III
Ближе к вечеру, когда июльское солнце умерило свой жар, из крепости в направлении будущей северной столицы государства, выехал небольшой отряд. Возглавлял его капитан Христофор Шредер. Назначен он по личному приказу коменданта, и обязан доставить царевича Алексея в Санкт-Петербург живым и невредимым. Золотарев полностью доверял этому человеку и был уверен, что тот выполнит все его указания.
Андрей уже давно отметил, что капитан был честолюбивым и готов был на все, чтобы занять более высокие посты. Так что данное комендантом поручение могло способствовать получению им очередного звания. Как предполагал Христофор, Петр оценит его заслуги. К тому же, как отмечал в своих записках Алексей, был тот отважен и смел, но при этом сломя голову в пекло не лез, предпочитая, словно играя в шахматы, просчитывать наперед все возможные варианты и их последствия.
Кроме того, Золотарев, в присутствии капитана, лично проверил выбор попутчиков царевича. Без разговоров он одобрил Онегина и Шипицына. Несколько минут размышлял над кандидатурой Монахова (того самого бывшего монаха Никона, что еще под Архангельском поступил в воздушный флот). Как уже сообщалось выше, молодой денщик Онегин был ровесником Алексея, и являлся тому правой рукой. Андрей даже сравнивал его с фаворитом Петра — Меншиковым. Тоже из народа, так же готов на все ради его высочества. Одно лишь отличие — не вор. Боцманмат Шипицын этот храбрец, отличался безрассудством. Приятель царевича (другого слова Золотарев подобрать не мог) обладал манерой влезать в неприятности, которые (как считал Шредер) можно было избежать. Вроде привычка не хорошая, но иногда так нужная. Зато бывший монах Никон — осмотрительный. Проблема только в том, что приказывать поручику Михайлову он не мог. Но будет ли юнец прислушиваться к советам солдата?
От Нарвы до будущей российской столицы более ста верст. В будущем, это Андрей помнил точно, на их преодоление уйдет всего-то несколько часов, но сейчас в начале восемнадцатого века, это путешествие займет куда больше времени. Хорошо если за сутки уложатся, а если нет?
За сутки добраться до Санкт-Петербурга думал добраться и царевич, да вот только Шредер не был в этом уверен. По мнению Христофора, после двух дней невыносимой жары вполне возможно, что мог пойти дождь, а ведь в лесу еще и укрыться нужно. Дай бог до его начала успеть какую-нибудь захудалую деревеньку найти, чтобы в ней остановиться да непогоду эту переждать.
Ехали медленно, переговаривались. Онегин и Шипицын пытались шутить. Монахов, придерживая правой рукой фузею, покуривал трубку. Лишь только Шредер, да Алексей были сосредоточенные. Причина такого поведения капитана была изложена выше, а вот царевич был страшно не доволен, что вынужден покинуть крепость. То, что именно он стал причиной того, что Карл в этой истории изменил первоначальные планы, Алексей, как-то не предполагал. Ну, мало ли почему государь шведский выдвинулся на захваченными русскими его бывшие города. Царевича больше волновало то, что пассия осталась в крепости одна.
— Как думаете, ваше благородие, — спросил вдруг Монахов, обращаясь к Шредеру, — дождь будет?
— А куда ж без него.
Капитан снял треуголку и обтер платком потный лоб.
— Но я надеюсь, ваш небесный покровитель, — тут Христофор подмигнул царевичу Алексею, — Илья пророк смилуется над вами, и отведет грозу.
— Не знаю, смилуется или нет, — прошептал бывший монах, затушил трубку и пихнул ее в кисет, — но помолиться и попросить у него помощи можно.
Царевич посмотрел на Монахова, и заметил, как тот прикрыл глаза. Читать молитву вслух тот не стал, а лишь зашевелил губами.
— Как думаешь, — произнес капитан, — поможет?
Бывший монах ничего не ответил. Он только осенил воздух крестным знамением.
— Ну, не хочешь говорить, — вздохнул Христофор, — не говори.
Через несколько верст капитан понял, что погода начала портиться. Вначале подул вдруг неожиданно холодный ветер. Затем начало темнеет. Капитан прекратил разговор с царевичем и взглянул на небо.
— Э, вон тучи собираются. — Пробормотал он, — найти бы укрытие, пока не промокли.
Христофор посмотрел на Онегина и Шипицына. Вот она стать русской армии. Им сейчас не до предстоящего ливня, все шутят о чем-то. Может девиц обсуждают, а может и над командованием в крепости посмеиваются. Эх, показал бы капитан Шредер кузькину мать этим озорникам да не положено. Чай руководство все равно, об этом не узнает.
Громыхнуло. Шутки тут же прекратились, и оба паренька посмотрели на капитана.
— Сейчас дождь начнется, — проговорил тот, и словно в подтверждение его слов небо, где-то позади них расколола напополам молния. — Сейчас бы укрыться где! Эй, Монахов, — обратился к бывшему монаху он, — что не подействовали твои молитвы? Я погляжу, ты только зря потревожил Илью Пророка.
— Не богохульствуйте капитан, — вспылил солдат, — бог он же все слышит. И не смейтесь.
И тут Христофор впереди разглядел деревянный дом, который вряд ли мог в этих краях принадлежать чухонцу или эстляндцу, они таких не строят. Больше на русскую избу похож.
— Вон он знак Ильи Пророка! — воскликнул Никон, и показал на дом.
Капитан промолчал. Непроизвольно перекрестился и тут же отогнал мысль, что после службы, уйдет в монастырь, чтобы и грехи свои отмолить, да за жизни, загубленные во время войны похлопотать перед господом.
— А ну, пришпорим лошадей, братцы, — проговорил он, — а то сейчас как польет.
Дождь будто бы дожидался его слов. Медленно начал моросить.
Доскакали до домика. У ворот остановились и спешились. Шредер хотел было уже постучаться в ворота, но царевич, после слов «Я, Алексей Михайлов», сделал это раньше.
Марта ушла, царевич только что отбыл из крепости, адъютант убежал разыскивать полковников. Андрей по-прежнему стоял у открытого окна. Жара начала спадать, но закрывать его не хотелось. Он вновь задумался о создании мускулолета. С одной стороны идея была бредовая, где сейчас возьмешь алюминий, титан и прочие легкие материалы, но с другой их можно было просто заменить деревом и бумагой.
— Вот именно, — произнес вслух Андрей и улыбнулся, — где сейчас возьмешь все тот же алюминий?
Никто не догадывался, а алюминий и даже дюраль, у Золотарева были. Год назад, когда обстановка в районе крепости стала налаживаться, он с небольшим отрядом решил отправиться в те места, где по мнению Андрея, когда-то шесть лет назад перевернулся «Мерседес». И ему повезло, остатки лежали именно там, где произошла авария. Хотя правильнее сказать — перемещение во времени.
Выяснилось, что металл, хоть и пострадал, но все, же годился для использования. Погруженные в телегу они (дюраль, алюминий и титан) были доставлены в крепость, и теперь хранились в подвалах главной башни. Если первые два переплавить, а затем обработать пусть и на примитивном токарном станке, вполне возможно, что можно было бы сделать простенький велосипедный привод. Правда, пришлось бы повозиться с чертежами. Для изготовления винта подойдет обыкновенное дерево. Задача вполне осуществимая, да вот только специалиста, что способен был работать на токарном станке, на данный момент, в Нарве не было. Петр же не собирался наведываться в крепость. То ли дел было по горло, то ли город была для него все тем же нарывом, с которым он его сравнивал.
Дверь скрипнула, и в кабинет вошел адъютант. Поклонился и проговорил:
— Прибыли люди, которых вы вызывали.
— Все? — уточнил Андрей.
— Все!
— Зови.
Он развернулся и скрылся за дверью.
Андрей подошел к столу и сел. За дверями послышался шум, словно пришедшие спорили, кому первому войти. Золотарев выругался. Только вот этого не хватало. Наконец, шум стих и в кабинет первым вошел — граф Гаврила Иванович Головкин, начальник Нарвского пехотного полка. Полк нес гарнизонную службу в крепости. Затем переваливаясь с ноги на ногу — полковник Иван Самуилович фон Фихтенгейм, прибывший в Нарву за пару месяцев до описываемых событий. После него полковник Федот Скобельщина. Наконец Иоганн Барнер — полковник Белозерского воздушного полка, а завершал эту процессию полковник Яков Полонский. Последний был драгуном, и совсем недавно, после отставки полковника Павьера де Кольджерзона, был назначен командовать полком.
— Присаживайтесь господа, — проговорил Золотарев, предлагая военачальникам сесть.
Расселись. Андрей оглядел сих мужей в длинных париках. Не удобная вещь, но против сего правила не попрешь. Не им придумано, не ему и нарушать. Как говориться со своим уставом в чужой монастырь.
— Господа, — молвил Золотарев, поднимаясь из-за стола. — Я собрал вас здесь, чтобы сообщить неприятнейшее известие, — тут Андрей на секунду умолк. Текст казался до безумия знакомым, он да же чуть не выпалил, — Ревизор, но сдержался. Карл XII, а уж тем паче его военачальники на «Ревизоров» не походили. — Короче господа, — продолжил Золотарев, — на крепость движется шведская армия.
Он заметил, как лица офицеров побелели. Понять их можно, вряд ли те опасались за свою жизнь, или даже боялись потери крепости, сколько тревожились за жизнь царевича. Попади тот к Карлу, государь начнет рубить головы. Тут уж лучше всего в бою погибнуть.
— Царевич? — первым проговорил Головкин.
— Царевич по моему приказу покинул крепость и сейчас с отрядом движется в Санкт-Петербург, — ответил комендант, — подальше от шведов, поближе к помощи. Вы господа, наверное, в курсе, какую резню учинили шведские войска в битве при Фрауштадте? — поинтересовался Андрей, и, увидев, что не все собравшиеся здесь офицеры в курсе молвил, — после победы шведская армия брала в плен всех, кто не был убит или не успел бежать, — тут Золотарев взял паузу, словно не был он комендантом крепости, а являлся всего лишь артистом, выступавшим на подмостках, — Большого театра, и произнес, — Всех, кроме русских!
Андрей открыл ящик стола и вытащил бумагу.
— Вот что написал мне государь, — молвил он, показывая лист. — Зачитаю. Россияне також много побиты, а которые из солдат взяты были в полон, и с теми неприятель зело немилостиво поступил, по выданному об них прежде королевскому указу, — Андрей вздохнул, читалось тяжело, но читать нужно было, — дабы им пардона не давать, и ругательски положа человека по два и по три один на другого кололи их копьями и багинетами.
Золотарев замолчал, оглядел присутствующих офицеров. Те сидели бледными, а у самого старшего по возрасту из них на щеке были слезы.
— Теперь вы понимаете, что нам грозит, — проговорил комендант, — если мы сдадим крепость.
За окном громыхнул гром. Затем сверкнула молния. Вбежавший в кабинет адъютант кинулся к окну, и попытался закрыть его. Там на улице начался ливень.
— Надеюсь, — молвил полковник фон Фихтенгейм, — дождь замедлит продвижение шведов к крепости, и мы сможем подготовиться.
— Но, этот дождь также замедлит подход войск из Санкт-Петербурга, — парировал Иоганн Барнер.
Андрей взглянул на присутствующих и сказал:
— Будем надеяться, что Голицын сообразит, что лучше всего выступить сюда по Балтийскому морю.
— Будем надеяться господи комендант, будем надеяться, — сказал граф Головкин.