой на поясе. Еще более непонятно…

Шагнув к «Дерринджеру», старшина – тот, что не удосужился надеть форменный головной убор – сильно покачнулся. Так-так-так… Кое-что начинает проясняться. Как ни борются «соседи» за чистоту и трезвость рядов, а воз и ныне там.

Перегнувшись на заднее сиденье, я потянулся за парализатором – и вдруг увидел неприятную вещь: вмонтированный в его рукоять светодиод то вспыхивал красным огоньком, то гас. Прибор сигнализировал: заряд аккумулятора кончается. Пожалуй, включать его на полную мощность уже не стоит, энергоемкость у машинки изрядная, и поработала она сегодня достаточно. Зарядного же устройства у меня нет…

Ладно, обойдемся без подстраховки.

Я выбрался из «Дерринджера», хотя имел полное право остаться в салоне. Но ни к чему: и свободы для маневра меньше, и пассажирка на заднем сиденье может застонать в самый неподходящий момент – как раз когда мент нагнется к приспущенному стеклу.

Как я и ожидал, именно лейтенант повел сольную партию в начавшемся концерте. Небрежно откозырял, представился… Звание-то я расслышал хорошо (хотя и без того мог разглядеть звездочки на погонах и умел считать до двух). А вот фамилию своего коллеги бесфуражечный старшина заглушил громким натужным кашлем. Сделано это было настолько неуклюже, что я не знал, плакать от такой наивности или смеяться.

– Па-а-а-прашу д-документики на машину, – привычно объявил лейтенант, и я понял, что он тоже пьян.

Не в лежку, понятно. Не в дупель и не в дугу. В пропорцию. Один мой хороший знакомый – майор, украшавший своей персоной райотдел милиции – рассказывал, что средняя ежедневная норма у них – литр. На единицу личного состава, разумеется. Не пива – водки или аналогичного по градусности продукта. Сто грамм сразу по приходу на службу, сто грамм после ежеутреннего инструктажа… и так далее, до самого вечера.

Ситуация нервировала своей непонятностью: с одной стороны, лейтенант не настолько пьян, чтобы море ему казалось по колено, а водители и пассажиры «Дерринджеров» – мелкой безответной шушерой. Но в то же время нет ни единого признака, что эта троица вознамерилась меня всерьез брать.

Оставалось лишь одно – предоставить событиям развиваться своим естественным ходом, и действовать по обстановке.

– Вы, Юрий Сергеевич, нарушили ограничения скорости, установленные на этом участке дороге, – стандартной фразой проинформировал меня лейтенант, возвращая документы (именно такое имя с отчеством были там указаны). – Максимальная скорость здесь сто двадцать, а вы держали сто двадцать шесть… Желаете взглянуть на показания прибора?

Вполне может быть, что лейтенант не врал, хотя правила я старался соблюдать. Но стражи дорог обычно на такие мелочи внимания не обращают, считают их укладывающимися в допуски.

Я изобразил скорбную мину и помотал головой – дескать, абсолютно доверяю родной милиции и ее приборам.

– И подфарник у вас разбит, левый задний, – продолжал перечислять мои прегрешения лейтенант.

Ну, допустим, не разбит, а всего лишь треснул, не так-то легко вдребезги разнести подфарники «Дерринджера», даже специально стараясь и вооружившись молотком, – кроме всего прочего, это весьма вандалоустойчивая тачка. Я и сам обнаружил трещину, лишь вернувшись на «тойоте» в гипермаркет. Полуторачасовое пребывание на обочине Царскосельского шоссе не прошло даром – некоторые несознательные граждане очень не любят людей, раскатывающих в роскошных машинах.

Но менты-то могли заметить эту неполадку, лишь подъехав почти вплотную! Так какого черта они ко мне привязались?

– Кроме того… – начал было лейтенант, но тут, перебив его, в разговор вступил старшина, до сих пор стоявший молча. Когда он раскрыл рот, до меня раньше слов долетела мощная волна перегара – и это с двух-то с лишним метров! Силён…

– Юрием, значит, заделался?! – спросил старшина и вновь пошатнулся. В тоне его слышалась ничем не замаскированная ненависть.

В голове моей мгновенно закрутился калейдоскоп лиц – неужели я где-то и когда-то встречался с пьяным недоумком? Встречался, имея совсем другие анкетные данные? Носить имя Юрий преступлением не является, если носишь его законно, но «заделаться» – явственный намек на самозванство… Увы, феноменальной – прямо-таки фотографической – зрительной памятью Андрюшки Буравчика я не обладаю…

– Не узнаешь, Владик? – прямо-таки проскрежетал старшина. – Не помнишь меня, сука позорная?

И тут-то наконец я всё понял. Точнее, всё вспомнил…