Глава 6

— У меня просто нет слов.

Слуга подал его величеству кубок с ароматным кипрским вином — остатки подарка императора Комнина и, кроме фруктов, единственное лакомство, которое осталось на борту галеры.

Впрочем, эта проблема была очень быстро решена. С королевского корабля доставили все необходимое, вплоть до яств, изготовленных королевским поваром только что, и обе королевы — бывшая и будущая — были приглашены к трапезе. Разумеется, на галеру переправили несколько бочонков пресной воды, которой англичане запаслись в изобилии на одном из окрестных островков. Воины пили столько, сколько могли вместить их желудки, и смеялись. Произошедшее казалось им не чем иным, кроме как чудом, и вера в своего короля, всегда вовремя приходящего на помощь своим верным слугам, достигла апогея.

Помимо королев в спешно убранную гобеленами каюту на галере позвали Роберта Бретейля, графа Лестера, Стефана Турнхама и Этьена де Мони и, кроме того, молодого Ричарда Уэбо, который мог, наконец, занять ставшее для него привычным место рядом с королем.

Ричард, к которому уже прочно привязалось прозвище Львиное Сердце, выглядел мрачным и недовольным. То, что он увидел и услышал, вызвало его гнев, но чувства приходилось сдерживать, по крайней мере в присутствии дам, и оттого государь злился.

— Рассказывай, — бросил он Стефану, который жадно поглощал курятину, выставленную на овальном блюде на столе перед ним. Командору до смерти надоели козлятина и рыба, и потому он предпочел набить рот птицей. Так что королю пришлось подождать, пока граф проглотит мясо.

Турнхам стал рассказывать — сжато, но не опуская ничего существенного. Упомянул о дарах и о том, что кипрский император упорно пытался зазвать их на берег. Видимо, интересуясь прежде всего королевами. Все это он уже говорил раньше, только более кратко. Тогда, выслушав рассказ командора, Ричард поступил так, как уже, видимо, привык, то есть отправил двух рыцарей в качестве своих эмиссаров к императору с требованием сатисфакции. Сумма сатисфакции была названа очень солидная. И, пожалуй, поэтому да еще потому, что не весь английский флот успел подтянуться, а Исаак Комнин полагал себя очень сильным, он отказал в довольно грубой форме, почти так же высокомерно, как звучало требование Плантагенета. Пожалуй, именно такого ответа Ричард и ждал. По крайней мере, воспринял он его с диковинной смесью ярости и удовлетворения.

— Значит, этот императришка с самого начала предполагал со мной воевать, — подытожил Плантагенет, стукнув по столу кубком. — Что ты там говорил о заложниках?

— Один из заложников вернулся на корабль. Сбежал из плена. Это оруженосец Уэбо, он сам может все рассказать.

Похоже, государь Английский решил подогреть свой гнев, чтоб потом получить побольше удовольствия от драки. Он принялся разбираться во всех подробностях событий, которые, пожалуй, в сложившихся обстоятельствах были уже не так важны. Разумеется, король был далек от мысли приглашать к себе в каюту какого-то неизвестного оруженосца своего рыцаря, а потому взглянул на Дика — тоже мрачно, но с одобрением в глубине души, потому что видел, как тот сражался на борту галеры.

— Говори.

Корнуоллец пересказал все, что узнал от Трагерна, и прибавил от себя — прочитанные мысли, додуманные подробности, свои соображения...

— Так это ты предположил, что Комнин захочет взять королев в заложницы? Верно?

— Верно, государь.

Стефан не стал спорить, хотя за прошедшее время успел убедить себя, что сам додумался до этого.

— Хорошо. Рассказывай дальше, Турнхам.

Командор продолжил. Впрочем, рассказывать осталось немного. Упомянув о ночном нападении на галеру, он решил, что раз этот рыцарь — любимец короля, наверное, стоит похвалить его, и потому откровенно рассказал о роли Уэбо при захвате ценного пленника. Киприот, назвавшись командиром отряда, поведал им следующее...

— Почему вы не отплыли тогда же, Турнхам? — недовольно спросил Ричард. — Вы поставили мою невесту в опасное положение! И мою сестру тоже.

— Это из-за пиратов, государь. В бухте Лимассол с этой точки зрения было спокойней. Меня заботила безопасность их величеств. — Он усмехнулся и подумал о том, что дамам стоило бы удалиться и предоставить мужчинам вести свои мужские дела. — Ее высочество принцесса Наваррская наравне с воинами переносила все тяготы нашего положения. Мужество ее заслуживает восхищения. — И слегка поклонился Беренгере.

Полноватое лицо принцессы пошло алыми пятнами смущения. Она потупила глаза, поднялась с места и сделала легкий реверанс. Иоанна, которая, пожалуй, заслужила похвал не меньше, чем будущая невестка, а, наоборот, больше, посмотрела на Турнхама, а потом на Дика. Ее глаза — ясные, синие — делали грубоватое лицо прелестным и теперь лучились улыбкой, немного насмешливой, немного легкомысленной. Улыбка предназначалась телохранителю ее брата, и тот невольно улыбнулся в ответ.

— Я нисколько не сомневался в мужестве своей невесты, — равнодушно ответил Ричард и поднялся (по причине чего были принуждены встать и все остальные). — Но сударыни, наверное, очень устали. Такие испытания тяжелы для нежных женских душ. Вы, разумеется, желаете отдохнуть. Не смею вас задерживать. — Он попрощался с невестой, сестрой и, не дожидаясь, пока они обе покинут каюту, плюхнулся обратно в кресло. — Итак, господа, ваши соображения. Много ли на Кипре войск?

— Думаю, государь, немало.

— Если мне позволено будет сказать слово... — осторожно начал корнуоллец и замолчал, ожидая разрешения или запрета.

— Уэбо был на берегу, — сообщил Турнхам, украдкой придвигая к себе блюдо с каплунами. Теперь, когда дамы вышли, можно было не церемониться. — Он все видел сам.

— Говори.

— Государь, полагаю, что почти все войска Комнина сейчас как раз в Лимассольской бухте. Именно здесь он готовился отражать нападение. Именно здесь по берегу возводятся укрепления.

— В самом деле? — Ричард повернул голову к Дику, посмотрел на него вопросительно. — Да сядь за стол, ты же не чашник! С чего мне шею выворачивать? Лестер, подвиньтесь.

Молодой Роберт освободил корнуоллцу место и даже слегка подмигнул ему. Он был еще очень юн, слишком романтичен и потому не гнушался сидеть рядом с незнатным, но при этом пользующимся благосклонностью государя рыцарем. Впрочем, в походе это воспринимается совсем иначе, чем при дворе, а в бою — тем более. Если мериться не титулами, а шпорами, то оба они были равны, оба молодые рыцари.

— Что за укрепления, рассказывай.

— На самом деле называть это укреплениями — льстить Комнину, государь. Так, бестолковые валы. Но они могут доставить нам изрядно беспокойства, если лезть на них в лоб. За грудой камней и дерева спрячутся лучники, да и их копейщикам будет удобней колоть наших с высоты. Но поскольку все это делалось в спешке, есть способ обойти преграду. По крайней мере, для небольшого отряда смелых ребят.

— Ты знаешь, где может высадиться этот небольшой отряд?

— Да, государь.

— Отлично, значит, ты его и поведешь. — Король покосился на насмешливо заулыбавшегося Турнхама и строго добавил: — Если справишься и все пройдет быстро, разумеется, получишь награду. Ты хорошо мне служишь, Уэбо, я это вижу.

— Как прикажете, государь.

Король внимательно выслушал все, что командор и граф Лестер говорили ему о Комнине. Ричард был вне себя от гнева: этот мелкий кипрский государишка посмел бросить ему вызов, да еще и столь недостойным для мужчины способом — через женщину! И не просто через женщину. Здесь посягнули на самое сокровенное его, Ричарда, имущество — жену (а хоть бы и будущую, какая разница...)! Очевидно, что если вызов так непригляден, значит, его, Ричарда, нисколько здесь не уважают. А за неуважение к высокому сану короля следует наказывать, и сурово. Если не заставишь инородцев относиться с почтением к своей короне и достоинству рыцаря, то, глядишь, в один прекрасный день и твои собственные слуги обнаглеют! Куда это годится?

Но когда градус ярости достигает некоего предела, человек переваливает через пик гнева и внезапно успокаивается. Ярость остается, но она застывает глыбой льда и уже не мешает логично и трезво мыслить. Наоборот, она помогает рассчитать все как можно точнее и нанести врагу тот смертельный удар, который позволит не только справиться с ним, но и восторжествовать. И Плантагенет был уверен, что ему удастся добиться своего минимумом усилий.

Тем более, если сравнивать армию этого кипрского, с позволения сказать, императора и его, Ричардову... О, Комнину не поздоровится!

Его величество выглядел довольным, как облизывающийся после удачной охоты кот. Он махнул слуге, чтоб тот еще разок наполнил бокал, отпустил Турнхама, Лестера и де Мони, а Уэбо велел остаться. Подвинул ему кувшин с вином (в то время легкое вино мужчины пили постоянно, как воду) и негромко спросил, испытующе глядя в упор:

— Как там с твоими необычными способностями? Не иссякли?

— Нет, государь, но... — осторожно ответил Дик.

— Очень хорошо.

— ...Но почему вы спрашиваете?

— А потому, что моя армия будет нужна мне в Палестине, понимаешь? Я не для того год собирал под свои знамена эту огромную толпу, чтоб теперь класть ее на каком-то Кипре. Островок размером с ладошку, плюнуть некуда! Понимаешь?

— Кажется, да.

— Что тут думать! Мне нужно, чтоб с помощью своей... этой... магии ты помог мне захватить остров. Ясно? Этот Комнин не заслуживает, чтоб с ним бились честно. Магия-шмагия — это так, не слишком почетно, ты прав, что не пользуешься ею. — Дик кивнул, оставив свои мысли и воспоминания при себе. — Ты и так отличный воин. Драться надо честно, ты прав, меч на меч, кулак на кулак. Но с такой бабой, как этот византийский племянничек... Ты понимаешь. Он не стоит того, чтоб наши ребята тут сотнями ложились под стенами его замков. Согласен?

— Да, государь. Непременно. Сделаю все, что смогу.

— И твоя первая задача — добиться, чтоб мы взяли берег с наименьшими потерями. Вот, говоришь, у тебя есть план, ты знаешь какую-то дорогу. Что за дорога, кстати?

— Если высадиться у самого мыса (я имею в виду не Гату, а тот маленький мыс, что правее Лимассола), а потом пройти по лесу, есть шанс атаковать валы с тыла. И тогда-то наши смогут взять их в лоб... На каком-то участке.

— Очень хорошо. Сколько тебе нужно людей?

— Человек двадцать. Из тех, что «на ты» с лесами.

— Браконьеров, что ли? — Ричард заулыбался. — У меня в войске много браконьеров. Ты же знаешь, мои шерифы рубят браконьерам руки и головы, и для них единственное спасение — армия. Поход на Восток.

— Очень мудро, государь.

— Несомненно. Хорошо, я дам тебе двадцать ребят из их числа. И учти — если сумеешь помочь мне взять Кипр поскорее и полегче, станешь сразу графом. Понял?

— Да, государь. Я постараюсь не обмануть ваших ожиданий.

Дик поднялся и поклонился, скрывая улыбку. Вот так-то, знай наших! В том, что ему удастся задуманное королем, он не сомневался ни на миг. Магия, струящаяся от источника на вершине горы, наполняла его мощью и уверенностью в себе.

Серпиана в ходе неудавшегося абордажа совсем не пострадала, возможно, это лучше всего успокоило Дика. Девушка, совершенно равнодушно, словно драки для нее — это нечто повседневное и уже неинтересное, отдыхала в каюте на тюфячке и возилась с ремнями на щите жениха. Корнуоллец, заметив это, нагнулся и выдернул щит у нее из рук.

— Зачем ты? — раздраженно спросил он.

— Ремень меняю. Чем ты недоволен?

— Оставь. Я сам. — Он повертел щит, осмотрел ремни и оковку. — Я его, наверное, вообще оставлю. В лесу со щитом неудобно.

— Куда это ты собрался? — Она вскочила. — И без меня? В лес?

— Да куда уж без тебя, — улыбнулся молодой рыцарь. — Только пообещай, что на этот раз не станешь лезть вперед, хорошо? Иначе я тебя вообще запру.

— Ну посмотрим, посмотрим...

— Пообещай, Ана.

— Хорошо. Я не буду лезть вперед. Я просто помогу вам найти дорогу в лесу. Тебе ведь от меня именно это надо, не так ли? Ты ведь потому согласен меня прихватить с собой?

— Еще и потому, что ты отлично стреляешь.

Они поцеловались. В который раз уже Дик чувствовал, что после боя телесное и душевное возбуждение достигают предела, когда уже невозможно сдерживать себя. Возможно, поэтому армию всегда сопровождает так много женщин, продающих свою благосклонность за золото или иные ценности. Бой заставляет кровь кипеть, но одним запахом крови и видом разлетающихся под мечом доспехов этого кипения не успокоить и сжигающей жажды не утолить. Нужно еще что-то.

Девушка прильнула к нему, лаская, и он подумал, что, может быть, она одержима таким же желанием. Дик оторвался лишь ненадолго, посмотрел на онемевшего от изумления Трагерна и поглядывающего с пониманием и завистью англичанина, отдыхающего в дальнем уголке. Многозначительно свел брови.

— Ребята, может, пойдете проветритесь?

Трагерн вышел без слов. Второй непрошеный свидетель, задержавшись рядом, вздумал было сказать что-нибудь вроде «я не помешаю» или «давай на двоих», но корнуоллец лишь мельком взглянул на него, добавив магии — последнее получилось у него неосознанно — и язык англичанина присох к небу. Он прокашлялся и поспешил убраться восвояси.

Серпиана подняла на молодого рыцаря сияющие глаза.

— Ты и дальше собираешься пользоваться магией по поводу и без повода? Тебе бы отучаться потихоньку...

— Больше не повторится, — пообещал он и закрыл ей рот поцелуем.

А через час они уже были на берегу. Лодочка, приставшая к скалистому мысу, подошла тихо, чтоб киприоты ни в коем случае не заметили ее, и Дик, соскочивший на камни первым, замахал рукой, давая знак англичанам, чтоб поскорее выбирались на сушу. Девушка-змея, для похода одевшаяся во все черное, по-мужски, так что стала очень похожа на юного оруженосца, взобралась на скалу со скоростью горной козочки и помахала оттуда.

— Тропа, — показал Дик. — Забираемся.

С открытого места хотелось поскорее убраться. Корабли киприотов избегали подходить к тому месту, где сгрудился флот английского короля, но вдалеке мелькали, наблюдая, так что вполне могли разглядеть непрошеных гостей. Тропа была видна с моря, узенькая, как ниточка, извилистая и опасная — сверху то и дело срывались камешки, да и ноги постоянно скользили. Должно быть, прежде здесь была натоптанная дорожка, по которой жители Лимассола и соседней долины Хирокития ходили друг к другу в гости и по делам, но зимой или весной часть скалы обрушилась в море. Теперь в некоторых местах ширина тропки не превышала размера ступни. Еще один маленький обвал — и она исчезнет вовсе.

Небольшой отряд добрался до поворота, убегающего за выступающий наподобие зуба валун, и стало поспокойнее. Дальше и тропка сохранилась лучше, кое-где росли кустики, стояли крупные валуны, за которыми можно было укрыться от постороннего взгляда. За поворотом Дик остановился, прижал ладонь к скале и ушел взглядом в магические глубины мира. Бело-серые, накаленные солнцем скалы тут же вспыхнули разноцветьем магических каналов, узлов и точек, мерцающих на бледно-алом фоне...

Бледно-алый? Раньше он был чисто-белый. Впрочем, с этим можно разобраться позже. Теперь рыцарь-маг чувствовал всех своих спутников, Трагерна и даже Серпиану и видел мерцающие ауры киприотов. Последние были далеко — в долине, у берега и в селении рядом с лесом. Тех из них, чья аура вспыхивала агрессивно-алым, корнуоллец отмечал, это, конечно, воины. У них особый склад души, их легко можно отличить от охотников и любителей подраться по спокойной, привычной жестокости, отражающейся в ауре и глазах.

— Идем. — Дик махнул рукой.

Серпиана радом с ним нагнулась, подхватила горсть песку и потерла между ладонями. Ее глаза горели задорно и весело.

— Хочешь, я наложу на всех нас заклятие невидимости?

— Поздновато предложила. Надо было раньше.

— Раньше я не могла.

— А что так?

— Я его внезапно сейчас вспомнила. Только минуту назад еще не помнила. — Девушка взглянула грустно. — После того как очнулась на том поле, я время от времени ни с того ни с сего вспоминаю заклинания, которые знала раньше. Ну что поделаешь...

— Мда...

— Так читать его?

— Нет, пока не надо, — задумчиво ответил Дик. — Я скажу когда.

Она выбросила песок, который сжимала в горсти.

Потом тропинка вильнула и стала широкой, пожалуй, там могла бы проехать даже телега. Теперь вокруг встречалось больше кустов, а скоро появились и деревья — кипарисы и туя, низенькие и чахлые. Это дальше, в долине, они вымахивали на щедрой почве и частых дождях. По сторонам начиналась роща, и с тропки предстояло свернуть, потому что она шла вдоль предгорья, поросшего лесом. В этих краях следовало быть особенно внимательными.

Дик обернулся и поманил к себе Трагерна:

— Ну куда дальше, чтоб наверняка?

— А ты объясни мне, куда тебе нужно.

Несколько минут молодой рыцарь потратил на то, чтоб начертить в пыли приблизительную карту Лимассольской бухты и отметить возле береговой черты все укрепления, которые смог вспомнить. Трагерн лишь плечами пожал.

— Нечего и говорить. Это же не чаща какая-нибудь. Зачем тебе моя помощь? — усмехнулся и повел отряд через кусты, шепнув молодому рыцарю украдкой: — Постараюсь, чтоб было потише.

Под ногами шуршали прошлогодние листья и хрустели мелкие веточки, позвякивали доспехи (все солдаты были из гвардии, экипированные наилучшим образом, в кольчугах, шлемах, наручах), но Дик, то и дело возвращаясь взглядом в магический мир, не ощущал поблизости ни одной живой души. Солнце медленно клонилось к закату, но ночи в начале лета короткие, и до темноты была уйма времени. Король желал захватить Лимассольскую бухту еще до ночи, и его приказы предстояло выполнять простым солдатам и рыцарям.

В роще одуряюще пахло вишневым и апельсиновым цветом. Время цветения фруктовых деревьев коротко, как жизнь горсти снега в ладони, и бело-розовые опавшие лепестки усыпали землю, кружились в воздухе, словно зимние хлопья. Только такой «снег» и бывал на Кипре. Теплый, ароматный, он казался англичанам, знающим, что такое настоящий буран, удивительным сном, волшебным и чарующим. В деревнях до сих пор рассказывали легенды об Острове Яблок, Авалоне, и теперь за спиной Дик услышал шепот одного из солдат, что, должно быть, именно так и бывает весной на этом острове друидов и фей. Он только улыбнулся, думая, что и сам бы не отказался еще раз взглянуть, как цветут яблони и вишни в Озерном крае, в селении друидов, где он учился.

Здесь плодовые деревца росли рядами. Значит, неподалеку должно было оказаться селение. Дик сосредоточился, нырнул взглядом в переплетение магических линий — действительно. Должно быть, рыбачья деревушка, потому что она располагалась очень близко к границе суши и моря — значит, и вал рядом. По сторонам порта он наверняка пониже, поэтому с Турнхамом, который должен был вести армию в бой, молодой рыцарь так и условился — станет штурмовать ту часть баррикады, которая ближе всего к нему.

Когда впереди появились просветы — верный признак, что роща вот-вот закончится, — Дик обернулся к Серпиане и рукой сделал знак: давай. Она нагнулась и сорвала несколько травинок. Растерла их в ладонях. Рыцарь-маг ожидал, что девушка станет что-то шептать, но она просто растерла зелень, поднесла к лицу, втянула воздух в легкие и дунула. И все. Дик оглянулся — он ощутил что-то, но настолько неуловимое, что просто не смог понять, показалось ему или нет. Вопросительно поднял брови, но знака от спутницы не дождался и, нагнувшись, спросил:

— Не получилось?

— Все получилось. — Девушка покосилась на него мрачно — в бою она становилась холодной, как льдинка, и замкнутой.

— Я ничего не почувствовал.

— Правильно. Еще надо, чтоб наши противники не почувствовали, — и тогда все будет отлично.

Он улыбнулся ей и медленно извлек из ножен меч. Клинок обрадовался ему, словно верный пес, дождавшийся хозяина домой, золотая полоска слегка вспыхнула и погасла, металл рукоятки нагрелся. Это было похоже на рукопожатие. Впервые корнуоллец почувствовал, что имеет дело с магической вещью, которую уже, наверное, и вещью-то нельзя считать, следует относиться, как к живому существу.

Казалось самоубийством лезть с двумя десятками воинов против целой армии киприотов. Может, потому-то король и пообещал Дику столь щедрый дар. Впрочем, Ричард знал, что его телохранитель не так прост, что он владеет особым искусством и, весьма вероятно, уцелеет. Теперь, ощутив тепло меча лорда Мейдаля, и сам рыцарь-маг поверил в это.

Дик обернулся к солдатам, сгрудившимся позади, и махнул рукой:

— Пошли. Тихо и быстро. Чем быстрей и тише, тем больше нас выживет. Ясно?

Можно было и не спрашивать — все это английским крестьянам и сквайрам было понятно с самого начала. С ним пошли самые отчаянные — кто польстился на обещанную богатую награду, кому и без того-то было скучно жить на свете, а тут еще вместо битвы какое-то идиотское плавание... Проще говоря, они соскучились по хорошей махаловке и согласны были рискнуть. Но жить, понятное дело, хотели даже такие безбашенные ребята.

Дик внушал солдатам уважение (как же, телохранитель самого короля, его любимец и доверенное лицо!), а кое-кому — даже восхищение, не зря же корнуоллец, победитель двух турниров, уже теперь слыл одним из лучших воинов английского войска. Правда он об этом не знал. В него верили и верили, когда он говорил, что большинство сможет уцелеть. Он не догадывался, что в этом немалая доля магии, которую он использовал неосознанно. Конечно, воздействующую только на настроение, но порой и этого достаточно, чтоб повести за собой людей. Даже если они тебя не знают, но кое-что слышали, в особенности если это «кое-что» им по вкусу.

Закончилась роща, и показались домишки рыбачьего селения — часть из них была разобрана, так что от жилищ остались только фундаменты. Рыбаков, должно быть, прогнали, и теперь между домами мелькали солдаты. Поблескивали доспехи и оружие, в стороне топтались лошади, и Дик почувствовал, как напряглась Серпиана. Она посмотрела на него с сомнением.

— Мое заклинание не распространяется на животных, — поговорила она одними губами.

— Ничего. — Он покосился на своих солдат и сделал им знак отойти в сторонку, к изгороди. — У нас нет лошадей, некому беспокоить животных.

— Учти, что, если кто-нибудь станет целенаправленно высматривать нас, он увидит. Я наложила не заклятие невидимости, а заклятие незаметности.

— Спасибо, что вовремя предупредила.

Дик хмыкнул и стал пробираться вдоль заборчика из кольев и прутьев, уже наполовину завалившегося, за ним пристроились девушка-змея и Трагерн, а потом и все остальные. Рыцарь-маг позаботился о том, чтоб они не слышали его разговоров о магии, а если увидели что-нибудь странное — не удивились (по крайней мере, надеялся, что ему удастся добиться этого).

— Эй, друид, успокой лошадей, — бросил он шепотом.

— Совсем успокоить? — развеселился Трагерн.

— Ну... Не до смерти, конечно.

Ученик Гвальхира пожал плечами и сделал какой-то резкий жест. Он побагровел на мгновение, словно от натуги, на лбу выступила легкая испарина, но зато с другого края рыбачьего селения донеслись испуганные крики. Не раздумывая, что это может быть, корнуоллец махнул рукой солдатам, и они побежали к берегу. Англичане парились под кипрским солнцем, а потому понеслись к берегу молча, без подбадривающих воплей и будоражащего кровь рева. На то и другое, вроде такое привычное перед схваткой, уже не было ни сил, ни желания.

— Что ты сделал с лошадьми? — на бегу поинтересовался Дик.

— Успокоил. В смысле усыпил.

Хохот рыцаря привлек внимание одного из киприотов, который стоял у самого вала. Ничем не оправданное веселье накаленного солнцем воздуха изумило слугу императора Комнина, тот стал оглядываться, пытаясь понять, что же происходит, и внезапно увидел бегущих на него вооруженных мужчин. Глаза киприота округлились, рот приоткрылся, но закричать солдат не успел — Дик вшиб меч ему в горло и сбил с ног. Клинок завибрировал, золотая полоска вспыхнула, и корнуоллец воочию увидел, как окрашенная разноцветным сиянием энергия человеческого тела устремилась в металл. Рыцарь-маг выдернул оружие и атаковал следующего киприота, который тоже начал видеть англичан, как только сосед захрипел и повалился на землю. Растерянный, он, конечно, не мог оказать должного сопротивления.

Завязалась драка. На крики и призывы о помощи со стороны селения бежали солдаты. Телохранитель короля взмахнул рукой, с пальцев, которые сразу закололо, сорвался тугой сгусток жаркого марева и полетел в сторону селения. Он разбился о полуразобранную стену одной из хижин, и вспыхнуло пламя. Как любой огонь магического происхождения, он распространялся очень быстро, вгрызаясь в сухое дерево, словно отлично наточенный топор в сильных мужских руках. Часть солдат резко завернула и понеслась обратно, видимо, спасать свое имущество и лошадей, привязанных у деревянной стены. Хижины в рыбачьих селениях, возле которых не было огородов, всегда строились из дерева и очень близко друг к другу. Пламя с одного домишки на другой перескакивало мгновенно. Селение, кроме того, было окружено растянутыми на шестах сухими сетями — тоже лакомым блюдом для огня.

Дик взбирался на укрепление, которое со стороны берега было пологим. Воины Ричарда следовали за ним по пятам. Серпиана же отскочила в сторону и подняла лук — как всегда, она стреляла очень метко. Кто-то из киприотов замахнулся на нее метательным дротиком, но разъяренный корнуоллец, подскочив, ударил его мечом. Рассек наплечник из толстой кожи, укрепленной металлическими бляхами, раздробил кости. Меч завяз в грудной клетке киприота, и если бы это был обычный клинок, рыцарь-маг остался бы без оружия. Но клинок лорда Мендаля вылетел из раны, как летающая рыба из воды.

— Вот так меч! — закричал один из англичан, случившийся рядом, — он как раз готовился защищать командира, пока тот не обзаведется оружием. — Вот так силач!

Дик оглянулся и швырнул заклинание магического огня в укрепление — в один из кусков дерева посуше, брошенный на вершину вала. Вокруг были камни, так что можно было надеяться, что больше ничего от огня не займется. А если и займется, что ж, море рядом. Кроме того, затушить разожженный им же огонь маг способен всегда. Бревнышко занялось сразу же, и корнуоллец окликнул Трагерна, показывая ему на костерок, пока еще слабенький, но набирающий силу. Ученик друидов, уворачиваясь от киприотов, подбежал к огню и бросил в него охапку сырой травы. В небо прянул клуб серого дыма.

Королевские боевые корабли уже подходили к берегу, и, заметив дым, часть завернула на него. Дик размахивал мечом и орал, подбадривая своих людей, англичане стягивались к нему и в конце концов встали неровным кругом, защищая свои жизни и не подпуская вражеских лучников к укреплению из камней и бревен, откуда можно было обстреливать берег. Отчаявшись, слуги императора Комнина оставили попытки потушить селение и ринулись на врага, чтобы сбросить его в море, а лучше — захватить в плен и потом разобраться по-свойски.

Серпиане пришлось перебежать на вал, она встала, балансируя, на огромном пне, выкорчеванном из земли и теперь растопырившем корни, как диковинные и страшные щупальца, на самой верхотуре. Ее колчан казался неиссякаемым — она стреляла через головы англичан и прицельно била в тех, кто держал в руках луки или арбалеты. В нее, правда, тоже несколько раз стреляли, но не попадали даже со столь небольшого расстояния — всего-то шагов тридцать-пятьдесят, не больше. Молодой рыцарь был слишком занят, чтоб следить за ней, но несколько раз оглядывался и убеждался, что его невеста умеет уворачиваться от стрел. Он решил обязательно поговорить с ней об этом позже.

Английские корабли неслись к берегу на всех парусах, и ветер помогал им. С тяжелых судов, которые не могли подойти близко к суше, быстро спустили на воду лодки, другие, поменьше, просто вытаскивали на берег, зная, что потом их несложно будет стащить обратно. Воины короля Английского посыпались на берег и с громкими криками, подбадривая уцелевших соотечественников, принялись карабкаться вверх по валу. Они не видели, сколько из их товарищей остались в живых, но были уверены: раз киприоты не смогли с вершины укрепления помешать чужакам занять берег, значит, кто-то там еще сражается.

Дик с облегчением вздохнул и с удвоенной энергией напал на ближайшего киприота. Местный оказался не промах: он неожиданно ловко при его комплекции — был он массивный, коренастый — увернулся от выпада и сильно ударил корнуоллца под колено. Молодой рыцарь пошатнулся и полетел с вала на землю, сильно приложился ногой и локтем, так что левая рука совершенно онемела. Императорский солдат прыгнул следом и пинком по правой руке попытался выбить меч — то ли хотел взять врага в плен, то ли просто не придумал ничего лучше. Все-таки меч — не топор, рубить им лежащего несподручно.

Не раздумывая, рыцарь поставил магическую защиту и подивился, насколько это смягчило удар. Дик извернулся, полоснул по ногам киприота, повалив и его. Вставали они оба, изумленные до предела — слуга Комнина не мог поверить в то, что после такого удара он даже не покалечен, телохранитель короля не понимал, что случилось с его мечом. Они оказались на ногах одновременно и налетели друг на друга, как два бойцовых петуха. Звон сталкивающихся клинков почему-то был глухим.

Изловчившись, корнуоллец всадил меч в живот противнику, тот согнулся, но на клинке не оказалось крови, когда Дик подтянул его обратно. Непонимающе вскинул глаза на киприота — тот уже выпрямлялся, целый и невредимый. В следующий момент рыцарь-маг понял, что дело в магической защите, хранящей его, и едва не хлопнул себя по лбу. К счастью, удержался, отпарировал очередной выпад и отскочил, чтоб было время хотя бы сделать рукой сминающий жест — снять заклятие. Но киприот не отставал, сообразив, что у врага есть какие-то хитрости в запасе. В общем, он даже не знал, насколько прав.

Дик вертелся, как угорь, пытаясь выгадать момент, и даже два раза пробивал его защиту, разок съездил по шее — с тем же успехом — и, наконец, успел сделать вожделенное движение. Бледно-голубая пленка вокруг него, видимая только самым острым магическим зрением, вспыхнула и погасла навсегда.

Корнуоллец стремительно атаковал.

Наверное, он мог применить какую-нибудь магию, тем более что в такой близости к источнику мощь наполняла его с избытком. Но этот противник показался ему слишком достойным, чтоб поступать с ним так низко. Достаточно того, что он уже разок воспользовался волшебством (и сам себя наказал). Они долго топтались на небольшом пятачке, где под ноги постоянно попадали то бревнышко, то камень, то бездыханный киприот. Нападали и защищались, и в какой-то момент оба почувствовали, что им нравится процесс. Это был почти поединок, совсем как на турнире, только тут речь шла о жизни и смерти, впрочем, и на турнирах не в игрушки играют. Они переглянулись как друзья.

Но Дику это надоело. Поняв, что с мечом киприота не одолеть, он поторопился отвести клинок противника, сблизился с ним и попытался врезать ему кулаком, обтянутым кольчужной перчаткой. Оба воина и не заметили, как перешли на рукопашную, и, отмахнувшись локтем левой от хорошего удара, молодой рыцарь сцепил гарду своего меча с гардой императорского солдата и вышиб оружие. Отскочил, поднял меч.

— Ну что, сдаешься?

Спросил по-французски, но вот диво: киприот все прекрасно понял. Развел руками.

Бой уже почти закончился. Всех остававшихся в селении и на валу воины Ричарда перебили или взяли в плен. Неподалеку вытягивались в строй свежие войска киприотов, но времени на возведение вала было предостаточно. Англичане надежно закрепились на берегу — это было главное.