Глава 4

Весна в этом году выдалась теплая и солнечная. Что было редкостью для Санкт-Петербурга. Снег уже сошел и сквозь блеклые прошлогодние листья пробивались первые ярко зеленые побеги травы. Скамейки были уже очищены от прошлогодней грязи и работники «Шмеля» с удовольствием выходили, кто просто посидеть под весенним солнышком на свежем воздухе, а кто покурить и поспорить о чем-то.

Очередной этап проекта был успешно завершен и инженеры, готовя очередные, очень подробные, пакеты информации со всеми нюансами атомного проекта, мимоходом гнали на ту сторону цветные фильмы. В первую очередь были переданы "Белое солнце пустыни" и "Неуловимые мстители". В том мире новые фильмы были встречены непрекращающимся аншлагом. А уж, какая давка была на демонстрацию "Алых парусов" по Грину. "Три мушкетера" с Боярским вызвали резкий интерес детворы к холодному оружию. Дворовые банды пацанов самозабвенно фехтовали на палках. "Свой среди чужих, чужой среди своих" вызвал шок, как среди интеллигенции, так и среди кинематографистов. Так тогда снимать еще не умели. На очереди стояли "Гардемарины вперед" и "Аленький цветочек", " Баллада о доблестном рыцаре Айвенго" и "Город мастеров", и еще много старых хороших фильмов.

Молотов, после возвращения из Америки, утверждал, что главным аргументом, положительно повлиявшим на исход переговоров, были цветные «Патриот» с Мелом Гибсоном и "В джазе только девушки" с Мэрилин Монро. Эти фильмы и пара послевоенных полнометражных диснеевских мультиков были первыми переданы на ту сторону, как только там был налажен выпуск цветной пленки, специально для подарка американскому народу от Советского Союза. Эффект от демонстрации этих фильмов превзошел все ожидания. Общественное мнение Соединенных штатов повернулось к СССР лицом. Эксперты, задействованные конгрессом для оценки предлагаемых образцов вооружений, выдали вполне справедливое мнение о соответствии заявленных ТТХ. Первый Судетский кризис так же однозначно подтолкнул конгресс. Споры разгорелись на закрытом заседании как всегда из-за цен. Но, когда представители Советской делегации пообещали добавить к довольно приличному количеству золота в общий пакет еще очень хороший по тем временам транспортно-пассажирский самолет (Дуглас DC-4, разработка которого в нашем мире началась только в 39-м), конгресс «сломался» и договор был подписан. Тем более что, когда уже другие по специальности эксперты посмотрели чертежи затребованных Советским Союзом станков, то их оценка по вкладу в потенциал инструментального производства соединенных штатов перешла всякие мыслимые границы.

Коган прилетел в Санкт-Петербург первым утренним рейсом. Директор проекта решил лично встретить его. Правда, пришлось ждать куратора в машине на стоянке в аэропорту. Еще месяц назад сверху спустили приказ о повышении бдительности и готовности сотрудников проекта к любым неожиданностям, так как был замечен интерес иностранных спецслужб к «Шмелю». Увы, несколько неаккуратно сработал один из хакеров во время экстренного потрошения американских источников военно-технической информации времен второй мировой войны. Викентьев немедленно вооружил всех работников личным оружием. Не умеющих стрелять научили. В подвале главного здания НИИ организовали тир и теперь оттуда довольно часто были слышны глухие, благодаря хорошей звукоизоляции, выстрелы тренирующихся. Вот и сейчас Викентьев, что бы не светить табельную Гюрзу и документы перед охраной аэропорта, предпочел подождать в машине. Полковник быстро нашел не особо бросающуюся в глаза серую Ауди-6 директора проекта и, поздоровавшись, устроился на правом сиденье.

— Ну, рассказывай, — поприветствовав куратора, тут же спросил подполковник, — Наш подарочек наверняка каждый день эксплуатируешь? Каждый вечер Сталина третируешь?

Подарочком была малогабаритная установка пробоя и связи, с диском ДиВиДи, на котором были все необходимые программы, с заложенными в них параметрами всех разведанных на сегодня географических точек той Земли. Установку можно было подключать к любому компьютеру и работать.

— Потретируешь тут! — весело хмыкнул Коган, немедленно прикуривая сигарету, в самолете курить было запрещено, — Внуком загрузили на всю неделю. Только когда этот неугомонный сорванец вырубится, набегавшись целый день, загоняв и заспрашивав деда по самое не могу, только тогда мог сесть за компьютер. Не в управление же мне было установку тащить. Да и то, информация у меня очень отрывочная. Это у тебя целый отдел наблюдателей круглые сутки посменно сидит.

— Подожди, — удивился Викентьев, — ты же говорил, что не женат?

— Правильно, — опять улыбнулся полковник, — жены нет, а дочка, увы, не мною воспитанная, и два малолетних бандита, семи и четырех лет, в наличии! Жизнь, Юра, штука сложная. Была у меня в молодости одна история… Как-нибудь потом расскажу. Так что сначала ты новости выкладывай.

— Новости, говоришь? — директор задумался, — Я, Пал Ефимыч, честно говоря, уже боятся начал. Ну, не может все так гладко идти! Трудности, конечно, на той стороне есть, но решаемые. Сталин теперь каждый вечер раскладывает на своем столе те страницы из рапортов и докладов, где, как он считает, требуется наша техническая помощь. Еще и красным карандашом нужные места подчеркивает! Твоя идея?

Коган улыбнулся, скромно кивнул и подполковник продолжил:

— Наблюдатели наши навострились немедленно все сканировать. Тут же инженеры садятся за компьютеры и решают вопросы.

— Так это что получается? — полковник захохотал, — Иосиф у тебя секретарем по техническим вопросам работает?

Теперь уже и директор улыбнулся.

— А нет у него другого выхода, — отсмеявшись и аккуратно загасив сигарету в пепельнице, сказал Коган, — иначе засветит прямой контакт со мной. А этого он себе позволить никак не может. Официально ведь все технические вопросы решает наше Управление Стратегических Исследований?

Теперь кивнул Юрий Александрович.

— А на счет того, что все слишком гладко идет… — полковник посмотрел на директора, уверенно ведущего машину, — Понимаешь, Юра, мы даже сами не представляем всей фантастической ценности нашей информации для того мира. Пользуясь ею и нашим послезнанием, в том числе, они там за какой-то год сумели немного поднять уровень жизни и, главное, у большинства населения появляется все больше надежды на завтрашний день, появляются перспективы, у многих на глазах исполняются затаенные желания. Помнишь, две недели назад их статистику смотрели? Реформам всего полтора года, а какой резкий рост рождаемости в последние месяцы. А это об очень многом говорит. Ну, и еще одно. Мы с Иосифом договорились до начала большой войны максимально возможно придерживаться истории нашего мира во внешней политике. То есть, если где-то СССР рванул вперед, благодаря нашему послезнанию, то в чем-то другом придется сыграть в поддавки. И, как только военно-экономическая мощь державы начнет расти, скрывать это всеми возможными способами. Более того, может быть даже, придется показать Советский Союз более слабым, чем он был в то время у нас.

— Ну, и зачем все это надо? — спросил директор.

— Понимаешь, пока все идет хотя бы близко к нашей истории, мы можем более или менее уверенно, но планировать ближайшее будущее того мира. А если вдруг Мюнхенского сговора не будет? И Союзу придется воевать уже сейчас? Маленькой недообученной армией без нормальной военной техники, которая только готовится к выпуску? Старая уже снята с производства, а новой еще нет. А если англичане с французами договорятся с немцами и вместе нападут на СССР? Ведь вероятность такого была и в нашей истории. И этих вариантов может быть очень много. Вот потому и приняли мы с Иосифом такое решение. Удержаться надо всего несколько лет.

Они помолчали, обдумывая сказанное и глядя на серую ленту шоссе.

— Ладно, как там наш Синельников? — спросил куратор.

— Отлично! — оживился Викентьев, — при переаттестации майора получил. Переведен в свежесозданную комиссию спецконтроля. Тоже, наверняка, твоя идея.

Куратор опять улыбнулся, но промолчал.

— Мотается по командировкам, трясет командиров частей за мельчайшее утаивание информации и с военпредами на заводах ругается, борется за качество военной и не только техники. Два раза самому Сталину докладывал, комиссия-то лично ему подчинена, хоть и числится в СГБ. Три благодарности за хорошую работу и два взыскания за баб. Ну, никак не может без них! Стал чуть аккуратнее. Почти не светится. Кстати, занял первое место на внутреннем чемпионате Госбезопасности по боевому многоборью. На соревнованиях по стрельбе тоже первый.

Коган вгляделся в зеркало на откинутом противосолнечном козырьке и сказал:

— Юра, сбрось-ка немного скорость. По-моему, за нами хвост.

Подполковник тут же отреагировал и пощелкал кнопками под экраном на торпеде машины. Картинка GPS-навигатора сменилась на список контактов сотового телефона. Из динамиков музыкальной системы послышались гудки. Через пару секунд раздался голос Логинова:

— Слушаю вас, Юрий Александрович.

— Сан Саныч, а посмотри-ка, кто за моей машиной прицепился, со спутника, — директор, переключив изображение обратно на GPS-навигатор, продиктовал свои координаты.

Несколько минут они ехали в тишине, молча затягиваясь сигаретами. Затем, наконец-то, раздался звук вызова.

— Товарищ подполковник, за вами следует серая тоета-корола, — немедленно стал докладывать капитан, — Номеров не видно, ракурс неудачный. Километров через восемнадцать вы будете проезжать мимо воинской части. Туда уже отдан приказ немедленно, по тревоге, развернуть ВАИшный КПП на трассе, остановить и тщательно проверить эту тоету. Задержат ее до приезда дознавателей из управления ФСБ. А наряд из нашей охраны уже выезжают вам навстречу.

— Понял. Молодец. Оперативно работаешь, — ответил Викентьев и отключил связь.

Через десять минут они проехали мимо подъездной дороги к воинской части. Из раскрытых ворот с большими красными звездами выруливал БТР, а на обочине шоссе стояли запыхавшиеся два солдата с автоматами и офицер.

Почти сразу, после того, как ауди миновала плавный поворот трассы, и подъездная дорога скрылась из вида зеркал машины, опять запищал вызов сотового телефона.

— Юрь Саныч, — зачастил голос Логинова, — там такое творится! Тоета не остановилась на требование солдат и резко увеличила скорость. Вояки, похоже, открыли огонь по колесам. Машина перескочила через кювет и вмазала в дерево. В том месте все полыхает. Засветка на картинке очень большая. Плохо видно.

— Ладно, капитан, — вмешался в разговор Коган, — твое дело рапорт написать. А с инцидентом пусть следаки из управления разбираются.

Полковник посмотрел на Викентьева и, после отключения телефона, добавил:

— Надо будет проследить, чтобы на солдатиков взыскание не наложили. Действовали строго по уставу. За такое поощрение положено. А у нас иногда такое творится…

Куратор задумался, а потом продолжил свои мысли вслух:

— Что-то мне вообще последнее время обстановка вокруг проекта не нравится. А не подстраховаться ли нам?

— Что ты, Пал Ефимович имеешь ввиду? — не понял директор.

— А подготовь-ка ты, Юра, информационный пакет по всем самым последним достижениям современной науки, по всем высокотехнологичным продуктам нашего времени. Сжато, коротко и емко.

— Товарищ полковник, — жалобно протянул Викентьев, сразу понявший идею куратора, — это же какой объем работы, за год не справится.

— А я тебе допуск к закрытым сетевым фондам конторы организую, — усмехнулся Коган, — оттуда из отчетов аналитиков по Штатам и Европе за неделю все нужное скомпилируешь. Да и чертежи всех наших последних образцов военной техники присутствуют. Включишь в пакет заодно всю, слышишь, всю научно-техническую информацию о проекте со всеми коэффициентами и спрячешь так, чтобы даже я не знал!

— Вопреки приказу? — спросил подполковник.

Куратор пристально посмотрел на Викентьева. Тот плавно притормозил машину и заглушил ее на обочине. Они оба знали, о чем идет речь. Сразу после того, как появилась реальная возможность десантирования, директору под подпись дали ознакомится с приказом президента и визой премьер-министра о категорическом запрете передачи на "ту сторону" теоретической и технической информации по «Шмелю» и использовании в качестве доноров лиц, к этой информации допущенных.

— Надо, Юра, надо. Это может оказаться единственно возможной страховкой от давления на нас с любой стороны.

Они почти одновременно закурили и просидели несколько минут в тишине, прерываемой изредка проносящимися по трассе машинами. Потом Викентьев завел двигатель и сказал:

— Понял, Павел Ефимович, сделаю.

— Ну, молодцы! Ну, прохиндеи! — куратор просматривал свежий отчет наблюдателей и радовался, как ребенок, — Провернуть операцию так, что даже мы подготовку к ней не заметили.

— Да, что там такое? — отвлекся от своего компьютера Викентьев.

— Подожди, — отмахнулся Коган, не отрываясь от ноутбука — дай дочитаю. Нет, ну как грамотно все подготовили.

Заинтригованный директор тут же вывел на экран своего компьютера так заинтересовавший полковника отчет. Как оказалось, Сталин, получивший информацию об атомной бомбе, немедленно инициировал подготовку сверхсекретной операции Иностранного отдела НКВД. Тогда еще он так назывался. Первый этап операции был очень тяжелым. В Германии через третьи руки за большие деньги были выкуплены из концлагерей две женщины и кружным путем вывезены в Советский Союз. Второй был несколько проще. Наши ученые в ведущих научных журналах планеты одновременно опубликовали несколько работ, в первую очередь по математике и физике, показавший громадный прорыв вперед Советской науки. Доказательство Великой теоремы Ферма переполошило весь научный мир. Сразу после этого много крупных ученых получили очень хорошие предложения работать в Советском Союзе. Сам Альберт Эйнштейн, получив сначала от Советского представителя письма своих сестер, Берты Дрейфус и Лины, вытащенных из Терезинштадта и Освенцима, выехал со всей семьей в Москву немедленно. Список согласившихся на переезд в Советский Союз ученых впечатлял: Джон фон Нейман и Роберт Джулиус Оппенхеймер, Айзек Исидор Раби и Лео Силард, Эдвард Теллер и Ричард Филлипс Фейнман, Отто Роберт Фриш и Лиза Мейтнер. Большинство из них только недавно эмигрировали из Европы подальше от Гитлера. Энрико Ферми, уже собравшийся бежать из фашисткой Италии в Америку, быстро поменял адрес назначения и тоже приехал в Москву. Долго пришлось уговаривать Нильса Бора, но и он, в конце концов, согласился. Даже Норберт Винер, бросив кафедру в Массачусетском институте, пожелал вернуться на родину предков. В общей сложности более полусотни светил мировой науки получили прописку в столице Советского Союза.

— Слушай, а что за Оппенхеймер и Силард? — спросил директор.

— У нас их привыкли называть Оппенгеймер и Сциллард, — ответил Коган.

— Получается, в Америке бомбу делали одни евреи? — удивился Викентьев.

— Нет, конечно, но без нас там точно не обошлось, — с усмешкой ответил полковник.

— Это что же получается? — тоже развеселился Викентьев, — Научный руководитель создания атомной бомбы в штатах Роберт Оппенхеймер ныне проживает в Москве? «Папа» их водородной бомбы Эдвард Теллер рядышком? И знаменитый создатель лженауки кибернетики Норберт Винер тоже в соседях? А возглавляет всю эту научную братию сам Альберт Эйнштейн! Действительно круто!

— А главное здесь то, что за ближайшие несколько лет они, эти гиганты мысли, освоят все современные знания и начнут двигать науку дальше! — высказал свое мнение куратор, — И новые знания оттуда потекут в нашу Россию!

Мечтательные улыбки появились сразу у обоих. Коган вытащил из кармана свои неизменные "Лайки страйк" и прикурил сигарету. В дверь постучали, и в кабинет директора ввалился запыхавшийся Логинов, вернувшийся с места происшествия.

— Машина почти дотла сгорела, — доложил капитан, — в ней два трупа, пистолеты, укороченный «калаш» и несколько гранат. Две сдетонировали. Жуткое зрелище.

— На, — директор достал из стоящего рядом холодильника пластмассовую бутылочку и вместе с пустым стаканом пододвинул к своему заместителю, — водички попей и отдышись. А там пусть следователи разбираются. У нас своей работы хватает.

Дверь приоткрылась, и в нее просунулось лицо Зосницкой. Увидев Когана, Катя обрадовалась и втянула в кабинет подругу.

— Здрасте, Пал Ефимыч. Не обманули, значит, мальчики на вахте, что вы приехали.

Полковник поздоровался и улыбнулся. Мальчиками на внутреннем посту стояли дюжие спецназовцы в полном боевом снаряжении. Екатерина хозяйским взглядом оглядела директорский кабинет и, подойдя к холодильнику и бухнув на него подмышечную кобуру с пистолетом, начала ревизию бездонного агрегата. Ольга занялась чайником. Молодые гении явились вслед за девушками и, поздоровавшись, дружно ринулись на помощь Зосницкой. Одновременно началось бурное обсуждение последнего отчета наблюдателей. Молодежь сразу ухватила последствия наплыва маститых ученых в Советский Союз как возможность резкого ускорения научного прогресса в том мире. Основная программа «Шмеля» работала. Немного настораживал Когана тот факт, что вся подготовка к такой крупной операции НКВД, прошла мимо наблюдателей. Но, с другой стороны, Сталин не был бы самим собой, если бы не скрывал что-то даже от самых близких своих соратников. Обсудили также и предыдущий, недельной давности, отчет. Хотя для того мира прошел почти месяц. Посмеялись над развенчанным Лысенко, которого отправили на теплое, в прямом смысле, местечко в Крыму, руководить отделением института агрономии ВАСХНИЛ. Посудачили о любовных победах Берии, который умудрился получить за это втык от Иосифа Виссарионовича, но тут же был реабилитирован за отличную организацию работ по запуску в производство новых вооружений. Испытания на полигоне кассетных ОДАБ поразили даже самых консервативных военных.

Со старых танков, использованных в качестве мишеней, срывало башни. Доты, специально построенные для испытаний, разрывало изнутри на куски. Большой эффект произвели пуски ракет, предназначенных для установки «Град», подготовка к производству которой шла на только что построенном автозаводе в Миассе. Очень удивил военных специалистов 38-го года пуск крылатой ракеты, предназначенной для морского базирования. Производство ракетных катеров проектов 205У и 206МР еще только налаживалось на Балтийском заводе в Ленинграде, а производство ракет было уже запущено в Курске. Все программы строительства крупнотоннажных военных кораблей в СССР были заморожены из-за отказа от финансирования. Строились только эсминцы, ракетные катера и подводные лодки большими сериями. А также несколько десятков скоростных десантных кораблей. В тоже время уже имеющийся флот форсировано переоснащался ракетным оружием и локаторами обнаружения и подсветки целей для самонаводящихся ракет.

— А почему не стали финансировать крупнотоннажное строительство? — спросила Ольга.

— Да просто потому, что в ближайшее время новые крейсера и линкоры Советскому Союзу не особо нужны, — ответил своей девушке Логинов, — а то, что уже заложено на тридцать восьмой год, с учетом нашей информации безнадежно устарело. А военно-морской флот, это очень дорогое удовольствие. Вероятно, Сталин сделал правильный вывод и направил финансирование на более важные направления.

Полковник с Викентьевым переглянулись и, незамеченные остальными, занятыми разговором, обменялись понимающими улыбками.

— Ну а несколько крылатых ракет, запущенных с нашего обычного эсминца и воткнувшиеся в борт корабля у самой ватерлинии, потопят любой линкор того времени, — добавил Дмитрий, — при этом не подходя на дальность прицельного выстрела линейного крейсера.

— Значительно большую опасность представляют подводные лодки будущего противника, — включился в объяснения Малышев, — но здесь помогут новые эхолокаторы, с помощью которых подлодка будет обнаружена раньше, чем выйдет на рубеж торпедной атаки.

— То есть, мальчики, вы хотите сказать, что сейчас Советский Союз может вполне обойтись без новых крейсеров и линкоров, — резюмировала Екатерина.

— Точно, — подтвердил директор, — А как вам новый закон об обязательной военной службе?

— Что за закон? — удивился куратор, — я опять чего-то пропустил?

— А он еще не принят, — ответил Логинов, — но Сталин уже проект подписал. В принципе, почти то же самое, что у нас было в сентябре тридцать девятого. С мизерными отличиями. Срок службы три года и во флоте пять лет. Призываются теперь с девятнадцати все граждане, — капитан задумался и продекларировал по памяти: — Защита СССР с оружием в руках стала правом и обязанностью не только трудящихся, а всех мужчин без различия национальности, вероисповедания, образования, социального происхождения и положения. Теперь даже бывших дворян в армию берут. Из отличий, это то, что возраст считается не на первое января года, а на момент призыва. В военные училища также всех принимать стали. Звания теперь после техникума и ВУЗа будут давать младшего лейтенанта и летеху, а не лейтенанта и капитана. Ну и последнее: все, кто подлежит призыву, но призван не будет, обязаны пройти начальную военную подготовку при военкоматах без отрыва от работы или учебы.

— Да, почти на полтора года раньше, чем в нашей истории, — резюмировал Викентьев, — Значит все, кто сейчас будут призваны, к сорок первому будут обучены и слажены. А так как численность армии не на много, но сокращается, то выбирать в военкоматах будут самых здоровых, крепких и грамотных. Хорошо продуманное решение.

— А я где-то читала, — решила высказаться Ольга, — что до той войны, если парень в армии не служил, то его девчонки не уважали.

— Я тоже такое слышала, — подтвердила Зосницкая, — Значит, действительно тогда служба была почетной?

— Правильно говоришь, Катюша, было такое. Вот и предстоит этим мальчикам, которых там сейчас призывают, очень почетное дело, Родину защищать и Берлин брать, — констатировал полковник.

Все замолчали, обдумывая сказанное.

Ох, как я оторвался! Какое удовольствие получил! Прикатили мы вчера поздно вечером с Валеркой в Ижевск. Пока заводскую гостиницу искали, пока корочками трясли, выбивая номер, уже полвторого натикало. Потом ну очень поздний ужин и бутылочка беленькой на двоих. Утром облачился в снова ставший привычным камок и на завод. Немного сонного Злобина отправил по цехам. Свежий взгляд хорошего инженера всегда что-нибудь, да заметит. Нет, мы, работники Спецконтроля, не для того по заводам и воинским частям таскаемся, чтобы саботажников и вредителей искать. Для этого другие отделы в нашем СГБ есть. Хотя, если замечаем что-то явно нехорошее, меры принимаем на месте. Есть у нас такие права. Основной задачей Комиссии Специального контроля при политбюро ЦК ВКП(б), как сказано в постановлении, опубликованном еще летом в Правде и в Известиях, является выборочный контроль реального положения дел в армии и на военном производстве. А то, отчитается какой-нибудь начальник, что его цех к производству готов. А у него какая-то одна, но важная, технологическая операция до необходимого качественного уровня не доведена. Директор завода доложит в райком о готовности к серийному изготовлению ну, например, ночных прицелов для истребителей. Райком сведет данные в свой отчет. Обком доложит наверх о полной готовности области к изготовлению всего комплекса РЭСОС для Як-3 (Интересно, что там от нашего оригинала осталось, после «обработки» инженеров Юрки Викентьева?) И что в результате? Срыв планового производства остро необходимого в войсках самолета! Пилоты вовремя не освоят боевую машину. А оно мне, как и всей моей Родине, надо?

Так вот, отправил я Валерку по цехам, а сам на полигон заводской, где первую партию изделий проверяют. Вход на внутризаводской полигон, как впрочем, и на сам завод, через отдельную проходную. А там ребята из нашего ведомства. Тщательно проверили мои документы, сличили цветную фотку на них с моей мордой лица и пропустили. А там… У меня чуть руки не затряслись! Он, родименький! Лучший друг спецназовца — Калаш! Испросив разрешение, беру первый попавшийся из ящика. Вот, как старого друга встретил! На глазах изумленного техника в темпе, почти не глядя, разбираю на специально для этого предназначенном столе, очищаю от заводской смазки, собираю и двигаю на стрельбище, что в тридцати метрах. Там хватаю пару магазинов. Руки сами, не спрашивая хозяина (то бишь, меня) привычно заряжают автомат. Стоя с трехсот метров даю три коротких, по два патрона, очереди по мишеням. Военприемщик, летеха, посмотрев в подзорную трубу на треноге, выставляет вверх большой палец. Ох, как я оторвался! Отвел душу! Магазинов пять отстрелял из нескольких автоматов. Ни одного промаха! Один автомат самолично вычистил, остальные восхищенные моей стрельбой техники. А из них там была одна девушка с такой прелестной фигуркой…

Легкий гул мотора чуть изменил свою тональность, самолет немного тряхнуло и один из членов экипажа, механик что ли, начал возится с большой, почти квадратной дверью на левом борту самолета. Новинка (ой, как смешно) советской авиации Ан-2 вознес нас на высоту 3000 метров. Наконец люк открылся и внутрь ощутимо задул ветер. Прыгаю в голубизну неба и лечу. Руки и ноги сами привычно ловят упругие струю воздуха. Там у меня было пятьдесят два прыжка. Здесь всего восьмой. Два с "принудиловкой", еще четыре на обычном десантном парашюте и только потом выбил разрешение на «крыло». Десяток секунд лечу и дергаю за кольцо. Хлопает "медуза" и белый купол вспухает надо мной. Хорошо. Нет того динамического рывка, как на обычных парашютах. Высоко надо мной раскрываются купола десантников, к которым я «присоседился». Кто-то радостно орет что-то матерное. Голоса здесь, на высоте, разносятся очень далеко. А как все-таки красиво смотрится сверху и это скошенное поле подо мной, лес с желтыми пятнами лиственных деревьев, маленькое озеро, стремящееся ослепить меня отраженным светом осеннего солнца. Внимательно осматриваюсь, вижу маленький белый крестик, прикидываю запас времени и высоты. Подтягивая клеванты, пробую сделать S-образный разворот. Получается, но так себе. Ладно, нечего выделываться. Немного увеличиваю скорость и, обходя кругами круглые купола лечу почти горизонтально, дожидаюсь, пока все десантники приземлятся. Еще раз проверяю направление ветра и, с небольшим доворотом, выхожу на глиссаду. «Подушка» и я стою точно в центре двух белых, положенных крест-накрест, полотнищ.

Вокруг радостные лица молодых солдат, многие из которых сделали сегодня свой первый прыжок. Они уже считают себя настоящими десантниками. А ведь впереди еще столько тяжелых солдатских будней и упорных учебы и труда, чтобы действительно стать настоящими воинами. Очевидно, мысли командира полка странным образом сходятся с моими, так как большинство присутствующих сразу после укладки парашютов отправились в короткий, всего-то десяток километров, марш-бросок до МПД. Я же, уложив свое крыло, немного понаблюдал за работой инструкторов ПДС и отметив, что отдельные из них, несомненно вольнонаемные, имеют ну очень симпатичные выпуклости в некоторых местах, сел в новенький «козлик», удивительно напоминавший хорошо знакомый мне по прошлой жизни УАЗ-469 и отправился туда же более коротким путем.

Пока я мотался на аэродром со своим баулом, приготовленным еще в Москве девяти секционным крылом, узнав сразу после приезда, что сегодня в полку последние прыжки на этой, недавно начавшейся неделе, троглодит Валерка, нагло проигнорировав мое начальственное мнение, занял лучшее место у окна в комнатушке щитового домика, выделенной нам для проживания. Ладно, хоть о жратве позаботился. Хорошо в армии и в спецслужбах зарплату подняли. Мне уже удалось приучить Злобина, что после ужина в любой местной столовке мы просто ну никак не можем обойтись без доппайка. Мои разглагольствования о том, что нормальный мужчина может и должен съедать несколько больше, чем остро требуется для удовлетворительной жизнедеятельности организма, были встречены с полным пониманием.

Мы валяемся на койках и перевариваем тщательно пережеванную пищу. Злобин недовольно бухтит о том, что нас так и не пустили на Дальний восток, где японцы в очередной раз получили по носу, и жалеет, что там так и не применили первые выпущенные заводами образцы современного оружия.

— Да пойми ты, Валера, главное не то, чем солдат вооружен. Главное, это как солдат обучен и за что он воюет, с какими мыслями в бой идет, — говорю я и продолжаю рассуждать о том, что какой-то эффект от нашей информации уже есть. Если я не ошибаюсь в том, что в том, старом моем мире, суммарные потери в боях у озера Хасан были под тысячу человек, то здесь и сейчас сумели удержаться на уровне менее двухсот.

— И еще, вспомни-ка приказ о новом вооружении только для переформируемых частей внутри страны. А так же о строжайшем соблюдении секретности о структуре и, опять-таки, о новом вооружении Советской армии, — напоминаю я Валерке в ответ на его непрекращающееся бухтение, а сам думаю о произошедшем почти на неделю раньше, чем там и тогда, Мюнхенском сговоре. Франция, в ответ на ультиматум Гитлера не препятствовать Германии в оккупации Судет, мобилизацию так и не объявила. Только сейчас я начинаю понимать, как это сложно балансировать на лезвии ножа в международной политике. С одной стороны мы вынуждены бряцать оружием, иначе Англия, уже напуганная успехами Советского Союза в науке, набросится на нас немедленно. А мы сейчас никак еще не готовы. С другой стороны, нельзя перестараться. Иначе наглы с французами, вместо того, чтобы продолжать натравливать на нас Гитлера, объединятся с ним и ударят все скопом. Интересно, как тогда Сталин в моем старом мире, не имея теперешних знаний, сумел так долго удержаться без большой войны?

— Когана засекли мои ребята в Пулково, когда он садился в машину к Викентьеву. Сменили по пути две тачки. Но этого старого волка провести, вероятно, вообще невозможно. Что там реально произошло я не знаю, но когда вторая машина прошла по той же трассе спустя каких-то пятнадцать минут, на том месте, где прервалась связь с первой, бушевал пожар и все было оцеплено вояками. При попытке прощупать через МВД наткнулись на федералов. Пришлось дать задний ход, чтоб не засветиться.

Они в очередной раз сидели все в той же уютной комнате за накрытым столом.

— Ну, расходы на технику я тебе покрою, можешь не беспокоиться, — сказал высокий.

— Да не в расходах дело. Не бедней тебя как бы. Хорошо подготовленных людей найти сложно стало. Старой гвардии почти не осталось, а новых пока натаскаешь, — ответил неброский.

— А, насчет Логинова выяснил?

— Конечно. Он именно тот, кто нам нужен. Появляется сынок у него в Москве редко. Проследить за ним невозможно. Свои замдиректора очень плотно пасут. Остается давить только через отца. А это очень сложно. Уж больно чисто Логинов старший свои дела обделывает. Прицепиться практически не за что.

— А подстава возможна? — опять спросил высокий.

— Да, — ответил неброский, — но придется вложить очень большие бабки, чтобы он клюнул. У меня сейчас столько свободных нет. И, опять-таки, небыстро это будет.

— Ну, с деньгами я вопрос решу. Вот, жопой чувствую, что там чем-то очень серьезным пахнет!

— Да, Катька, ну ты и отчудила! Ну как ты могла до такого додуматься? Куратор узнает, так он меня вместе с этим самым съест! — Викентьев был очень недоволен.

Таким Екатерина его еще не видела. Она примирительно погладила директора по руке.

— Юрочка, я тебя своей грудью прикрою. Ты-то ведь не виноват, это чисто моя инициатива. Ну, разве что Оленька немного помогла.

Подполковник внимательно посмотрел на то, чем пообещала Зосницкая прикрыть его от начальственного гнева, моментально успокоился и, воровато оглядевшись и проверив, что в кабинете они одни, положил руки прямо на свою будущую защиту.

— Будешь наказана, сегодня же ночью! — Викентьев только собрался поцеловать потянувшуюся к нему Катю, как раздался стук в дверь.

Екатерина резко отпрянула и, одернув кофточку, стала с большим усердием поправлять так не вовремя перекосившуюся кобуру с пистолетом. В кабинет ввалились Дима с Малышевым. Оба с унылыми лицами. Николай, ни слова не говоря, положил свой ноутбук перед директором и раскрыл его. Любопытная Зосницкая тут же сунула свой нос, но была сильно разочарованна. На экране были одни формулы, какие-то графики и таблицы. Разбираться с этой научной абракадаброй ей прямо сейчас было лень. Тем более что она прекрасно знала, что ее Юра отлично сейчас во всем разберется и выложит свои выводы понятным языком. Екатерина окинула удрученным взглядом Викентьева с мальчиками, поняла, что это надолго и, задумавшись о том, что не пора ли вызывать на помощь подругу с ее разлюбезным, принялась опустошать директорский холодильник и готовить холодные закуски на скорую руку, так как прекрасно понимала, что не только возвышенным жив человек, а эти проглоты сметут сейчас все, не глядя. Чуть оживившиеся Коля с Гориным немедленно принялись за уничтожение Катиной продукции. Появившиеся вскоре Шлоссер с Александром стали помогать присутствующим. Логинов, соответственно, ребятам, а Ольга подруге.

— То есть наполнение канала связи через пробой есть величина изначально ограниченная, и мы сами своими многочисленными экспериментами на животных забили его больше, чем наполовину? — спросил директор Малышева, оторвавшись от ноутбука.

— Именно так, — отреагировал первым Дима, так как рот Николая был занят тем, что организовали девушки.

— А вот отсюда поподробней, пожалуйста, — раздался голос Когана от двери. Полковник только что вошел и успел услышать как вопрос, так и ответ на него.

Все посмотрели на куратора, на то, как он аккуратно прикрыл дверь, дошел до кресла, в котором уже привык сидеть в директорском кабинете, устроился в нем, достал свои неизменные "Лайки Страйк" и, закурив сигарету, вопросительно посмотрел на Викентьева. Тот немедленно опомнился и начал объяснять. Разговор на эту тему получился коротким.

— Резюмируя все вами сказанное, — полковник обвел взглядом всех присутствующих, хотя в объяснениях принимали участие только директор и молодые ученые, — я могу сделать вывод, что в ближайшие лет пять мы можем послать туда только одного десантника и практически любое количество информации. Причем на реверсивность канала эти ограничения не распространяются, и с той стороны, если бы там была соответствующая аппаратура и наши теоретические знания, с учетом коэффициента разницы скоростей течения времени, могли бы прислать сюда аж чертову дюжину десантников?

— Вы, Павел Ефимович, очень точно все сформулировали, — подтвердил Николай, — Конечно "рассасываемость насыщенности" канала связи очень нелинейная функция, точно просчитать не удается, но четыре года, это минимум.

— Ну, а чего вы все так приуныли? — улыбнулся Коган, — Один агент влияния и непосредственной разведки у нас есть. Еще одного можем послать в любой момент, хотя я особой необходимости в этом сейчас не вижу. Работа у нас двигается очень хорошими темпами, хотя и не совсем так, как изначально планировали. Так чего носы повесили?

Ответа на этот вопрос не потребовалось. Викентьев отдал ноутбук Малышеву, предварительно скопировав на свой компьютер новую информацию по теории «пробоя» и присоединился к неплановому полднику. Все оживились и начали помаленьку болтать о том, о сем.

— А кто у нас промышляет передачей контрабанды на ту сторону? — неожиданно спросил полковник. В кабинете наступила тишина.

— Павел Ефимович, — раздался голос Екатерины, — но ведь мода, это тоже элемент прогресса.

— Женское нижнее белье? Купальники бикини и топлесс? Однако! — лицо полковника было не проницаемо.

— Ну, там же не только белье, там и костюмы, и брюки, и юбки, и зимняя верхняя одежда, и мужская мода, в конце концов, — Зосницкая в волнении потянула из лежащей на столе чьей-то пачки сигарету, но заметив недовольный взгляд Юрия Александровича, засунула ее обратно.

— Ладно, Катюша, — улыбнулся наконец Коган, — может быть вы и правы. В конце концов, пара десятков журналов мод погоды не делает.

— А вот здесь вы, Павел Ефимович, неправы, — высказала свое мнение Ольга, — Достаточно всего десятку женщин посмотреть эти журналы, что мы с Катей подготовили, — вступилась попутно за подругу Шлоссер, — и новую моду будет уже не остановить.

— Ну, это если тамошняя цензура пропустит, — высказал свое мнение Логинов.

— А там и в самом УСИ немало женщин работает, — продолжила отстаивать свое мнение девушка, — на проявке и распечатке фоток, машинистки и чертежницы.

— Интересно, а Меркулов и Берия своим женам покажут? — задумчиво спросила Зосницкая и опять потянулась за сигаретой. Викентьев протянул руку и легко хлопнул девушку по запястью.

— Юрь Саныч, а вы оказывается деспот, — тут же высказал свое мнение Дима, — сами курите, а Екатерине не даете.

Директор вопросительно посмотрел на Зосницкую, увидел ее кивок и улыбку и сам расцвел во все лицо:

— А Катеньке теперь курить нельзя! У нас ребенок будет!

Нет, ну где же я его видел? Вот тебе и фотографическая память. Я облазил все закоулки памяти Синельникова. Нет его там. Младлей ГБ эту, в чем-то даже абсолютно нормальную, рожу точно никогда не видел. Почему же при взгляде на него у меня возникают такие отрицательные эмоции? В своей прошлой жизни видеть его я никак не мог, слишком большая разница во времени. Так, попробуем сосредоточится. По ощущениям я его точно видел, но нет чувства цвета. Черно-белое фото? Уже ближе. Просканируем все-таки память меня — Жеки Воропаева. Вот оно! Я чуть вслух не закричал от восторга, что опознал эту морду. Действительно видел я только небольшую фотографию девять на двенадцать, как поет там Аллегрова. Главное, это где я ее, эту фотографию видел! А было это во внутреннем музее ФСБ, когда у нас был курс контрразведки. Так, теперь попробуем прочитать мелкий шрифт на пояснении под тем фото. Был завербован Абвером в тридцать восьмом, когда работал в составе торгово-закупочной делегации в Германии. Гомосексуалист. Классическая подстава с красивым мальчиком. В сорок седьмом перевербован МИ-6, которой досталось часть немецких архивов. Был взят в сорок девятом на встрече со связником. Сколь веревочка не вейся. Но одиннадцать лет он нашей державе погадил. Здесь это у него теперь уже не получится. Да, это наш серьезный прокол. Надо будет на ближайшем сеансе сказать, чтобы срочно передали нам сюда списки всех известных агентов того-нашего времени западных разведок. Черт, голову сломать можно. Для меня-Воропаева — того времени. Для меня-Синельникова — нашего.

Так, ладно, а сейчас-то что делать? Не могу же я здесь пойти в первый отдел или у себя, в СГБ, прямо к Лаврентию Палычу, есть у меня к нему свободный доступ, и заявить, что вот такой-то такой немецкий шпион. Нет, этого типа в разработку возьмут немедленно и язык быстренько развяжут. Есть у нас такие специалисты, от самого себя чего скрывать-то. В контрразведке без этого никак. Но сам-то я спалюсь немедленно. Какие такие у меня основания, что я опознал этого типа, как немецкого шпиона? Интуиция, говоришь? Для этого тоже информационная база должна быть! Откуда я знаю, что он был в составе той делегации? Откуда я вообще его знаю? Нет, так делать нельзя. Придется самому этого гада разрабатывать. Как? А что я о нем знаю? Немецкий шпион и гомик. Родился тогда-то, расстрелян в пятидесятом. Все? Все. А времени мизер! Мы с Валеркой Злобиным приехали в Ленинград и уже вторую неделю шаримся по «Светлане». Молодцы они, мои предки-современники все-таки. Так быстро освоить производство всех этих магнетронов, многорезонаторных и отражательных клистронов и еще черт знает какого количества электровакуумных радиоприборов, даже имея столь подробную информацию о них и все тонкости их изготовления, все-таки не так просто. Но они — мы справились. Одно только производство цветных планарных кинескопов с плоским экраном вон, какое отгрохали. Явно документация цельнотянутая у «Сони». Я ловлю себя на мысли, что все, сейчас меня окружающие уже давно для меня значительно больше мы, чем они. Вжился я уже здесь у нас. Та, теперь бесконечно далекая для меня Россия, конечно тоже Родина. Именно с большой буквы. Но и нынешняя моя страна, Союз Советских Социалистических Республик, имеет для меня уже значительно большее значение. Даже не так, они давно слились во мне во что-то одно, очень большое. За что я кому угодно голову откручу и скажу, что так и было. Ладно, хватит самому себе панегирики петь. Знаю же, почему мысли в сторону уходят. Времени мало. Завтра срок командировки заканчивается. А способ экстренной разработки только один. Но, как же не хочется! Отвратительно до рвоты! А надо.

— Так точно, товарищ генерал-полковник! Заметил, как он на чужой кульман очень уж заинтересованно смотрит. Потом он на меня своими глазами такой масленый взгляд бросил, что мне противно стало. Но вы же, сами учили, что враг может затаиться где угодно, и что любые способы хороши для разоблачения врагов народа. Вот я и решил попробовать. Ну не мог же я пройти мимо…

Оказывается моя свежеприобретенная эмпатия на мужчин тоже действует. Поддался на приглашение этого гомика в гости, где он в первую очередь попытался меня споить одновременно со своими подходами. Как же это противно все-таки было. Меня споить? Три раза ха-ха! Сам налакался в стельку. Всего-то пятка ударов по почкам хватило, чтобы он поплыл и раскололся.

— Знаешь, Синельников, если бы вот не это, — Берия вытащил из ящика стола папку и почти швырнул ее на стол, — я бы вообще неизвестно что о тебе подумал.

Так, а это что еще?

— Здесь семь, — начальник СГБ (на правах зампреда Совмина) рванул завязки папки. Из нее вывалились на стол несколько листков бумаги, — семь анонимок на тебя. И каждая написана мужским почерком.

Я приметил знакомые зелененькие бланки графологической экспертизы, приколотые снизу к каждой бумажке и высовывающиеся краями из под некоторых анонимок.

— И в каждой совершенно отдельный эпизод. Ну, сколько можно шляться по бабам? И ни одной жалобы на тебя, майор, написанной женщиной. И чем ты их так ублажаешь, что они даже кляузы писать на тебя не хотят?

Странно. Мне почему-то казалось, что все обстоит строго наоборот. Не столько я их, как они меня.

— Так вот запомни, Синельников, — Берия собрал все листы обратно в папку, — это, — перед моим носом потрясли все той же злосчастной папкой, — будет лежать у меня в ящике стола.

Лаврентий Палыч убрал, наконец, папку обратно в стол, укоризненно посверкал на меня своим пенсне и уже почти спокойным тоном добавил:

— Представление на тебя, майор, за молниеносную операцию по раскрытию и обезвреживанию немецкого шпиона я уже подписал. Но постарайся, все же, что бы больше анонимок на тебя не приходило.

Уже уходя, я своим острым слухом расслышал явно не предназначенные мне слова:

— Совсем еще мальчишка…

Вот так на моей груди появился орден Красной Звезды. А у нашего главы СГБ оказывается давно компромат на меня копится. Хорошо еще, что он не стал делать выводы из того, что анонимки только от мужиков. А может, сделал, но не стал озвучивать?

Регистрацию брака отметили все той же маленькой компанией в небольшом уютном ресторанчике со странным названием "Таверна. У веселого шушпанчика". Викентьев с Катей нашли его совершенно случайно, когда возвращались с одной из нечастых поездок в Санкт-Петербург, и свернули с трассы, чтобы перекусить чем-нибудь получше, чем в придорожной забегаловке. Заведение им очень понравилось. Прекрасная стилизация под средневековье, великолепная кухня и совершенно незаметное обслуживание. Возвращаясь, они долго спорили о названии ресторана. Юрий утверждал, что хозяин наверняка бывший фидошник, а Екатерина настаивала на том, что он или мистик, или свихнувшийся математик, и упоминала при этом почему-то Анри Пуанкаре.

Сначала выпили за здоровье молодых. Затем за будущего первенца. Потом, как положено, за родителей новобрачных, увы отсутствующих. Пригласить их на свадьбу не было возможности из за секретности. Итак, за территорию НИИ и бывшего военного поселка приходилось выезжать по чужим документам. Разделения по интересам, как это обычно бывает на таких мероприятиях, у маленького коллектива не произошло. Разговор, как всегда, свернул на рабочие темы. Стали решать, что важнее для СССР, историческое послезнание или современная техника. Победила третья точка зрения, Павла Ефимовича. Он утверждал, что самая главная информация, это возможные пути политико-экономического развития общества.

— Подумайте сами, — Коган сделал глоток "Вдовы Клико" из хрустального бокала на высокой ножке, — Ведь в чем суть западной идеологии? Какую идею стали продвигать в массы после 1991 года? Обогащайтесь! Материальная мотивация самая легко и относительно быстро удовлетворимая. А это же основная причина коррупции, этой, можно сказать, раковой опухоли на нашем обществе.

— Да просто у людей совести нет, — тут же высказался Дима, — не могут у нас некоторые чиновники без взяток жить.

— Не просто не могут, — добавил Малышев, — не хотят.

— О, как, — сделал вид, что удивился полковник, — и куда же у них совесть делась?

— Да и не было никогда, — констатировал Саша Логинов.

— Ну, что значит, не было, — возразил Коган, — Вы, друзья мои не пробовали задуматься, откуда совесть берется, и куда потом девается.

— Ну, берется она от папы с мамой. Как они ребенка воспитают, — тут же сказал Викентьев.

— Правильно, на собственном примере, — полковник поднял свой бокал и протянул его ближе к молодым, — Вот давайте и выпьем за тебя, Катенька, и за тебя, Юра, как за будущих родителей!

Звон хрусталя поплыл по таверне, заглушая тихую музыку.

— Горько! — тут же потребовал неугомонный Димка.

— Го-о-о-орко! — поддержали остальные.

Катя с удовольствием пересела на колени к мужу, обняла его и затянула поцелуй так, как только смогла. Под аплодисменты она вернулась обратно на свое место, благодарно улыбнулась зрителям и, изменив улыбку на своем лице на донельзя хитрую, посмотрела на Когана:

— Пал Ефимыч, а ведь вы нам так и не рассказали, куда убегает совесть?

— Куда, говоришь, убегает совесть? — куратор задумался, — Понимаете ребята, чтобы она не исчезла, у человека должны быть убеждения, какая-то цель в жизни… Если есть к чему стремиться, если с детства уверен в правильности выбранного пути… И вот здесь-то и всплывают вполне определенные плюсы советской идеологии. Она в СССР начиналась, чуть ли не с детского сада. Дедушка Ленин, рассказы о революции. Октябрята, пионеры, комсомольцы в школе. Пусть, часто топорно, но с формированием в первую очередь нематериальных этических мотиваций у молодежи в Советском Союзе хоть как-то, но справлялись, — Коган помолчал и добавил: — Сейчас эту нишу, возможно, смогла бы занять религия, но попам больше нравится обогащаться. В конце концов, церковь это коммерческая организация между паствой и богом. Да и, много ли сейчас по-настоящему верующих?

— Павел Ефимович, а вы? — спросил Николай.

— Что я? — не понял полковник.

— Ну, вы в бога верите?

— Нет, Коля, не верю. Слишком много несправедливости на нашей планете, — Коган опять задумался, — Если бы существовало какое-то высшее существо, то и этика у него была бы соответствующая. И как тогда понимать инквизицию, крестовые походы, гражданские войны и газовые камеры в концлагерях? Другое дело, что у меня полно хороших знакомых, которые искренне считают, что бог есть. Поэтому и уважаю чужие верования. А сам я, Николай, верю в хороших людей, которые помогут и в горе, и в радости.