Глава 21
«Цветочный Сад»
Царила тишина, прерываемая воем ветра меж штабелей аккумуляторных отсеков и шелестом сухих иглообразных побегов, пучками торчащих из земли. Этта окончательно скрылась из глаз за плотным облачным слоем, воздух был густым и сочным. Темнело на глазах – так всегда бывало перед «штормом».
Антон опустился перед Аней на колени, моля бога, чтобы никто не вспомнил про его, Антоново, существование хотя бы какое-то время. Хоть ненадолго… Она подняла руку и прикоснулась к его щеке. Он закрыл глаза и стал трогать губами ее пальцы.
«Ком» затрезвонил снова, и тогда Антона охватил приступ ярости. Он вдруг возненавидел этот бездушный кусок металла, который всюду был с ним все эти годы. Никогда в жизни он так не проклинал его и не мечтал, чтобы тот исчез, провалился под землю, заткнулся хотя бы на несколько минут.
Вскочив на ноги, он сорвал с пояса осточертевший пиликающий прибор.
– Полежи-ка тут, братец! – зарычал он, роняя «ком» в траву. – Видеть тебя больше не могу!..
Потом схватил Аню за руки, поднял и притянул к себе.
– Давай уйдем отсюда!.. Куда-нибудь, где мы можем побыть одни!.. Аня моя… Я с ума схожу от тебя…
– Куда же мы пойдем?! – прошептала она. – А «шторм»?.. У меня голова кружится, Антоша…
– Все будет в порядке, малыш! «Шторм» еще не начался, мы успеем! – воскликнул он, чувствуя, как внутри разгорается огонь задора, стремление делать глупости и нарушать запреты. – Мы погуляем немного и вернемся. И никто не в силах нам помешать! Никто!!!
Тут его осенило.
– «Поляна»! – выпалил он. – Вот место, где нам точно никто не помешает! Ни одна живая душа. Заберемся наверх и будем на всех смотреть свысока! Хочешь?
– Я с тобой – куда угодно!.. – выдохнула она. – Хоть «поляна», хоть край света!.. Антон… Безумие просто… Ты мое безумие, ты это понимаешь?
В ответ он крепко поцеловал ее и нетерпеливо добавил:
– Там сейчас должно быть красиво. Идем, пока совсем не стемнело!
Он перешагнул через «ком», увлекая Аню за собой, даже не посмотрев на вызов, отчаянно мерцавший сквозь стебли травы.
Они двинулись сквозь заросли, мимо мрачных штабелей, в сторону, противоположную ангару, туда, где на севере высилось горное плато, окаймленное чернотой леса. Вокруг продолжало быстро темнеть, но это не остановило Антона. Он странным образом не замечал ни стремительно наступающих сумерек, ни увеличивающегося ритма облачных «танцев», ни того, что порывы ветра стали жестче и хаотичнее, а воздух – плотнее и теплее. Сейчас он просто был счастлив, счастлив так, как, может быть, никогда еще в своей жизни. И, может быть, как никто до него во Вселенной. Хотелось кричать, прыгать и совершать безумные поступки, покорять мир и бросить его к ногам Ани… Весь этот мир, с его противоречивостью и целостностью, ужасным несовершенством и потрясающей красотой, непостижимыми загадками и тошнотворными банальностями, со всеми его радостями и печалями. Весь…
Сначала они шли по колено в траве, потом помчались, охваченные весельем, держась за руки, улюлюкая и выкрикивая всякую бессмыслицу. Позади остался ангарный комплекс, мрачные груды аккумуляторных отсеков, цепь старых грузовых контейнеров, густо поросших ядовито-синими побегами, и опустевшая демонтажная площадка. С их пути постепенно исчезли какие-либо упоминания о разумной деятельности, железные формы сменились частыми бугорками, покрытыми ломкой щетиной выгоревшей на солнце травы. Они, смеясь, скакали по кочкам, сшибали ногами крупные темно-желтые бутоны, отчего те выстреливали пыльцой вверх метра на два струйками, похожими на фейерверки, и в воздухе повисали серые облачка, которые начинали клубиться, словно сигаретный дым.
Потом бугры с бутонами тоже кончились, уступив место плотному жесткому ковру из низкорослых коричневых цветов, не доходивших им даже до колена. Они бежали, и под ногами, где-то во чреве «ковра» у самой земли, что-то глухо чмокало, а по цветам в разные стороны, подобно кругам на воде, пробегала дрожь.
Расстояние в двести метров они преодолели в один рывок. Разгоряченные и запыхавшиеся, они остановились возле отвесной стены с оборудованием подъемника. На песочно-желтом фоне он смотрелся чуждо, не вписывался в окружающий пейзаж. Черные, блестевшие смазкой направляющие, по которым двигалась площадка, уходили вверх метров на пятнадцать-двадцать и терялись за неровной кромкой обрыва.
Аня задрала голову, пряди ее волос прилипли к вспотевшему лицу.
– А нам точно туда можно? – тихо спросила она. – Как-то темно становится…
– Нам с тобой можно все! – воскликнул он и взбежал по лестнице на площадку подъемника. – Не бойся! Иди ко мне.
Аня последовала за Антоном, цокая каблуками по рифленому металлу. Антон вынул из нагрудного кармана идентификационный ключ, разблокировал панель управления и дал команду. Его коды доступа еще действовали. Уже неплохо. Механизмы подъемника зарычали, и площадка, мелко дрожа, поползла вверх.
«Поляна» выглядела спящей. Несколько сотен цветов стояли неподвижно, вытянув розовые стебли и напоминая стаю фламинго, а точнее, их статическую трехмерную модель. Здесь, на плато, ветер разгулялся заметно больше, чем внизу, но купол силовой защиты не пропускал его в зону.
Они сошли с площадки, ступили на территорию «поляны» и с минуту молча стояли на ее краю.
Туша станции тускло поблескивала напротив. В надвигающихся сумерках с этой части обрыва виднелась разрушенная эстакада, мертво уткнувшаяся сломанным хребтом в болото. Вернее, была видна лишь ее длинная часть, примыкавшая к восточному порталу станции. Тот конец, что прилегал когда-то к плато, обвалился во время катаклизма и отсюда не был заметен. На станции бойко сверкали сигнальные огни посадочных ярусов, дежурные маяки метеомодулей, иногда ритмично мигали прожекторы наружного наблюдения – системы безопасности готовились к особому режиму.
Было тихо. Только мерно зудели излучатели защиты, распределенные по овальному периметру «поляны», да шумели листвой деревья, плотно подступавшие к плато с восточной стороны впадины.
Антон вставил ключ в разъем терминала, авторизовался, и через минуту излучатели умолкли. Исчезло силовое поле, оберегавшее цветы от всех мыслимых и немыслимых напастей. Теперь «поляна» была доступна любой твари и беззащитна даже перед ветром, который тут же ворвался на давно желанную территорию и стал носиться между цветами как безумный. Но цветы были настолько огромны и величественны, что его жалкие порывы им были не страшны. Розово-фиолетовые гиганты нехотя, как бы снисходительно шевелили своими громадными, размером с человеческую голову, бутонами. Наверное, в глубине души смеялись над нелепыми потугами ветра.
– Красиво… – сказала Аня.
– Идем, – сказал Антон, и они, взявшись за руки, шагнули в царство цветов.
Медленно и осторожно ступали они по земле, которую и землей-то назвать было трудно. Розовые, с руку толщиной стебли (или, если угодно, стволы) цветов росли из черной, пупырчатой поверхности, напоминающей кожу и мягко пружинящей под ногами. Ничего похожего на траву не было, только зеленоватые, напоминающие паутину волокна густыми прядями стлались между цветами и обвивали места, где стебли выходили из поверхности наружу. Росли цветы очень редко – не более одного экземпляра на квадратный метр, и сразу становилось понятно, почему место назвали «садом».
Антон и Аня медленно бродили среди чудных созданий, глядевших на них свысока, поглаживали стебли, которые на ощупь оказались теплыми, задирали головы и глазели на исполинские фиолетовые бутоны. На некоторых цветах бутоны были чуть обращены вниз, и тогда становилось заметно, что поверхность мясистых лепестков изнутри усеяна огромным количеством отростков-сосочков. Вдоль полупрозрачных и влажных стеблей по всей высоте вились сизые спиралевидные листья. Сейчас листья были еще малы, едва видны, они только-только начинали набухать соком и больше походили на наросты.
– Никогда не видела ничего подобного, – прошептала Аня. – Какие же это цветы? Это ж настоящие деревья… И впрямь – сад!
– А видишь, – сказал Антон, – возле многих бутонов розовый пар? Как туман… Вот у этого, например.
Он дотронулся рукой до цветка. Растение задрожало.
– Спокойно, дорогой, спокойно… – улыбаясь, сказал Антон. – Ишь ты… Возбужден, видимо.
– Ой, там как будто бы волны пробежали, когда ты его задел! Очень мило.
– Это они так цветут, – сообщил Антон. – Мне рассказывали. Три или четыре дня этот пар держится, а потом все.
– Что – все?
– Ну… Стадия цветения кончается. Бутоны не то сворачиваются, не то засыхают. Не помню… А через неделю набухают листья. – Он погладил спиралевидный нарост. – Смотри: больше не дрожит!.. Привык, что ли?
– Славный…
Они все ходили и ходили между цветами, трогая их чуткие, отзывчивые тела. Им нравилось чувствовать их дрожь, так не свойственную поведению земных растений. Иногда цветы дрожали настолько сильно, что это ощущалось подошвами. Тогда они приседали на корточки, гладили теплую шершавую поверхность ладонями и шептали успокоительные слова. Очень часто им приходилось отвлекаться на поцелуи, останавливаться, сжимать друг друга в объятиях. В эти моменты они почти теряли волю и чувствовали, как их начинает затягивать в пучину наслаждения. Их чем-то возбуждала эта игра: чуть вырваться из плена страсти, преодолеть, оттянуть ощущения… едва прерваться, сделать временную передышку, чтобы поделиться своей любовью с цветами. Любовью, переполнявшей их настолько, что казалось: еще немного, и они окунутся в нее окончательно, еще вот-вот – и не вырвутся из ее плена. Еще немного – и ноток страсти захлестнет их бесповоротно, и точка невозвращения будет пройдена. Бороться с неизбежным было все труднее, с каждым разом их поцелуи становились все длиннее и страстнее, а перерывы – ничтожнее. Время и пространство совершенно исчезли из восприятия. В какой-то миг они, уже полураздетые, тяжело дыша, попытались подняться с колен и не смогли – тогда им пришлось сесть. И в это мгновение они одновременно осознали, что в «саду» что-то изменилось.
– Что это? – первым пробормотал Антон, озираясь.
Не сгустившиеся сумерки поразили его, а то, что вместо недавнего обрыва, вида погибшей эстакады и купола станции перед ними теперь плескался океан. Багровое, в отсветах заката небо соприкасалось вдали с морской гладью, которую пенно трепал ветер. И это было совсем не айское небо и не айский океан – Антон мог поклясться.
– Что это? – еле слышно повторил он и посмотрел на Аню. – Ты видишь океан?..
– Значит, это не галлюцинация? – прошептала она. – Значит, не мираж?..
– Это Катлея, Аня… – ошеломленно сказал Антон, сам еще не до конца веря в это. – Наш берег… Это же наш берег! Ты узнаешь его?!
Он изумленно огляделся. Не было больше ни «сада» с гигантскими цветами, ни айских склонов, покрытых плотным лесом, что грозно нависал над маленькой «поляной», ни беснующегося «искрящего» неба – ничего не было… Был лишь вечерний океан, бесконечная, багровеющая линия горизонта, шорох волн, лениво лижущих песок, обломки камней и обрывки веток по всему берегу да рыжие скалы с кряхтящими наверху от ветра деревьями…
– Катлея, – сказала Аня. – Я слышу ее запах… А ты?
Он вдохнул воздух всей грудью и сразу узнал его: этот странный, терпкий, будто с пряностями запах Катлеи. Нигде ранее и после того он больше не встречал подобного запаха, и ни с каким другим запахом не спутал бы. Он зачерпнул горсть влажного песка, поднес к лицу и растер в ладони.
– Потрясающе… – проговорил он.
– Антоша, – заворожено сказала Аня. – А вдруг мы сошли с ума? Как это может быть?
Она подползла к нему. Он обнял ее.
– Надо подойти к тому завалу… – сказал он, глядя вдоль берега, где в десятке метров от них находилась груда скальных обломков. – Там за оползнем должно быть оно… Ты… ты помнишь бревно, на котором мы сидели в тот вечер? Большущее черное бревно?
– Конечно помню, – тихо отозвалась она. – На нем еще были поперечные линии… Как у тигра на спине. Боже, это же было так давно. Безумие…
– Пойдем проверим, – решительно сказал он.
Они поднялись и медленно пошли к каменной груде, перешагивая через оторванные конечности деревьев, повсюду валявшиеся на берегу, оставляя на песке цепочки следов. Ноги повиновались плохо, а в голове царил дурманящий хаос.
Бревно оказалось на месте, и им даже не потребовались слова – они оба узнали его мгновенно и несколько секунд стояли, пораженные.
– Господи… – произнесла Аня в ладони.
Она опустилась на колени перед массивным бревном, напоминающим спину тигра и наполовину утопшим в песке, и прислонилась лбом к его прохладной поверхности. Розовые вездесущие рачки, облепившие дерево и гревшиеся в лучах заката, тут же встрепенулись и проворно засеменили, чтобы исследовать пришельцев. Антон сел на песок и прислонился к бревну спиной К горлу подступил комок. Аня взяла его руку.
– Сколько лет я вспоминала это место… – заговорила она дрожащим голосом. – Сколько раз мне снилась эта тигриная спина! Я так хотела, чтобы все вернулось, чтобы можно было повторить то время… когда я увидела тебя… Боже мой!.. Антон, милый…
Он молчал, ему трудно было говорить. Он закрыл глаза и стиснул ее пальцы.
– Я не знаю, кого мне благодарить… – продолжала Аня, всхлипывая. – За то, что снова обрела тебя… Хоть Ая, хоть Катлея… мне все равно!.. Пусть мы вернулись в прошлое, пусть!.. Главное, что я наконец с тобой! Я готова остаться навсегда здесь… на этом берегу и на этом бревне, слышишь? Только бы ты был рядом…
– Все хорошо, Анечка… – хрипло сказал он, чувствуя, что слезы начинают наворачиваться на глаза. – Это Ая… Ее фокусы, я уверен… Может, она таким образом преподнесла нам подарок или что-то хочет сказать…
– Не смогу больше быть без тебя… – лихорадочно говорила Аня. – Честно-честно! Жизни без тебя не представляю! Мне страшно, Антоша… Как подумаю…
– Не вздумай говорить ничего подобного! Мы всегда будем вместе, всегда!.. – Он прильнул к ней и стал целовать ее глаза. – Даже думать не смей об этом, слышишь! Я люблю тебя!.. Люблю так, как даже помыслить не мог раньше!.. Аня… Слов не могу найти, чтобы сказать то, что чувствую… Черт!.. Я не понимаю, зачем нужны слова! Аня…
– Антон…
Он открыл слезящиеся глаза и чуть не вскрикнул от удивления.
Вместо строгого голубого костюма на Ане был полосатый желто-синий комбинезон. Тот самый комбинезон стажера на стройной фигурке, что часто снился ему раньше. Лицо Ани стало смуглым и чуть обветренным, волосы – длинными и выгоревшими. Именно так, как пять лет назад. И это оказалось последней каплей, которая переполнила чашу. Лавина внутри стронулась и стала окончательно сметать на своем пути последние преграды, освобождая путь потоку чувств. Он хлынул, захлестнул и поглотил их без остатка и без всякой возможности на возвращение.
Они стали срывать с себя одежду. Аня сквозь слезы шептала его имя, и желто-синий комбинезон съеживался и опадал к ее ногам. Он остервенело рвал на себе тугие застежки, от которых давным-давно отвык. За минувшие годы былая сноровка притупилась, и форма оперативника снималась чудовищно медленно. Шепча что-то несвязное, он отшвырнул в сторону биорадар, пояс с кобурой парализатора, отбросил комплект батарей и аптечку, стал сдирать непослушную куртку и штаны…
Их обнаженные тела слились прямо на разбросанной на песке одежде. Слились неистово, безумно, жадно – так, словно пытаясь в один момент наверстать упущенное за пять лет. За эти бесконечно долгие пять лет, исчезнувшие с лица истории в один миг. Волна наслаждения, не встретив препятствий, подхватила и унесла их в иное измерение, где уже не существовало ни пространства, ни времени… Где ничего не было, кроме их единого горячего тела, единого возбужденного дыхания, единого непрерывного поцелуя… Сознание меркло с каждой секундой, таяло и уступало место нарастающему экстазу. Такому же единому экстазу, который все больше и больше завладевал ими, отнимая не только остатки разума, но и чувств. Он окунал их обезумевшее от счастья существо в неотвратимую пучину. В бездну, где вместе с приближающимся завершающим мигом их ожидало небытие. И когда этот миг кульминации настал, когда экстаз достиг высшей точки и финальный всплеск наслаждения вырвался во Вселенную двухголосым криком сладострастия и они замерли, лишенные сил и воли, – тогда сознание окончательно покинуло их.
