– …Вот уж, дхорр задери, встреча! Всем встречам встреча, ясный пень! Я гляжу, ты в революционеры подался, Перебор… – сквозь зубы процедил субкарго Сол, неожиданно узрев меня среди членов Совета.

Подобно ревмагам, собравшимся в Красном Зале, я восседал в глубоком кресле, за невысоким столом. Сражённый очередным приступом скуки, тоскливо исследовал металлопластовый кристалл-бокс, вручённый мне незадолго до начала заседания

секретарём, тихим и неприметным роче. Контрольный дисплей контейнера светился следующей надписью: «Воззвание к мятежному народу. Ознакомиться в ближайшее время».

– Если живой останусь, своими зубами глотку тебе перегрызу, что да то да! – с лютой ненавистью в голосе закончил Сол.

Стражники и стражницы, сопровождавшие пленных, прилагая заметные усилия, побороли в себе желание утихомирить разговорчивого, зарвавшегося чела: ревмаги Совета могли не одобрить подобной грубости, подрывавшей их реноме человеколюбов-гуманистов.

Сельва-маць! Любопытную метаморфозу претерпело на Экскалибуре слово «гуманизм» – превратившись в некую антитезу ксенофобии.

– Молчи, сынок… – сдавленно и как-то почти ласково попросил Кэп Йо, говоривший, как и Бой, на косморусском. Солдаты смутились ещё больше, подозревая, что человеки на чём Свет стоИт на неведомом наречии поносят Ревмагсовет целиком и каждого из ревмагов в отдельности.

– Грязный чел, с кем ты посмел заговорить? Кого ты назвал «прибор»? – обращаясь к Солу, спросил один из магов. Он являлся, как мне было известно, главой революционного дипкорпуса, кем-то вроде министра внешних сношений, и, вероятно, в силу своего положения обязан был разуметь межзвёздные наречия, наиболее распространённые в Освоенных Пределах. Корус был, естественно, одним из них.

Ревмаги выглядели заинтересованными. Из-за своего стола поднялся Верховный Комиссар Внутренней Разведки, старый рыхлотелый роальд по имени Авжи-ийо и, шумно дыша, подошёл к Солу.

– У тебя, чел, есть личные счёты с кем-то из нас? – спросил он.

– Молчи, – одними губами прошептал Кэп Йо.

– Ну зачем же молчать?.. – возразил Авжи-ийо. Стало ясно, что он тоже отлично понимал косморусский. – Верховным Роа будет весьма любопытно узнать, чем же они так не угодили презренным челам Стюартам, шпионом которых ты являешься. Или это всё-таки, как я предположил вначале, личные счёты?

– Что это за ЗАПАХ? Вы не чувствуете? – из-за столика, расположенного в углу, неожиданно поднялся молодой роальд и быстрым целеустремлённым шагом подошёл к пленникам. – Вы не чувствуете?! – удивлённо переспросил он.

– Роа Вишшийю, что мы, по твоему мнению, должны чувствовать? – переспросил «наркоминдел».

– Или вы все прикидываетесь дураками, или пенни вам цена, как магам! – мгновенно вспыхивая, воскликнул Ишшилайо. – Если подобные убожества будут править государством, то никто не удивится, когда грязные реставраты вернут меч и трон грязным тиранам Стюартам! – разъярённый предводитель ультра-фракции подбежал к Солу и Кэпу Йо.

Я не раз замечал, что этот махровый националист-роальд, по-видимому, под влиянием мутотени своего жестокого, кровавого Света, заводился с полуоборота – и от него сразу начинало веять смертельной угрозой. Причём угроза казалась настолько реальной, что лишь очень немногие из Верховных Роа, как называли себя ревмаги Совета, решались ему в чём-то перечить. Они боялись его, зная о мстительной сущности Клинка, из четверых экскалибурских «Светов» наиболее близкого к Тьме. Сущность, несомненно, проявляла себя и в чертах характера Ишшилайо-Носителя.

– Неужели вы настолько погрязли в своей бюрократической возне, что напрочь потеряли данную вам от рождения Магическую Силу?! Неужели вы не чувствуете, что от этих челов за милю несёт запахом Света?! Неужели лишь один Ишшилайо Вишшийю способен это учуять, а значит, только он достоин носить гордое звание Революционного Мага?!

…и я ощутил, как начинает просыпаться МОЙ Свет – наполняя тело каменной твёрдостью и невообразимой силой.

Нахлынувшее, как всегда «ни с того ни с сего», сверхвосприятие позволило увидеть, как в Красном Зале Ревмагсовета начинают концентрироваться мощные потоки магической энергии. Они собирались в три рыхлых аморфных сгустка – два больших и один поменьше… От сгустка к сгустку протянулись тонкие щупальца. Словно предчувствуя грядущее смертельное противостояние между своими Носителями, – изучали слабые стороны друг друга СветА, оказавшиеся по разные стороны баррикад…

«Оказавшиеся или – пожелавшие оказаться?..», – спросил тот, второй, саркастичный и бесстрашный до бесшабашности Анджей. «Альтер Энджи».

– Позволь-ка полюбопытствовать, Ишшилайо. Свет, по-твоему, бывает слабым? Настолько, чтобы его Тень, запечатлённая, по твоим словам, на этих пленённых челах, совершенно не ощущалась нами, Верховными Роа? Я не стану говорить, что совсем ничего не чувствую… Но по сравнению с твоей Тенью это всего лишь полутень, четвертушка тени. Исчезающее малая толика, – сказал Бийж-Башша, кавалер всех восьми степеней Ордена Лучей, прославленный революционный командир, главнокомандующий космодесантными войсками Экскалибурской Советской Единой Республики. Он принадлежал к тем немногим, кто позволял себе перечить главе фракции роальдов-радикалов РМСовета, «народному трибуну» Ишшилайо Вишшийю. – Да и к тому же, Тень лежит на обоих челах сразу. Или у челов принято носить Свет сообща?..

– Уважаемый Роа Бийж-Башша, – едва сдерживая всепоглощающую ярость, ответил Ишшилайо, – эти челы из экипажа судна вольных торговцев «Пожиратель Пространства», которое…

«Ты, оказывается, и это знаешь! Ах, да, агент влияния принц Майкл… А Сол, смотрю, в лице переменился. Теперь-то он наверняка сдержит своё кровожадное обещание: ведь кроме меня, по его мнению, больше просто некому было настучать на „ПаПу“ и его команду. Они ведь не знают, что лицемерный Михась изменник», – подумал я. И невольно поёжился.

– Да по мне, хоть поедатель дерьма или поглотитель экскрементов! Ну работают они на Стюартов, ну казним мы их – зачем Свет-то сюда совать?! – добродушно обозлился революционный командир Бийж-Башша.

– С судна «Пожиратель Пространства», находящегося на орбите у Ти Рэкса! Как мне удалось наконец-то прощупать, именно Ти Рэкс – штабная планета реставраторов, под её поверхностью спрятано их осиное гнездо! В которое мы бросим наши основные силы – врагов надо выжигать прямо в их собственных мягких постельках!

Глаза Ишшилайо превратились в глаза безумца: разрушительный, испепеляющий огонь горел в них. Они сами стали – огонь!.. Мне почудилось, что этот неистовый роальд не позволит доблестному, но неосторожному Бийж-Башше покинуть заседание живым. – С грязного судна, доставившего челу Джеймсу Стюарту нового Носителя Света, ранее принадлежавшего его племяннику, сынку казнённого нами мерзкого тирана, Джону Карлу Стюарту-младшему. Мерзкий главарь контрреволюционеров жестоко ошибся, посчитав, что Свет будет для него маяком в поисках утерянного мальчишки! И он до сих пор пребывает в неведении относительно того, что Носитель Света, добытый торговцами – не есть истинный наследник престола Стюартов! Джеймс Стюарт свято верит, что его обожаемый племянник вернулся к нему!

«Здесь можно поспорить, кто именно заблуждается и пребывает в неведении», – отстранённо подумал я. Эта отстранённость, подозреваю, была вовсе неуместной, так как рассказ Ишшилайо касался непосредственно моей «обожаемой» персоны. Однако я безапелляционно вернул в тёпленькую кровать паникёра, так и не успевшего проснуться во мне, и попытался сосредоточиться на тех внутренних, вызванных влиянием магической силы Света, процессах, что постепенно превращали меня в некое сверхсущество.

Ощущение необычайной физической силы, наполнявшей мои мышцы, наводило на мысль о гипотетическом поединке, приближение которого, возможно, предвидел мой дорогой во всех отношениях камушек.

Ишшилайо продолжал. Совсем не беспокоясь, воспринимают ли его слова всерьёз или считают провокационным измышлением, призванным подорвать авторитет Ревмагсовета. Ведь даже в самых лояльных по отношению к нему ревмагах он видел возможных конкурентов. Да и с Майклом он сблизился, и обещал тому трон только потому, что не опасался принца-изменника: ведь тому, чистокровному челу, в отличие от самого плохонького ревмага роальдов и роче, не была дана сила, позволяющая управляться с явлениями магического порядка.

– Однако грязному челу Стюарту не удалось уберечь даже этого, ложного принца, – возвестил Ишшилайо, – и знаете, где сейчас он находится?!

– Среди членов Революционно-Магического Совета. Сидит, к примеру, за тем столиком! – Бийж-Башша успел предварить откровение Ишшилайо, и театральным жестом указал в мою сторону.

Оппонент Первого Космодесантника народного государства – на некоторое время лишился дара речи. Этот конфуз стал достоянием всего Ревмагсовета. Указать на меня было бы для него равносильным всеобщему осмеянию. И почему-то лишь в тот момент мне в голову явился один вопросец с давно просроченным сроком давности: «Как случилось, что я, полторы недели находясь в гнезде революционеров, не был разоблачён, как единоличный Носитель магического Света?».

Ответ лежал на поверхности: Поющая Жрица, НЕ позаботившись предварительно о своеобразной магической конспирации, вряд ли стала бы держать своего избранника в непосредственной близости от ревмагов. Прямёхонько в их логове…

Но зачем же тогда ей было необходимо моё присутствие именно на этом заседании, когда опасность разоблачения увеличилась в несколько раз, достигла критических значений?..

Вразумительный ответ на этот вопрос я сформулировать не успел: мрачный тип Ишшилайо, уверившись в неодолимой тупости своих коллег, вознамерился разобраться с виновником своей неловкости, то есть, со мной. Расправиться самым радикальным образом – умертвить.

Значит, Свет не ошибался относительно предстоявшей мне схватки.

Взглянув в белёсые глаза моего противника, я заметил в них ещё одно желание, не менее страстное, чем то, которое влекло за собой моё умерщвление. Он жаждал завладеть Светом, Носителем которого являлся сейчас я. Он лелеял страстное желание присовокупить к Лезвию одну из половинок Гарды. Коллекционер Светов заядлый, вот как! Это что же, в результате этот кровавый террорист рано или поздно отхватит все Четыре?..

Не бывать тому!!!

Вскочив на ноги, я почувствовал, как стремительные потоки энергии, до этого собиравшиеся в плотные сгустки надо мной, меняют направление своего течения и титанической мощью наполняют непроизвольно сжатые мною кулаки.

На лицах ревмагов я прочёл плохо скрываемый испуг. Они в едином порыве отшатнулись от меня, кое-кто стал медленно пятиться в направлении выхода из Красного Зала.

«Неужели я выгляжу настолько пугающе?» – спросил я себя, и – не удосужился ответить.

Ответом был Ишшилайо, бросившийся на меня: при взгляде на него мне вспомнилась древняя легенда о Минотавре. Сомневаюсь, что кому-нибудь удалось уловить то мгновение, когда белёсоглазый роальд превратился в разъярённого исполина с массивнейшим торсом и огромной безобразной бычьей головой.

Он, словно скользя на ледяном поле, плавно сместился вбок и ударил меня правой ногой, оканчивавшейся большим бугристым копытом. Я, не прилагая заметных усилий, блокировал этот удар рукой. Моя рука была покрыта толстой шипастой бронёй, у запястьев появились длинные острые костяные лезвия – они располагались в плоскости ладоней и походили на неестественно вывернутый смертоносный палец-переросток. Бык-Ишшилайо ударил снова – на сей раз это был удар головой, имевший целью пронзить меня остроконечными рогами. Широко расставив поросшие жёсткой шерстью руки, роальд пытался перекрыть мне пути к спасению. Теперь ставить блок не имело смысла: инерцию огромного тела невозможно погасить без того, чтобы не травмировать себя. От этого выпада нужно было уворачиваться, а не пытаться его отражать.

Я понял, что уже не сумею избежать столкновения, и… вдруг ощутил в своей руке незримый комок, на ощупь аморфный и податливый. Свет подсказал название этой пластичной субстанции: Вязкое Время. Я, не особо утруждая себя мыслительными упражнениями и самоуглубительными рефлексиями, метнул комок Вязкого Времени в несущегося на меня минотавра.

Он резко остановился и вмиг сделался похожим на восковую скульптуру, совсем незаметно подтаивающую – время не остановилось, оно лишь сделалось вязким. Я наклонился и шагнул под распростёртыми руками трансформированного Ишшилайо.

В Красном Зале осталась только Жрица. Прочие ревмаги куда-то подевались. Точнее, куда-то подевались я и она. Будто, оставаясь тем же самым залом, Красный странным образом сместился. Куда именно, я ещё не понимал.

– Благодарю, – бросил я. И испугался собственного голоса: он стал рычаще-низким, с завывающими нотками.

– Если ты благодаришь меня за Вязкое Время, то делаешь большую ошибку. Ты сам извлёк его из Брюха Излома. Тебе лишь помог твой Свет.

– Что со мной произошло? – обеспокоенно спросил я.

– Ты стал Ашлузгом Реставрации.

– Это, конечно, делает мне большую честь, – теперь фраза была произнесена мною с изрядной долей иронии, – но я не имею ни малейшего представления, кто таков сей Ашлузг. К тому же реставрационный. Получается, есть и другой Ашлузг – революционный?

– Ты с ним сражался. Ашлузг – материальное воплощение некоторых нематериальных явлений. Ты оказался воплощением мистической Идеи реставрации, Ишшилайо, напротив – Идеи революции, – используя менторско-патетический тон, объяснила мне Жрица, – ты мог бы возразить, что в лагере монархистов оказался вынужденно… Можешь. Но логика Идеи порой неподвластна нашему разумению.

– И какие же у неё, Идеи, относительно меня планы? – поинтересовался я.

– Твоя формулировка неверна. Всё, что отныне предстоит тебе свершить, будет направлено на благо Реставрации. Даже тогда, когда тебе будет казаться, что ты действуешь вопреки ей. И, вместе с нею, ты либо победишь, либо погибнешь, и до тех пор, когда одна из возможных альтернатив станет реальностью, тебе суждено пребывать в образе руапопоа, бронированного онвилайского монстра, – сказала Та, Что Грезит. Спокойно сообщила, будто о появившемся на моей щеке крохотном прыщике!

– Свершившееся было неизбежно, – продолжала она, – вот почему я настояла на том, чтобы ты явился именно на это заседание. Я знала, Ишшилайо готов в открытую выступить против меня, «предательницы революции», по его мнению… И он жаждет завладеть твоим Светом. Появление же человеков с твоего корабля, Носителей частиц ещё одного из Светов, должно было подтолкнуть его открыть свои тайны ревмагам. Выложить, что ты – Носитель, что я сочувствую реставраторам, что три Света из четырёх, издревле принадлежавших Экскалибуру, ныне противостоят Ревмагсовету. Одна лишь тайна осталась неведомой ему… Тайна, раскрывающая твоё истинное предназначение – то, какую роль сыграешь ты в тернистой судьбе Экскалибура…

– Ашлузги являются в ключевые моменты, – сделав паузу, продолжала Жрица, – их появление свидетельствует о существенных переменах в грядущем. Но эти перемены можно и ускорить – в том случае, если помочь Ашлузгу явить себя миру. И я сделала это.

Пока мы разговаривали, Минотавр-Ишшилайо сместился в своём смертоносном движении на несколько сантиметров, и на его бычьем обличии начала проступать гримаса удивления. Жрица подошла к нему и прикоснулась пальцами к вздувшимся на волосатой шее жилам – так врач, поднятый из постели в домике какого-нибудь курортного кемпинга, сонно проверяет, есть ли пульс у неожиданно свалившегося на его голову больного.

Лицо Той, Что Грезит, стало выглядеть озабоченным. Она посмотрела в жёлто-коричневые, отталкивающе-пронзительные, большие бычьи глаза Носителя Света Лезвия, которые начинали слезиться. На то, чтобы сморгнуть, Ишшилайо потребуется, наверное, целая вечность.

– К сожалению, он совсем скоро освободиться из плена Вязкого Времени, – сказала Жрица.

– Конечно, моё предложение – верх подлости…

– Мы не сможем причинить ему сейчас вреда, – предотвратила мои слова Жрица, – его тело, его разум не отзовутся. Ни на заклинание, вызывающее биоэнергетический удар, ни на техногенный луч эндера.

– Однако, глаза у него слезятся.

– Скорее всего, от злости. – (Надо полагать, это была шутка.) – Мне придётся наложить охранные заклятия. Они на некоторое время оградят нас как от мстительных порывов Ишшилайо, так и от козней прочих наших противников.

…и мне впервые довелось увидеть, как Поющая Жрица роальдов поёт Гимн, как из нитей музыки и непонятных слов она плетёт причудливую ткань громоздкого заклинания.

Она вызвала вийтусов. Звери явились из тумана, всклубившегося двумя облачками по обе стороны её головы. Возможно, они умели уходить в Излом и самостоятельно. Однако на этот раз, в виду экстраординарности ситуации, Жрица, воспользовавшись своей магической силой, безапелляционно, так сказать, явочным порядком, выдернула спящих вийтусов из их уютных, тёплых нор и материализовала в Красном Зале.

Четвероногие певцы испуганно вцепились когтями в толстые и широкие наплечники яркого наряда Жрицы и угрожающе зашипели. Разглядев меня, они повели себя ещё более агрессивно.

Яростную атаку вийтусов на онвилайского монстра руапОпоа, коим являлся субъект, отождествлявший себя с неким Анджеем Лазеровицем (это я о себе – вновь отстранённо), упредила Поющая Жрица.

Она приказала «Вийтус, пой!», – и начала на жутком, Шипящем языке, родном для роальдов, выпевать практически непроизносимые даже мною, этническим поляком, шепелявые фиоритуры. На Косцюшко также бытует наречие, использующее неимоверное количество шипящих звуков, но – не до такой же степени!

На этот раз вийтусы своим пением уже не напоминали китов; их аккомпанемент представлял собой и вовсе невыносимое сочетание звуков: сюда был вплетён и скрежет коверкаемого металла, и высокое жужжание лесорубской пилы, и усиленный ретрансляторами шорох космических радиопомех.

Мне показалось, что Красный Зал накрыли тёмным, впитывающим звуки куполом. Стены купола лучились тусклым-претусклым бордовым светом – и Красный Зал стал Бордово-Красным.

Я почувствовал, как это магическое «бордо» заливает залы, переходы, лестницы, и Дворец погружается в ленивую, вялую дремоту. Когда дворцовые строения целиком поглотила магическая «бордовая» дремота, перед нами раскрылась неоново-синяя щель. Теперь я знал, куда она ведёт, – в Излом.

Схватив тонкую руку Жрицы своею – неуклюжей и бронированной, – я не колеблясь шагнул в щель. И уже выйдя вблизи однообразно-трёхэтажных окраин, потревоженных стихией контрреволюции, неожиданно с раскаянием и огорчением вспомнил,

что в руках ревмагов остались СОТОВАРИЩИ – Кэп Йо и Сол…

(«А тому уродливому быку за то, что обозвал ПаПу „судном“ – по рогам, по рогам положено! Такими словечками только сами вольные имеют право звать свои звездолёты! Пся крев, никому из чужаков не позволено!»)

Отчаянно захотелось вернуться, но неоново-синяя щель уже сомкнулась за нашими спинами.

Вийтусы, секунду назад шатко восседавшие на плечах Поющей Жрицы, исчезли. Не увидел я, собственно говоря, и самой Жрицы – передо мной снова стояла щупленькая женщина, которую я встретил в кабинете графа Лестера: те же армейские брюки, свитер, в лучшие времена считавшийся белым, короткий, неуклюже собранный хвостик волос. Однако схожесть не была абсолютной – в облике преображённой Жрицы мало что осталось от чистокровной роальды. В нём явственно угадывалось наследие межвидового кровосмешения… Коротко говоря, Та, Что Грезит превратилась в роче.

В отличие от моей спутницы, я продолжал оставаться монстром-руапопоа. Воплощённым символом, знаменем роялизма. Сельва-маць! Всю жизнь мечтал.

Нырнув в захламлённые ущелья перегороженных баррикадами улиц, мы за довольно длительное время не встретили ни единого живого существа; я даже исполнился надежды, что так будет продолжаться и впоследствии.

Однако надежде был уготован век недолгий: войдя через распахнутые ворота в двор-колодец очередного дома, десятками окон глядящего в своё нутро, мы наткнулись на немногочисленных человеков и целую толпу роче, над головами которых возносились золотые монархические звездо-мечи, укреплённые на металлических шестах.

Как оказалось впоследствии, райончик, в который мы попали, населяли в основном эти полукровки.

Женщины-роче, стоявшие чуть в стороне от своих воинственно выглядевших мужчин, бурно обсуждавших некую специфическую военно-контрреволюционную проблему, – увидели меня первыми. Они завизжали так, словно узрели смерть, явившуюся им в образе Древа Дьявола.

Продолжением этого визга были уставленные в моё бронированное брюхо стволы и испускатели стареньких армейских скорчеров и эндеров. Слава их мулатским или метисским богам! Ни у кого не сдали нервы и по мне не открыли огонь прежде, чем

Поющая Жрица объяснила, что я не ходячий сверхкошмар, а самое что ни на есть символическое воплощение их страстных упований.

Ашлузга Реставрации признали во мне только после того, как я поклялся в своей преданности Стюартам не чем иным, а Звёздным Мечом – в его карающей ипостаси.

Поочерёдно всеми четырьмя Лучами Волшебной Звезды, Сияющей Во Тьме: Рукоятью, Клинком, Левым и Правым Гардами.

Гранями Силы, материально воплощёнными в «камешках» Светов: Рукоятки, Лезвия, Верхней и Нижней Половин Гарды.

Несмотря на антимагический, по сути, характер развернувшейся Революции Наоборот, роче-монархисты оставались свято уверены в реальной действенности клятв, заклинаний и амулетов.

Итогом затянувшегося до вечера контрреволюционного совещания явилась передача главнокомандования их дворовым отрядом в мои бронированные руки.

…Мне стало известно, что в Артурвилле начались крупномасштабные боевые действия.

Столицу восставший народ по дореволюционной старинке вновь именовал «Артурвилль»; до этого момента я мысленно продолжал звать её Мерлинвиллем – именно это название культивировали ревмаги.

Реставраторы активно теснили войска Ревмагсовета, удерживавшие район вокруг бывшего дворца меченосных Стюартов. Того самого, в котором до недавнего времени мне приходилось заседать. По всей столичной планете, вновь именуемой Кингслендом, также происходило нечто подобное. Острова, удерживаемые красномечниками – в неудержимо разливающемся, бушующем море реставрационного «золота».

Как оказалось, ревмаги обманывали себя, закрывая глаза на своё бедственное положение. С тех пор, как с лика Вселенной была безжалостно стёрта захваченная монархистами Комиссария Искусств одного из округов, подавляющее военное превосходство вооружённых сил Ревмагсовета стало обретать черты иллюзии, самоубийственной для дела революции.

Солдаты-роальды, словно предчувствуя крах, сдавались в плен, пополняя ряды тех, с кем ещё вчера им приходилось сражаться. Красногвардейцы не желали превращаться в зомби, существ, для которых собственная жизнь – раздражающая абстракция, придуманная любящими предаваться словоблудию старыми маразматиками. А именно из магически состряпанных, зомбированных солдат состояли отборные отряды защитников оплота революции. Они обороняли от народа, возжаждавшего возвращения монарха, дворцовый комплекс Ревмагсовета, бывший и будущий королевский.

Того самого народа, во имя процветания которого и состоялась некогда Революция… Того самого народа, который улюлюкал и верещал, когда казнили Короля…

Оказавшихся под моим началом роче и человеков предстояло вести против зомбированных, обработанных «защитников революции».

Мой отряд состоял из двухсот пятидесяти бойцов, из которых лишь два десятка были человеками. Понимание установилось очень быстро. Мои приказы всегда истолковывались верно и исполнялись незамедлительно. Причину этого я видел не только в своей монстрической внешности, но и в снизошедшей на меня, вместе с обликом руапопоа, харизме властности. Я не узнавал себя. Ведь совсем недавно не мог даже вообразить, что смогу кем-то командовать. Да и теперь иногда казалось, что мои, порой жестокие, приказы отдаёт ТОТ, ВТОРОЙ – ехидный шутник Альтер Энджи, наконец-то дорвавшийся до власти.

Отряд роялистов, во главе которого стоял онвилайский бронированный монстр – по совместительству являвшийся Ашлузгом Реставрации, наследным экскалибурским принцем, ксенологом с Вольного Торговца «Пожиратель Пространства», бывшим лесорубом с планеты Косцюшко и нынешним избранником Госпожи Поющей Жрицы, – очень скоро завоевал репутацию грозы революционных войск. Послужной список сего необычного типа очень смущал и одновременно очень радовал некоего Анджея Лазеровица.

Ко мне не раз заявлялись штабные курьеры с приказаниями предстать пред ясны очи маркиза Саржа вок Нельсона, волею обстоятельств – самого главного командира реставрационного Единого Фронта Освобождения.

Маркиз жаждал очной встречи. Я же, предчувствуя в перспективе высокую патетику фраз и цепь героических попоек, находил каждый раз сто один предлог, дабы не подчиниться очередному приказу милорда вок Нельсона. Не жаловал я и приказы иного рода, оперативные, предпочитая действовать сообразно ситуации, сложившейся на линии вооружённого противостояния. Моя истинная война велась мною не на этих улицах, а, по выражению Жрицы: «там, где сошлись в извечной битве Тьма и Свет».

Но эта самая истинная война происходила как бы вне зависимости от моего сознания… в магических терминах я не силён, но – явно в сферах неизмеримо более высоких, чем я сумел бы осмыслить сознательно. Пока ещё.

Но кое-что я осознавал, и потому – не какому-то там бывшему деятелю столичного реставрационного подполья указывать, что делать мне, Ашлузгу.

Однако полученный накануне решающей битвы оперативный приказ особняком в череде вышеупомянутых не стоял. Нельсон требовал, чтобы находившиеся у меня в подчинении боевики приняли участие в штурме Малого Осеннего Дворца. Он был уверен, что именно сюда ревмаги стянут основные силы.

Вместе с приказом я получил стилизованный под старину тяжёлый серебряный меч, абсолютно непригодный в реальном бою, но выглядевший шикарно. На сияющей поверхности клинка была выгравирована благодарственная надпись, в которой народ Королевства Экскалибур и представители династии Стюартов преклонялись перед деяниями бесстрашного Ашлузга. В мою душу, однако, закралось подозрение, что Стюарты в лице милорда Джеймса (других достойных кандидатур я не видел) – не имели к данному панегирику ни малейшего отношения.

(«Где-то он сам сейчас?.. а вдруг ревмаги, узнавшие о местонахождении штаба реставраторов, прямо сейчас в отместку напали на Ти Рэкс и всех там поубивали?!»)

Узнай сэр Джеймс о появлении странного существа, активно способствующего победе идей монархизма, он непременно бы попытался узнать, кто скрывается под маской руапопоа. Носитель разглядел бы за ворохом наслоений волю Света, и самолично посетил бы этого сверхнеобычного полевого командира, не прибегая к посредничеству курьеров, подобно вок Нельсону. Маркизу, который даже ни разу не попытался связаться со мной, используя менее материальные способы. Вообразил себя горой, наверное. А Магомет явиться не изволил…

Малый Осенний Дворец находился в двух километрах к западу от здания Ревмагсовета, Центрального Дворца. С виду МалОД казался хорошо укреплённой твердыней, мрачным неприступным бастионом, защищённым к тому же всеми мыслимыми и немыслимыми магическими ухищрениями, и никак не ассоциировался со словом «Осенний», подразумевавшим некую ажурность, вычурность, таинственную игру теней, лёгкую, светлую печаль. Для меня, уроженца Косцюшко, подобное название казалось почти кощунственным.

«Зима – это сбывшаяся мечта, осень – сбывающаяся. Моя любовь – зима. Твоя любовь – осень…» Так писала об осени Гальшка. Нужно было иметь катастрофический дефект зрения, чтобы назвать это сооружение ажурным и вычурным. Крепость. Крепость, способная выдержать самую мощную атаку…

Сумрачное впечатление, производимое этим фортификационно-архитектурным монстром, видимо, и послужило поводом для объявления его чуть ли не последним и, следовательно, главным оплотом сопротивления.

Я имел иррациональную уверенность в ошибочности данного мнения. Интуиция подсказывала, что, даже если ревмаги и стянут войска в район Малого Осеннего Дворца, и создадут иллюзию сосредоточения энергетической мощи, – это будет являться не более, чем отвлекающим манёвром.

Основной удар силы РМС нанесут исподтишка, и этим единственным ударом перечеркнут все прошлые победы промонархистского Единого Фронта Освобождения, образовавшегося из разрознённых партизанских соединений. Интуиция указывала и место, где должен был вовремя появиться мой компактный отряд, дабы предотвратить неизбежность поражения. Этим местом были приозёрные катакомбы, не обозначенные ни на одной из карт. Мне предстояло принять участие в странном подземном сражении.

Единственное, о чём интуиция умалчивала, являлось направление движения моей собственной судьбы.

Возможно, именно в этом сражении я должен был отыскать свою смерть.

Приказу, само собой, я не подчинился. Думаю, маркиз вок Нельсон, узнав об этом, пожалел о своём дорогом подарке: во-первых, меч достался строптивому мерзавцу (мерзавцу! пускай и талантливому в военно-магическом деле); во-вторых, вдруг упрекнёт кто: «Куда же вы, сэр вок Нельсон, смотрели, чем ощущали, спрашивается?..»

Подле Осеннего Дворца в действительности завязалась ожесточённая битва. Сражались врукопашную: не действовало даже пулевое оружие, не говоря уже об эндерах. Ревмаги постарались не на шутку, создавая магическое поле, выводящее из строя любое техногенное устройство, хоть чуточку более сложное, чем простейший рычаг. Об антигравитационных приводах не стоило даже и вспоминать. Штурм во многом напоминал кадры старинного исторического голографильма. ТОТ штурм начался выстрелом корабельной пушки легендарного морского крейсера, но не монархисты принимали в нём участие, а как раз наоборот.

Вредный голофильм, получается.

Перед началом штурма я приказал своим бойцам, за несколько суток сделавшимся полностью преданными мне, незаметно покинуть лагерь ЕФО и сгруппироваться в районе паркового озера, вблизи деревянного домика, который мне удалось разглядеть с помощью бинокля, найденного в разграбленном Музее Истории. Магические навороты, насылаемые мутотенью, возникали очень хаотично и неожиданно, поэтому я не мог рассчитывать на то, что в нужный момент мои глаза обойдутся без помощи сего доисторического оптического приспособления.

Мой отряд расположился в двухстах метрах от берега озера, в тени мощных хвойных деревьев. В приозёрный домик, послуживший ориентиром, я решил не соваться – внутреннее чутьё, вполне вероятно, одно из проявлений мутотени, подсказало, что входа в катакомбы там нет.

На этом информация о гипотетическом входе исчерпывалась, и конкретного места, ведущего в подземелье, где должно было состояться пригрезившееся мне грядущее сражение, не знали ни я, ни мои боевики.

Бессистемно, подчиняясь чутью, я обследовал окружающую местность: сначала прошёлся вдоль берега, после – под деревьями, вокруг домика. Со стороны могло показаться, что большой зверь вынюхивает запах добычи.

Почему «могло показаться»? Это в действительности было так.

Поющая Жрица, несомненно, подсказала бы, ГДЕ искать, – но её с нами не было. Она исчезла пару суток назад, незаметно и тихо, я даже не заметил, когда и где…

Я взывал к Свету – но Свет оставался безучастным. Во мне зародились сомнения: может, ошибся не вок Нельсон, может, это я ошибся? Ведь битва за МалОД уже началась…

Проходя неухоженной аллеей, я вдруг почувствовал, как меня что-то дёрнуло. Причём, рывок был очень странным. Псевдоматериальным, что ли?..

Вспомнив, как Жрица материализовывала вийтусов, я решил, что меня пытаются похитить, используя магию. Если это она вознамерилась проделать нечто подобное со мной, вряд ли я скажу ей за это спасибо. Неужели она переметнулась обратно на сторону ревмагов и теперь пытается сорвать ту самую решающую битву, в которой мои роче должны были сыграть ключевую роль?

Женщине ведь довериться – себе дороже…

Скоро я понял, что воля, вознамерившаяся оставить моих подчинённых без их мудрого и дальновидного командира, является коллективной; помимо прочего, к «изъятию» меня напрямую причастен Свет. В последний раз шевельнув извилинами, я сделал маленькое умозаключение, невольно вызвавшее радостный смех.

Коллективно-магической самодеятельностью занимался Экипаж «ПаПы». Вольные торговцы возжелали спасти сотоварищей, в том числе своего непутёвого ксенолога Перебора, вытащив того из кровавых реалий Кингсленда.

Казалось, в меня вцепились мириады крючочков, вектор приложения силы которых был направлен во внепространственное небытие. Но я не хотел возвращаться. Без моего участия в Экскалибуре был бы реализован замысел ревмагов. Я ведь являюсь Ашлузгом Реставрации, а место Ашлузга где? Ясно же, в первых рядах бойцов, сражающихся за эту Идею.

Почувствовав, как в Излом скользнули спасённые Кэп Йо и Сол-Бой, я с несвойственной мне раньше сентиментальной щемью в сердце обрадовался, и пожелал им доброго пути домой. Тут же – я и удивиться не успел! – в Излом скользнули Ган и Ург, невесть откуда взявшиеся на столичной планете. Потом Экипаж вытащил ещё какого-то мужчину, очень быстро, я не успел понять даже, кого… и вновь принялся тянуть меня. Но где им… Когда вольные потеряли надежду вернуть непутёвого ксенолога без его на то добровольного согласия, они решили прибегнуть к телепатическому «внушению». Я услышал неясные, шелестящие звуки, через некоторое время оформившиеся в слова: «Энджи, не нужно сопротивляться. Мы хотим тебе помочь.»

«Не могу отказать вам в этом удовольствие – помогайте. Я, например, сельва маць, совершенно не знаю, где скрывается Враг! Может, подскажет кто? Мне обязательно нужно знать.»

После небольшой паузы раздался невыразительный «голос», идентифицированный мною как «звучание» мысли Урга: «Враг скрывается под вод…»

В этот момент наш телепатический контакт прервался. Но, несмотря на это, я понял, что хотел сказать мой «приёмный» Папашка. Враг находился под поверхностью воды, а это значит – непосредственно в озере.

Не раздумывая, я направился к воде. Мои солдаты удивленно взирали на то, как я шагнул в воду, затем медленно, стараясь не шуметь, нырнул. Под водой находился тускло светящийся прозрачный купол. Он напоминал водолазный колокол, и внутрь него можно было попАсть, поднырнув под широкий раструб.

Курьёз: намечавшейся битве предстояло быть экстравагантной до извращённости – подземно-подводной.

Пятерых роче, страдавших патологической формой водобоязни, мне пришлось загонять в воду обещанием незамедлительно сожрать. В подтверждение я демонстрировал свои зазубренные клыки, к наличию которых так и не привык; порой они пугали меня самого не меньше, чем посторонних.

Ход, что брал начало в подводном куполе, через несколько десятков метров стал ветвиться. Однако я твёрдо знал, куда нужно идти: это было безошибочное чутьё, дарованное вместе с обликом Ашлузга-руапопоа. Я приказал пропустить меня вперёд и шёл в авангарде, ведя за собою соратников. При этом в голове вертелась дурацкая мыслишка: «Так и подобает командиру…»

Свет, источаемый стенами, был бордовым и тусклым – именно так светился купол, накрывший Красный Зал после того, как Жрица спела свой Гимн. Спросив сам у себя, а не является ли «тусклое бордо» неким цветовым «ашлузгом» экскалибурской магии, я пожал плечами и дал себе слово обязательно в этом разобраться.

Но вскоре впереди забрезжил свет иного оттенка. Туннель заканчивался. Я приказал бойцам остановиться и соблюдать абсолютную тишину; приблизившись к выходу из туннеля, выглянул наружу и увидел галерею, поверху опоясывающую огромное помещение. С правой стороны располагалась лестница, ведущая вниз. Её охраняли солдаты Ревмагсовета. Вооружены они были теми самыми прихотливо изогнутыми трубками. Эти штукенции, наряду с эндерами и скорчерами, были неотъемлемым атрибутом защитников революционных идеалов. На их примере я убедился в правоте мудрости, проверенной веками: первое впечатление зачастую является наиболее верным. Они действительно были дальними родственницами пресловутых волшебных палочек.

Звалась родственница «бааджжика-зужжу», что переводилось на человечьи, как Материализатор Ненависти. Обладатель бааджжики-зужжу должен был на долю секунды возненавидеть своего противника – оружие впитывало эту ненависть, затем на своё усмотрение выбирало, как именно расправиться с каждой конкретной жертвой. Если та, конечно, не была прикрыта магическим щитом – «уйащщ-оотшшем».

Ещё несколько солдат РМС, также вооружённых бааджжиками-зужжу, измеряли шагами пространство галереи.

Снизу доносился монотонный шаркающий звук. Казалось, там, праздно шатаясь, бродит не один десяток скучающих арестантов. Иногда слышался другой звук: словно что-то звонкое, подобно твёрдым зёрнам, горстями бросают в каменные борозды.

Подавали голоса вийтусы, и мне припомнился процесс настройки музыкальных инструментов. Подаваемых голосов было не меньше десятка.

Вернувшись к своим солдатам, я наметил их действия. Дюжина из них, снайперы, должны были неожиданно появиться на галерее и из арбалетов расстрелять охрану. После этого появлялись остальные и по лестнице бросались вниз. Вероятно, я переоценил возможную опасность. Десяток бойцов Ревмагсовета на галерее, три десятка магов внизу. И всё.

Дюжина стрелков, зарекомендовавших себя лучшими, приблизилась к выходу и по моему сигналу покинула туннель.

И тут я с ужасом, когда уже было поздно что-то менять, понял, что в этом подземелье не функционируют даже арбалеты… Вероятно, концентрация нейтрализующего магического поля достигала здесь пиковых значений. Мои снайперы оказались отличными мишенями. Они выглядели беспомощно и глупо, нажимая на спусковые крючки своих арбалетов и не добиваясь никакого результата.

Солдаты Ревмагсовета, роальды и роче, подняли свои бааджжики-зужжу и с парнями из моего отряда произошло нечто, леденящее кровь. Их тела, казалось, стали необычайно пластичными, и кто-то невидимый и жестокий принялся размашисто лепить из этой податливой массы уродливые сюрреалистические скульптуры… Наиболее отчётливо мне запомнилось происходившее с роче по имени Верджин Эйемшши Готье, похожем на тяжелоатлета. Сначала весь объём его тела перелился в голову – громадная, шарообразная голова на эфемерном, тщедушном тельце; затем голова треснула и с громким тошнотворным хрустом раскололось на две, ощерившиеся зазубренными краями, половинки. Мозга внутри головы не оказалось – там клокотала вязкая зелёная субстанция, медленно вздымавшаяся маленькими влажно-блестящими смерчиками. Затем произошла обратная трансформация – голова перелилась в туловище и бывший Готье превратился в анацефала. Однако у этого существа имелся рот. Он находился на животе и плакал в голос. Другие роче, подвергшиеся влиянию материализованной ненависти, хором вторили ему в этом надсадном обречённом рыдании. Невыносимо завоняло чем-то прогорклым…

Из дальних дверей, упущенных мною из виду, на галерею выбежали две дюжины роальдов, все они были вооружены кошмарными изогнутыми трубками. Предстояло побоище, в котором мои бойцы, оказавшиеся практически безоружными, имели очень мало шансов победить.

За спиной раздался грохот, и мне сообщили, что рухнул потолок туннеля. Путь к отступлению оказался отрезанным. Обломки погребли нескольких моих парней и девушек…

В туннель бросились роальды. Снизу донёсся знакомый голос – звучный баритон революционного Ашлузга Ишшилайо командовал: – Задержать их! – кричал роальд, – нам осталось совсем немного!!

Я не знал, о чём это он, однако подсознательно понимал, что подразумевалась перспектива невообразимо-ужасная, и, если революционный Ашлузг успеет довести до конца свой адский замысел… для нас это будет полный крах.

Мои роче оказались лицом к лицу со смертью. Терять им было нечего. Я крикнул – рычаще, рокочуще, так, что кровь застыла в жилах, понимая, что это возопил не я, а реставрационный Ашлузг, почуявший приближение гибели, – и бросился в атаку.

Ворвавшиеся в туннель краснозвёздные солдаты, узрев несущегося на них руапопоа, отпрянули назад. Я выхватил из ножен свой бутафорский серебряный меч и пустил его в дело. Серебро, разумеется, тупИлось очень быстро, но меня не волновали грядущие дуэли – пусть меч убивает сейчас, страстно желал я. И меч убивал! Он играючи входил во вражьи тела, словно в плохо застывшее желе.

На меня бросились с ножами два роальда. Для того, чтобы воспользоваться своей «волшебной палочкой», им необходимо было сосредоточиться на объекте своей ненависти, затратив на это две-три секунды. Я не отпустил им этих секунд. Один из нападавших достал меня лезвием ножа, но бронированная кожа в очередной раз выдержала. Я перехватил клинок и сломал его двумя пальцами. Затем ударами – не меча, – отточенных «шестых» пальцев отсёк голову сначала одному, потом другому. На меня брызнула кровь, и наружу из палеозойских глубин прорвались дикая ярость и мощь хищника… Я начал прорубаться к лестнице. Для того, чтобы помешать Ишшилайо.

Вийтусы внизу запели стройно, звон становился громче. На галерею выбежало ещё десятка два краснозвёздных гвардейцев Ревмагсовета, но теперь её заполонили мои золотозвёздные

боевики, подавившие количеством роальдов, не успевших толком сориентироваться.

Откуда-то сверху на меня уставилось жало бааджжики-зужжу. Я почувствовал, как меня коснулась могучая злая сила, пытаясь скомкать, смять, раздавить. На миг представив себя зеркалом, я отразил, в буквальном смысле, эту силу. Из-под потолка вниз, туда, где колдовал Ишшилайо, свалилось тело роальда, на лету превращаясь в поток жидких экскрементов. «Да-а, – подумалось мне, – однако фантазии были у солдатика…»

И я страстно попросил у Света, чтобы он предупредил меня, когда выскочит истинный маг-роа, которому для превращения меня в дерьмо не нужна никакая бжиказужа, направленное жало которой я хотя бы в состоянии заметить…

Бык-Ишшилайо возвышался в центре просторного зала, он стоял на груде блестящих осколков, напоминавшей кладбище битых драгоценных кувшинов. Вокруг него, образуя четыре концентрических круга, двигалось около сорока ревмагов, речитативом бубнивших

заклинания. Голоса вийтусов звучали в унисон. Их аккомпанемент наконец стал походить на настоящее пение. Через определённые промежутки времени ревмаги добавляли к попранной Ишшилайо груде звенящих осколков новые «колотые драгоценности».

Ишшилайо, презрев боль, опустился на колени и набрал горсть осколков в сложенные лодочкой ладони. Что-то тихо прошептав, он бросил их в мою сторону… Причём сделал это, совершенно меня не замечая. Распахнулась неоново-синяя щель, ход в Излом. В следующее мгновение роальд извлёк откуда-то Свет Лезвия и заговорил с ним на своём языке. Луч-Клинок начал трансформироваться, словно на него было направлено жало невидимой бааджжики-зужжу. Он превратился в маленькую копию планеты – так из космоса выглядел Кингсленд, планета-столица Экскалибура, покрытая кожей Мерлинвилля, страстно желающего возвратить себе прежнее имя, Артурвилль…

Ишшилайо понёс эту микро-копию в сторону хода в Излом.

И я с непростительным опозданием понял, в чём заключался ужас его затеи… Явившееся сверхпонимание подсказало: он жаждет извлечь планету, настоящую планету, вместе с мегаполисом, из нашей реальности, и упрятать её в Изломе.

Причём, брать с собой взбунтовавшийся народ он не собирался. Планета и город – но не горожане. В результате должен был получиться некий вневременной и внепространственный курорт для самых избранных, то есть, для него и кучки преданных ему ревмагов. Мечта любого узурпатора – послать подальше всех несогласных с его властью, предварительно обобрав их до нитки…

Воздев над головой свой почти бесполезный наградной меч, я бросился на Ишшилайо, вознамерившегося одним махом погубить несколько десятков миллиардов душ: бывших, и одновременно будущих, подданных экскалибурского королевства. Лишь теперь он приподнял свою бычью голову и увидел меня.

Ревмаг не знал, что предпринять, спасаться или доводить до конца начатое чёрное дело. Другие ревмаги прекратили своё однообразное движение, и Ишшилайо раздражённо прикрикнул на них. Затем он взмахнул рукой и материализовал десяток солдат Ревмагсовета. Стараясь опередить залпы бааджжик-зужжу, я бросился на роальда, и – проскочил некую преграду, тут же отделившую меня от моих солдат… Не проникнуть им было сквозь этот магический барьер, никак не попасть внутрь биоэнергетического кокона.

Размахивая мечом, я не заметил движения, которым Ишшилайо метнул комок Вязкого Времени, чьи оковы сразу же превратили меня в наделённую разумом и органами чувств каменную статую.

Статую, которая могла двигаться и говорить. Однако ритм её жизни соотносился с чуждым человеку потоком времени – для произнесения единственного слова нужна ей была вечность. И ни секундой меньше.

Ишшилайо чуть отодвинул момент низвержения целого мира в Излом, и подошёл ко мне.

– Проиграл, Ашлузг, – констатировал он мычащим голосом, и лишь благодаря мутотени, наверное, я воспринял эту речь адекватно, – хочу сказать, что Ойа… Ты до сих пор не знаешь, как зовут твою Поющую Жрицу?!..что Ойа хотела показаться святее самого Света. Это я о том, что она не позволила тебе убить меня. Вязкое Время… И что с этого? «Мы не сможем причинить ему сейчас вреда!», – передразнил он Жрицу. – О, непорочная доверчивость!.. Сегодня она думает, что народу не нужен король, завтра – что нужен… всё во благо народа! Дура. Женщина…

Роальд разжал мои пальцы, взял меч и демонстративно, едва касаясь, провёл его остриём по мягкой коже на передней части моей шеи – единственному уязвимому месту на теле руапопоа. Я почувствовал боль, из пореза заструилась кровь.

– Вот видишь, ты проиграл… Примерно то же самое вот-вот произойдёт и с презренным челом Джими, и с дважды презренным получелом Винсом. Посланные мною воины в эти мгновения заботятся о том, чтобы прОклятый род оккупантов-тиранов

прервался… Прощай, трижды презренный чел, возомнивший себя достойным Носителем. Кончайте его!! – приказал он солдатам.

В моё тело вонзились магические жала бааджжик-зужжу, и меня стали выворачивать наизнанку. В глотку забралась скользкая рука и намеревалась вырвать внутренности. Другие невидимые руки, не менее жестокие, тупыми ножами резали тело и лоскутами снимали кожу. Я мысленно кричал от невыносимой, невозможной боли, кричал совершенно беззвучно.

Из моего тела начали лепить совершенно иное: за работу взялся безумный скульптор-садист. Я почувствовал, что превратился в человека.

Человека по имени Анджей Лазеровиц.

Человек Лазеровиц… Так звала меня Жрица. Этим именем, трансформированным на польский манер в «Анджея», то есть «Человека», окрестили меня в детстве, совсем не задумавшись, понравится ли оно мне самому, впоследствии…

Невыносимо болело это старое тело. Тело АНДЖЕЯ.

ЧЕЛОВЕКА.

Больше всего хотелось умереть. Смерть казалась самым верным, эффективнейшим обезболивающим.

И она наконец пришла.

Убралась боль, её место заняло розовое тепло. Оно собиралось в груди, принимая форму лучащегося шара.

Возможно, шар – душа, наконец собравшаяся покинуть бренное тело…

«Возможно» оказалось ошибочным: шар был тем, что повсюду в Освоенных Пределах зовётся Светом, Сияющим Во Тьме. Он завис надо мной, укрывая мерцающим энергококоном, ограждая от смертоносных волшебных трубок, разгоняя густое, как смола, время, наполняя тело необычайной Силой. Эта Сила и поставила меня на ноги.

Солдаты-зомби вяло удивились.

Приняв СВОЙ Свет в ладони, я подошёл к щели в Излом и заметил, как по тропинке, висящей в пустоте, шагал Ишшилайо. Он держал в руках микро-копию планеты, в которую превратился ЕГО Свет. Перед ним зияла чёрно-золотистая дыра – именно в неё роальд должен был поместить свой Свет, тем самым низвергнув настоящую планету в Излом. Фрагмент реальности превратить в нечто абсолютно виртуальное по отношению к нашей Вселенной.

Мой Свет разгорался ярче, от него начинала исходить магнетическая энергия. Невидимые щупальца, выпущенные им, протянулись к ревмагам, и этот магический «многоног» поглотил их: рывок, маг мгновенно уменьшается, и Свет, как губка, впитывает пылинку, невооружённым взглядом незаметную.

И пылинка, только что бывшая роальдом по имени Ишшилайо, была поглощена безо всякой эффектности, вполне тривиально.

Чёрно-золотистая ниша в Изломе осталась пустой.

Но мне почему-то не верилось, что злобный роальд-экстремист исчез вот так, запросто. Хотя явные причины возникновения этой недоверчивости отсутствовали. Вновь пресловутая интуиция Носителя?..

Солдаты, видя такой поворот дел, встрепенулись и благоразумно покинули помещение.

Мой Свет вырвался из рук и, кружась, нырнул в начавшую закрываться неоново-синюю щель.

За мерцающей заградительной стеной я увидел своих роче, беспомощно пытавшихся прорвать магический заслон. Моё превращение в человека, вероятно, произвело на них не особенно сильное впечатление.

Силы, полученные от Света, улетучились, и я устало присел на ступеньку. Перед глазами всё плыло. Необоримо хотелось спать… Так и не сомкнувшаяся щель, что вела в Излом, вздрогнула и расширилась.

Из неё, мне навстречу, шагнула Та, Что Грезит. В правой руке она держала Свет. Мой Свет.

Жрица подошла и вложила камень мне в ладони.

– Человек, ты победил. Это значит, наш час пробил. В безграничной вечности я отыскала, я повстречала того, кто предназначен был мне ещё до рождения. Это именно ты, а не тот, кого ты заменил, и от которого к тебе перешло сияние Света… И вновь Звезда указует, что Жрице предначертан мужчина иного племени, и я понимаю теперь, что почувствовала та, которой было ЭТО указано первой, и которая первой презрела канон, жесточайше поплатившись за это… Я тоже женщина. Не только знамя, символ, не только воплощение Силы. И я хочу быть с тем, кого люблю. Но я некогда пришла в этот мир из чрева Той, Что Грезит, и зачал меня тот, кто был предначертан ещё до её рождения моей матери, поневоле заменившей ту, что презрела канон… Я не знаю, что со мной будет за подобное же презрение, но верю, что поступаю правильно. Поэтому говорю тебе, мой суженый, древние как наш мир слова… Вот они:

И дабы извечный Род мой не прервался и дабы всегда была Та, Что Грезит, связующая Сны и Явь… ИДЁМ.

– Идём, Ойа, – назвал я её по имени. Впервые. И понял, что даже если бы знал имя раньше, до этого мгновения не смог бы её называть по имени. Что-то, наверное, и вправду есть в этих сказочных предрассудках: в Истинных Именах обладающих Силой сокрыто некое Знание, и прежде срока произносить их нельзя. Строжайше запрещено.

С языка роальдов её имя переводится так:

Светящаяся.

С трудом поднявшись на ноги, я направился к ходу. На этот раз совершенно точно зная, куда приведёт меня очередное путешествие через непостижимый и таинственный Излом.

В просторную королевскую спальню.