Глава 7
Впервые за время ареста О’Санни Харк проснулся в хорошем расположении духа. Даже убогая обстановка его одиночной камеры – узкая одиночная кровать, небольшой совмещенный санузел, крохотная панель телевизора на стене – не вызывала раздражения.
Политик сладко, до хруста костей, потянулся на кровати.
«Когда стану президентом, займусь своим здоровьем, а то все недосуг», – Харк поймал себя на мысли, что легко, как раньше, до ареста, подумал о своем президентстве, как о решенном вопросе.
И от этой мысли его настроение еще больше улучшилось, и он засмеялся – легко, непринужденно. И все так же, не вставая с этой ненавистной койки, он с удовольствием прокрутил вчерашнюю встречу со своим адвокатом.
О’Тосси Квор был, как всегда, уверен, энергичен и деловит, всем своим видом показывая, что эта камера для Харка ненадолго, что он обязательно его вытащит отсюда. Минут десять они поговорили о текущих делах, о том, как лучше политику освещать тот или иной вопрос на допросе. Все это в различных вариациях уже не раз обсуждалось и вызывало у Харка откровенную скуку. Он отлично понимал, что без непонятно как исчезнувшей видеозаписи все эти разговоры не откроют двери его тюремной камеры. Поэтому он слушал Тосси вполуха, больше поглощенный созерцанием того, как лучи Пармы, проникающие в помещение через небольшое окно в потолке, причудливо освещают унылые синие стены.
– …друзья. Они достали ваши любимые «Люкс-Элегант». По крайней мере, они меня так уверили. В тюрьме вам такие сигары не выдают же?
– Простите, я тут несколько отвлекся. Что вы сказали? – Харк весь напрягся, потому что ему послышалось… неужели…
Адвокат спокойно повторил последние свои слова:
– У меня для вас хорошая новость. Похоже, что завтра вас навестят ваши друзья. Они достали ваши любимые «Люкс-Элегант». По крайней мере, они меня так уверили. В тюрьме вам такие сигары не выдают же?
– Э… это слишком любезно с их стороны. Буду ждать.
– Тогда до завтра. До свидания.
– До свидания. – Харк пожал протянутую руку.
Конечно, по закону разговоры подследственных со своими адвокатами прослушивать было запрещено, но слишком высоки были ставки в этой игре – президентский пост.
«Хорошо, хоть руку разрешают пожать».
Харк медленно шел по коридору в свою камеру.
Его никто не сопровождал – многочисленные видеокамеры, подключенные к центральному тюремному компьютеру, сообщали о любом шаге Харка, или объекта под номером 232, как значился он в памяти электронного мозга. Ежесекундно об этом сообщал и электронный браслет, закрепленный на правом запястье объекта. И отклонись политик от предписанного маршрута на несколько метров, компьютер-надзиратель тут же подаст команду на этот браслет и тот предупреждающе запищит – стоп! Идешь не туда. Если Харк проигнорирует это предупреждение и продолжит отклоняться от заданного пути, тональность звука браслета изменится. Это будет уже не мышиный писк, а грозное рычание хищника. Почувствует нарушитель и «когти» этого хищника – браслет ощутимо ударит током. Если и дальше человек будет игнорировать предупреждение электронного компьютера, то последует очередная команда и браслет впрыснет в руку специальный раствор, мгновенно обездвиживающий возмутителя спокойствия электронного мозга.
Этот же компьютер внимательно наблюдал, чтобы при встречах подследственных с адвокатами, родственниками да и следователями не происходило ничего противоправного: не передавались какие-либо предметы или запрещенная информация. В любом случае наказание следовало мгновенно и без предупреждения – подследственный обездвиживался, включалась сирена и вызывался дежурный персонал.
«Итак, сегодня такая необходимая ему видеозапись окажется у его друзей, то есть у его ближайших соратников по партии. У кого? У О’Кронни Висту – первого его заместителя, или у О’Ларри Вороса, старшего советника партии, а фактически его правой руки! – Харк перевернулся на другой бок. – Всемогущий Картан, как же неудобна эта кровать. Ну ничего, скоро я засну на широкой, мягкой кровати в своей великолепной спальне. И может даже уже завтра. А может, он Тосси неправильно понял? Может, речь действительно шла о сигарах. – Эта мысль заставила политика буквально подскочить на кровати. – Да нет. Не стал бы Тосси так двусмысленно говорить о сигарах. Да и „Люкс-Элегант“, если честно, не такие уж у меня и любимые. Так, курю для престижа. Нет, наверняка, речь шла именно о видеозаписи. А вдруг нет?» Заключенный вскочил на ноги и нервно заходил по камере, меряя ее по диагонали.
О’Кнопп Ворос метался по своей шикарной квартире, от бессилия и ярости пиная попадавшиеся под ноги предметы – диван, кресло, валяющуюся на полу рубашку. Но проклятый телефон все равно молчал. Пнув ногой в очередной раз ни в чем не повинное кресло, молодой человек тут же плюхнулся в него и, схватив лежащий на столе и упрямо молчавший телефон, нервно нажал на нем несколько кнопок. Несколько секунд телефон молчал, затем мелодичным женским голосом, словно издеваясь над своим хозяином, проворковал:
– Телефон запрашиваемого абонента отключен. Попробуйте перезвонить позже.
– Позже… Да я уже час звоню! Она даже не хочет, чтобы я знал, где она вообще находится! – Вновь руки молодого человека стали нервно нажимать кнопки на телефоне.
И снова небольшая золотистая коробочка несколько секунд молчала, словно раздумывая, какую бы еще гадость выдать своему хозяину. И наконец выдала:
– Запрашиваемый абонент отключил систему идентификации месторасположения.
– Баккара! Перка трая! – парень, разразившись руганью, швырнул телефон в угол комнаты. – Ну ничего! Я все злачные места Арикдны облечу, а тебя все равно найду, грязная шлюшка. Я еще намотаю твои волосы на руку! – О’Кнопп Ворос вскочил с дивана и кинулся из квартиры на крышу, где на стоянке ожидал его флайер.
«Ну погоди, Брилла. Ты узнаешь, как морочить мне голову, – юноша ударил по кнопке автоматического взлета. – А ведь она в „Тихой лагуне“. Точно там! Кто два дня назад ныл, чтобы я туда ее сводил. Что, нашла другого для этого? Ну, ничего. Мне бы только тебя найти!»
О’Кнопп удивленно покрутил головой. Его флайер все еще неподвижно стоял на крыше дома, хотя уже должен быть набрать высоту в несколько сотен метров. Взгляд споткнулся о горящую красную лампу на панели приборов. Парень автоматически посмотрел на экран компьютера: «Надежность системы контроля работы двигателя восемьдесят процентов. Запуск запрещен. Для более детальной информации нажмите кнопку „Двигатель“».
«Нет, сегодня точно не мой день. Невезуха на каждом шагу. И что мне нажимать эту кнопку. Все равно я там ничего не смыслю. Надо техническую службу вызывать». – Ворос раздраженно ударил по кнопке автоматической связи с технической службой.
– Оператор технической службы. Я вас слушаю.
– У меня флайер не хочет взлетать.
– Включите кнопку «Диагностика»
– Включил. – Молодой человек с трудом сдерживал себя, чтобы не разразиться бранью.
– Ожидайте технической бригады, – через небольшую паузу сказала оператор, убедившись, что вызов не ложный.
– И когда она будет?
– Через десять минут. Поменяем блок, протестируем и можете лететь.
– И сколько это займет времени? – О’Кнопп даже не пытался скрыть своего раздражения.
– От сорока минут до часа, – оператор отвечал спокойным вежливым тоном.
– Баккара! И за что я вам такие деньги плачу?! Чтобы вы только через час мне машину отдавали?!
– Вы расположены в первом круге обслуживания. Неисправность второй категории. Согласно «Перечню неисправностей», прилагаемому к договору, вами подписанному, максимальное время ее устранения – час. – Тон оператора оставался неизменно вежливым.
– Черт с вами! Присылайте наконец бригаду!
– Они уже в пути.
Пританцовывая от нетерпения вокруг своего флайера, осыпая его проклятиями и пиная ногами, О’Кнопп Ворос вглядывался в небо, постоянно крутя головой.
Зеленый в красную полоску флайер технической службы парень увидел одновременно с флайером отца. Спутать было невозможно. Такого черного летательного аппарата марки «Карнивал» последней модели с серебристыми полосками на боках ни у кого еще не было в столице. Решение пришло мгновенно.
– Па, привет. Выручи меня! – выпалил О’Кнопп на одном дыхании.
– Что такое, Кнопп?
– Да у меня мой флайер поломался. А мне необходимо срочно в одно место.
– И что это за место?
– «Тихая лагуна»
– Та-ак…
– Па, ну честно очень нужно, – тон молодого человека стал заискивающе-просящим.
– Ладно, – наконец раздалось с небес, – ты дома?
– Да!
– Сейчас буду.
– Спасибо, па! Ну, наконец-то. Вас ждать, заснуть можно!
– Что?!
– Па, это не тебе, – торопливо ответил сын. – Это я техникам, которые прилетели мой флайер ремонтировать.
– Ладно, жди.
О’Кнопп Ворос увидел, как большой черный флайер плавно в развороте завалился на левый бок и взял курс на его дом.
Единственный сын Кнопп для Воросов был одновременно и большой радостью, и большим горем. А’Велле Ворос перенесла беременность с огромным трудом. Ее организм упорно отказывался от зародившейся и растущей в нем жизни. Да и зачать эту жизнь женский организм заставили насильно, буквально затащив его в беременность на толстом аркане, свитом из новейшей технологии искусственного оплодотворения и прошитом для прочности множеством пилюль и уколов. И таким же арканом тащили несчастное женское тело по беременности, утихомиривая его взбрыкивания все теми же таблетками и уколами. На шестом месяце не помогло и это. Задействовав все свои возможности, женское тело исторгло инородное для себя тело. Крохотный, девятнадцати граммов веса и семи сантиметров в длину живой кусочек плоти не мог не то что пищать, а даже дышать. Миниатюрные мышцы еще не в состоянии были сжимать и расправлять грудную клетку, а до конца еще не сформировавшийся мозг не знал даже, какие команды следует отдавать им.
За спасение будущей разумной жизни принялась умная, по многим параметрам превосходящая человеческий мозг, но не считающаяся разумной машина. Бесстрастно, десять раз в секунду сканируя все органы младенца, нет, не младенца, еще плода, она, как опытный дирижер настраивала их, заставляя играть одним оркестром и уча этот «оркестр» единственной мелодии, единственной симфонии, которую он должен играть всю жизнь – симфонии жизни. И постепенно какофония исчезла и прорезалась нужная мелодия, сначала тихая и робкая, но потом звучащая все громче, уверенней.
– А-а-а, – инкубатор с крохотной жизнью огласился тоненьким детским плачем. Человеческий плод превратился в младенца. Первый акт симфонии жизни был сыгран. Но это был лишь первый акт…
О’Кнопп Ворос рос слабеньким, вечно плачущим ребенком, постоянно требовавшим к себе внимания, которое ему и доставалось в избытке. Сонм обычных и электронных нянь постоянно толпился у его кроватки. А кто там остается без глаза при семи няньках? Правда, эта мудрость была сформулирована за сотни тысяч световых лет до маленького, капризного Кноппа. У воинственной, высокотехнологичной цивилизации кроков в ходу была другая пословица: «Много командиров – звездолету не летать». Но суть оставалась та же – опекаемый со всех сторон отпрыск Воросов, рос капризным, раздражительным от избыточного внимания мальчиком.
Пройдя такой ад, А’Велла Ворос наотрез отказалась иметь других детей. Да и муж ее, О’Ларри, не настаивал, всецело отдавшись строительству своей партийной карьеры. Через двадцать лет он стал старшим советником могучей партии «Справедливость и порядок», а главное, правой рукой человека, реально претендующего на президентский пост. А’Велла стала добропорядочной домохозяйкой, скрашивающей скуку будней необременительным участием во всевозможных попечительных фондах. А их сын, О’Кнопп Ворос, стал законченным эгоистом, стремящимся в жизни лишь к получению всевозможных удовольствий и знающим, как этого добиться. Поэтому младшего Вороса можно было чаще увидеть во всевозможных клубах, чем в университетских аудиториях, где его пытались научить профессии финансиста.
И мать, и отец сначала было пытались поставить сына на здравый жизненный путь, но потом махнули рукой, щадя свою энергию и нервы. Проще было купить единственному чаду хорошую квартиру и ежемесячно снабжать суммой, достаточной для того, чтобы оно несколько раз в неделю звонило им по телефону и сообщало, что у него все в порядке, дежурно перед этим спросив о том же.
«Ну ничего, когда я вместо Харка стану председателем партии, я за тебя возьмусь. У лидера такой известной партии должен быть сын, за которого, по крайней мере, не будет стыдно». – Старший Ворос уже видел сына, стоящего на крыше тридцатиэтажного здания и махающего ему рукой.
Жизнь складывалась просто замечательно. Нет, недаром десять лет назад тогда еще мелкий партийный функционер О’Ларри Ворос согласился на сотрудничество со спецслужбами. Согласился сразу, даже не пытаясь играть оскорбленную невинность. Согласился и не прогадал. За информацию о внутрипартийных делах и планах «Справедливости и порядка» спецслужбы аккуратно продвигали его все выше и выше по иерархической партийной лестнице. Возможные конкуренты на должность, на которую метил Ларри, неожиданно писали заявление о выходе из партии или их с позором из нее изгоняли. Или они попадали в такие жизненные обстоятельства, которые ставили невыводимое черное пятно на их репутации. Причины были разные. Одного уличали в коррупции, другого жена обвиняла в супружеской измене, и это неожиданно становилось достоянием газет. У третьих сын или дочь попадали в такие переделки, что человеку хватало времени лишь на то, чтобы уберечь любимое чадо от позора или тюрьмы. Последний конкурент на должность старшего советника партии «Справедливость и порядок» – пост, считающийся третьим после председателя партии и его первого заместителя, – просто умер от сердечного приступа на рабочем месте. Бывает.
Правда, путь к вожделенному креслу председателя партии «Справедливость и порядок» преграждал О’Кронни Висту – первый заместитель Харка. Но курировавший Ларри сотрудник управления государственной безопасности, и не просто сотрудник, а первый заместитель самого Сарба, генерал первой категории О’Тонни Кропи ему лично пообещал, что с этим, как всегда, проблем не будет. Висту привяжут к делу Харка. Логично. Кому, как не его первому заму, было знать о его планах. Так что через пару месяцев он, О’Ларри Ворос, будет председателем партии «Справедливость и порядок»!
И эта мысль была настолько замечательна, что Ларри громко, во весь голос запел:
И наши звездолеты входят в гипер роем,
Чтобы перед врагом предстать несокрушимым строем,
И сердце бьет в груди победным боем,
И Парма светит вслед доблестным героям.
– Давай, быстро прыгай, у меня времени в обрез, – крикнул он сыну, виртуозно посадив свой флайер в полутора метрах от него.
«И наши звездолеты входят в гипер роем, чтобы перед врагом предстать несокрушимым строем».
Флайер О’Ларри Вороса, круто задрав нос, казалось пер прямо на сияющую над ним Парму.
«И сердце бьет в груди победным боем, и Парма светит вслед доблестным героям».
Резкая, жгучая боль охватила сразу все тело.
«Ничего себе Парма дает…» – подумал Ларри Ворос в свои завершающие мгновения жизни, когда мозг обрабатывал последние сигналы, поступившие от уже несуществующего, испепеленного, разорванного на сотни кусков тела.
– Первый, я второй. Объект подобрал человека со здания в районе второго округа и быстро набирает высоту. Явно спешит.
Майор госбезопасности Пирк на мгновение задумался. Где-то в глубине мозга царапнула мысль, нет, даже не мысль, предчувствие, а точнее тень предчувствия, что тут что-то не так. Но задание было предельно лаконичным – сразу, после того как объект возьмет на борт другого человека, флайер с объектом уничтожить.
– Задействуйте первый вариант операции.
– Есть задействовать первый вариант операции.
В чистом, безоблачном, залитом яркими лучами Пармы небе на несколько секунд вспыхнула еще одна звезда. До земли докатился приглушенный хлопок взрыва. Люди из технической бригады, еще минуту назад выслушивающие упреки от невысокого молодого человека, одетого в модный красно-коричневый комбинезон, изумленно смотрели на быстро теряющий блеск огненный шар в двухстах метрах от них.
– Куррни, позвони в диспетчерскую. Выясни, какая сумма за ремонт заранее была заплачена в договоре на техническое обслуживание у этого парня, – старший техник кивнул на падающие вниз обломки флайера. – А то отремонтируем, а денежки тю-тю, сгорели.
О’Кнопп Зирк нетерпеливо глянул на часы. Этот Ворос уже опаздывал на целых двадцать минут!
«Ох уж эти партийные деятели. Привыкли, что им никуда не надо спешить и за опоздание их никто наказывать не будет. Все, еще десять минут жду и ухожу. В конце концов, кому запись больше нужна, мне или им?» – Мужчина вскочил с кресла и нервно заходил по смотровой площадке, расположенной на двадцать пятом этаже здания.
Отсюда открывался великолепный вид – впереди, почти до самого горизонта, раскинулась почти девственная природа одного из парков. Неширокая река пересекала его по диагонали, утопая в высокой траве, а затем, рассекая лес, состоящий из исполинских, в тридцать этажей деревьев, уходила за горизонт. Точнее, уходила за маячащие на горизонте небоскребы – там начинался очередной городской округ. И так по всей планете. Огромные пятна мегаполисов были окружены широкими, в несколько десятков километров, поясами парков.
– Приземлился флайер, регистрационный номер девять семь пять четыре один один, – созерцательную задумчивость Зирка прервал мелодичный женский голос.
Мужчина рывком повернул голову налево и посмотрел на огромный экран, расположенный в двадцати метрах от него. На нем показывалась стоянка, находящаяся двумя этажами выше, на крыше здания. В верхнем правом углу экрана появилось изображение прилетевшего флайера – небольшого, изящного темно-синего летательного аппарата.
«Не он, – разочарованно подумал Зирк, – баба какая-то прилетела».
И словно подтверждая эти слова, из флайера вышла высокая, стройная девушка. Небольшой порыв ветра красиво разметал ее длинные светло-фиолетовые, с серебристыми прядями волосы.
«А деваха ничего, эх… Ничего, когда заработаю деньжат, на таких красавиц смогу не только смотреть», – Зирк посмотрел на часы.
Назначенные им десять минут истекли.
«Ничего, подожду еще. Мало ли что могло случиться». – Мужчина вытащил из кармана телефон и набрал номер Вороса.
– Телефон запрашиваемого абонента отключен. Попробуйте перезвонить позже, – мягко проворковал женский голос такой же тональности, как и объявляющий взлеты и посадки флайеров.
– А теперь, как всегда, обзор происшествий за последний час.
Зирк даже не сразу понял, что этот голос прозвучал не из его телефона, а от экрана, на котором он только что любовался длинноволосой девушкой.
– Главное происшествие – взрыв флайера, регистрационный номер один ноль ноль один девять ноль, во втором округе.
Экран тут же разделился на две части. Одна его половина продолжала показывать вид площадки со стоящими на ней флайерами, другая приобрела блеклый голубой цвет, на фоне которого, высоко задрав нос, словно собираясь таранить Парму, быстро поднимался черный «Карнивал». Серебристая полоска на боку ярко блестела в лучах звезды.
Зирк почувствовал, как похолодело у него где-то внизу живота и неудержимо захотелось икнуть. И он икнул. Икнул в том момент, когда красавец-флайер мгновенно превратился в яркий огненный клубок.
Мужчина еще несколько секунд сидел неподвижно, зачарованно наблюдая, как на землю падают какие-то обломки, мгновения назад бывшие мощной, красивой машиной.
«Мало ли что могло случиться, – Зирк вспомнил, что подумал минуту назад, – мог и флайер взорваться».
– Телефон запрашиваемого абонента отключен. Попробуйте перезвонить позже, – продолжал мягко ворковать телефон, судорожно зажатый в руке.
Телевизионный техник секунду тупо смотрел на него, а потом расхохотался. Зирк хохотал, не обращая внимания на удивленные взгляды других посетителей смотровой площадки, и слезы наворачивались на глаза. Он их смахивал, размазывая по лицу, а они все появлялись и появлялись…
Очень часто человек испытывает самые глубокие потрясения не из-за потери родных и близких, а из-за утраты денег, пусть даже только ему обещанных.
– Господин директор…
По тому, как его первый заместитель О’Тонни Кропи произнес эти слова, Сарб понял – операция по захвату видеозаписи провалена. Но долгие годы командования людьми приучили бригадного генерала подавлять свой гнев и в любом случае выслушивать своих подчиненных до конца.
– Говори – глухо произнес он.
– Господин директор, – вновь произнес Кропи, – видеозапись мы не достали.
– Почему? – коротко и тихо произнес Сарб.
На экране монитора было видно, как вздрогнул генерал первой категории О’Тонни Кропи, словно он услышал не тихий голос директора Службы государственной безопасности, а грозный рев какого-нибудь хищника.
– Как и было предусмотрено операцией, едва во флайер нашего агента сел посторонний человек, он был взорван. Но, как впоследствии оказалось, этим человеком был его сын.
– Так, может, это он своему папочке хотел продать видеозапись?
– Мы тщательно осмотрели место падения. Видеозапись не обнаружена, – тихо, со вздохом произнес последние слова О’Тонни Кропи.
– Ничего не понимаю. Зачем вашему агенту нужно было брать себе во флайер сына, если он летел на встречу с владельцем видеозаписи? Зачем ему лишний свидетель, пусть и сын?
– Господин директор, – ободренный тем, что Сарб еще не устроил ему разноса, его заместитель по внутренней безопасности заговорил более уверенно, – мы уже расследовали все обстоятельства этого дела. По всей видимости, то, что наш агент взял сына, – это стечение обстоятельств. Мы выяснили, что у его сына оказалась техническая неисправность флайера, он куда-то спешил, а тут увидел в небе флайер отца, ну и позвонил тому. И любящий отец не смог отказать сыну.
– Баккара! Из-за двух раздолбаев мы снова оказались в неопределенном положении! И где теперь вынырнет эта видеозапись? И у кого она окажется? Ну и агентов вы себе подбираете, генерал! – и Сарб наконец с наслаждением дал волю своему гневу…
– Ваши друзья, к сожалению, сегодня к вам прийти не смогут, – адвокат О’Тосси Квор произнес эти слова, как всегда, спокойным тоном.
– Как это не смогут? – Харк даже на секунду потерял обычное свое самообладание. – Почему?
– Они не объяснили мне этого, – адвокат чуть пожал плечами. – Очевидно, возникшие какие-то обстоятельства оказались выше их.
– Ясно… – председатель партии «Справедливость и порядок» как-то сразу сгорбился за столом.
Удар был слишком силен. Ведь какие надежды и перспективы он себе рисовал этой ночью! Он, несмотря ни на что, станет Президентом. И тогда вспомнит и Норку, и этому ублюдку Сарбу все. Он лично проследит, чтобы тот сидел в той же камере, в которой сейчас сидит он. А потом суд – заслуженный и справедливый. И, наконец, рудники Гамеда. Что ж, каждый заслужил то, что сам заслужил. Эх, лучше бы он не мечтал. Потому что после этих слов адвоката все его ночные мысли кажутся наивными и детскими, а он сам – законченным идиотом.
«И все же игра не закончена. Если Квор сказал мне, что видеозапись скоро будет у моих друзей, значит, он имел на это все основания. А значит, видеозапись существует, она не уничтожена! Просто где-то произошел сбой. И видеозапись к моим друзьям не попала. Ничего. Значит, попадет в следующий раз! – Харк решительно шагнул в свою камеру. – А если я все же неправильно понял Квора и видеозаписи вообще не существует? Или… или ее вновь перехватил Сарб?»
Массивные, стальные двери камеры за его спиной чуть слышно лязгнули – центральный тюремный компьютер вновь надежно закупорил Харка.