Глава 29

Широкие – двадцать шагов от края до края – ступени были запорошены снегом, и только в углу, около балюстрады, ветер обнажил узенькую полоску розового мрамора. Помедлив мгновение, чтобы собраться с духом, Кэлен решительно шагнула вперед. Вдоль лестницы стояли изящные статуи, выполненные с таким мастерством, что казалось: ветер вот-вот взметнет их одежды. Десять белоснежных колонн поддерживали высокую арку над входом. Тела павших в безнадежной битве кучами лежали на заснеженных лужайках и в просторном холле со сводчатыми потолками. На мраморном полу валялись сорванные с петель двери, украшенные изящной резьбой, изображающей могучих львов, поддерживающих гербы королевского дома Амнеллов. У входа стояли статуи короля Вайборна и королевы Бернадины высотой в человеческий рост. В правой руке у каждой статуи были щит и копье. В левой руке королева держала пшеничный сноп, а король – ягненка. Обе статуи были обезглавлены, а у королевы к тому же отколота грудь. На светло-бежевых мраморных плитах валялись три кучки щебня.

Непослушными пальцами Кэлен сняла снегоступы и положила их возле статуи королевы. Чандален последовал ее примеру и вслед за Исповедницей вошел во дворец.

Под ногами хрустели осколки разбитых зеркал и витражей. Великолепные гобелены были сорваны со стен и разодраны в клочья. Кэлен поплотнее закуталась в волчью шкуру: внутри было гораздо холоднее, чем снаружи. Пар от дыхания лениво клубился в стылом воздухе.

– Для чего служило это место? – шепотом спросил Чандален, словно опасаясь потревожить души погибших.

Кэлен пришлось сделать над собой усилие, чтобы говорить нормальным голосом:

– Это жилище королевы этих земель. Ее имя – Цирилла.

– Один человек живет в таком большом доме?! – забыв об осторожности, изумленно воскликнул Чандален. Высокие своды отозвались гулким эхом.

– Здесь живет много людей. Советники – это примерно то же, что ваши старейшины, – и другие, которые заботятся о нуждах страны. Кроме того, здесь же живут и те, кто заботится о нуждах советников, чтобы они могли без помех исполнять свои обязанности. Многие называют дворец своим домом, но правит здесь королева, так же, как правит она и страной. Королева – самая главная среди них.

Чандален молча шел за Кэлен, осматривающий дворец. Его глаза разбегались при виде стольких чудесных вещей. К сожалению, от прежнего великолепия мало что уцелело. Резная мебель была превращена в обломки, тяжелые разноцветные занавеси и драпировки были разодраны… Повсюду царило разрушение.

Они спустились на нижний этаж. Промерзшие дубовые ступени жалобно заскрипели. Чандален настоял на том, чтобы идти первым. Ударом ноги он распахивал двери, держа наготове лук с десятишаговой стрелой, и лишь убедившись, что в комнате никого нет, разрешал войти Кэлен.

Но везде они находили только трупы. Слуг, судя по всему, выстраивали вдоль стен и расстреливали сразу. На кухнях, вперемежку с трупами поваров, поварят, кухарок и виночерпиев, валялись пустые бочонки из-под пива и вина: вероятно, покончив с резней, захватчики решили отметить победу. Что касается закуски, то они, похоже, не столько ели, сколько расшвыривали еду по полу и по стенам.

Пока Чандален проверял разграбленные кладовые, взгляд Кэлен упал на тела двух молодых служанок. Они лежали возле колоды для рубки мяса. Одежды на них не было. Как видно, первое впечатление оказалось неверным: не всем посчастливилось умереть сразу.

С застывшим лицом Кэлен вышла из кухни и быстро поднялась по черной лестнице, ведущей на верхние этажи. Перепрыгивая через ступеньки, Чандален в три прыжка догнал ее. Кэлен не сомневалась, что он начнет возмущаться тем, что она пошла одна, но он заговорил не об этом:

– Там есть солонина. Может быть, мы возьмем немного? Не думаю, что духи убитых сочтут это воровством. Будь эти люди живы, они сами предложили бы нам еду.

Кэлен на ходу коснулась деревянных перил, но тут же отдернула руку и сунула ее под накидку: полированная поверхность была настолько холодной, что обжигала пальцы.

– Если съешь это мясо, умрешь. Оно, безусловно, отравлено. Это ловушка для тех, кто придет сюда потом. Они хотят, чтобы умерли все.

Наверху трупов не оказалось. Похоже, здесь захватчики решили устроить казармы. Огромный бальный зал был завален пустыми флягами из-под вина, объедками, использованными бинтами и прочим мусором. Разбитый столик из орехового дерева. Почерневшие простыни и грязные одеяла. Сломанные копья и треснувшие щиты. Отпечатки грязных сапог на дорогих коврах.

– Два, может быть, три дня они были здесь, – сказал Чандален, внимательно изучив этот хлам.

– Похоже на то, – согласилась Кэлен, осматриваясь по сторонам.

Чандален отшвырнул ногой пустую флягу.

– Не понимаю, зачем им понадобилось тут оставаться. Только для того, чтобы пить и плясать?

– Не знаю, – вздохнула Кэлен. – Вероятно, они хотели отдохнуть и заняться ранеными. А может, действительно просто праздновали победу.

Чандален нахмурился:

– Убийство – не повод для праздника.

– Для этих людей – повод.

Кэлен заставила себя вернуться к лестнице, ведущей на следующий этаж. Ей очень не хотелось туда подниматься. Там располагались королевские покои.

Сначала они осмотрели западное крыло: апартаменты придворных кавалеров. Эту часть дворца облюбовали для себя вражеские офицеры. Здесь они спали и здесь же веселились.

Сделав глубокий вдох, Кэлен стиснула зубы и решительно пошла через центральный зал в восточное крыло. Чандален не отставал ни на шаг. Он хотел и здесь пойти первым, но Кэлен ему не позволила. У первой комнаты она на мгновение замерла и распахнула дверь. Почти сразу же она закрыла ее и направилась к следующей.

В каждой комнате на кровати лежало обнаженное женское тело. Комната за комнатой – и везде то же самое. Судя по количеству отпечатков сапог, здесь побывала вся армия. Там, где солдаты дожидались своей очереди, грязи было буквально горы.

– Теперь понятно, зачем им понадобились эти несколько дней, – севшим голосом сказала Кэлен, стараясь не встречаться с Чандаленом глазами. Он молчал.

Эти дни, без сомнения, были самыми длинными в жизни несчастных женщин. Кэлен молилась, чтобы хотя бы их души обрели покой.

Она дошла до последней двери. Здесь жили самые молодые фрейлины. Кэлен медленно отворила дверь и замерла на пороге. Чандален стоял рядом, глядя через ее плечо. Подавив вскрик, она повернулась и положила руку ему на грудь.

– Пожалуйста, подожди здесь.

Он кивнул и принялся сосредоточенно разглядывать носки своих башмаков.

Кэлен закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной, собираясь с духом. Одной рукой держась за живот, другой прикрывая рот, она обогнула опрокинутый шкаф и двинулась между рядами кроватей. Изящные ручные зеркальца, щетки, заколки – одним словом, все то, что девушки так заботливо раскладывают на туалетных столиках, валялось на полу. Ледяной ветер шевелил синие муаровые занавески на разбитых окнах.

Самой старшей из этих девушек было шестнадцать с половиной, многих из них Кэлен знала лично. Тела на кроватях были для нее не просто безымянными трупами. Приезжая на заседания Совета, королева Цирилла всегда брала с собой своих юных фрейлин. Кэлен помнила, какими восторженными глазами они разглядывали величественный город. Их неподдельное восхищение заставляло и ее по-новому взглянуть на город, где она провела почти все детство. Ей были симпатичны эти девчушки, и она слегка завидовала их беззаботности и простому взгляду на жизнь. Кэлен хотела лично показать девочкам город, но не решилась: она была Матерью-Исповедницей и знала, что им будет неуютно в ее обществе.

Кэлен останавливалась у каждой кровати, усилием воли заставляя себя смотреть на знакомые лица. Джулиана. Она была самой юной, но невероятно напористой и самоуверенной. Всегда знала, чего хочет, и не собиралась отступать. Помнится, она была без ума от военных и однажды разругалась по этому поводу со своей наставницей, госпожой Неддой. Кэлен тогда тайком вступилась за Джулиану и уверяла разъяренную госпожу Нелду, что гвардейцы в Эйдиндриле все как один люди честные и не посмеют даже пальцем тронуть королевскую фрейлину. Глядя на запястья Джулианы, прикрученные к изголовью кровати, Кэлен прокляла духов за то, что те столь буквально выполнили ее просьбу.

На соседней кровати, залитой кровью, лежала Эшли; ее грудь была исполосована ножом, а горло перерезано. Эшли. Ее родителей Кэлен хорошо знала: отец Эшли был секретарем посла Галеи в Эйдиндриле. Ее мать плакала от радости, когда королева Цирилла согласилась взять Эшли к себе на службу. Какими словами расскажет теперь Кэлен ее родителям, чем закончилась королевская служба?

Возвращаясь назад под взглядами мертвых глаз, в которых навеки застыли ужас и боль, Кэлен вяло удивилась про себя, что не плачет. Разве она не должна была разрыдаться? Разрыдаться, упасть на колени, сжать кулаки и кричать – кричать, пока не разорвутся легкие? Но глаза ее были сухи. У нее просто не было слез. Вероятно, оттого, что это слишком много для одного человека. За последние дни она видела столько, что ее душа окаменела. Это как горячая ванна: сначала кажется, что сваришься заживо, а потом ничего, привыкаешь…

Чандален стоял там же, где она его оставила. Его пальцы, сжимающие лук, побелели. Кэлен осторожно закрыла дверь и пошла по коридору. Она думала, что Чандален последует за ней, но ошиблась.

– Любая женщина плакала бы на твоем месте, – сказал он, глядя на дверь.

Ее щеки вспыхнули.

– Я не любая!

– Да, ты не любая. – Он отвернулся от двери и теперь смотрел на свой лук так, словно видел его впервые. – Я хочу рассказать тебе одну историю.

– Я не хочу сейчас никаких историй, – резко сказала она, делая еще несколько шагов по коридору. – Может быть, позже.

– Я хочу рассказать тебе одну историю, – словно не слыша, повторил Чандален.

Она вздохнула:

– Ну, если это для тебя так важно, рассказывай.

Чандален подошел ближе. Он был на несколько дюймов ниже Кэлен, но ей почему-то вдруг показалось, что она смотрит на него снизу вверх.

– Когда мой дед был таким же молодым и сильным, как я, – он похлопал себя по груди, – у него уже были жена и двое сыновей. Тогда многие приходили в нашу деревню, чтобы меняться. Мы никому не отказывали. Мы всем были рады. Приходили к нам и джакопо.

– Какие еще джакопо? – Кэлен знала все племена в Срединных Землях, но ни разу не слышала о джакопо.

– Джакопо жили на западе, почти у самой границы.

Кэлен нахмурилась, мысленно представив карту.

– К западу от Племени Тины никто не живет. Земля там пустынна.

Чандален посмотрел на нее из-под бровей.

– Джакопо были высокие люди. И очень сильные. – Он показал рукой рост человека на голову выше его самого, а потом широко развел руки. – Только это был мирный народ. Как бантаки. Как люди Тины. Но потом они напали на нас. Никто не знал почему. Но наше племя боялось. Мы вздрагивали по ночам от мысли, что завтра снова придут джакопо. Они убивали мужчин, угоняли женщин и делали с ними такое же. – Чандален махнул рукой в сторону двери.

– Насиловали, – ровным голосом подсказала ему Кэлен. – Это называется «насиловать».

Чандален кивнул.

– Они делали это с нашими женщинами. Они брали их в плен и насиловали. – Он опять покосился на дверь. – Так же, как здесь. Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – коротко сказала Кэлен. – Они насиловали ваших женщин, мучили их, а потом убивали.

Он кивнул, радуясь, что не нужно вдаваться в подробности.

– В то время у Племени Тины не было воинов, как сейчас. Мы никогда ни с кем не воевали. Мы думали, что это нехорошо. Но джакопо заставили нас захотеть воевать. Они забрали мою бабушку, жену моего деда. И дед поклялся отправить джакопо в мир духов. Он собрал всех, кто потерял жену, сестру или мать, и… – Чандален вытер лоб, хотя вспотеть в такой холод было невозможно.

– Я понимаю. – Кэлен коснулась его плеча, и на этот раз он не отшатнулся.

– Мой дед попросил о сборище, и духи предков пришли к нему. Он оплакивал перед ними свою жену и просил духов научить его, как остановить джакопо. И духи сказали, что прежде всего нужно забыть о слезах, пока не закончится война.

Кэлен рассеянно пощипывала волчью шкуру.

– Мой отец учил меня тому же, – сказала она. – Он говорил; «Не проливай слез по тем, кто уже в земле, пока не отомстишь тем, кто отправил их в землю. Потом у тебя будет достаточно времени».

– Твой отец был мудрым человеком, – одобрительно покивал Чандален. Кэлен молча ждала, пока он соберется с мыслями и продолжит рассказ. – Каждую ночь духи предков приходили к моему деду и учили его убивать, а днем он передавал эти знания остальным. Он научил их обмазывать себя грязью и обвязываться пучками травы, чтобы стать невидимыми. Наши воины стали как тени. Джакопо не могли увидеть их даже на расстоянии вытянутой руки. А потом мы начали воевать. Но не так, как воевали джакопо, а так, как учили нас духи. Джакопо привыкли воевать днем, потому что их было много и нас они не боялись. Духи сказали моему деду, что он не должен сражаться так, как привыкли джакопо, а должен заставить их бояться темноты, бояться травы, бояться криков птиц и лягушачьего кваканья. На каждого человека из Племени Тины приходилось пять джакопо, и сначала они не боялись нас. Но мы убивали их, когда они шли на охоту, убивали, когда они собирали урожай со своих полей, убивали, когда они пасли своих коз, когда они спали и когда ели. Любого джакопо. Каждого джакопо. Мы не сражались с ними. Мы их убивали. Убивали до тех пор, пока в нашем мире не осталось ни одного джакопо, пока все они не переселились в мир духов.

Кэлен хотела спросить, значит ли это, что они убивали даже детей, но не стала, поскольку знала ответ: ведь племени с таким названием больше не существовало. В памяти ее вновь всплыли слова отца: «Если тебе навязали войну, ты должен забыть о милосердии. Тебе милосердия не окажет никто, и, проявляя его, ты погубишь своих людей так же верно, как если бы бросил их безоружными навстречу врагу. Это будет ошибка, за которую те, кто идет за тобой, поплатятся жизнью».

– Я понимаю, Чандален, – сказала она вслух. – Твой народ сделал единственное, что оставалось. Это было необходимо. Мой отец говорил: «Если тебе навязали войну, пусть она станет такой, которую твой противник не в состоянии представить себе даже в ночных кошмарах. Чуточку меньше – и враг победит».

– Должно быть, твой отец тоже слушал голоса своих предков. Он хорошо сделал, что научил тебя этому, – с уважением сказал Чандален. – Но я знаю, как тяжело носить это знание в своем сердце. Оно делает человека жестоким.

– Это так. Я знаю это на собственном опыте. Но твой дед сохранил честь Племени Тины. И я уверена, что, когда война кончилась, он пролил немало слез над погибшими соплеменниками.

Чандален быстрым движением сбросил с себя меховую накидку. На каждом предплечье у него болтались на ленточках, сплетенных из льняных нитей, острые, словно иглы, костяные ножи. Рукоятки их были обмотаны, чтобы не скользили в руке, и украшены черными перьями.

Чандален коснулся одного из ножей.

– Этот из моего деда. – Он дотронулся до другого. – А этот из моего отца. Когда у меня вырастает сильный сын, он будет носить оружие, сделанное из моих костей и костей моего отца, а кости моего деда успокоятся наконец в земле.

Когда Кэлен впервые увидела эти ножи в тот день, когда они покидали деревню, она подумала, что это какое-то ритуальное оружие. Теперь она понимала, что ошибалась. Это было самое настоящее оружие. Оружие духа.

– А что это за перья?

Чандален тронул черные перья у себя на правом плече.

– Эти дал мне Птичий Человек, тот, что был в нашем племени тогда, когда был сделан этот нож. А эти, – он показал на левое предплечье, – нынешний Птичий Человек. Перья ворона.

У Племени Тины ворон считался самым могущественным духом. Духом, взывающим к смерти. Мысль о том, чтобы носить на себе ножи, сделанные из костей твоего отца или деда, представлялась Кэлен отвратительной, но она понимала, что Чандален этим гордится и промолчать в такой ситуации – значит оскорбить воина.

– Ты оказываешь мне большую честь, призывая духов своих предков, чтобы защитить меня.

Похоже, Чандалена не обрадовали ее слова.

– Я надел их потому, что Птичий Человек велел мне защищать тебя, как того, кто принадлежит Племени Тины. Это мой долг. – Он вновь коснулся ножа на правом плече. – Мой дед учил моего отца и дядю Тоффалара, которого ты убила, защищать своих соплеменников. – Он дотронулся до другого ножа. – А мой отец научил меня. Когда у меня будет сын, я стану учить его, и когда придет время ему защищать людей Тины, мой дух будет с ним. С тех пор, как мы перебили джакопо, немногим позволяется вступать в наши земли. Духи предков сказали нам, что приглашать к себе чужаков – значит приглашать смерть. Духи говорили правду. Ты привела к нам Ричарда-с-Характером, а вслед за ним пришел Даркен Рал и убил немало людей.

Опять все свелось к этому. Чандален терзался тем, что он, защитник племени, оказался не в состоянии остановить убийц. Кэлен хорошо его понимала, но…

– Духи предков помогли нам спасти Племя Тины и еще очень много других людей. Они видели, что Ричард, как и ты, рискует жизнью во имя спасения тех, кто не хочет войны. Они знают, что сердце его не лживо.

– Он остался в доме духов, когда Даркен Рал убивал моих соплеменников. Он даже не попытался его остановить. Он не захотел сражаться. Он позволил умирать нашим людям.

– А знаешь ли почему? – Кэлен ждала ответа, но Чандален молчал. Лицо его было каменным. – Духи сказали ему, что если он выйдет и станет сражаться, то будет сражаться так, как того хочет Даркен Рал, и, значит, неизбежно погибнет, не сумев помочь никому. Чтобы победить, Ричард должен был выждать время и сражаться по-своему. Не то же самое ли говорили духи твоему деду?

– Так говорит Ричард, – недоверчиво буркнул охотник.

– Я была там, я слышала духов собственными ушами. Ричард рвался в бой, но они запретили ему сражаться. Никто тогда не мог остановить Даркена Рала. Ричард погиб бы напрасно, а Даркен Рал сейчас властвовал бы над миром.

– Если бы ты не привела Ричарда к нам в деревню, Даркен Рал не стал бы его там искать.

Кэлен расправила плечи.

– Послушай, Чандален! Ты знаешь, кто я и в чем заключается мое призвание?

– Да. Ты, как и все Исповедницы, заставляешь людей бояться.

– Не только. Я стою во главе Совета Срединных Земель. Я представляю в Совете все народы, и благодаря мне племена, такие, как Племя Тины, сохраняют независимость.

– Мы можем и сами справиться.

– Это ты так думаешь. Твой дед был храбрым человеком, и вы победили джакопо, несмотря на то что их было впятеро больше. Однако оглянись, Чандален. Солдат, погибших здесь, было в сотни раз больше, чем всех людей Тины, включая женщин и детей. И все же они не устояли. А ты? Как ты думаешь, что произошло бы, если бы те, кто разорил этот город, решили захватить ваши земли?

Чандален молчал, переминаясь с ноги на ногу.

– Существуют народы, не имеющие своих представителей в Совете. Например, Племя Тины или бантаки. За них говорит Мать-Исповедница. Я защищаю ваше право жить по-своему и не позволяю никому зариться на ваши земли. Ты прав, меня боятся. И потому слушаются. А если бы не боялись, давно уже отняли бы у вас ваши владения. Ты сам видел местность, по которой мы шли. Для земледелия она почти не годится. А на ваших равнинах очень удобно выращивать хлеб и разводить скот. Ваши охотничьи угодья были бы выжжены и засеяны, чтобы менять урожай на золото. Даже такой храбрый и сильный воин, как ты, не смог бы защитить свой народ. Чужаки затопили бы вашу землю, как саранча, и ваша храбрость и сила оказались бы бесполезны. Защитники этого города были сильны и отважны; их было в сотни раз больше, чем вас, – и посмотри, что с ними стало. А ведь это всего один город. Есть много других, и они больше, чем этот. Быть храбрым не значит быть глупым, Чандален. Ты понимаешь, что здесь произошло. Долго ли, по-твоему, продержались бы твои воины против такой армии? Даже если бы каждый из вас убил бы не пять, а пятьдесят врагов, ничего бы не изменилось. Вас перебили бы так же, как вы перебили джакопо. Всех до единого! И только я, – Кэлен ткнула себя пальцем в грудь, – не позволяю этого сделать. Тебя никто не боится, зато все боятся меня и того Совета, который я представляю. В Срединных Землях немало благородных людей, готовых сражаться и умереть, защищая слабых. Те, кто погиб здесь, были из их числа. Они всегда поддерживали меня, когда я говорила, что сильная страна не имеет права отнимать землю у своего соседа только потому, что сосед слабее. Я стою во главе Совета Срединных Земель и слежу за тем, чтобы все жили в мире. По моему приказу объединенная армия выступит против любого, кто вздумает затеять войну. Да, я заставляю людей бояться. Но я заставляю их слушаться. Я не наслаждаюсь властью. Я использую ее, чтобы все народы Срединных Земель, в том числе и Племя Тины, оставались свободными и жили так, как они того пожелают. Люди, погибшие здесь, тоже сражались за это право. Они сражались за тебя и твое племя, хотя ты, возможно, никогда бы не узнал о крови, пролитой за твою свободу. – Ее пальцы стиснули воротник накидки. – А вы никогда не воевали за них – до тех пор, пока не пришел Даркен Рал. Но когда возникла угроза для всех, я пришла к вам вместе с Ричардом – просить помощи. Духи ваших предков поняли, за что мы сражаемся, и откликнулись на нашу просьбу. Впервые люди Тины пролили кровь во имя свободы и жизни всех народов Срединных Земель. Они в долгу перед Племенем Тины – но и вы тоже в долгу перед ними. Ричард-сХарактером рисковал жизнью ради твоего племени, Чандален, и потерял в этой борьбе тех, кто был ему дорог, так же, как и ты. На его долю выпали страдания, которых ты просто не в состоянии себе представить. – Она перевела дыхание и яростно продолжала: – Я заставляю людей бояться, чтобы ты по-прежнему имел возможность упорствовать в своей слепоте и упиваться своим упрямством. Мы с Ричардом спасли от гибели всех людей, населяющих Срединные Земли, включая и вас, людей Тины, – так неужели мы не заслужили если не помощи, то хотя бы простой благодарности?

Она замолчала. Чандален медленно отошел к перилам и пробежался пальцами по полированной поверхности. Когда он заговорил, голос его был непривычно мягок:

– Ты видишь во мне упрямца. И я в тебе тоже. Быть может, нашим отцам стоило научить нас тому, что люди часто делают то, что делают, не из упрямства, а оттого, что боятся за тех, кого обязаны защитить. Может быть, нам надо стараться видеть друг в друге не врагов, а людей, делающих все возможное, чтобы спасти свой народ.

Тень улыбки тронула ее губы.

– Возможно, Чандален вовсе не так слеп, как я думала. Боюсь, и мой взгляд должен стать острее, чтобы я смогла видеть в тебе человека чести, которым ты и являешься.

Чандален сдержанно улыбнулся и кивнул.

– Ричард-с-Характером неглуп, – сказал он и, перегнувшись через перила, поглядел вниз, на первый этаж, – если говорил, что выбрал бы Чандалена, чтобы Чандален защищал его спину в бою.

– Ты прав, – тихо сказала Кэлен. – Ричард не глуп.

– И к тому же он пожертвовал собой, став твоим мужем. Ведь если бы тебе пришлось выбирать мужа, ты, безусловно, выбрала бы мужчину из Племени Тины, потому что мы очень сильны. – В его голосе прозвучала гордость. – И, вероятно, ты выбрала бы меня, потому что тебе нужен сильнейший. Ричард спас меня.

– Очень жаль, что такая судьба представляется тебе столь ужасной, – с натянутой улыбкой сказала Кэлен.

Чандален подошел к ней. Некоторое время он смотрел ей в глаза, а потом начал развязывать ленточку на правом предплечье. Сняв костяной нож, он протянул его Кэлен.

– Дед будет горд, что защищает тебя, женщину Племени Тины.

– Чандален, я не могу его принять. В нем дух твоего деда.

Не обращая внимания на ее слова, он начал привязывать нож к левому предплечью Кэлен.

– Дух моего отца со мной, и со мной моя сила. Ты сражаешься за людей Тины. Дедушка хотел бы быть рядом с тобой в этой битве. Ты оказываешь ему честь.

Он завязал узел, и Кэлен гордо вскинула голову.

– Это большая честь для меня, Чандален.

– Это хорошо. Теперь твой долг – сражаться так же, как сражался мой дед, и защищать своих людей. Всех своих людей. – Он взял ее правую руку и приложил к ножу. – Поклянись, что всегда будешь верна этому долгу.

– Я уже поклялась защищать людей Тины и все народы Срединных Земель. Я сражалась и буду сражаться за всех вас.

Но охотник не отпускал ее руку:

– Поклянись Чандалену.

Она всмотрелась в его суровое лицо и сказала:

– Клянусь.

Чандален улыбнулся и заботливо поправил ее накидку, которую сдвинул, чтобы привязать нож.

– Когда Чандален увидит Ричарда-с-Характером, он поблагодарит его за избавление от участи стать супругом Матери-Исповедницы. Я желаю ему удачи, ибо он, как и я, защищает людей Тины. Так говорил Птичий Человек.

Кэлен подняла с пола накидку Чандалена.

– Надень. Я не хочу, чтобы ты замерз. Тебе еще предстоит проводить меня до Эйдиндрила.

Он кивнул и, накинув шкуру на плечи, вновь посмотрел на дверь.

– Кто-то побывал здесь после того, как враги ушли.

Кэлен нахмурилась:

– Почему ты так думаешь?

– Зачем ты закрываешь дверь после того, как осмотришь комнату?

– Из уважения к умершим.

– Когда мы пришли, двери были закрыты. Те, кто насиловал женщин, не стали бы этого делать. У них уважения нет. Двери закрыл кто-то другой, кто был здесь до нас.

Кэлен тоже поглядела на двери, взвешивая его слова.

– Наверное, ты прав. – Она покачала головой. – Они не стали бы закрывать двери.

Чандален снова перегнулся через перила, глядя на лестницу.

– Зачем мы здесь?

– Я должна была узнать, что стало с людьми.

– Ты видела это снаружи. Зачем мы пришли в этот дом?

Кэлен опустила глаза.

– Потому что я хочу узнать, убита ли королева.

Чандален посмотрел на нее через плечо.

– Она что-то для тебя значит?

– Да, – ответила Кэлен, чувствуя, как бьется сердце. – Ты обратил внимание на статуи у входа?

– Мужчина и женщина?

Кэлен кивнула.

– Женщина – это ее мать. Моя мать была Исповедницей. Мужчина – это отец королевы. Король Вайборн. Он был и моим отцом.

Чандален удивленно изогнул бровь:

– Ты – сестра королевы?

– Сводная сестра. – Собравшись с духом, Кэлен начала подниматься по лестнице. – Давай посмотрим, здесь ли она. Потом можно будет идти дальше, в Эйдиндрил.

У входа в королевские покои Кэлен остановилась, стараясь унять бешено колотящееся сердце. Она не могла заставить себя открыть дверь. В покоях стоял отвратительный смрад, но Кэлен не обратила на это внимания.

– Останься здесь, а я посмотрю, – предложил Чандален.

– Нет, – ответила Кэлен, – я должна увидеть своими глазами.

Она потянула за ручку, но дверь оказалась запертой. Впрочем, в замочной скважине торчал ключ. Кэлен коснулась обжигающе ледяного металла.

– Это и есть замок, о котором я тебе говорила, – сказала она и, вынув ключ, показала его Чандалену. – А это ключ. – Вставив ключ на место, она повернула его дрожащими пальцами. – Если у тебя есть ключ, ты можешь отпереть замок и открыть дверь.

Тот, кто запер дверь, сделал это из уважения к королеве.

Окна в королевской приемной были целы, и мебель – тоже. Впрочем, теплее от этого в комнате не было, зато воняло так, что Кэлен и Чандален едва не задохнулись.

Вся приемная была заляпана человеческими испражнениями. Они были повсюду: на коврах, на столах, даже в камине, не говоря уж о бархатных креслах и диванах.

Стараясь дышать сквозь мех на накидках, Кэлен и Чандален, осторожно ступая, прошли в королевскую опочивальню. Там было еще хуже – просто некуда поставить ногу. Здесь были измазаны даже стены, а на королевской кровати возвышалась целая зловонная пирамида. Если бы все это не замерзло, в комнате нельзя было бы находиться ни секунды.

Но трупов, к счастью, здесь не было. Королевы не было во дворце.

Список подозреваемых в голове у Кэлен сократился до одной строчки.

– Кельтонцы! – прошипела она.

Чандален был ошарашен.

– Зачем они это сделали? Разве они дети, не знающие, как себя вести?

Оглядевшись напоследок еще раз, Кэлен стрелой вылетела в коридор, снова заперла дверь и сделала наконец первый глубокий вдох.

– Это послание, – сказала она, отдышавшись. – Знак презрения к тем, кто здесь жил. И к людям, и к тому, что им принадлежало. Победители старались унизить побежденных всеми способами, которые могли придумать.

– По крайней мере твоей сводной сестры здесь нет.

Кэлен поправила накидку и потуже затянула ремешок на воротнике.

– Зато там есть это.

Она начала спускаться по лестнице и этажом ниже остановилась, чтобы еще раз взглянуть на закрытые двери. Чандален стоял рядом.

– Надо идти к воротам, – сказала Кэлен. – Приндин и Тоссидин, наверное, уже вернулись.

– Разве это не вызывает в тебе гнева? – Сам Чандален готов был взорваться от ярости.

Только сейчас Кэлен осознала, что на лице ее снова маска Исповедницы.

– Вряд ли мне стоит показывать свой гнев прямо сейчас. Но когда придет время, ты увидишь его, обещаю.