Идти было легко. Морозный воздух приятно холодил и придавал свежести. Поздняя осень, расправившись с последними теплыми денечками, готовила мир к наступлению зимы.

– Что-то рано в этом году снег пошел, – заметил шагавший чуть позади Валуй. Под его меховыми сапогами, чем-то напоминающими знаменитые унты, похрустывал снежок.

– Все равно скоро растает, – ответил Вадим, – первый снег всегда так.

– Так-то оно так, но по всему видать зима лютая обещается, – поправив шапку, продолжил Валуй, – ну да ничего, поспеем дойти.

– Поспеем дойти… – передразнил его Вадим. – Ты же сам говорил, что тут сотню верст топать.

– Так то до самого Новгорода с сотню будет – точно. А через два десятка уже обжитые земли пойдут. Вотчины новгородские. Там и отогреемся да сани у кого сладим.

– Ну конечно, – отозвался Вадим, – мы же знатные вои, как нам не дать саней!

Валуй не понял его юмора.

– Ты напрасно так. Дружинникам новгородским ни в чем отказу не было.

– Ага, – не меняя ироничного тона, продолжил юноша, – вот бы все девки эту истину знали!

– Тьфу, – сплюнул Валуй, – ты как сам не свой стал, как старика этого схоронили, – что с тобой, десятник, не заболел ли часом?

«Ну все, обиделся, – подумал Вадим, – нет, ну точно – обиделся. Десятником назвал, не по имени. На официальщину перешел!»

Вадим уже знал, что теперь его бородатый друг будет плестись сзади, молчать и угрюмо сопеть. А что оставалось ему, Вадиму – новгородскому десятнику или князю Белозерскому? Конечно, он не сказал Валую ни слова про нечаянно свалившийся на него княжеский венец.

– Да, может, ну его, – под нос пробурчал себе Вадим и тут же спохватился.

Идущий следом Валуй перестал шумно дышать – прислушивался видать, не сошел ли его десятник с ума, а то, вишь, идет, бормочет что-то…

Вадим обернулся, посмотрел на товарища и как можно ласковей улыбнулся, а затем подмигнул Валую, мол, все нормально, все просто обалденно. Однако бородач отреагировал совершенно не так, как ожидал юноша. Валуй остановился, сдвинул шапку на затылок и уставился на десятника широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами. В этот момент Вадим словно увидел себя со стороны: ну точно – улыбающийся идиот. Он мгновенно убрал с лица оскал радости и напустил на себя туман небывалой серьезности.

– Шагай-шагай давай, – скомандовал десятник, – чего застыл?!

Валуй, не проронив ни слова, робко двинулся вперед. А Вадим, дабы больше не вводить боевого товарища в ступор, принялся рассуждать про себя: «Нет, пожалуй, открываться Валую пока не следует – не поймет, а если поймет, то не так, как надо. Что же это получается? Я теперь супротив новгородского князя. Крутой поворот, ничего не скажешь. По местным законам я теперь не только предатель интересов Новгорода и изменник, но и злейший враг государства! Как-никак типа дружинный десятник. Вот оно как. А чего… Сам согласился на княжество, ажно прямо целое Белозерское, а теперь в кусты? Нет, брат! Вперед, только вперед, к победе, мать его, коммунизма! Да, вот только как это все сладить?»

– Слышь, Валуй, – вполоборота обернулся десятник, – хватит там уже про меня думки разные гадать. Все у меня хорошо, вот только голова немного болит – все же хорошо нас тогда на реке северяне приложили.

Вадим сбавил шаг, выждал, когда дружинник поравняется с ним.

– Ты мне лучше скажи, что за деревня первой у нас на пути будет. Ведаешь ли?

– Новцо, – ответил Валуй.

– Что? – Вадим сделал вид, что не расслышал.

– Я говорю, первой Новцо будет – земли боярина Жирослава.

– Хороший мужик?

– Не мужик он – муж, боярин.

«Ах да, вот ляпнул, – мысленно укорил себя Вадим. – Назвал боярина мужиком, вот ведь… недаром в летописях писано – муж сей весьма знатного рода… а мужик – он и есть мужик, уменьшительное от мужа, а значит, ниже по рангу…»

Чуть за полдень небо нахмурилось, и пошел крупный снежок. Крупные хлопья быстро застилали землю.

– Того и гляди на снегоступы вставать придется, – заметил Вадим, поправляя перекинутые за спину короткие охотничьи лыжи.

– Ага, – угрюмо отозвался Валуй, – я и говорю, рано нынче-то снег.

– Так это хорошо или плохо?

– А чего ж плохого? Землице теплее будет.

– Ну-ну…

Еще часа два шагали молча. Снег измельчал, а вскорости и вовсе прекратился.

– Все, – скомандовал Вадим, остановившись, – привал.

– Давно пора, – согласился Валуй и тут же скинул мешок и лыжи, – перекусим, что ли?

– Давай.

Но только они, развязав мешок, разложили снедь, как слева от них едва слышно хрустнула ветка.

– Чу! – насторожился Валуй.

Медленно и бесшумно клинок покинул ножны, и Вадим, покрепче сжав рукоять, стал подниматься. Снег под чьими-то ногами скрипнул, послышалось негромкое сопение.

Десятник сделал Валую знак, и тот, обнажив свой меч и согнувшись, стал забирать в сторону. Сам же Вадим, плотно прижавшись к стволу сосны, осторожно выглянул из-за нее и тут же заметил причину беспокойства…

Как в старой сказке, по лесу брела девчушка и горько всхлипывала. По всему было видно, что слез уже не осталось, выплакала – видать, давно бродит – оттого и всхлипы ее были горькими и редкими. Темно-синий плащ на ее плечах был совершенно не по сезону – летний, оттого и нос, и щеки, и даже, кажется, уши покраснели от ноябрьской прохлады.

Вадим не стал более таиться и вышел к ней навстречу:

– Это кто это тебя, красна-девица, в лес одну погулять выпустил?

Девица замерла, как истукан, выпятив на незнакомца заплаканные глаза.

– Да еще и без шапки, – миролюбиво продолжил Вадим. – Только не говори, что от злой мачехи сбежала.

Незнакомка еще секунду ошалело пялилась на Вадима, а потом лес оглушил дикий вой. Девица, издав истошное «Помогите!!!», резко развернулась и кинулась прочь, сквозь кусты.

Вадим чуть было не кинулся вдогонку, но его вдруг разобрал такой смех, что он не смог двинуться с места. Его настолько поразила эта девичья паника, что он насилу попал мечом в ножны и, схватившись за бока, захохотал как сумасшедший. Да и потом, он прекрасно видел, что Валуй успел зайти девице за спину, так что не уйдет.

– Помогите!!! Помогите!!! – донеслось из-за кустов, и затем все стихло.

Через секунду Вадим совладал с собой и унял внезапно накатившее веселье. В тот же миг, обойдя кусты стороной, явился Валуй с широкой улыбкой на лице. Следом, упираясь что есть мочи, показалась и беглянка. Дружинник, крепко схватив ее за руки, тащил девушку, словно на аркане.

– Ну и славная у нас с тобой, Вадим, охота вышла, – продолжая улыбаться, заметил Валуй, – крупная дичь попалась.

– Отпусти! Отпусти, тать лесная! Отпусти, кому говорю!

– Ишь ты, какая бойкая.

– Ладно, Валуй, отпусти и правда, а то руки девке выкрутишь, – сказал Вадим, когда они подошли вплотную.

– Как же, отпусти, она ж опять стрекача задаст.

– Отпусти, кому говорю! – тут же завопила девушка. – Отпусти, хуже будет. Вот узнает тятенька, он шкуру с вас спустит.

– Ну вот, видишь, – ухмыльнулся Валуй.

– Отпус…

– Так, все! – резко скомандовал Вадим. – хватит! Мы тебе худа не сделаем. Как тебя звать-величать?

– Отпусти, тать! Не скажу! Отпус…

– Мы не тати. С чего ты взяла?

– А кто по лесу бродит, как не тати? Оба вы тати! Отпусти, говорю! – она вновь дернулась, но куда там…

– Значит, не скажешь?

– Не скажу! Отпусти!!

– Ты вот тоже по лесу бродишь, значит, ты – тать, – резонно заметил Вадим.

– Я не тать, я Квета. Отпусти! Отпусти же!

– Так, значит Квета.

– Ой.

– Что ой?! Квета – красивое имя. А то: «не скажу, не скажу», – передразнил ее Вадим. – Дай слово, что не побежишь.

– Отпустите?

– Отпустим.

– Хорошо. Даю слово.

– Валуй, отпусти ее.

Только рука бородача разжалась, как девица, подхватив полы плаща, кинулась прочь.

– Ну, я же говорил, – развел руками Валуй.

– Жди тут, – приказал ему десятник и сам бросился догонять беглянку.

Квета явно не каждый день упражнялась в гонках по заснеженному лесу. Вскоре она споткнулась и упала, хотя и без того Вадим был уже рядом.

– Ну вот, добегалась. Не ушиблась, снегурочка?

– Тебе что за печаль?

– Может, хватит, наконец, уже бегать. Давай-ка поговорим…

– Да отпусти ты!

– Так я и не держу.

– Держишь.

– Это у тебя плащ за ветку зацепился. Сейчас…

Девушка поддернула освободившийся плащ и разревелась. Ее русые косы спутались, облепили лицо – ну смешная донельзя.

– Да перестань ты рюмить. Такая большая, а рюмишь, чай, поди, не на похоронах. Ну как дитя.

Вадим приобнял ее и силой заставил подняться:

– Хватит уже.

Он отстранил ее руки от лица, закинул косы за спину и плащом вытер слезы.

Девушка на удивление не сопротивлялась.

– Ну вот, так-то лучше, смотри, какая ты красавица, а слезами всю красоту смоешь.

Слезы прекратились как по волшебству.

– Как это? – шмыгнула Квета носом.

– Что «это»?

– Как это смоешь?

– Молча. Слезы соленые, вот кожу твою прожгут, – улыбнувшись, ответил юноша.

– Ой, – она всплеснула руками и приложила ладони к лицу.

– Да не бойся, шучу я. Пойдем-ка, лучше расскажешь, что с тобой приключилось.

Квета на сей раз подчинилась и бежать не думала. Вернувшись к стоянке, где Валуй уже успел развести костер, Вадим усадил девушку на мешок, поближе к огню.

– Грейся, снегурочка, а то, я гляжу, ты вся продрогла. Давно по лесу бегаешь?

Девушка протянула озябшие руки к огню.

– Со вчерашнего…

– Ого, – присвистнул Вадим, – и не испугалась одна в лесу ночевать?

Она недоверчиво глянула на Вадима.

– А вы точно не тати лихоимные?

– Как есть точно! Ну, так как ты в лесу одна?

– А я в сарае на околице Новца ночевала… в сене тепло…

– А-а-а, – протянул Вадим, – в сене. Ну, тогда, конечно…

– Есть хочешь? – спросил Валуй, протягивая девушке кусок мяса.

Она посмотрела сначала на бородача, потом на Вадима.

– Так вы не тати?

– Говорю же тебе – не тати мы. Дружинники новгородские, – ответил Вадим. – Ешь давай.

Они поели и терпеливо дождались, когда Квета утолит голод.

– Ну, давай, снегурочка, рассказывай, от кого сбежала, кто обидел? – спросил Вадим, когда она наконец расправилась с куском мяса.

– От мачехи…

– Ну, что я говорил? – хлопнув себя по ноге, Вадим повернулся к Валую. – Ну от кого же бегать, как не от мачехи?!

– Да, от мачехи, – подтвердила Квета, – она меня за своего Радаслава замуж отдать велит…

– И кто ж такой?

– Племянником она его своим зовет. Только не племянник он ей, а сын родной.

– Во как! – удивился Валуй.

– Да. Батюшка обженился на ней в прошлом годе… год по матушке траур держал, а тут, – девица шмыгнула носом. – Бажана это давно придумала… Чтобы тятенькино наследство им в семье осталось. Она Радаслава племяшом кличет, только я знаю, сын он ей… сын.

– Откуда ты про то знаешь? – участливо спросил Вадим.

– Знаю, – поджав губки, продолжила девушка, – шептались они, а я подслушала… она его сыночком называла. А я знаю, они меня изведут, как есть изведут. – И тут девичье сердце не выдержало, и она разрыдалась.

– Ну, полно тебе, – попытался успокоить ее Валуй.

– И в самом деле, опять рюмишь, – поддержал друга Вадим.

– Как же мне не рюмить, – сквозь слезы причитала Квета, – когда и тятенька тоже… не против свадьбы…

– А тебе сколько годочков, невестушка? – спросил Вадим.

– Через седмицу шестнадцать, – роняя слезы, ответила девушка, – они уже… уже и день назначили, у-у-у-у… – и слезы пуще прежнего залили лицо Кветы.

– Вот беда-то, – усмехнулся Валуй, подбрасывая хвороста в огонь.

– Что, и прямо так не люб тебе этот Радаслав? – Вадим взял ее за плечи, заглянул в зеленые глаза. – не плачь. Так люб или не люб?

– Не-ет, не лю-ю-юб, – разрыдалась девица, – ой не лю-ю-юб!

– Понятно, – выдохнул десятник, – ну не плачь же. – Он встряхнул девушку еще раз. – Может, у тебя есть кто на примете?

Квета, шмыгнув носом, утерла слезы и уставилась на Вадима.

– Что?

– Не что, а кто? Любый, может, у тебя есть?

Веки девушки часто-часто заморгали, а затем, потупив взор, она прошептала:

– Есть…

– Что? – не расслышал Вадим.

– Есть.

– Ну, вот видишь, – улыбнулся юноша, – значит, есть кому за тебя постоять. Чего же он тебя не сватал поперек мачехи?

Спросил и тут же пожалел. Девушка вновь разразилась слезами, пуще прежнего.

– Нет, ну сколько в тебе воды, ты чего опять завела? Рева-корова, честное слово…

– Он… он… Тятенька его… его в ополчение послал… супротив варягов с князем…

– Ну?

– Убили его… убили…

Вадим переглянулся с Валуем. Оба поняли, что жених Кветы не иначе как вместе с ними на Альдегьюборг ходил, да вот не повезло – бывает.

Мужчины молчали, дав девке выреветься. А что делать? Словами тут не поможешь – пусть уж вы-плачет все без остатка. Валуй принялся возиться с дровами, а Вадим прислонился к дереву и, закинув голову вверх, созерцал проплывающие по небу хмурые облака.

Наконец девица, всхлипнув еще несколько раз, притихла. Вадим опустил голову.

– Ну, я прямо не знаю, чем тебе помочь, краса-вица…

– А чем мы поможем? – отозвался бородач. – Если отец решил, тут уж нечего решать…

Вадим нахмурил брови и кинул взгляд на товарища, – мол, ты чего лопочешь, сейчас опять реву будет. Валуй взгляд уловил, замолк и, сделав серьезный вид, принялся ворошить костер.

– А ты, кстати, как это из дому-то утекла? – спросил Вадим после некоторого молчания.

– А я и не из дому…

– Вот те раз, а откуда?

– Так мачеха меня в Новцо с собой повезла… я не хотела, а она у батюшки выпросила, говорит, в Новце старуха есть… лечить меня.

– Так ты что, хворая? – не удержался от вопроса Валуй.

– Нет, что вы, дяденьки, я не хворая… это Бажана выдумала и батюшку убедила, что я чревом хворая…

Вадим понимающе переглянулся с Валуем, мол, видишь, куда гнет ведьма-мачеха, намекает, что девка может оказаться слабовата по женской части, пустоцвет, одним словом…

– Ну и что ты?

– Я сразу придумала, что сбегу… Когда мы в деревню-то приехали, я и спряталась… Слуги меня по округе искали, а я в сарае схоронилась…

– Ловко придумала, под самым носом у них затаилась, – похвалил девушку за находчивость Валуй.

– Ладно, – изрек Вадим, вставая, – нечего тут посреди леса мерзнуть. Пойдем в деревню, там и заночуем, а то мы с Валуем уже пять ночей на снегу… Дорогу до деревни укажешь?

– Тятенька… – пролепетала девушка.

– Ну, ищут тебя, это точно, – кивнул Вадим. – Валуй, а может, ее парнем переодеть? А что, переночуем спокойно, а там решим, как красавице помочь. Что скажешь?

– Не гоже девку от отца родного прятать…

– А за нелюбимого гоже за косу тащить?

– Нет…

– Вот то-то… Ладно, посмотри-ка, у нас в мешке должна быть рубаха да порты. И шапку поищи. А ты, Квета, косы-то прибери.

Видя смущение девушки, Вадим добавил:

– Раздеваться не надо. Натяни порты, а платье запрячь. Вот так… так. Да, молодец. Дай-ка твой плащ.

Он скинул свой тяжелый шерстяной плащ и набросил ей на плечи.

– Так-то оно теплее будет. А я пока в твоем похожу, ты не против?

– Вот и шапка, – протянул Валуй отороченный мехом головной убор с темно-красным верхом, – надевай.

Когда процедура переодевания была полностью завершена, Вадим критически осмотрел Квету.

– Сойдет. В темноте не шибко кто и разберет. Ну, пошли, уже темнеет. Квета, чего встала? Веди, показывай…

Девушка робко шагнула вперед, мужчины за ней.

– А ты вообще куда направлялась? – поравнявшись с ней, поинтересовался Вадим.

– Не знаю… – обреченно ответила девушка.

– Не знаю, – передразнил ее юноша, забавно пожав плечами. – Веди уж давай, снегурочка…

До Новца – так называлась ближайшая деревня – добрались уже затемно. Квета, ранее бывавшая в этой деревне с отцом, указала дом одинокой старушки.

– Ладно придумала, – похвалил ее Вадим, – там меньше глаз и ушей будет. Пойдем, показывай, где твоя старушка живет.

– Да вот же дом, низенький…

В калитку первым постучал Валуй. Ни звука. Ни лая собаки, ни человеческого голоса.

– Сильнее стучите, – посоветовала девушка, – бабка Ходора глуховата.

– Ага, – кивнул бородач и сильнее забарабанил по хрупкой калитке. Калитка оказалась едва живой – после третьего удара бородатого дружинника она слетела с одной петли и неуклюже покосилась на бок.

– Ну, хто тама, – наконец раздался недовольный голос Ходоры, – хто по ночам лазает?

– Пустите переночевать, уважаемая Ходора, – вежливо начал Вадим, – путники мы, в Новгород идем.

Бабка, покряхтывая, вышла из дома, подошла к калитке.

– Изломали, как есть изломали, – запричитала она, первым делом узрев ущерб, нанесенный хозяйству.

– Да больно хлипкая у тебя, бабка, калитка, – подал голос Валуй.

– Ужо какая есть…

– Поутру починим, обещаю, – Вадим сделал ударение на «обещаю».

– Путники, говорите? – недоверчиво спросила Ходора.

– Путники. Я – Вадим, это – Валуй, и отрок с нами – Есеня, – на ходу соврал Вадим про Квету, мгновенно вспомнив, что скоро у нее день рождения. Родилась она как раз по осени, вот, значит, пока и побудет Есеней.

– Ну, проходите, путнички, токо угощаться у меня нечем.

– У нас есть, – весело ответил Вадим, – мы и тебя угостим.

– Кхе, кхе, – кашлянула в кулак бабка и, повернувшись спиной, заковыляла к дому.

Ночные гости проследовали вслед за ней.

– Лучина на столе, – пролепетала Ходора, – запалите.

Валуй, действительно нащупав на столе несколько лучин, запалил одну из них. В избе чуть посветлело.

– Откуда путь держите? – с любопытством спросила бабка, усевшись на свою постель.

– От чудинов, бабушка, – ласково ответил Вадим.

На удивление старушка понимающе кивнула и расспросов больше не учиняла. Меж тем Валуй сообразил на стол. Глаза бабки при виде вяленого мяса заметно оживились.

– А чего это отрок у вас шапку в избе не сымает? – вопросила старуха, глядючи на Квету.

– Хворый он, – быстро нашелся Вадим, – застудил голову.

– Эва, – подивилась бабка, – у нас тут к одной вдовице тоже шастает один… все в шапке ходит, так его и кличут Кучмой. Токо он не хворый, а плешивый, – бабка заулыбалась во весь свой беззубый рот, – и чего в нем Сияна нашла…

– Повечеряй с нами, бабушка Ходора, – радушно пригласил Вадим.

Старуха внимательно оглядела стол, а затем пошаркала к печке и, отодвинув заслонку, извлекла глиняный горшок.

– Каша едва теплая, – водрузив на стол горшок, сообщила она.

– Каша это хорошо, – подмигнул Вадим, – а говорила ничего нету.

– Так и нету, – прошлепала губами старуха, – одна каша – еда наша.

Все дружно уселись и принялись за еду.

– А что, бабка Ходора, в деревне все ли спокойно? Нет ли чужих? – спросил Вадим, зачерпнув гречишной каши.

Хозяйка отковыряла небольшой кусок мяса и принялась с удовольствием его размусоливать беззубым ртом.

– Откуда у нас чужие, – пробормотала она, наслаждаясь вкусом мяса, – тихо все. Токо вот, сказывают, из Новгорода вести дурные…

Мужчины переглянулись.

– И что там такое? – не удержался Валуй.

– Сказывают, князя нашего крепко побили варяги под ихним градом… ммм…

– Под Альдегьюборгом, – подсказал Вадим.

– Может, и так, под Альдьее… да плут его знает, кажись так…

Валуй с Вадимом разом отложили ложки.

– Да не тяни ты, старая, – взмолился бородач, – толком скажи.

Ходора потянулась за следующим куском.

– Седмицы две тому, прибег от боярина тиун, он и сказывал, что много воев побили варяги… Вот и наши деревенские, кого боярин в ополчение нарядил, не все возвернулись.

Вадим украдкой глянул на Квету. У той, при упоминании о погибших ополченцах, кусок встал в горле, а в глазах вновь заблестели слезы.

– Бабка Ходора, ты бы указала место, а то у нас, видишь, отрок приморился с дороги, – попросил Вадим.

– А чего тут указывать… вон, у печки лавка… ложись, милок.

Квета, не снимая шапки, как есть, в одежде, улеглась на лавку и сразу уснула. Однако мужчины не торопились укладываться.

– Давненько такого вкусного мяса не едала, – прочмокала бабка. – Телятина?

– Лосятина, – подсказал Валуй.

– О!

– Да ты кушай, Ходора, угощайся, а что про князя известно? – пододвинув мясо поближе к бабке, спросил Вадим.

– А что известно? Тиун сказывал, что схоронили Боривоя, – почти равнодушно изрекла Ходора, продолжая ковыряться в мясе.

– Как? – не выдержал Валуй и вскочил со своего места. – как схоронили?

– Сядь, – прошептал Вадим.

– А как хоронят – не знаешь? Положили в деревянную купель, тканями дорогими укрыли, добро его княжеское к ногам сложили… коня тоже его… и, говорят, бо-о-ольшой холм поверх насыпали…

Мужчины вновь переглянулись, мол, вот те раз.

– Так что, его в том бою срубили? – спросил Вадим.

– Как есть, – ответствовала хозяйка, прожевав очередной кусок и отодвигая остатки мяса в сторону, – сказывал тиун, что сам варяжский князь его живота-то и лишил.

– Ну дела, – протянул Валуй.

И Вадим решил вызнать у бабки все что можно:

– А какие еще есть вести из Новгорода?

– Как князя Боривоя спровадили, так его сынок Гостомысл и сел на княжение… Тиун опять же сказывал, великую тризну по отцу справил, целую седмицу на холме тризничали…

Наступило тягостное молчание. А Ходора, не обращая внимания на гостей, принялась убирать со стола, по-хозяйски припрятав остатки пищи за печку.

– Так значит, в деревне никого чужих нет? – в раздумьях спросил Вадим.

– Говорю же, нету… Вот только этот Кучма вчерась к своей Сияне наведался… И чего она в нем, плешивом, нашла…

– Понятно, – кивнул Вадим, – ну что, будем спать.

– Только вам на полу придется, у печи, – сказала бабка, – лавок, видите, у меня более нету.

– Да мы привычные, – согласился Валуй.

– Тем более у печи… самое то, бабуля, – поддержал товарища Вадим.

Неожиданно во дворе тявкнула собака.

– Это что еще? – спросил Вадим, прислушиваясь.

Лай повторился.

– Чего? – не поняла старуха.

– Собака во дворе вроде лает, – уточнил десятник, – у тебя же вроде нет псины.

Псина меж тем подала голос громче, а потом, взвизгнув, притихла.

– Как же нету – есть, – утвердила Ходора, – токо пес у меня старый… хромой да глухой…

– Видать, кто-то на него впотьмах наступил, – высказал догадку Валуй.

Бабка прошаркала к двери.

– Хто там еще? – спросила она, приоткрыв дверь.

– Это я, Ходора, – раздался голос из темноты, – Селян Кучма.

– Вот ведь шатаешься по ночам! Токо про тебя вспоминала… легок на помине…

– Да я вот… – раздался голос за дверью.

– Знаю, знаю, зачем пришел. Заходи уже.

Старуха распахнула дверь пошире, пропуская ночного посетителя в избу.

– О, я гляжу, у тебя гости, – с порога приметил Кучма.

Валуй тут же зажег еще одну лучину, свету прибавилось. А Вадим оценивающе оглядел вошедшего. Небольшого росточка мужичонка, в годах, наверное чуть за сорок, а в этом времени вполне можно сказать – в годах. Как и рассказывала бабка, на голове Кучмы красовалась вислоухая шапка, плотно натянутая до бровей. В остальном – ничего примечательного. Старенький, заштопанный кафтанчик, а-ля зипун, до колен и засаленные темные порты. Только заправлены они были в невысокие добротные кожаные сапоги. Такая обувка никак не клеилась с общим видом ночного гостя. И еще Вадим приметил, что чуть справа, под одеждой у него что-то топорщится под кафтаном. Мужик явно что-то прятал…

– Доброго здоровья, – поздоровался вошедший, едва заметно поклонившись, но шапки не снял.

– И тебе не хворать, – ответил за двоих Вадим.

Кучма прошел в дом, а бабка тем временем притворила дверь.

– Щас принесу, чего хотел, – сказала она гостю и пошаркала к печи.

Пока хозяйка ковырялась в горшках и мисках, Вадим продолжал испытующе глядеть на ночного гостя. Тот же, наоборот, отвел взор и колючим взглядом уставился на спящую Квету. Лавка, на которой спал псевдоотрок Есений, была совсем рядом с Кучмой, аккурат по его правую руку.

Вадим прищурился. Ему явно не нравился этот посетитель бабки Ходоры. Но тут как на грех Квета повернулась к ним лицом. Шапка с ее головы упала на пол, обнажив русые косы.

– Так как, говоришь, тебя зовут? – быстро задал вопрос Вадим, чтобы отвлечь гостя от созерцания спящей девушки.

– Что?

– Я говорю, звать тебя как?

– Селян Кучма, – ответил тот, наконец подняв глаза.

– А-а-а, – протянул десятник, – понятно.

– На тебе твой отвар, – вмешалась бабка Ходора, проходя вперед и заслоняя Вадиму обзор.

– Спасибо тебе, Ходора, – принимая и кланяясь, поблагодарил Кучма, – ну я пошел.

– Иди-иди, чего уже, – сопроводила его старуха.

Селян толкнул дверь и обернулся на пороге.

– Прощевайте, – сказал он бабкиным постояльцам, а сам украдкой вновь взглянул на Квету, – прощевайте…

– И тебе всего доброго, – ответил Вадим.

– Ух, – отмахнулась хозяйка, – как появляется у нас, так завсегда ко мне бежит…

– А чего ему надо-то было? – Вадим уселся за стол, уж больно подозрительным ему показался этот тип.

– Да знамо чаво, – Ходора присела рядом, – за отваром прибегал для своей Сияны…

– А что за отвар, бабка Ходора? – не унимался десятник.

– Ну, я погляжу, ты совсем несмышленый, – покачала головой хозяйка, – отвар, говорю, для Сияны, чтобы она от него не понесла.

– А-а-а…

– Вот тебе и а-а-а…

– Понятно, – сжав губы, пробормотал Вадим, – ладно, поздно уже, пора и честь знать.

– Ложитесь, голубчики, ложитесь…

Устроившись на полу подле печки, и ближе к лавке со спящей Кветой, дружинники переглянулись…

– Все, гашу, – предупредила хозяйка и задула лучины.

– Валуй, – шепотом позвал Вадим, дождавшись, когда бабка уляжется и угомонится, – ты это… достань меч из ножен.

– Уже, – так же шепотом отозвался Валуй.