Зов водяных дев был столь ненавязчив и неуловим, что Ковенант и сам не почувствовал, как полностью подпал под его власть, до тех пор пока сердце не забилось как сумасшедшее, словно хотело выпрыгнуть из грудной клетки; пока всё его существо не устремилось к ним навстречу и горло не перехватило страстным желанием ответить. Он не понимал, что бьётся в железных объятиях Красавчика, не чувствовал, что хватает воздух ртом с такой жадностью, словно тот уже не мог насытить и для дыхания ему была необходима вода. Песня поглотила его. Обещание грядущей любви пронзило его до глубины души, каждая клеточка трепетала в преддверии вечной нежности и покоя. Перед ним чередой поплыли дивные картины, сулящие безбрежное счастье; каскады фонтанов пульсировали в особом ритме, словно говоря на языке, который он уже начал понимать, и мелодия без слов в его сознании вдруг наполнилась смыслом:

Сильные руки Красавчика были единственной преградой, мешавшей Ковенанту нырнуть в глубины и ответить на зов.

Потом возникла ещё одна преграда: перекошенное от страха лицо Линден загородило ему фонтаны. Она что-то кричала, но он слышал только чарующую песню. Лишь эти руки, что удерживали его от погружения в морскую прохладу навстречу счастью, лишь эти проклятые руки!..

Внутри стала медленно закипать дикая магия, а затем вокруг Ковенанта полыхнуло белым пламенем, и руки Красавчика разжались.

Но нарастающая сила и пробудившийся яд, подействовав на него изнутри, пробудили его сознание, и теперь нежный зов водяных дев превратился в оглушительный вопль. Он ощутил, как по всему телу растекается волна отвращения: то ли дев к нему, то ли его собственного к самому себе — сейчас это было неважно. Танцующим-На-Волнах он по каким-то причинам не подходил; а Красавчик — его друг, и как ему только могла прийти в голову мысль причинить вред своему другу… Сколько можно? Ведь он уже и так слишком часто служил невольной причиной мучений и гибели тех, кого любил. Ведь даже несмотря на великанскую нечувствительность к огню, пламя дикой магии не могло не повредить Повенчанному-Со-Смолой. Сколько можно?!

Освобождённый от зова, Ковенант обмяк и рухнул на Линден.

Она тут же обхватила его изо всех сил, пытаясь удержать, словно тот все ещё стремился прыгнуть за борт. Ковенант попытался вырваться. В его мозгу эхом отдавались отголоски финального всплеска зова: девам он, с его опасной силой, был не нужен. Они искали мужчин — живых, во плоти и сексуально зрелых. Линден все ещё пыталась удержать его, используя те приёмы, что однажды уже испытала на Сандере. Ковенант хотел крикнуть: «Да отпусти ты меня! Я им не нужен!» — но горло его сжалось при одном воспоминании о песне, которую больше никогда не услышит. Мы усладим твою плоть… Он высвободил одну руку и…

Слишком поздно.

Кайл и Бринн уже перелезали через борт.

А все были заняты только Ковенантом: Мечтатель и Первая стояли наготове на тот случай, если ему удастся вырваться из объятий Линден. Все слишком привыкли доверять независимости харучаев от чего бы то ни было, поэтому ни один Великан не успел среагировать вовремя.

Бринн и Кайл приготовились к прыжку и очертя голову, словно увидели на дне цель всей своей жизни, бросились в море.

На секунду все ошеломлённо замерли. Мачты застыли, словно вклеились в превратившийся в камень воздух. Паруса зависли, как клочья тумана. И при этом корабль продолжал плавно вращаться. На водной глади в том месте, куда нырнули харучаи, не осталось ни ряби, ни пузырька — ничего, что могло бы служить подтверждением, что они все ещё живы.

Ковенант забился в отчаянном крике, словно не понимая, что уже опоздал.

— Бринн! Бринн! — всхлипывал он.

Харучаи были его опорой, они были необходимы ему. Где их верные сердца? А ведь и они смертны и уязвимы. «Я смею просить, чтобы ты освободил моих соплеменников», — говорил ему Баннор. А он снова не смог выполнить просьбы друга.

С диким усилием Ковенант оторвал от себя Линден, отшвырнул её в сторону и, как только она оказалась вне досягаемости его пламени, зашёлся в огненном крике.

Его взрыв вывел остальных из транса. Первая и Хоннинскрю стали выкрикивать команды, и Великаны тут же развили бурную деятельность.

Линден снова попыталась вцепиться в Ковенанта. Её лицо превратилось в жуткую гримасу панического страха за него. Не обращая на неё внимания, он, словно огненная волна, устремился к борту.

Но у борта боролись Мечтатель с Красавчиком: немой Великан порывался прыгнуть в воду, а муж Первой всеми силами пытался его удержать. Но даже в пылу схватки Красавчик улучил момент, чтобы тяжело дыша бросить Ковенанту:

— А ты что, не мужчина? Если ты слышал их зов, как тебе удалось ему не поддаться?

Ковенант протянул язык пламени как руку и швырнул Мечтателя на палубу, а сам легко вскочил на край борта. Пламя устремилось огненными молниями вниз: он хотел основательно вскипятить это стоячее болото водяных дев.

Линден, Первая и Финдейл что-то кричали ему. Но он сосредоточился на своём. В этот момент его даже не особо тревожило, что случится, если Танцующие вновь попробуют охмурить его своими песнями. Он кипел от ярости: харучаи всегда верно ему служили и помогали даже там, где просить помощи он не имел права. Теперь он сам должен прийти к ним на помощь.

Внезапно плеча Ковенанта коснулась чья-то рука, и он удивлённо обернулся: Первая схлестнулась с ним взглядами и выкрикнула ему в лицо:

— Послушай меня, Друг Великанов! Смири свою силу, иначе они найдут что выставить против и сделают это за тебя!

— Но там же мои друзья! — с отчаянием воскликнул он.

— Они и мои друзья! — с металлом в голосе отрезала воительница. — И если только их вообще можно спасти, то, как бы это рискованно ни было, я это сделаю!

Но он не желал останавливаться на полпути. Яд в его теле бурлил, наполняя его безумной радостью грядущей битвы. Ковенант уже собрался щелчком смахнуть Великаншу, как надоедливую муху, хотя бы для того, чтобы та научилась с уважением относиться к его силе, но…

Но рядом с ней возникло умоляющее лицо Линден. Её протянутые руки — такие беззащитные : — обезоружили его. Волосы её сверкали, как спелая пшеница. И он вспомнил, кем является на самом деле, — жалким прокажённым, случайно ставшим носителем магического дара.

— Но они же мои друзья! — хрипло повторил он. А что если девы вновь попытаются позвать его? Теперь он уже не имел сил противиться их зову. И к тому же его сила была столь велика, что если он попытается спасти Бринна и Кайла, то может попутно, сам того не заметив, разнести в осколки и «Звёздную Гемму».

Он спрыгнул с борта и поднял голову к небу, словно желая взглядом взорвать лазурную твердь, нависшую над кораблём. Но вместо этого он заставил себя расслабиться и усмирил бьющееся внутри пламя. Кольцо, сжимающее палец, казалось ему сейчас тяжелее любых оков.

Со стороны Финдейла донёсся тихий вздох облегчения. Но Ковенант даже не обернулся. И без элохима паршиво. Его взгляд остановился на Мечтателе. Надо подойти и извиниться. — Но немой Великан встретил его смущённым взглядом, словно им обоим было чего стыдиться.

Ковенант скривился, как от боли. Подошла Линден и, утешая, погладила его тихонько по увечной руке. Он переплёл в дружеском пожатии свои бесчувственные пальцы и её, и они вместе вновь вернулись к борту, где суетились, затевая что-то, Великаны.

Командование операцией взяли на себя Первая и Яростный Шторм. Матросы, подстёгиваемые их приказами, как угорелые носились между бортом и ближайшим люком. Первая с угрюмой сосредоточенностью быстро сняла кольчугу и отстегнула палаш. Её глаза были прикованы к водной глади, словно там она ожидала встретить неведомую смертельную опасность. Тем временем матросы вытащили из люка два длинных брезентовых шланга. Словно серые змеи, они заняли почти всю палубу своими витками и кольцами. Сверху донеслась команда, и серые змеи зашевелились и зашипели: их заполнил воздух.

Но на всё это ушло слишком много времени. От волнения Ковенант так сильно сжал руку Линден, что у неё побелели пальцы, но она не стала вырываться. Кто знает, как долго Бринн и Кайл смогут там выдержать? Может, они уже утонули. Линден ощутила, как его рука снова начинает наливаться жаром. Он попытался подавить вновь растущий гнев, и от усилия у него закружилась голова и показалось, что корабль вращается все быстрее и быстрее.

— Предупредите капитана, — сказала Первая так тихо, что услышали лишь те, кто стоял совсем рядом. — Говорят, что, получив желанную добычу, водяные девы становятся несколько добрее. Но если нам удастся задуманное, то понадобятся все его мастерство и опыт.

Один из матросов тут же бегом понёсся на мостик. На секунду оторвав глаза от моря, Первая обернулась к Линден и Ковенанту.

— Держите за меня кулаки и не оставляйте надежды. Я не сомневаюсь в победе.

«Так иди же! — хотелось крикнуть Ковенанту. — Что ты тянешь?!»

Линден мягко освободила руку и шагнула к Первой. Её губы были плотно сжаты, а лицо заострилось и осунулось. Ковенант уже научился читать её настроения, порой скрывавшиеся под внешней холодностью и отстраненностью. И когда она заговорила ледяным тоном, он расслышал в её голосе почти неуловимую попытку оправдаться перед Бринном:

— Возьми меня с собой. Я могу помочь.

— Избранная, — не раздумывая ответила Великанша, — в данной ситуации мы можем сделать гораздо больше, чем ты.

И тут же они с Яростным Штормом, подхватив концы шлангов, вскочили на борт и нырнули в воду.

Шланги быстро уходили в глубину, и их кольца, разматываясь, согнали Ковенанта с места. Вместе с Линден он подошёл к мужу Первой, неотрывно, со скорбью глядящему на то место, куда только что нырнули две Великанши. Но, как и харучаи, те исчезли бесследно, не оставив на водной глади ни малейшей ряби. Однако вокруг уходящих в воду шлангов поднимался ореол пузырьков.

Фонтаны на границе вдруг забили с ещё большей силой, словно ликуя. За их искрящейся завесой море все ещё штормило. День клонился к вечеру. Но ничего не происходило, лишь пузырьки продолжали подниматься на поверхность. Великаны в трюме, сменяясь, качали и качали помпой воздух.

Неопределённость стала потихоньку выводить Ковенанта из себя, и в нём вновь начала копиться подогреваемая гневом яростная сила. Он бросился к борту, вцепился в него и простонал:

— Я должен сделать хоть что-нибудь!

Затем заставил себя оторвать руки от гранита и деревянным шагом направился на нос.

Линден поспешила за ним, все ещё опасаясь, как бы он не свихнулся от напряжения или вновь не услышал зов водяных дев. Он чуть было не вспылил, но сдержался, понимая, что одним своим присутствием она уже оказывает ему огромную поддержку. Только благодаря ей, дойдя до Финдейла, Ковенант нашёл в себе силы обратиться к нему спокойно, а не взорваться.

— Ты хочешь, чтобы мы тебе доверяли, — процедил он, глядя в жёлтые скорбные глаза. — Нет, не просто доверяли… Ты ведь элохим. И столь примитивное чувство, как доверие смертного, тебя мало интересует. Ты хочешь, чтобы мы тебя поняли. Так вот тебе шанс. Помоги моим друзьям. Они всегда были готовы сражаться за то, чтобы я оставался в живых, до последней капли крови. И не только я. Но и Линден. Солнцемудрая. Я перед ними в неоплатном долгу.

Руки его непроизвольно сжались в кулаки, и между пальцами брызнули белые огоньки. Шрамы заныли, словно вспоминая боль укуса.

— Чёрт побери, ты обязан сделать что-нибудь, чтобы спасти моих друзей!

— А если я откажусь? — мрачно, без обычной надменности спросил Финдейл. — Ты что же, заставишь меня? Может, ты всю Землю вывернешь наизнанку, чтобы принудить меня?

Ковенант ссутулился, и плечи его задрожали. Медленно, слово за словом, он выговорил:

— Я прошу тебя. Помоги моим друзьям.

Взгляд Финдейла смягчился, теперь элохим смотрел с состраданием. Тихо, словно слова причиняли ему боль, он заговорил:

— О водяных девах, или иначе Танцующих-На-Волнах, действительно сложено много легенд и сказаний. В одной из них говорится, что они потомки той женщины, которую некогда чуть не убил своей любовью Кастенессен. Говорят, что, оставшись одна, она собрала дочерей женщин, которых бросили мужья, и при помощи магических знаний, полученных у своего любовника-элохима, отправилась в вечное скитание по океанам в поисках мужчин, которые забыли о своём доме и любимых ради морских странствий. Харучаев толкнул к ним извечный, неугасимый жар их сумасбродных сердец — а ведь девы только пели, ничего больше. Они сами ринулись в пучину. А я не смогу вновь поднять руку на плод сумасшедшей любви Кастенессена.

И он спокойно, повернулся к Ковенанту спиной, словно провоцируя его на удар.

По руке Неверящего пробежала огненная волна, энергия вновь бурлила в нём и жаждала высвобождения. Этот Финдейл только и умеет что болтать и не хочет палец о палец ударить, чтобы хоть как-то загладить вину элохимов перед Ковенантом. Томас изо всех сил сцепил зубы, чтобы не дать вырваться огненным протестам, которые тут же запечатлятся на парусах. Но рядом стояла Линден, и её прохладное прикосновение к горящей руке привело его в чувство и позволило вновь загнать раскалённую магму в глубь себя.

— Он ничего не сделает, — процедил Ковенант, — даже если я вырву у него сердце голыми руками.

Но всё же он верил, что сумеет сдержаться. Жажда крови, поднимающаяся к горлу, пугала его больше всего на свете. Не в этом ли причина, что Лорд Фоул все ещё жив?

Линден смотрела на него с мягким упрёком, словно говоря: «Ну сколько ещё ты будешь кулаками махать?» А в памяти всплыли её горькие слова: «Опухоли надо удалять. И если ты жалеешь пациента и не режешь его, рано или поздно ты его теряешь». Лицо её было бледным, и у губ залегли две скорбные складки, но сейчас её сострадание приняло несколько неожиданную для Ковенанта форму — она, с трудом подбирая слова, заговорила:

— После того как Хигром спас тебя — ну, убил того стража, — на какое-то время мы все остались с Касрейном наедине. Бринн очень хотел его убить. И я того же хотела. Но не смогла… Не смогла дать ему разрешение на это. Даже несмотря на то, что понимала: Хигрому угрожает нечто ужасное. Оказалось, что я не способна взять на себя ответственность ещё за одно убийство. — А перед глазами стояла мать, как живая. — Может быть, прав был тогда Бринн. Может быть, таким образом я взяла на себя ответственность за всё, что случилось потом. Впрочем, какая разница — мы всё равно не смогли бы его убить.

Линден замолчала и поняла, что продолжать ни к чему, — Ковенант и так все понял. Он не убил Лорда Фоула. Истинное Зло никогда не убить.

И всё же кое в чём она ошибалась: разница была. Она заключалась в том, что изменила всю её жизнь после убийства матери.

Ковенант хотел сказать, что рад тому, что она не позволила Бринну разделаться с Касрейном, но слишком много было других мыслей и забот. Он на секунду застыл, глядя Линден в глаза, а затем повлёк её туда, где Великаны все ещё стравливали шланги за борт.

Вцепившись в борт, он уставился на тоненькую цепочку пузырьков. Прошло уже столько времени! Разве Бринн и Кайл могут так долго оставаться в живых под водой? Пузырьки истончились, будто Великанши спустились уже на такую глубину, где чудовищное давление сжимает грудную клетку так, что дышать почти невозможно. Шланги дрожали от нагнетаемого воздуха. Ковенант заметил, что сам начал дышать в ритме работы помпы.

Он с усилием оторвал глаза от воды. Фонтаны незаметно сжимали кольцо, точно готовились поглотить «Звёздную Гемму». Палаш Первой одиноко валялся на палубе, словно забытая и ненужная вещь. Линден рассеянно осматривала водную гладь, следя, как круг уменьшается. Её губы шевелились, как если бы она пыталась постичь язык гейзеров и сама заговорить на нём.

Внезапно шланги остановились.

И тут же застывший воздух затрепетал, как от взрыва. В ту же секунду мозг Ковенанта заполнился дикими дисгармоничными звуками, в которых почти невозможно было узнать песню водяных дев. А снаружи в прозрачную стену заколотили яростные кулаки огромных волн.

Великаны выстроились вдоль шлангов и стали быстро вытаскивать их из воды. Ковенант бросился было к ним на помощь, но, взглянув на Линден, так и застыл: её лицо было бледным, как саван, она обеими руками зажимала себе рот, а в широко распахнутых глазах читался несказанный ужас.

Он схватил её за плечи, не осознавая, насколько погрузились в её плоть его бесчувственные пальцы, и яростно затряс. Линден не пошевелилась и смотрела сквозь него.

— Линден! — закричал он, испугавшись её остекленевшего взгляда. — В чём дело?

— Волны. Валы. — Она шептала чуть слышно, уверенная, что говорит в полный голос. — Это тоже часть танца. Водяные девы специально устраивают бури, чтобы ловить корабли в капкан. Я должна была раньше догадаться.

Озарённая догадкой, она пришла в себя, взгляд её сфокусировался, а щеки вспыхнули от волнения.

— Буря! — Она забилась в руках Ковенанта, пытаясь вырваться. — Я должна предупредить капитана! Сейчас все это обрушится на нас!

Поражённый её словами, он тут же отпустил её, и она, чуть не упав, резко развернулась и со всех ног понеслась к мостику.

Её волнение передалось Ковенанту, и он побежал за ней. Но Первая и Яростный Шторм уже поднимались на поверхность. Были ли с ними Бринн и Кайл? Так на кого же в первую очередь обрушится ярость водяных дев?

Великаны налегали на шланги. Красавчик, вцепившись побелевшими пальцами в фальшборт, вглядывался в водную гладь.

Рядом с ним на борту стоял Мечтатель, готовый сразу же прыгнуть вниз, если Первой или боцманше понадобится помощь.

Общее напряжение достигло предела.

С мостика послышались взволнованные голоса Линден и Хоннинскрю. А затем зычный бас капитана разнёсся над всем кораблём, и, повинуясь его командам, все, кто не был занят у шлангов, бросились занимать места на реях.

Перегнувшись через борт, насколько позволял страх высоты, Ковенант заметил под водой поднимающиеся размытые фигуры. Красавчик крикнул, чтобы ему немедленно дали канат, не замечая, что давно уже держит его в руках. Как только головы появились над водой, вниз зазмеилось несколько концов.

Первая, отфыркиваясь, огляделась и свободной рукой поймала ближайший к ней трос. То же сделала и Яростный Шторм, и обе, не мешкая ни секунды, стали подниматься.

Первая, как ребёнка, прижимала к груди Бринна, а Кайл висел, как кукла, на плече могучей боцманши.

Оба харучая казались погруженными в глубокий сон.

Красавчик и Мечтатель помогли Великаншам взобраться на борт. Ковенант прыгал вокруг них, пытаясь из-за широких спин Великанов разглядеть харучаев поближе, но ему это никак не удавалось.

Как только Великанши вступили на палубу, синева небесного свода затянулась тучами.

Чудо-фонтаны и водная гладь в одну секунду растворились в бушующих волнах, и со всех сторон одновременно на корабль обрушились огромные валы. По палубе забарабанили крупные капли дождя, и линия горизонта исчезла, размытая яростью бури. «Звёздная Гемма», продолжая по инерции кружение вокруг оси, содрогнулась от обрушившихся на неё ударов так, что гранит загудел, и на мгновение замерла.

Ковенант, не уцепись он в этот момент за Мечтателя, полетел бы по палубе кувырком. Если бы капитана вовремя не предупредили, то в этой свистопляске ветров корабль потерял бы все паруса. И не только — шквал оказался таким сильным, что, будь мачты оснащены, их бы с лёгкостью выдрало из креплений. Но все паруса были убраны. Корабль мотало из стороны в сторону, швыряло по волнам, как щепку. Но «Гемма» была цела.

И тут все ветра словно собрались в один, и этот непомерной силы ураган обрушился на корабль Великанов, завывая, как тысяча грешников в аду. Он ударил сбоку и едва не опрокинул «Гемму». Ковенант чуть не полетел за борт, но Мечтатель придержал его. Ливень хлестал в лицо, мешая видеть и слышать всё, что происходит вокруг. Даже мощный рык капитана был не способен пробиться сквозь свист ветра и рёв волн.

Но Великаны были слишком опытными матросами и прекрасно сами знали, что нужно делать. С большим трудом они натянули парус на фоке, и тот поймал ветер. Дрожа от киля до клотика от ударов волн, корабль стал разворачиваться. Тут же были выставлены ещё несколько парусов, и «Гемма», выровнявшись, пошла по ветру.

Ковенант потащил Мечтателя к Первой и, добравшись, сразу вцепился в харучая, пытаясь отыскать на его залитом дождём лице признаки жизни. Но тот лежал без движения, и было трудно понять, дышит ли он вообще. Ковенант хотел расспросить Первую, но не смог говорить: ещё две смерти на его совести. Смерти двух человек, служивших ему с такой преданностью, на которую способны только Стражи Крови. Со всей его дикой магией он был бессилен спасти их. По палубе бежали мутные потоки.

— В трюм! — гаркнула Великанша и сама устремилась к ближайшему люку.

Ковенант рванулся за ней с такой напористостью, словно ни шторм, ни хлещущий в глаза ливень, ни уходящая из-под ног палуба не в силах были заставить его остановиться.

Он нырнул в люк, и ему показалось, что сверху на него обрушился всемирный потоп, и если бы он изо всех не вцепился в верёвки трапа, то его смыло бы на пол. Но спустившийся за ним Мечтатель опустил крышку, и можно было немного отдышаться. Сквозь толстый гранит палубы завывания шторма почти не проникали. Но качало так, что идти по коридору было почти невозможно. Фонари на стенах бешено раскачивались. Здесь, в замкнутом пространстве, опасность, которой подвергалась «Звёздная Гемма», казалась ещё более страшной. Здесь некуда было бежать, и не было никакой надежды на спасение, если что случится. Ковенант изо всех сил спешил за Первой и боцманшей, но сумел догнать их только уже в новом кубрике.

Помещение показалось ему огромным, как пещера: здесь висело, не задевая друг друга, с четыре десятка великанских гамаков. На каждом столбе, между которыми они были растянуты, горел яркий фонарь. Здесь не было никого: весь экипаж находился у помп и на палубе.

В центре возвышался вмурованный в пол длинный каменный стол. Первая и боцманша уже уложили на него харучаев.

Ковенант приблизился и увидел, что столешница находится на уровне середины его груди. Он стряхнул воду с чёлки и ресниц и впился глазами в распростёртые загорелые тела, все ещё не подававшие ни малейшего признака жизни.

И вдруг он заметил, что у обоих слегка вздымается грудь, — они дышали! А вот затрепетали ноздри, всё сильнее с каждым вдохом вбирая в себя воздух.

Глаза Ковенанта снова затуманились, но это была уже совсем другая солёная жидкость.

— Бринн, — выдохнул он. — Кайл. Благодарю тебя, Господи!

Харучаи тихо дышали, но не шевелились, словно были погружены в глубокий чаровской сон.

Ковенант настолько ушёл в свои переживания, что резкий голос Первой донёсся до него словно издалека:

— Принеси «глоток алмазов», — приказала она Красавчику, и тот сразу же исчез в коридоре. — Боцман, как ты думаешь, тебе по силам их разбудить?

Яростный Шторм умело занялась осмотром: прощупала пульс, подняла веки и изучила глазные яблоки. Затем прослушала обоих и констатировала, что в лёгких воды не осталось. С разрешения Первой она легонько похлопала Кайла по щекам. Когда это не помогло, она стала хлопать энергичнее, но его голова лишь моталась из стороны в сторону — толку не было никакого. Оба — и Кайл, и Бринн — пребывали в глубоком ступоре.

Боцман угрюмо сдвинула брови и задумалась.

— Водяные девы, — прошипела Первая. — Да кому могло в голову прийти, что наши непрошибаемые харучаи поддадутся и сиганут к ним?

В кубрик, запыхавшись, влетел Красавчик и протянул ей бутыль. Яростный Шторм приподняла Бринна и придержала его в сидячем положении, а Первая раздвинула ему губы и вставила в рот горлышко бутыли. Воздух наполнился ароматом «глотка алмазов». Бринн инстинктивно глотнул. Но не проснулся. Ту же операцию проделали с Кайлом. И с тем же результатом.

Ковенант наблюдал за всем этим, в нетерпении постукивая кулаками по коленям, раздражённый собственным бессилием. Великанши обменялись хмурыми растерянными взглядами и отступили от стола.

— Линден, — вдруг сказал он. — Нам нужна Линден.

И будто в ответ на его слова, дальняя дверь кубрика отворилась, и в проёме появилась Избранная. За её плечом, словно тень, возник Мечтатель. Спотыкаясь от качки почти на каждом шагу, она целеустремлённо направилась к столу, словно не замечая, что промокшая насквозь тяжёлая туника путается, в ногах, что волосы мокрой вуалью облепили лицо и что за ней словно след тянется цепочка маленьких лужиц.

Ковенант был настолько поражён, что даже не нашёл, что сказать.

Первая тоже остолбенела от неожиданности, но сразу же обрела дар речи.

— Камень и море, Избранная! Ты не очень-то торопилась! — заявила она сверкая глазами, но тут же взяла себя в руки и уже деловым тоном сообщила: — Мы никак не можем их разбудить. Мы дали им «глотка алмазов», но это не помогло. Мы впервые видим такое и не знаем, как с этим бороться.

Линден остановилась, глядя на Первую, словно ждала продолжения, и та хрипло заговорила снова:

— Мы боимся, что водяные девы их все ещё не отпустили, а значит, и наш корабль тоже. И пока это так, все мы в страшной опасности. Возможно, нам вообще не удастся уйти от шторма, пока харучаев и дев продолжают связывать невидимые нити. Танцующие-На-Волнах нипочём не отступятся от того, что уже раз попало им руки, — а как им иначе вернуть свою собственность, как не потопив наш корабль?

Линден вздрогнула и бросила на Первую резкий взгляд:

— И ты хочешь, чтобы я вошла в них?

Ковенант заметил на её виске бьющуюся жилку и понял, что Линден смертельно боится.

— Ты хочешь, чтобы я разорвала связь? Так?

А в её взгляде билось: «Опять?! Сколько, по-твоему, я ещё смогу выдержать?»

Ковенант всем сердцем сочувствовал ей. Но даже в те давние времена, когда и он обладал видением, ему не удавалось овладеть им с таким искусством, как Линден. К тому же харучаи возвели на неё столько напраслины и полностью разуверились в ней… Но в данной ситуации он был беспомощнее неё. Его руки с утратившими чувствительность нервами годились только для того, чтобы направлять поток дикой магии на разрушение. Бринн и Кайл лежали с такими отрешёнными лицами, словно жизни в них было меньше, чем в Вейне.

Ковенант встретился с Линден глазами и, неловким жестом указав на распростёртые тела, одними губами прошептал умоляюще:

— Пожалуйста…

Линден словно окаменела. Замерли и Великаны, не решаясь вмешиваться. Затем она снова вздрогнула, плечи её опустились, и она устало вздохнула:

— Ну что ж, хуже, чем уже было, мне не станет.

Она шагнула к столу и принялась за обследование харучаев. Не отрывая глаз, Ковенант жадно следил за всеми её действиями. И всё же его уже начали грызть смутные опасения, как бы с ней чего не случилось. Он-то на себе почувствовал, на что способны эти водяные девы. И слишком хорошо помнил, на что была похожа Линден после того, как впитала в себя пустоту элохимов и привела его в сознание в темнице Удерживающей Пески. За жёсткой складкой рта, за страхами и угрюмостью, за мучительными переживаниями прошлого таилась такая щедрая натура, столь безоглядно отдающая себя другим, что рядом с ней ему оставалось только пристыжено молчать.

Но чем больше Линден погружалась в работу, тем мягче становилось выражение её лица. Казалось, она заряжается от харучаев их самообладанием и мужеством.

— Что ж, по крайней мере, водяные девы предпочитают здоровых мужчин, — пробормотала она себе под нос, затем отступила на шаг и, ни на кого не глядя, приказала Красавчику крепко прижать к столу левую половину тела Бринна.

Тот безмолвно повиновался, хоть и не понимая, зачем это нужно. Первая и боцманша, не отваживаясь на комментарии, следили за происходящим из-под сосредоточенно сдвинутых бровей. Взгляд Мечтателя метался от Линден к Бринну и обратно, словно он пытался понять, что она затевает.

Но то, что произошло дальше, заставило всех широко раскрыть глаза от удивления: целительница уложила правую руку харучая на край стола и изо всех сил рванула, словно хотела выдернуть её из плеча. После этого она приблизила губы к самому уху своего пациента и прошептала:

— А теперь я собираюсь твою руку сломать. Бринн мгновенно сел, причём с такой яростью и энергией вырвался из рук Красавчика, что не ожидавший от него такой прыти Великан не смог его удержать и перехватить тяжёлый харучайский кулак, устремлённый Линден в лицо.

Удар пришёлся прямо в лоб, и она, отлетев назад, врезалась спиной в один из столбов. Заткнув уши, словно услышала вопль баньши, она рухнула на пол.

Ковенант на секунду остолбенел, будто жизнь покинула его. Первая, сыпля проклятиями, бросилась к Линден. Бринн легко спрыгнул со стола и рванулся в ту же сторону, но у него на пути возникла Яростный Шторм и подняла свой массивный кулак к самому его носу. Тут же очнулся и Кайл и попытался вскочить, чтобы броситься Бринну на помощь, но Красавчик и Мечтатель уже не зевали и плотно придавили его к столешнице.

Сжавшись в комок и прикрывая руками голову, Линден каталась по полу, словно её со всех сторон осаждали невидимые водяные девы.

Откуда-то из дальнего далека до Ковенанта донёсся разгневанный рык:

— Бринн, сволочь! Если с ней что-то случилось, я своими руками переломаю тебе все кости!

Возможно, это был его собственный голос, но он не стал об этом раздумывать, потому что уже бежал к Линден. Сам не зная как, он обогнал Первую и, склонившись над своей любимой, обнял её и крепко прижал к груди, а она забилась, пытаясь вырваться, с такой яростью и отчаянием, словно сошла с ума.

В его сознании взметнулся хаос звуков, которые тут же сложились в приказ: Отпусти её!

Но от присутствия Ковенанта, от присутствия его силы Линден, похоже, пришла в себя: она опустила руки и, подняв к нему лицо, одними губами взмолилась:

— Нет!

Он продолжал сжимать её в объятиях до тех пор, пока её блуждающий взгляд не обрёл ясность и мускулы потихоньку не расслабились. Линден побелела как простыня и еле дышала, но всё же нашла в себе силы прошептать:

— Думаю, теперь всё в порядке.

Перед глазами Ковенанта в сумасшедшей штормовой пляске раскачивались фонари, и, чтобы не потерять сознание, он прикрыл веки.

Когда он снова открыл глаза, Первая с Красавчиком уже сидели на корточках и наблюдали, как Линден приходит в себя. Неподалёку стояли Кайл с Бринном, а за их спинами возвышался Мечтатель с таким угрожающим видом, словно не колеблясь переломал бы им шеи, вздумай они снова дурить. Рядышком с не менее грозным выражением лица стояла боцманша. Но харучаи не обращали на Великанов ни малейшего внимания. Казалось, они успели оценить обстановку и принять решение.

— Не осуждайте нас, — произнёс Бринн. Голос его был ровен как всегда, однако ни он, ни Кайл не решались встретиться глазами с Ковенантом. — Мы столкнулись со своей судьбой лицом к лицу. И просим прощения, хоть я и признаю, что моей рукой управляли. Я не хотел никому причинять вреда. — Казалось, что к собственным извинениям он относится чисто формально. Его мысли занимало нечто другое, в этот момент гораздо более важное. — Мы берём назад все наши обвинения, выдвинутые против Избранной. Однако продолжаем считать, что осудили её за дело. И продолжаем считать её человеком Порчи. Но что говорить о ней, когда среди нас находятся те, кто предался ему ещё больше и достоин гораздо большего осуждения. Мы не можем говорить ни от имени нашего народа, все ещё живущего в горах, ни от имени тех харучаев, что оставляют дом, дабы отомстить Верным за их набеги. Но лично мы больше служить тебе не можем.

Ковенант встрепенулся, ошарашенный услышанным. Лично мы больше служить тебе не можем. До него даже не сразу дошёл смысл этих слов. А когда дошёл, то горло у него сжалось от горя. Он почувствовал, как напряглась Линден. В её глазах читался недоуменный вопрос: «О чём это вы?»

Не выдержав, Первая вскочила на ноги и, скрестив руки на груди, с высоты своего роста окинула харучаев ледяным взглядом. Она была прекрасна в своём гневе.

— Вы все ещё находитесь во власти иллюзии. Песня водяных дев совсем свела вас с ума. Вы рассуждаете о судьбе, но что бы ни сулили вам Танцующие-На-Волнах, на самом деле дают они лишь одно: смерть. Неужто вы ослепли настолько, что не соображаете, в какую пасть пихаете свои дурные головы? Мы с Яростным Штормом сами чуть не погибли, вытаскивая вас из такой глубины, где даже нас чуть не сплющило, как черепах. Уж не знаю, что эти ведьмы напели вам в уши, да и знать не хочу, только нашли мы вас повисшими на коралловом дереве, за которое вы зацепились штанами. И на том спасибо, потому что иначе вы погрузились бы так глубоко, что нам бы до вас было уже не добраться. А вы улыбались — точь-в-точь деревенские дурачки — и совсем обалдели от своих видений, которые на самом-то деле один морок. Вот вам правда — нравится она вам или нет. Так что, вы и теперь хотите вернуться к водяным девам, чтобы получить у них дырку от бублика? Значит, все побоку, все — ничто, харучаи устремляются в доблестную погоню за миражами! Камень и море! — Она грохнула по столу кулаком. — Я не позволю!..

— Мы не этого хотим, — не поднимая глаз, перебил её Бринн. — Мы не ищем смерти. И снова отвечать на зов Танцующих не станем. Мы просто не будем больше служить ни юр-Лорду, ни Избранной. Мы не можем.

— Не можете? — в смятении переспросил Ковенант.

Но Бринн все так же монотонно и по-прежнему избегая смотреть в глаза кому бы то ни было, продолжил свою речь, причём обращаясь исключительно к Первой:

— Нас мало волнует, как вы к этому, отнесётесь. Вы — Великаны, народ из легенд, которые передают друг другу наши сказители. Ты говоришь, что песня водяных дев — лишь обман и иллюзия. Мы признаем, что ты права. Но эта иллюзия… — И вдруг его голос смягчился. Ковенант никогда не слышал, чтобы в голосе Бринна было столько нежности: — Юр-Лорд почему ты всё ещё сидишь? Не подобает нам стоять перед тобой навытяжку. А сидеть с тобой, как добрые друзья, — тем более.

Ковенант обменялся с Линден тревожными взглядами. Она всё ещё не до конца пришла в себя и теперь усиленно старалась сосредоточиться, отчего между бровями залегла глубокая угрюмая складка. Но она понимающе кивнула и ухватилась за руку Красавчика. Великан бережно поднял её на руки, и Ковенант шагнул к харучаям.

Он боялся дать выход бурлившим в нём эмоциям и поэтому двигался крайне осторожно. Значит, ему суждено потерять харучаев? Харучаев, преданных и верных, как некогда ранихины?

И тут Бринн в первый раз взглянул на него. Поражённый болью, горевшей в этих обычно столь спокойных глазах, Ковенант чуть не отступил на шаг. «Звёздную Гемму» продолжало болтать, и гранит жалобно поскрипывал, словно в любую секунду она могла разлететься на куски под безжалостным напором волн. Не дожидаясь, что ещё скажет Бринн, Ковенант громко и отчётливо произнёс, пресекая тоном любую попытку себя перебить:

— Вы дали мне слово. — Его грудь тяжело вздымалась, и слова давались с трудом, ибо он признавал, что не имеет права ни в чём упрекнуть столь верно служивших ему харучаев. — Так вот, я не могу освободить вас от него. Я был вынужден по просьбе Баннора взять на себя ответственность за вас. И изменить уже ничего не могу. Не от меня это зависит. — Тогда, на плато у Ревелстоуна, он чуть не истёк кровью. Его спас Бринн. — Так о чём вообще, чёрт побери, ещё говорить?

— Юр-Лорд, — не давая сбить себя с толку, но так же мягко сказал Бринн, — разве ты сам не слышал песни водяных дев?

— Ну и что с того? — Ковенант сам понимал, что бравирует, но это было его единственной защитой. — Единственной причиной, почему они предпочли вас мне, было то, что им не нужны столь огнеопасные мужчины.

Бринн помотал головой, не соглашаясь с ним, и добавил:

— Разве неправду рассказывают о Неверящем, что однажды в тяжёлую минуту он поклялся, что вся Страна — не более чем сон, соблазнительный и фальшивый насквозь?

Ковенант застыл с открытым ртом. Всё, что он собирался сказать, рассыпалось в прах. Он вспомнил, как говорил Линден тогда, на Смотровой Площадке Кевина: «Наши сны слились в одно общее видение». Это было его надеждой, якорем в мире, от которого можно было сойти с ума. Но эта попытка объяснить себе хоть что-то так и не оправдала себя.

«Даже это мне в упрёк?»

Словно не замечая его смущения, харучаи холодно продолжал:

— Первая сказала, что песня водяных дев — лишь иллюзия. Мы и сами прекрасно сознавали это. Но мы — харучаи, и мы приняли их вызов. Ты, похоже, совсем нас не знаешь. Жизнь в горах сурова и не для неженок — на наших ледниках и обрывах им просто не выжить. Потому-то у нас рождается так много детей — это необходимо, чтобы сохранить наш род. Для нас брачные узы нечто священное; они глубоки и нерушимы. Разве Баннор тебе об этом не рассказывал? Для тех, кто во имя службы в Стражах Крови отказался от сна и самой смерти, это не было такой уж большой жертвой. Но вот отказ от брака — это был уже подвиг. Поэтому, как только они поняли, что Порча проник и в их ряды, они закончили свою службу и посчитали, что Клятва исполнена до конца. Любой, человек может оступиться, ошибиться или погибнуть — но как харучаи, во имя преданной службы высокой идее отказавшийся от своих жены и детей, смог бы смириться с тем, что его преданность используется идее во вред? Да лучше бы клятва никогда не произносилась вовсе! Юр-Лорд, — голос Бринна вдруг снова неожиданно смягчился, но харучаи не мигая продолжал сверлить Ковенанта взглядом, — в песне водяных дев мы услышали зов тех, кто остался дома. Да, мы попали под власть иллюзии, но как она была сладка! Вокруг нас вдруг выросли родные горы. Воздух вновь стал чистым и прохладным от далёких снегов на вершинах. И с утёсов нас звали к себе женщины, желавшие нашей страсти, нашего семени для зачатия новой жизни. — В его голосе зазвучали интонации, присущие мелодичному языку харучаев, а лицо просветлело. — И потому мы без оглядки на наш долг и службу устремились навстречу им. Наши женщины смуглы от рождения и от палящего солнца. Но иногда среди них встречаются и белокожие — их кожа ослепительна, как лёд, сверкающий на горных пиках; она мягка, словно чистейший снег с таких высот, куда можно подняться лишь на крыльях ветра. Ради них, чистых как снег и сияющих как лёд, мы и отдали себя Танцующим-На-Волнах.

Теперь отвёл взгляд Ковенант. Баннор как-то намекал ему о том, что и в харучаях есть некие вполне человеческие струнки. Их недоверчивое, враждебное ко всему миру отношение произрастало из жестокой, суровой жизни, где каждый вдох был надеждой, а выдох — утратой.

В поисках поддержки он оглянулся на Великанов и Линден, но ни один из них не знал, что сказать. Глаза Линден были затуманены то ли болью, то ли состраданием, на лице Красавчика читалось откровенное сочувствие, и даже суровая воительница Первая смотрела на харучаев с мягкой грустью.

— Так мы доказали сами себе, что мы предатели. Мы предали нашу верность долгу ради миража. Мы оказались неспособными держать слово, данное вам. Мы не совладали с собой и потому не имеем права служить вам впредь. Наваждение прошло, но кто теперь поверит нашим самым громким клятвам?

— Бринн, — растерянно сказал Ковенант, — Кайл. Не надо. Никто вас ни в чём не обвиняет.

Он откашлялся, чтобы придать голосу суровые нотки, и напустил на себя грозный вид. Тут же прохладная рука Линден коснулась его локтя, словно моля о сострадании. Сама она не отрываясь смотрела на харучаев. Но Ковенант сделал вид, что не заметил её жеста. В нём вновь стала закипать сила, и говорить другим тоном он уже не мог.

— Как-то раз то же самое, что и вы, проделал Баннор. Да-да, то же, что и вы. Тогда мы вместе с ним и Идущим-За-Пеной стояли на краю Землепровала. Он отказался идти с нами, в то время как мне… — Ковенант судорожно вздохнул. — Я спросил его, что его смущает, и он ответил: «Ничего. Просто я потрясён внезапно открывшейся мне истиной, что понадобилось так много столетий, чтобы научить нас понимать пределы своих возможностей. В своей глупой гордыне мы зашли слишком далеко. Ни один смертный мужчина не должен отказываться ни от жены, ни от сна, ни от смерти — как бы ни была высока идея, которой он служит. Отрекаясь от себя, мы делаемся слабее и сами ведём себя к крушению всех надежд». Вы только что почти повторили его слова. Но поняли ли вы, что сказали? Все не так просто. Любой может допустить ошибку. Любой, кроме Стража Крови. Он теряет к себе доверие. Но как вы думаете, зачем Баннор встретился со мной в Анделейне? Ведь если вы правы, то должны понести за вашу слабость заслуженное наказание — он лишь одобрил бы это. Или нет?

Ковенанту хотелось избить Бринна за глупость, но, сдержавшись, он решил, что это сделают за него слова, адресованные пристыженному харучаю.

— Так я скажу вам. Клятва или данное вами слово — это ответ Презирающему, но вовсе не отречение от самих себя. Баннор встретился со мной в Анделейне не для того, чтобы вручить мне дары, и не для того, чтобы давать новые клятвы. Он сказал: «Я смею просить, чтобы ты освободил моих соплеменников. С ними обошлись отвратительно. Избавь их от плена, и они будут служить тебе верой и правдой». Он говорил это, имея в виду не только плен Верных, но и плен, в который вы сами загнали себя, — плен самоотречения.

Ковенант замолчал. Он видел отчаяние в глазах харучаев и понимал, что больше говорить не следует. На несколько минут в кубрике воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжёлыми вздохами помп, поскрипыванием мачт и приглушённым рёвом шторма. Фонари все так же плясали на столбах. Наконец раздался тихий вопрос Бринна:

— Юр-Лорд, разве мы тебе плохо служили?

Лицо Ковенанта исказилось, как от боли, и, терзаемый дурными предчувствиями, он с трудом выдавил из себя:

— Вы сами знаете, что хорошо.

— Тогда позволь нам уйти, — бесстрастно попросил харучай.

Ковенант обернулся к Линден и потянулся к ней, нуждаясь в тепле её рук. Но его бесчувственные пальцы ничего не ощутили. Даже она не могла помочь ему.

Вечером, когда они остались наедине в каюте, стены которой гудели от хлещущих в них волн, а пол ходил ходуном, Ковенант принялся растирать ушибленную спину Линден. Он делал это с яростью, в которую вкладывал всю боль своей утраты. Но Линден спала, ничего не чувствуя, усыплённая выпитым как лекарство «глотком алмазов». А он, не зная, как ещё умерить отчаяние, продолжал свою работу, пока руки не устали окончательно. Уход харучаев, к которому он не мог отнестись иначе как к дезертирству, казался ему недобрым предзнаменованием других грядущих поражений, которые, в свою очередь, могли привести его к краху всех надежд.

К утру буря стихла, и «Звёздная Гемма», вырвавшись из капкана водяных дев, устремилась навстречу хмурому серому рассвету. По палубе стучали капли дождя, словно безутешные слезы. Ветер улёгся, и Хоннинскрю уже не составляло большого труда направлять корабль Великанов точно по курсу. И цель была уже близка.

Но харучаи приняли решение окончательно и бесповоротно.